— Троих довольно будет, — усмехнулся Карфа, — воин он — по всему видать — сильный, но куда ему против наших молодцов… Ты — троих, и я… троих. Да и здесь парочка найдется, кто в плечах покрепче и у кого в башке хмеля поменьше… только подмигни.
Договорив, Карфа и впрямь подмигнул соседнему столику. То же самое сделал и Грис. И тотчас двое неприметных оборванцев один за другим побрели к выходу из кабака, шатаясь и горланя при этом очень натурально.
Вскоре покинул «Серебряного льва» и Хаба. Уходил он, сгорбившись сильнее обычного, а у самого порога вдруг запнулся, словно хотел оглянуться. Но не оглянулся. Грохнула, захлопнувшись за ним, тяжелая дверь, навсегда отсекая когда-то легендарного душегуба от собратьев по ремеслу.
С той ночи больше никто Хабу не видел. Вполне вероятно, что он подался прочь из города и осел в лесной глуши, промышляя охотой на животных и случайных путников, где с годами окончательно озверел. А может быть, кто-то, таивший на него злобу, подстерег Хабу, лишенного теперь защиты Братства, и свел с ним давние счеты. А может, задремал хмельной старик под кустом, да обглодали его, бесчувственного, зубаны. Или, попросту хватив с горя лишка, свалился Хаба в сточную канаву и подох сам, без чьей-либо помощи. Никто не знал, как закончил свою жизнь Хаба, потому что никто и не думал искать его.
— Так что там этот старый пес про тряпки тявкал? — задумчиво выговорил Карфа, опустошив половину кувшина после ухода старика. — Мол, рукоять ими зря не заматывают?..
Грис выпучил глаза и замотал головой.
— Вот и я не понял, — хмыкнул Карфа, — совсем этот болван из ума выжил, сам не понимает, что несет. Главное — вот что. Чтоб не подумали уважаемые собратья, что этот верзила и нас сумел напугать — разберемся с ним по полной.
В молчании прошло еще несколько минут, в течение которых Грис от нечего делать сожрал целую миску сухарей, оставленных Хабой. А Карфа все сидел, потирая лоб, будто какая-то мысль не давала ему покоя.
— А если что пойдет не так, любезный друг, — медленно произнес он, — мы всегда сможем Гадхарда разбудить.
Видимо, Карфа сказал что-то совершенно неожиданное для Гриса, потому что тот вместо последнего сухаря прикусил глиняную миску.
— Надеюсь, мой любезный друг, до этого не дойдет, — вздохнул Карфа. — Хотя… кто знает… Этот пень Хаба, может, и сумасшедший, но чутье у него, прямо как у зверя дикого… В любом случае — у верзилы нет шансов. И еще… надо будет послать весточку страже, чтоб не торопилась, ежели какой шум услышит. Никто не должен помешать нам веселиться.
Карфа вдруг усмехнулся.
— Что нам король! — сказал он. — А, любезный друг? Что нам эти замшелые понятия о воровской чести? Новые времена — новые правила. Да если мы захотим, мы хоть завтра можем при дворе щеголять, а его величество даже не будет знать, кем мы были еще вчера… Так-то! Главное — нужных людей знать! Эх, любезный друг, я так рад, что судьба свела нас с Немым…
У Гриса вдруг вытянулась физиономия.
— Понял, понял… — закивал Карфа. — Ни слова никому о Немом… Конечно…
* * *Оттар покрутил в руке кувшин — на дне кувшина гулко плеснуло. Оттар усмехнулся и швырнул кувшин через плечо, нимало не заботясь о том, куда именно он полетит и не приземлится ли на чьей-нибудь макушке.
Великий Громобой! Подумать только, еще два месяца назад он с радостью пробежал бы сотню-другую горных лиг за одну-единственную кружку теплого, прокисшего, мутного — какого угодно, лишь бы самого настоящего пива! Это сейчас, когда он легко может позволить себе глотать пиво хоть целыми бочонками, грех было б опускаться до вспененных и нагревшихся подонков, если в любую минуту ему проще простого заполучить вкусный, крепкий и в меру охлажденный хмельной напиток.
Вот Рыжая Магда со стуком поставила перед ним очередной запотевший кувшин. Поставила и уютно шлепнулась Оттару на колени, тем самым решительно положив конец попыткам Колченогой Зары и Нады Кривой занять эту позицию. Зара и Нада, с двух сторон украдкой двигавшиеся по скамье поближе к Оттару, уставились на Магду ненавидящими взглядами и зашипели, как кошки.
Да что Зара и Нада! Одна хромая, при ходьбе переваливается с ноги на ногу, будто больная утка, а вторая с громадным молочного цвета бельмом на правом глазу… Вот Магда — совсем другое дело. Эх, Магда! Задница — как два пышных каравая, только что вынутых из печи, груди — упруго покачивающиеся при каждом движении мехи, налитые молодым вином, и при всем при этом великолепии — неожиданно тонкий змеиный стан… А ямочки на раскрасневшихся щеках! На щеках, которые нельзя не ущипнуть, как нельзя не куснуть неожиданно открывшееся в прогале листвы румяное яблочко. А ноги! Белые-белые — чуть шлепнешь, и на коже вспыхивают дразнящие пунцовые пятнышки. А руки!.. Но, пожалуй, больше всего Оттара волновала грудь рыжеволосой. Так и тянет опустить разгоряченное лицо в глубокий вырез, словно в пьянящую морскую волну…
Оттару только недавно исполнилось девятнадцать. И жизнь его складывалась так, что до прошлого месяца отведывать женской ласки ему не приходилось. Когда он прибыл в Дарбион, ему были не совсем понятны жгучие взгляды, которыми щедро осыпали его особы противоположного пола: от сопливых девчонок с цыпками на босых ногах до почтенных матрон, которым в пору на загривке закручивать палочкой дряблую кожу, чтоб она не болталась складками от щек и шеи до самой груди. Но это только поначалу. В первую же ночь, которую он провел в специально отведенных для него покоях дворца его величества Ганелона, подчинясь внезапно охватившему его невыразимому удушливо-горячечному чувству, он сгреб в охапку служанку, наклонившуюся, чтобы взбить ему постель… Сгреб-то сгреб, а что делать дальше — понятия не имел. Впрочем, служанка… как, бишь, ее звали?.. даже не растерявшись, мигом разъяснила все затруднения. С той самой ночи будто какой-то маленький демон поселился в светловолосой голове юного Оттара. О чем бы он ни думал, всякий раз мысли его сворачивали в ту укромную темь, где жаркими кольцами сплетаются мягкие тела, где пыхтят невиданные никогда ранее перины и прыскают в стороны сладкие нутряные стоны…
В помещении «Тошниловки» окон не было. И дверь, впуская и выпуская посетителей, отворялась все реже и реже — но одного мимолетного взгляда на посиневшую уже запорожную темноту Оттару вполне хватило, чтобы определить — до полного рассвета осталось совсем немного. Пора уже было покидать кабак. Оттар урвал бы еще пару минуток, чтобы подняться с Магдой наверх (что он проделывал уже дважды), но по взглядам окружающих (Братья напрасно думали, что юный северянин не замечает, как за ним пристально наблюдают) давно уже понял, что просто так ему уйти не дадут.
«Идиоты с пингвиньими мозгами! — тиснув напоследок Магду за пышный зад, подумал Оттар. — По их глазам и поведению можно читать мысли так же легко, как следы на свежем утреннем снегу!»
Если раньше он чувствовал только ненависть и густо смешанную с опаской угрозу, то теперь расслабленной уверенностью разило от воров так же явственно, как от него самого — крепким пивом. Надо думать, что за порогом «Серебряного льва» Оттара ждет сюрприз.
Оттар допил пиво; отправив кувшин в последнее путешествие до ближайшей стены, довольно отрыгнул и поднялся, предварительно переместив рыжую кабацкую прелестницу со своих колен на скамью. Магда, Зара и Нада всполошились. За то короткое время, которое понадобилось парню, чтобы швырнуть еще одну серебряную монету лохматому служке, уже спешившему к нему поправить наспинную перевязь, одернуть нательную рубаху под тяжелой кожаной курткой и пятерней расчесать жидкую боро-денку, он успел выслушать три полноценных признания в вечной любви, плавно переходящих в предложения руки и сердца с подробным перечислением всех видов имущества не только признающихся, но и их родственников.
В ответ на такое Оттар счастливо загоготал и потянул себя за реденькие усишки. Непонятно, как и почему, но женщины углядели в этом жесте нечто настолько обнадеживающее, что, будто завороженные, двинулись следом за парнем, видно намереваясь проводить его до самого дома — но у двери их остановили очень серьезные и вроде бы совершенно не пьяные здоровяки, из тех, кто пришел в кабак совсем недавно. Оттар, безусловно, должен был заметить это происшествие (тем более что Зара оглушительно заорала, когда ее, вздумавшую упираться, двинули кулаком по шее), но почему-то не заметил.
Парень вышел под светлеющее уже небо, на котором сонно моргали, угасая, звезды, и с хрустом расправил плечи. Узкий переулок, ведший на одну из центральных улиц, резко сворачивал через полдесятка шагов. Оттар на минуту остановился, повернувшись к стене, словно застигнутый желанием справить вполне понятную нужду, и прислушался. В предутренней тишине что-то ворохнулось за поворотом, металлически лязгнуло откуда-то сверху и чуть приоткрылась дверь кабака позади северянина.
«Прыгнут с крыши, — определил Оттар, — да из-за поворота встретят. А те двое, значит, сзади подскочат, когда для них время придет…»
Он едва удержался от улыбки. Великий Громобой, эти полудурки даже и представить себе не могут, с какими противниками ему приходилось иметь дело там, откуда он прибыл! Ну что ж, сейчас они получат отличный урок на тему, что жертву нужно выбирать более тщательно.
Услышав все, что хотел услышать, Оттар с удовольствием пожурчал. Затем не спеша завязал шнурки штанов и, беспечно насвистывая, двинулся вперед. Переулок был настолько узок, что обнажать длинный двуручник не имело смысла, поэтому он держал руки поближе к висевшим на ремне ножам — со стороны, впрочем, имея вид гуляки, вышагивающего уперев руки в бока.
До поворота оставался один шаг, когда под чьей-то осторожной ногой скрипнул деревянный настил крыши — как раз над головой Оттара.
— Началось, — предвкушая жестокую забаву, прошептал он.
* * *Грабитель не прыгнул с крыши — он с нее соскользнул, метя угодить Оттару на плечи. Но северянин с ловкостью, совершенно невообразимой для его крупного тела, ушел в сторону и, одновременно опустившись на колено, встретил нападавшего сильным секущим ударом ножа снизу вверх. Длинный кривой клинок распорол вора от низа живота до самого подбородка — как рыбу.
Оттар выхватил второй нож и, перепрыгнув через бьющееся в судорогах тело, стремительно ринулся вперед — низко нагнувшись, словно собираясь броситься в набегающую морскую волну. За поворотом его ждали двое. Впрочем, «ждали» — не совсем подходящее для этого слово. Появление парня именно в то мгновение, когда он появился, оказалось для них полной неожиданностью. Первый, очевидно, не успел ни понять, ни разглядеть ничего — только почувствовал, как мимо него мощно просвистел темный вихрь — а потом жизнь его, клокоча, хлынула на покрытую нечистотами землю — из глубокой рассечины, идущей наискось через живот.
Второй грабитель, держа перед собой обеими руками несуразно выкованный узкий меч, попятился назад, изо всех сил тараща глаза, чтобы уловить смысл в молниеносных движениях противника. Прежде чем он сообразил принять оборонительную позицию, пара кривых ножей северянина, с лязгом скрестившись на манер чудовищных ножниц, отсекла ему голову. Укороченное тело, брызжа черно-красными струями из среза шеи, еще несколько мгновений стояло прямо, а затем, будто лишившись костей, сразу обмякло и опустилось на землю.
Оттар вылетел на затопленную синей полутьмой улицу и всплеснул ножами, стряхивая с них капли крови. Позади него вспухали изумленные голоса и вразнобой стучали шаги. Спокойно ожидая преследователей, он деловито вытер кривые клинки о штанины и вложил ножи в ножны. Потом, когда шум приблизился, когда короткие пересвисты полетели с разных сторон — из соседних переулков, — он закинул руки за спину и освободил из ножен двуручник. Привычное, но все еще волнующее ощущение силы заставило его улыбнуться — так было всегда, когда в его руках оказывался этот меч, захваченный когда-то его отцом в одном из морских набегов во Вьюжном море и переданный ему в день его совершеннолетия. О, Андар Громобой, вот уже более двух месяцев прошло с тех пор, как Оттар в последний раз обнажал свой двуручник для битвы! Парень сорвал с рукояти тряпки, и последний луч умирающей Утренней Звезды сверкнул на навершии меча, выточенном в виде головы виверны.
На пустынную улицу высыпали Ночные Братья. Двое, показавшиеся слева, были вооружены короткими прямыми мечами, одинаково удобными для колющих и рубящих ударов; двое, что выбежали из переулка справа, в руках держали метательные ножи без рукоятей, на поясах же у них висели: у одного кривой ятаган с зазубренным, как у пилы, лезвием, а у второго бронзовая палица с острым трехгранным клином — такая палица называлась «вороний клюв» и была предназначена для битвы с облаченным в латы противником. «Клюв» легко пробивал любой до-спех, выкованный руками людей, и даже некоторые из доспехов, созданных в гномьих подземельях. Кроме того, из-за спины у вооруженного палицей вора выглядывал арбалет — это Оттар отметил особо.
Три ножа, брошенных один за другим, пролетели мимо Оттара — он не шелохнулся. Четвертый нож парень отбил коротким движением меча. И, шумно выдохнув сквозь хищно оскаленные зубы, взмахнул мечом над головой, разминая мышцы плеч и спины: пришло время славной рукопашной битвы.
Трое бросились на него одновременно. Тот, с «вороньим клювом», немного поотстал, укрываясь за спинами товарищей, чтобы наладить арбалет для выстрела. То, что произошло в следующий момент, ни он, ни троица, кинувшаяся в бой, никак не ожидали. Оттар шагнул вправо, присев на ногу, без усилий нанизал вооруженного ятаганом грабителя на длинный клинок двуручника и, словно крестьянин, бросающий вилами сноп соломы на скирду, швырнул нанизанного (безвольно болтающиеся ноги вора описали полукруг над камнями мостовой) в подбежавшую с другой стороны пару его товарищей, сбив обоих наземь.
Парень дал им подняться. Время, за которое легко можно было добить грабителей, он потратил на то, чтобы устрашающим взмахом окровавленного меча обратить в бегство обладателя «вороньего клюва». Вор, так и не сумев как следует прицелиться, выронил свой арбалет и пустился наутек. Когда Оттар, раздувая ноздри, обернулся, помятые грабители, растерянно переглядываясь, мелкими шажками отступали вдоль по улице. Оттар опустил меч. Преследовать этих болванов он не собирался. И так уже порядочно задержался.
Но из черного горла переулка, в котором располагался «Серебряный лев», вышагнул еще один громила, неся на руках, будто ребенка, огромную дубину, утыканную ржавыми гвоздями. А за ним еще двое, нисколько не уступающих размерами первому, — Оттар узнал в них тех, кто на пороге кабака задержал женщин, не дав им увязаться за парнем. Один из здоровяков поигрывал мечом (другая рука его была плотно замотана кожаным плащом, такое применение плаща в скоротечных городских драках успешно заменяло щит), а второй держал в руке толстую цепь с тяжеленным шипованным шаром на конце. Эта цепь с шаром называлась «утренняя звезда». В неумелых руках бесполезная, в руках опытного воина она являлась поистине страшным оружием.
Троица смотрелась сильно — особенно на фоне этих мелких подонков, компанию которых Оттар только что разогнал. Поняв, что настоящая драка ему только предстоит, северянин крякнул, мотнул головой и покрепче перехватил рукоять меча. Громила с «утренней звездой» углядел сверкнувшую голову виверны на навершии двуручника и быстро и тихо что-то сказал товарищам. Казалось, на мгновение бандиты замешкались. Но потом обладатель дубины заливисто свистнул, подавая кому-то знак, и трое, снова обретя уверенность, медленно двинулись на Оттара, по мере продвижения увеличивая расстояние между собой — явно намереваясь окружить парня.
Оттар отступил на шаг. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Парочка, уже собравшаяся бежать, приободрилась и, ощетинившись мечами, держалась теперь позади громил, словно шакалы в тени львов. Чуть поодаль маячил грабитель с арбалетом. Оттар улучил удобный момент и уже собрался броситься в первую атаку, как вдруг заметил на улице еще одного человека.
Северянин не успел его как следует рассмотреть, хотя с первого взгляда понял, что к Ночному Братству он никакого отношения не имеет — самый обычный прохожий в неприметной, запыленной одежде, с громадным тюком за плечами, которого какие-то неотложные дела выгнали из дома в такую рань. Только вот обычный прохожий, наткнувшись на пустынной улице на семерых вооруженных мужчин, способен лишь на одно действие — задать драпака и как можно быстрее. А этот человек бежать никуда не собирался. Он даже заинтересованно замедлил шаги.
Но долго рассматривать чудака Оттару было некогда. Вот-вот рассветет, а с первыми лучами солнца он должен быть во дворце. Следовательно, для того, чтобы утихомирить парней из Ночного Братства, времени у него было в обрез.
Издав боевой рык, испокон веков передающийся в его роду от отцов к сыновьям, Оттар прыгнул вперед на вооруженного дубиной громилу. Тот отпрянул, но северянин атаковал вовсе не его — это движение оказалось обманным. Неожиданным длинным боковым выпадом Оттар распорол бок держащемуся позади прочих бандиту с «утренней звездой». И в следующее мгновение крутнулся вокруг своей оси, едва успев расколоть мечом арбалетный болт, свистнувший в лицо…
Раненый, выронив цепь, со стоном повалился на мостовую. Бандиты одновременно с двух разных сторон кинулись на Оттара, тот свирепо осклабился, завращав над головой своим двуручником. Залязгала сталь о сталь, и еще раз брызнула кровь, и снова засвистели арбалетные болты — когда вдруг над спящими домами поплыл низкий и густой — совсем нечеловеческий — рев, шедший будто бы из самих черных подземных глубин.