Она вытащила из ридикюля белоснежный батистовый платочек и быстрым аккуратным движением промокнула уголки глаз. Потом схватила стакан и решительно отхлебнула.
- А потом к нам в Баию приехал дон Луис…
Мария де Легисамо, в девичестве Малютина
Дом семьи Мендоза по праву считался самым роскошным в Баие, и сегодняшний прием должен был продемонстрировать всем, что табачные короли Бразилии, невзирая на страшный кризис, поразивший мир после «черной пятницы» на Уолл-стрит, по-прежнему крепко стоят на ногах. Белый зал, где ломились от яств длинные столы, освещался двенадцатью выписанными из Франции люстрами, каждая из которых представляла собой уменьшенную копию знаменитой люстры из парижской Grand Opera. Вдоль стен замерли тридцать лакеев, готовых по первому знаку прийти на помощь любому гостю. Посреди всей этой роскоши Маша чувствовала себя очень скованно.
- Не робей, Мари, - тихонько прошептал ей на ушко папенька.
- Ты должна произвести впечатление. А будешь стоять в уголке и трястись, как заячий хвостик, никто на тебя и не посмотрит.
«Ну и слава Богу», - подумала Машенька, и тут же устыдилась: как она может так думать, как смеет так подводить папеньку? Ведь он так заботится о ней, он столько денег потратил на ее праздничное платье, на ее украшения, на модистку и парикмахера… «Это твой первый бал,
- сказал папенька, - и ты должна быть на нем лучшей. Ты очень красива, доченька, почти как мама (тут его голос на мгновенье прервался), но сегодня ты должна быть ВЕЛИКОЛЕПНА. Понимаешь меня, Мари?»
Машенька понимала. Папеньке удалось невозможное: старый Пед-ру Альвареш возвысил его, сделал первым управляющим-непортугальцем в истории семьи, нарушив все существующие традиции. Но положение папеньки оставалось шатким - завистников в Бразилии было не меньше, чем в далекой снежной России, и он ужасно боялся вновь потерять все. Некоторое время папенька не без успеха играл на бирже, но кризис, потрясший мировую экономику, уничтожил все его капиталы. С тех пор он лелеял мечту выдать Машеньку за богача. Желательно за кого-нибудь из клана Мендоза. И когда Педру Альвареш объявил, что устраивает самый пышный прием в двадцатом столетии, папенька решил использовать свой шанс и разорился на платье, прическу и модистку.
Вот только Машенька самым позорным образом трусила и мешала осуществлению далеко идущих папенькиных планов.
- Иди, - незаметно подтолкнул ее папенька. - Вон там, видишь, собрались девушки? Твоя подружка Розалинда с ними, подойди и заговори с ней. А там, глядишь, молодые люди наконец наберутся смелости и пригласят вас на танец.
И Машенька пошла. Ей казалось, все на нее смотрят, и она так переживала, что поскользнулась на натертом воском паркетном полу и полетела носом вниз, судорожно пытаясь ухватиться за воздух. Но не упала - кто-то аккуратно поддержал ее за туго стянутую корсетом талию.
- Осторожнее, сеньорита! Я не знаю, куда вы торопитесь, но вряд ли это место находится под паркетом.
Машенька подняла глаза, в которых уже начинала скапливаться предательская влага. Перед ней стоял невысокий, начинающий лысеть мужчина лет сорока, немного похожий на римского патриция с рисунков Карлетти. В глазах мужчины бегали веселые искорки, и Машенька, разумеется, тут же решила, что он смеется над нею.
- Я благодарна вам, сеньор, за помощь, однако если бы вы убрали свою руку с моей… с моего платья, было бы куда лучше.
Мужчина немедленно исполнил ее просьбу и вежливо поклонился.
- Луис де Легисамо, к вашим услугам, сеньорита.
«Испанец, - подумала Машенька. - Говорят, они все такие жестокие. Не то что добряки-португальцы».
- Могу ли я просить вас оказать мне честь и составить пару в следующем танце? - снова блеснул глазами испанец.
Машенька гордо вскинула голову.
- Сожалею, сеньор, но следующий танец уже обещан, - это была беспардонная ложь, разумеется, но слова сами срывались у Машеньки с языка. - Позвольте пройти!
- Будьте же милосердны, - взмолился де Легисамо, изящно отступая в сторону. - Подарите мне танец после того, который вы так опрометчиво пообещали!
- Я подумаю, сеньор, - сказала Машенька, чувствуя себя настоящей королевой. - Возможно, я потанцую с вами.
И поплыла к Розалинде и ее подругам, уже ни капельки не беспокоясь о том, смотрит ли на нее старый Педру Альвареш.
Вышло все чрезвычайно удачно. Машенька два раза протанцевала с какими-то мелкими клерками и дождалась-таки своего испанца. Музыканты как раз заиграли аргентинское танго, совсем недавно получившее статус приличного танца, и де Легисамо закружил ее так, что Машенька даже забыла, ради чего она, собственно, явилась на бал.
- Я ослеплен вашей красотой, - шепнул ей Луис, когда она, переводя дыхание, приходила в себя после танго. - Ничего подобного я никогда не видел. Еще один танец, умоляю!
После третьего танца Машенька отчетливо почувствовала, что их пара становится предметом всеобщего внимания. Розалинда и ее подруги бросали на нее косые взгляды, папенька, обсуждавший с другими управляющими свои скучные дела, смотрел недоуменно, седые брови Педру Альвареша сердито наползали на переносицу. Но ей уже было все равно. К концу бала Машенька влюбилась. Ну, может быть, не совсем влюбилась, но увлеклась несомненно.
В следующее воскресенье де Легисамо нанес им визит. Позже Машенька узнала, что перед этим Луис пригласил папеньку в самый дорогой ресторан Баии, где между коньяком и десертом папенька выторговал себе недурное вспомоществование в виде ежеквартальных отчислений с продаж хлопка де Легисамо на бразильском рынке. Когда Машенька выяснила все эти подробности - не сразу, далеко не сразу! - ей стало ужасно неприятно. Показалось, что ее продавали и покупали, словно племенную кобылу. Возможно, это и стало первой трещинкой в их с Луисом отношениях - парадоксальным образом раздражение, поднявшееся у нее в душе, обратилось не на папеньку, который, собственно, и начал этот позорный торг, а на мужа, хотя понятно было, что влюбленный де Легисамо меньше всего думал о том, как бы не прогадать.
Может быть, думая о сделке, которую Луис заключил с ее отцом, Машенька просто не могла отделаться от мысли, что для ее мужа такие договоренности не внове. Ведь двадцать лет назад он пообещал отдать старому Мигелю Эспиноса величайшее сокровище своего рода в обмен на руку и сердце его дочери Глории.
- Одну минуту, - прервал Машеньку капитан. - Откуда вам стало известно о Глории? Ведь муж не делился с вами такими подробностями, верно?
Машенька отвела взгляд.
- Миранда мне рассказала. Я после этого так долго плакала! Ужасно жалко эту Глорию, но и меня ведь тоже жалко… Знаете, у меня такое чувство, что он до сих пор любит свою мертвую невесту, а я ему понравилась только потому, что чем-то ее напоминаю…
- Вы ничуть не напоминаете Глорию, - мягко возразил Анненков. - Я видел ее портрет у Луиса Ивановича в кабинете. Ничего общего. Если уж кто-то и похож на нее, так это Миранда.
Машенька сердито фыркнула.
- Миранда! Вот уж кто хорошо его понимает. Двоюродная сестра… Если б Луис не был ее кузеном, она уже давно бы меня со свету сжила. Верите?
- С пониманием, - кивнул Анненков. - Значит, вы здесь глубоко несчастны?
Машенька немедленно зарделась.
- Ну, не то чтобы совсем… Просто мне очень не хватает участия, ласки, любви… вы мужчина, потому не поймете. Вы можете жить хоть на необитаемом острове, и если у вас будет сеть, чтобы ловить рыбу, и печка, чтобы ее коптить, вы будете счастливы. А женщинам нужно куда больше… мы без этого не можем существовать…
- И все это вы получили здесь, в «Холодной горе», - утвердительно проговорил капитан. - Однако без участия вашего мужа.
Глаза сеньоры де Легисамо превратились в две колючие ледышки.
- Вам обязательно говорить гадости?
- Я всего лишь называю вещи своими именами, - поклонился Анненков. - Если вас это задевает, я готов принести свои извинения. Но я веду расследование и вынужден обходиться без светских условностей.
- Да, это ужасно, - сокрушенно вздохнула Машенька. - Сердечко пропало… Я всегда так называла его - сердечко. Луис так им дорожил, так дорожил…
- Если хотите, чтобы я нашел это «сердечко», отвечайте на вопросы, - посоветовал капитан. - Меня можно не стесняться, я здесь человек новый и вряд ли задержусь надолго… Итак, вы пытались намекнуть на то, что в поместье нашелся некто, заменивший внезапно охладевшего к вам мужа, так?
- Ну, допустим… но вы же не скажете об этом Луису? Анненков глубоко вздохнул. Когда он наконец смог ответить, голос его звучал спокойно и ровно, как обычно:
- Моя задача - отыскать пропавшую драгоценность. Если ради этого придется вытащить из пекла чертову бабушку - я это сделаю. Если для того, чтобы вернуть El Corazon, придется рассказать вашему мужу о вашей измене, я это сделаю. Другое дело, что я считаю подобный вариант весьма маловероятным. Вас это устроит?
- Ну, допустим… но вы же не скажете об этом Луису? Анненков глубоко вздохнул. Когда он наконец смог ответить, голос его звучал спокойно и ровно, как обычно:
- Моя задача - отыскать пропавшую драгоценность. Если ради этого придется вытащить из пекла чертову бабушку - я это сделаю. Если для того, чтобы вернуть El Corazon, придется рассказать вашему мужу о вашей измене, я это сделаю. Другое дело, что я считаю подобный вариант весьма маловероятным. Вас это устроит?
- Что ж, - Маша пожала худенькими плечами, - по крайней мере, честно. Да, Юрий Всеволодович, я действительно нашла здесь одного человека… впрочем, что значит: «нашла»? Я его и не искала вовсе. Это была встреча, вы понимаете, что это такое?
- Смею надеяться. И как долго продолжается весь этот треугольник? Пожалуйста, не лгите.
- С прошлого года. Луис, конечно же, кое о чем догадывается, но Миранда не дает ему скучать.
- И все-таки еще один вопрос я обязан вам задать. Постарайтесь ответить на него честно.
- Постараюсь, - с вызовом откликнулась Машенька. - Спрашивайте, господин сыщик!
- Почему вы так спокойно отнеслись к тому, что вашего мужа взяла в оборот Миранда?
На мгновение Машенька растерялась. Взглянула испуганным зайчонком, но быстро справилась с нахлынувшими эмоциями.
- А что я могла сделать? Она в «Холодной горе» не чужая, ее здесь все с детства знают и любят, а я выскочка, да к тому же иностранка. Ко мне тут не очень хорошо относятся… Мне даже казалось, что меня извести хотят… ну, убить. Там, в старом доме, так жутко, особенно по ночам… Я поэтому и попросила Луиса, чтобы для меня построили эту башенку.
- Это произошло до того, как у вас начались отношения с Николаем Александровичем?
Машенька сокрушенно вздохнула.
- Ну вот! А сами говорили, что не будете больше об этом спрашивать… Если вы хотите выведать, не для того ли я выпросила у мужа башенку, чтобы спокойно встречаться с Ником, то нет, не для того. Башню построили два года назад, через год после моего приезда в поместье. Можете спросить у Луиса, он помнит, какие у меня случались ночные кошмары, когда я ночевала в старом доме.
- Что за кошмары? - деловито поинтересовался Анненков. Маша передернула плечами.
- Ну, всякие… Огромные длинные коридоры, и топот за спиной - кто-то за мной гонится, но обернуться и посмотреть нельзя, иначе смерть… Зеркала, затягивающие, как омут… Огромные змеи, выползающие из-под старых кроватей… Туман, в котором шевелятся какие-то исполинские, ужасные тени…
- Очень интересно, - вежливо сказал капитан. - А здесь, в башенке, кошмары, стало быть, прекратились?
Машенька недоуменно кивнула - она как будто и сама была поражена таким результатом.
- Да, сразу же. Иногда я стелю себе кровать прямо на крыше, под плотным пологом, чтобы насекомые не налетали со всей долины на свет…
- А доступ в башенку есть только у тех, кто владеет ключами, не так ли?
- У меня, у Хуаниты - это служанка. И у дона Луиса. Но он сюда уже очень давно не заходит…
- Вы забыли Николая Александровича, - подсказал Анненков.
- Ну да. В общем, четыре человека. А почему вас это интересует?
Капитан пожал плечами.
- Потому что тот, кто похитил сокровище и убил индейца-официанта, возможно, попытается добраться до вас.
Сеньора де Легисамо побледнела. Анненков отметил про себя, что она вообще очень легко переходила из крайности в крайность - словно где-то внутри у нее было спрятано реле, мгновенно переключавшее эмоции.
- Зачем?
- Ну, хотя бы затем, что в поместье было два кристалла в форме сердца, верно? И один из них, изготовленный столичным ювелиром Лазарсоном, должен находиться у вас.
На этот раз Машенька даже не вздрогнула.
- А, эта подделка? И вы всерьез полагаете, что кто-то на нее польстится?
- Для начала мне не мешало бы на нее посмотреть, - заметил Анненков. - К тому же я ведь так и не сподобился увидеть настоящий El Corazon. Надо хотя бы на копию взглянуть.
- Что ж, - Машенька гордо вытянула шею и стала похожа на балерину, танцующую Маленького Лебедя. - Извольте. Я покажу вам…
Она поднялась с кресла, прошла мимо капитана, обдав его едва уловимым запахом цветочных духов, и скрылась в дальней комнате.
- Милая Маша, - крикнул капитан ей вдогонку. - Я совершенно не собирался вас обижать…
Из комнаты донесся резкий деревянный стук - видимо, Машенька дернула на себя ящик шкафа. Загремело что-то тяжелое.
- Где же эта стекляшка? - приговаривала сквозь сжатые зубы сеньора де Легисамо. - Я же точно помню, что она была в этой шкатулке… неужели… нет, неужели…
Прошло пять минут. В комнате по-прежнему стучали, швырялись вещами и ругались сквозь зубы. Наконец возня прекратилась и на пороге возникла Машенька - очень растерянная. В руках у нее был пустой деревянный футляр.
- Юрий Всеволодович, - с трудом произнесла она, не решаясь сделать шаг по направлению к Анненкову. - Юрий Всеволодович, кто-то украл ее… мою копию…
Капитан подошел к ней, мягко вынул из безвольной руки футляр, потом, деликатно подталкивая, усадил в кресло. Налил в стакан на два пальца виски.
- Пейте, - приказал он. - И постарайтесь взять себя в руки. Самое страшное вам уже не грозит.
Зубы Машеньки стукнули о край стакана.
- Что? - робко спросила она, глядя на капитана снизу вверх испуганным котенком. - Самое страшное?
- Убийца действительно был здесь, - успокоил ее Анненков. - И оставил вас в живых.
13.
- Вот что, старина, - сказал капитан, глядя в прозрачные голубые глаза Ланселота Стиллуотера. - Мне позарез нужен человек, который мог изготовить копию ключа от башни сеньоры Марии. Сдается мне, вы такого человека знаете.
Стиллуотер моргнул.
- Знал, - с нажимом произнес он. - Знал - так будет правильнее. Тот индеец, которого нашли в колодце… Я, честно говоря, сразу понял, кто это, хотя лицо у него и выглядело неважно. А говорить вам не стал, чтобы не отвлекать от поисков. Крестьян вы все равно допрашивать не смогли бы - они по-испански говорят с пятого на десятое. Пока вы сидели в башне, я навестил деревню, навел кое-какие справки. Звали его Хорхе, он у них был на все руки мастер. И слесарь, и механик…
- И официант, - задумчиво добавил Анненков. - Как выяснилось.
- Вот это как раз удивительно. Наряди официантом какого-нибудь крестьянина, дай ему в руки поднос - он ведь двух шагов пройти не сумеет. А Хорхе единственный из всей деревни жил когда-то в городе, в Трухильо, работал там в баре. Понимаете, к чему я клоню?
- Тот, кто подослал его ко мне с бокалом отравленного вина, прекрасно знал, что Хорхе справится со своей ролью. Это никак не мог быть человек со стороны, так?
Стиллуотер пощипал ус.
- Более того, это должен быть кто-то, очень хорошо знающий крестьян. К примеру, я помнил, что этот парень чинил в «Холодной горе» сломанные замки, но о том, что он подавал кружки в баре, узнал только сегодня, от старосты.
- А что за человек староста?
- Индеец как индеец, жуликоват, но в меру. Желаете с ним поговорить? Он, кстати, один из немногих деревенских жителей, кто хорошо говорит по-испански.
- Хотелось бы, - вздохнул капитан. - Вот только покидать поместье мне сейчас никак нельзя…
Англичанин оттопырил нижнюю губу.
- Я предусмотрел это и прихватил старосту с собой. Он сейчас на кухне со слугами. Уплетает хозяйскую ветчину.
- Черт возьми, - сказал Анненков почти растроганно. - Ланселот, иногда мне кажется, что вы читаете мои мысли раньше, чем они появляются у меня в голове!
Капитан уже успел убедиться, что туземцы по большей части выглядят почти одинаково - во всяком случае, на европейский взгляд. Небольшого роста, коренастые, жилистые, с короткими шеями и обожженными беспощадным горным солнцем коричневыми лицами. Все они носили черные или серые пончо и войлочные островерхие шапки. Староста исключением не был, разве что шапка у него оказалась цветастая, расшитая желтыми и красными нитями. Когда Стиллуотер и Анненков вошли в кухню, он торопливо вскочил с деревянной скамьи и низко поклонился, утирая тыльной стороной ладони жирный от снеди рот.
- Говоришь по-испански? - рявкнул Анненков на старосту, подходя к нему вплотную. Тот вздрогнул и вжал голову в плечи:
- Да, сеньор…
- Кто дал Хорхе форму официанта? Отвечай быстро, говори правду!
- Не знаю, сеньор…
Краем глаза капитан увидел, что слуги, с опасливым любопытством наблюдающие за допросом, стараются отодвинуться подальше.
- Ланселот, - сказал он по-английски, - закройте, пожалуйста, двери и проследите, чтобы никто не улизнул.
- Хорхе делал ключи для замков? - продолжал он допрос.
- Да, господин.
- Кто из господ в поместье заказывал ему ключи?
- Не знаю, господин…
- Врешь, собака, - капитан резко отбросил полу пиджака и расстегнул кобуру «Потапыча». При виде огромного пистолета глаза индейца испуганно расширились.
- Молодая сеньора, господин… Но это было давно…