Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице - Иван Ильичев 29 стр.

Погибшие члены семьи Анны Герман по отцовской линии:

Фридрих Герман (отец Евгения, родной дед Анны Герман) – в 1929 году был арестован и осужден на 5 лет лагерей. Умер в лагере близ Плесецка 6 мая 1931 года.

Анна Герман (в девичестве Баллах) (мать Евгения, родная бабушка Анны Герман) – умерла от тифа в 1923 году.

Фрида Герман (вторая жена Фридриха) – репрессирована как жена священнослужителя.

Давид Герман (брат Евгения, родной дядя Анны Герман) – умер от менингита в первой половине 30-х годов. Похоронен на немецком кладбище в Хайлигенбайле (ныне город Маммоново Калининградской области).

Рудольф Герман (брат Евгения, родной дядя Анны Герман) – был арестован и скончался в лагере (ориентировочно в 1939 году).

Годы сталинских репрессий пережили:

Вильгельм Герман (брат Евгения, родной дядя Анны Герман) – в 30-е годы бежал в Германию. Умер и похоронен в Германии в 1991 году.

Артур Герман (брат Евгения, родной дядя Анны Герман) – в 1939–1946 годах находился в заключении в лагерях, в 50-е годы жил и работал в Караганде, Алма-Ате, в 70-е годы – в Целинограде, последние годы жизни провёл в Германии в городе Мешеде. Скончался в декабре 2011 года в немецком городе Виттенберг.

Луиза Герман (сестра Евгения, родная тётя Анны Герман) – была осуждена, в 70-е годы жила в Казахстане в Целинограде, последние годы жизни провела в Германии.

Берта Герман (сестра Евгения, родная тётя Анны Герман) – в советские годы жила в село Солнцевка в Сибири (Омская область, Исилькульский район), организовала там хор запрещённой общины Евангельских христиан-баптистов.

Ольга Герман (сестра Евгения, родная тётя Анны Герман) – в советские годы жила в Луговом (Казахстан).

Рудольф Герман (сын Евгения от жены Альмы Герман, сводный брат Анны Герман) – работал в школе № 33 Ленинского района города Павлодар (Казахстан), скончался в 1985 году.

30 января 2007 года в Варшаве в возрасте 97 лет ушла из жизни пани Ирма Мартенс. При жизни так и не осуществилась её мечта опубликовать собственную книгу воспоминаний, в которой она хотела рассказать о своих фамильных корнях, о судьбе своей семьи и о своей знаменитой дочери. Такая книга вышла только в 2014 году в Варшаве. Она включила в себя воспоминания пани Ирмы, фрагменты её дневниковых записей.

Ирма Мартенс, мама Анны

Судьбу этой женщины нельзя назвать лёгкой. Опубликованные воспоминания говорят сами за себя и не нуждаются в дополнительных комментариях. И хотя в эту книгу вошли лишь избранные фрагменты воспоминаний, касающиеся в основном детских лет Анны Герман, жизни её семьи в СССР, в каждой строке читаются судьбы десятков тысяч «нерусских» семей, российских немцев, живших на территории СССР в страшные предвоенные и военные годы. Этих людей называли «спецпереселенцами», тысячи из которых бесследно исчезли в сталинских лагерях, а многие погибли на работах в трудовой армии.

Судьба большинства родственников Анны Герман в СССР оказалась трагической. Детство будущей великой певицы было наполнено горем, скитаниями, голодом, холодом и расставаниями с близкими людьми… Воспоминания матери Анны Герман – это воспоминания самого близкого и родного Анне человека. И это единственный источник, откуда мы можем почерпнуть историю детства великой певицы.

Эти воспоминания не только отражают саму эпоху, но и позволяют читателю проникнуться духом семьи Анны Герман, атмосферой, в которой она воспитывалась. Доброта, честность, скромность, духовность – качества, о которых говорят почти все герои этой книги – имеют свои корни. И эти корни – в семье Анны.

Мать Анны Герман происходила из голландского рода из Фризии, появившегося в царской России в середине XIX века. Предки Анны Герман по материнской линии – голландские меннониты, последователи религиозного течения, основателем которого был католический монах Менно Сименс (1496–1561 годы). Меннониты, оказавшиеся в России, образовали колонии на Днепре, на Дону, на Волге, в Сибири, на Кубани, в Средней Азии. Особенно благоволила к меннонитам царица Екатерина II, давшая им многие привилегии.

Ирма Мартенс родилась 15 ноября 1909 года в основанной меннонитскими переселенцами колонии Великокняжеское (на Кубани), в семье Давида и Анны Мартенс. В 1928–1929 годах Ирма работала учительницей в меннонитской деревне Редкая Дубрава в Сибири, в 1929–1933 годах училась в Одесском государственном педагогическом институте на отделении немецкой филологии литературного факультета, получив официальное право работать преподавателем немецкого языка и литературы в средней школе. В 1933–1934 годы Ирма работала в немецкой школе посёлка Цебриково (Одесская область).

В 1934 году в жизни семьи Ирмы наступили чёрные времена. Тому, что тогда творилось в СССР, трудно дать оценку. Спасаясь от преследования советской власти, лишившись возможности проживать в родном селе, Ирма вместе с матерью и младшей сестрой Тертой спаслась бегством в Среднюю Азию. В этом же году в узбекском селении Чимион она познакомилась с немцем Евгением Германом (Eugen Hermann). Боясь преследований и репрессий, Ирма и Евгений уехали в город Ургенч, почти на границу Узбекистана и Туркменистана, где она устроилась работать в среднюю школу им. Н. К. Крупской, а он – бухгалтером на хлебозавод…

Далее предоставляем слово самой Ирме…

И. И.

«Я пишу о своей семье, об Ане, о нашей жизни. Пишу не для славы, таких историй уже рассказано немало. Время было страшное, о нём сейчас могу сказать так: это был государственный террор против народов, населявших Россию».

«Воспоминания мои отнюдь не радостные, а если и есть в них радость, то её блеск настолько слаб, будто это солнечные лучи, закрытые тяжёлыми тучами или окутанные мглой».

Отец Анны

Ирма Мартенс и Евгений Герман, Ургенч, 1936 год

…Евгений Герман… Это был высокий, стройный, красивый мужчина с серо-голубыми глазами и вьющимися тёмными волосами. Он был хорошо сложен, характер имел спокойный, был уважаем в обществе. Владел несколькими языками, был очень начитан. Знал наизусть много стихов, играл на скрипке, гитаре и мандолине. Будучи человеком глубокой веры, Евгений некогда был регентом в евангелическом хоре. Познакомившись, мы общались между собой на трёх языках: на пляттдойч, на немецком и на русском. Нас многое объединяло.

Нашу непростую жизнь зачастую украшала музыка, мы устраивали домашние концерты: Женя играл на мандолине, я на гитаре, и мы вместе пели старую немецкую песню:

Однажды Женя поведал мне, что убежал с Донбасса на Украине, где его фамилия оказалась в «чёрном списке». В Средней Азии хотел найти покой и безопасность…

Жили мы очень скромно, много работали, но нам было хорошо вместе. Хотелось надеяться, что никто не узнает о причинах бегства Евгения в Среднюю Азию. Но счастье и желанный покой не были долгими…

Во времена сталинского всевластия и провокаций каждый житель в СССР мог быть признан виновным. Мы жили, ощущая эту опасность. И тогда мы решили уехать туда, где нас никто не знает – далеко, далеко! Забрав мою маму и сестру, мы поехали в Ургенч, где после службы в армии работал зоотехником мой младший брат Вильмар.

Найти жильё там было невозможно, поэтому мы сняли комнату в глинобитном домике с окном в потолке. Это жильё было очень неудобным, но мы радовались тому, что были вместе, и думали, что находимся в безопасности.

Появление Анны на свет

14 февраля 1936 года у нас родилась дочка. Мы ей дали имена Анна и Виктория. Нашей радости не было конца. Анечка родилась большим и здоровым ребёнком. В роддоме её положили возле меня на кровати, покрыв головку белой косынкой. Из больницы я написала маме записку: «Она выглядит как маленькая колхозница». Всю одежду для ребёнка сшила моя мама, о коляске тогда и не думали.

Через несколько дней приехал Евгений и забрал нас в новый лучший дом. Он тоже был глинобитный, но зато с нормальными окнами. Хорошо помню тот дождливый и пасмурный день, когда я всю дорогу укрывала Анечку от дождя. В зимнее время в тех краях особенно дождливо. Так началась наша новая жизнь.

Вскоре я вернулась на работу. Мне во всём помогала мама – счастье моей жизни и помощь в каждом деле. Мама приносила Анечку в школу, чтобы я могла её накормить. Она носила её на руках, закрывая пелёнкой от солнца и ветра. Моя любимая мама, без тебя я бы не справилась с трудностями жизни! Когда мама заходила в школу, узбекские дети кричали: «Опа! Опа! Ойингиз кельды! Сизнинг кизингиз джуда чиройли!» («Сестра! Сестра! Ваша мама пришла! Ваша дочка очень красивая!»).

Вскоре я вернулась на работу. Мне во всём помогала мама – счастье моей жизни и помощь в каждом деле. Мама приносила Анечку в школу, чтобы я могла её накормить. Она носила её на руках, закрывая пелёнкой от солнца и ветра. Моя любимая мама, без тебя я бы не справилась с трудностями жизни! Когда мама заходила в школу, узбекские дети кричали: «Опа! Опа! Ойингиз кельды! Сизнинг кизингиз джуда чиройли!» («Сестра! Сестра! Ваша мама пришла! Ваша дочка очень красивая!»).

Через несколько месяцев мы снова переехали в новое жилище, на этот раз построенное мужем и братом во дворе пекарни, где работал Евгений. Наши дни в Ургенче были довольно спокойными, но местный климат не подходил Анечке: летом там было очень жарким, солнце сильно нагревало глину и песок.

Пришло жаркое лето 1937 года. Аня заболела, ей было полтора года. Я вынуждена была поехать с ней в Ташкент лечиться. Мы собрались всей семьёй, с нами поехал и мой брат Вильмар. Диагноз врача – тиф! От Анечки оставался уже один скелетик. Нужно было оставаться с ребёнком в Ташкенте. Мы наняли жильё в старой части города у узбека. Когда хозяин увидел Аню, он сказал: «Это точно тиф, сейчас принесу вам лекарство». Он дал мне плод граната, шкурку которого по его рецепту нужно было залить тремя стаканами воды и варить, пока не останется один стакан. Этот напиток мы давали пить Ане. Мама сделала всё, как сказал доктор, а ещё она выжимала сок из маленьких виноградин и давала Ане, которая пила его с удовольствием. Потихоньку доченька начала выздоравливать, и у нас затеплилась надежда! Вскоре Аня уже попросила еду – она была голодна.

Ирма и Евгений с дочерью Анной и бабушкой Анной Мартенс, 1936 год

Евгений и Вильмар собрались обратно в Ургенч, мы попрощались, будучи уверенными в том, что скоро они переедут к нам в Ташкент насовсем. К тому времени, сентябре 1937 года, я получила работу в средней школе № 42 им. В. И. Чапаева.

Арест Евгения и Вилъмара

Когда Евгений и Вильмар вернулись в Ургенч, там началась волна репрессий. Обоих арестовали. Боже мой! Боже! Чёрные тучи нависли над нами! Как же страшно и печально мне тогда было. Я ждала в ту пору второго ребенка, еле ходила.

«Я не зарабатываю столько, чтобы мы прожили вчетвером. Я должна была продавать то, что ещё оставалось… Мама, что же будет дальше? – Господь нам поможет, не убивайся так, ты же беременна…»

«Хожу по управлениям, уже на последнем сроке беременности. Где Евгений? За что? В коридоре висит список в алфавитном порядке: когда и кто может встретиться с прокурором и узнать о судьбах арестованных…»

Я пошла к прокурору, тяжело дыша, вот-вот должна была родить. Может, хоть здесь услышу хорошую весть об арестованных? Я спросила, где мой муж Евгений Герман и брат Вильмар Мартенс. В ответ услышала:

– Ваш муж сослан на десять лет без права переписки.

– За что? За что?!

Мне не ответили…

– Я могу к нему поехать?

– Нет…

О судьбе брата тоже не узнала ничего конкретного. Позже оказалось, что тот приговор был, по сути дела, смертным приговором. В паспорте Евгения было написано, что он родился в Польше, в городе Лодзи – и этого факта хватило, чтобы его арестовали и расстреляли. В тот момент, когда я была у прокурора, Евгений уже был мёртв…

Я еле дошла домой после визита к прокурору. Рассказала маме и сестре о состоявшемся разговоре. Никто не задал ни одного вопроса. Так мы и сидели, молча вчетвером, убитые горем. Положение было безвыходное, мы не представляли себе, каким будет завтрашний день. И упаси боже кому-то пожаловаться: мы были абсолютно бесправны!

Фридрих – брат Анны

26 февраля 1938 года. Опоздавшая карета «Скорой помощи» везла меня в больницу. Маме разрешили ехать со мной. Не успели мы отъехать, как пришлось остановить машину – начались роды. Я родила сына прямо на улице. Это была огромная радость! Сын родился крупным и здоровым мальчиком, весил больше четырёх килограммов. Мы дали ему имя Фридрих. Увы, Евгений так и не узнал, что у него родился сын. Позже мы шутили, что, когда сынок пойдёт в армию, должен будет написать в анкете: «Родился в Ташкенте на улице». Биография в СССР всегда должна была быть очень подробной.

Москва слезам не верит

Однажды я услышала, что в Москве есть контора, где можно попытать счастья – узнать информацию об арестованных со всего СССР. Я представила себе огромный дом, где находится картотека сведений о миллионах арестованных, сосланных и расстрелянных. Я решила поехать в Москву, оставив двух своих малышей под опекой мамы и сестры. Конечно же, я ничего там не узнала… «Вы из Ташкента? Там и ищите!».

На обратном пути в поезде я разговорилась с проводницами, угостившими меня чаем и хлебом. «Не плачь, – сказали они мне, – ты молода, а Москва слезам не верит. Разве ты не знаешь этого? Приезжай к нам в Сталинск (ныне Новокузнецк. – Прим. авт.). Вокруг тайга и недалеко оттуда лагерь на 18 000 заключённых. Может, и твои там? Пойдёшь и узнаешь!».

Вернувшись домой, я рассказала об этом маме и сестре, и мы решили все вместе поехать в Сталинск. К тому времени мой сын начал болеть, сказывался местный климат: в Ташкенте летом было очень жарко! В августе 1939 года я уволилась с работы, взяла детей, маму и сестру и поехала в Сибирь искать мужа и брата.

Сибирь. Лагерь. Поиски

Чем дальше мы уезжали от жарких районов Узбекистана и Казахстана, тем лучше чувствовал себя мой сыночек. Какое счастье, что и Анечка была вполне здорова! Возле Новосибирска Фридрих начал улыбаться!

Приехали мы в маленький городок Осинники, я устроилась на работу в школу № 30. Удалось найти и жильё – две комнаты и общая кухня. Мы жили вместе с семьёй местного машиниста.

Нужно было ехать в лагерь как можно скорее, пользуясь коротким летом. Специальная железнодорожная ветка шла через тайгу, поезд состоял из паровоза и одного вагона. На конечной станции (как и всю дорогу) я не увидела ни одной постройки. От поезда в лагерь была лишь проложена дорога. В канцелярию лагеря я пришла с посылкой. Разговор был коротким, официальным: «Если ваши действительно в лагере, то посылку передадим, а свидания не получите! Всё!».

Я, боясь проронить даже слово, бесцельно бродила по территории, не зная, что дальше делать. Тут я встретила мужчину, который поинтересовался, кто я и что тут делаю. Наверняка он подумал: какая же она наивная, ещё чего-то здесь ищет! Я рассказала ему, зачем приехала, на что он ответил: «Я своё уже отсидел, вызвал жену из Крыма и работаю здесь. Я помогу вам увидеть списки сосланных».

В большом волнении я ждала вестей от него, и наконец он пришёл: «Ваш брат Вильмар Мартенс находится в восьмой колонии, а Евгения здесь нет. Если есть деньги, я могу привезти вашего брата в центр лагеря, а вы придёте туда под видом санитарки».

Слава Богу, я не решилась на это. Я не смогла бы хорошо сыграть эту роль, была слишком молода для такой «конспирации»: увидев брата, я бы заплакала, меня бы оставили там лет на десять и обвинили бы в шпионаже. Да и тот человек пошёл бы из-за меня на второй срок…

Мама очень обрадовалась, что её сын жив, и, когда настала зима, она сама поехала в лагерь с посылкой для Вильмара. Ей, как и мне, свидания не дали…

«… Я работала в школе, было очень тяжёлое время. Толпы людей стояли в очередях, в школьном буфете я покупала булочки детям… Так и протекала наша жизнь. Зимой было минус 30 градусов; мама ещё раз поехала в лагерь в надежде всё-таки увидеть своего сына. Но нет, добрый мужичок крикнул в окошко: „Мать, свидания не получишь! Уезжай! А посылку передадим!“».

Ирма с мамой и детьми Аней и Фридрихом в Осинниках

Новый год в школе в Осинниках

Пришёл 1940-й год. Новый год встречали в школе. В центре большого класса физики и химии нарядили прекрасную ёлку. Я пришла на праздник с моими малютками. Посадила их вместе: пусть любуются нарядной ёлкой со светящимися гирляндами, пусть слушают, как поют другие дети! В одну из таких минут Аня обняла своего братика и поцеловала. Моё сердце сжалось. Боже мой! Мои сироты! Подумала о Евгении: «Любимый! Тебе не суждено увидеть своих детей!». А они были весёлые и радостные в тот вечер. Смеялись и баловались, не зная, что их ожидает впереди!

Смерть Фридриха

Весной 1940 года мама, взяв Анечку и Фридриха, поехала обратно в Ташкент. Я с сестрой Гертой осталась в Осинниках: нужно было доработать до конца учебного года. Расставаясь с детьми, я думала, что в Ташкенте им будет лучше.

Но в Ташкенте дети заболели скарлатиной, их забрали в больницу. Я получила телеграмму от мамы: «Срочно приезжай, дети больны». Пришлось немедленно уехать, не получив разрешения в школе. Всю дорогу меня не покидали мрачные мысли, я всё время думала о состоянии моих детей. Через пять дней я приехала в Ташкент. Когда вошла в дом, увидела только Анечку. Мама в слезах прокричала: «Сыночек умер!».