Макс занимался уборкой. Мистер Чипс сидел у него на плече и давал советы, когда из отсека, где находилась его клетка, донесся пронзительный крик:
— Мистер Чипс! Чипси! Где ты?
Маленькая обезьянка насторожилась и повернула голову. И тут в дверях появилась молодая девушка; Мистер Чипс восторженно взвизгнул: «Элли!» — и прыгнул в ее объятия. Пока они обнимались, Макс смотрел на девушку. Шестнадцать, подумал он, или семнадцать. А может быть, даже восемнадцать лет, — как можно быть уверенным в возрасте женщин, когда они проводят столько времени перед зеркалом, занимаясь своей внешностью? И все-таки девушку нельзя было назвать красавицей, да и выражение ее лица ничуть не способствовало этому.
Девушка повернулась к Максу.
— Чем это вы занимаетесь с Чипси? Отвечайте!
Тон вопроса сразу не понравился юноше.
— Веду уборку помещения, — резко ответил он, — и прошу не мешать мне. — Макс наклонился и продолжал мести пол.
Девушка схватила его за руку и повернула к себе.
— Я вас спрашиваю! Отвечайте! Или… или я обо всем расскажу капитану!
Макс медленно сосчитал до десяти, затем, чтобы окончательно успокоиться, вспомнил первые десять семизначных логарифмов.
— Вы имеете на это полное право, мадам, — произнес он нарочито небрежно, — но сначала скажите, как вас зовут и что вы здесь делаете? Мне поручено следить за порядком в этих помещениях, и я несу ответственность за животных, являясь в данном случае представителем капитана. — Юноша правильно процитировал соответствующие статьи космического кодекса, хотя связь между ними была весьма натянутой.
На лице девушки появилось изумленное выражение.
— Я… я — Элдрет Кобурн! — выпалила она, словно это должно было быть известно каждому.
— И что вы здесь делаете?
— Пришла навестить Мистера Чипса, разумеется!
— Тогда все в порядке, мадам. Вы имеете право навещать своего питомца и оставаться с ним некоторое время. — Макс дословно цитировал отрывок из инструкции. — Затем заприте его в клетке. Не беспокойте остальных животных и не давайте им никакой пищи. Таков приказ капитана.
Девушка открыла было рот и тут же прикусила губу. Обезьянка переводила взгляд с одного лица на другое и прислушивалась к разговору, смысл которого выходил за пределы ее понимания, хотя она несомненно чувствовала неладное. Неожиданно Мистер Чипс протянул лапку и взял Макса за рукав.
— Макс, — трогательно произнесла обезьянка. — Макс!
И снова на лице девушки появилось изумление.
— Вас так зовут?
— Да, мадам. Макс Джонс. Думаю, что он пытается представить меня. Правда, дружище?
— Макс, — твердо заявил Мистер Чипс. — Элли.
Элдрет Кобурн опустила взгляд, затем посмотрела на Макса со смущенной улыбкой.
— Вы, по-видимому, успели подружиться. Пожалуй, я погорячилась. Это мой большой недостаток.
— Ничего страшного, мадам. Думаю, вы не хотели оскорбить меня.
Голос юноши звучал все еще непримиримо, и девушка поспешно продолжила:
— Нет, я знаю, что разговаривала с вами недопустимо грубо. Извините меня — я всегда прошу прощения слишком поздно. Дело в том, что я увидела открытую дверцу в клетке Мистера Чипса и страшно испугалась. Я подумала, что он убежал.
Макс нехотя улыбнулся.
— Понимаю, мадам, и ничуть не виню вас. Вы действительно очень испугались.
— Вот именно — очень. — Девушка посмотрела в лицо юноше. — Чипси зовет вас Максом. Можно и я буду так называть вас?
— А почему нет? Все так зовут меня — это мое имя.
— А вы называйте меня Элдрет, Макс. Или просто Элли.
Девушка играла со своей обезьянкой, а Макс заканчивал уборку зверинца. Наконец она неохотно произнесла:
— Пожалуй, мне пора идти, иначе меня хватятся.
— Вы будете приходить к нам?
— Ну конечно!
— Гм… мисс Элдрет…
— Элли!
— Можно задать вам вопрос? — спросил Макс. — Может быть, это не мое дело, но почему вы так долго не приходили к Мистеру Чипсу? Обезьянка так скучала. Он думал, что вы бросили его.
— Не он, а она.
— Что?
— Мистер Чипс — девочка, — ласково сказала Элли. — Такую ошибку мог сделать кто угодно. Потом уже было поздно, потому что изменение имени запутало бы бедную обезьянку.
Крохотная обезьянка повернула веселое личико к мисс Кобурн и повторила:
— Мистер Чипс — девочка. Конфетку, Элли!
— В следующий раз, милая.
Макс в душе сомневался, что имя имеет какое-нибудь значение, потому что ближайшая паукообразная обезьянка находится в нескольких световых годах от корабля, но решил не поднимать этот вопрос.
— Вы не ответили мне, — напомнил он.
— А… Я была так рассержена, что готова была кусаться. Они не пускали меня.
— Кто «они»? Ваши родители?
— Нет. Капитан и миссис Дюмон.
Макс пришел к выводу, что получить от девушки вразумительный ответ ничуть не легче, чем от Мистера Чипса.
— Видите ли, меня доставили на борт корабля на носилках — какая-то лихорадка или пищевое отравление. Вряд ли это серьезно угрожало моему здоровью, потому что я крепкая. Но они заставили меня лежать в постели, а когда врач разрешил вставать, миссис Дюмон запретила спускаться ниже палубы «В». По ее мнению, это неприлично.
Макс мысленно согласился с этим; он уже убедился, что некоторые сослуживцы были грубыми и невоспитанными, хотя и сомневался, что они осмелятся побеспокоить юную девушку. Еще бы, капитан Блейн мог просто выбросить нарушителя за борт — и без космического скафандра к тому же.
— Так что мне пришлось улизнуть. Сейчас, наверное, меня уже ищут. Нужно возвращаться.
Это совсем не понравилось Мистеру Чипсу; обезьянка прижалась к девушке и отчаянно зарыдала, время от времени замолкая, чтобы вытереть слезы крохотными кулачками.
Макс посмотрел на Элдрет извиняющимся взглядом.
— Думаю, это я избаловал его. То есть ее.
И юноша объяснил, как возникла церемония укачивания обезьянки.
— Но мне действительно нужно возвращаться, — растерялась Элдрет. — Что же мне делать?
— Давайте посмотрим, может быть, он… она пойдет ко мне на руки.
Мистер Чипс радостно перепрыгнула из одних объятий в другие. Элдрет погладила обезьянку и убежала, а Максу пришлось ходить с Мистером Чипсом дольше, чем обычно, пока она не уснула. Макс подумал, не поддаются ли паукообразные обезьяны гипнозу — ритуал укачивания Мистера Чипса становился чересчур монотонным.
Элдрет пришла на другой день в сопровождении дуэньи — миссис Дюмон, не сводившей с Макса недоверчивого взгляда. Юноша был с ней вежлив и, обращаясь к Элдрет, называл ее «мисс Кобурн». День спустя девушка пришла снова, на этот раз одна. Макс посмотрел на нее и с удивлением спросил:
— А где сопровождение?
— Мадам Дюмон поговорила с мужем, — хихикнула Элдрет, — а тот вызвал вашего босса-толстяка. Они посоветовались и пришли к выводу, что вы настоящий маленький джентльмен, совершенно неопасный. Как вам это нравится?
Макс задумался.
— Вообще-то я убийца и расчленяю свои жертвы топором, но сейчас у меня отпуск.
— Приятно слышать. А что это у вас?
Перед юношей стояли трехмерные шахматы. Макс играл в них со своим дядей, поскольку все астрогаторы увлекались этой пространственной игрой. Прибыв на «Асгард», Макс сразу увидел, что в трехмерные шахматы играют кое-кто из вычислителей и программистов. Поняв, что у него найдутся партнеры, юноша из своих чаевых купил в корабельной лавке дешевый комплект. У этих шахмат не было сигнальных лампочек или устройства для дистанционного управления. Они представляли собой всего лишь прозрачные плоскости и фигуры, штампованные, а не резные. Но и так можно было заниматься этой увлекательной игрой.
— Это геометрические шахматы. Видели когда-нибудь?
— Да. Но я не знала, что вы умеете в них играть.
— Почему? Играете в обычные шахматы — на одной плоскости?
— Доводилось.
— В принципе это одно и то же, только в пространственных шахматах больше фигур, и передвигаются они еще в одном измерении. Смотрите, как просто.
Девушка села перед Максом на палубу, скрестив ноги, и он стал объяснять:
— Вот грузовые роботы… пешки. Они могут превратиться в любую фигуру, как только достигнут края. Эти четыре — звездные корабли, лишь им разрешается делать необычные ходы; они похожи на коней в обычных шахматах. Звездным кораблям можно перемещаться из одного измерения в другое, переходя на другой уровень, причем переход должен быть связан вот с этим… и с этим. А вот имперский флагманский корабль; ему необходимо сделать мат, чтобы одержать победу. Далее…
Макс и Элдрет сыграли разок, чтобы потренироваться. Самое активное участие в игре принимала Мистер Чипс, которой нравилось передвигать фигуры, не обращая внимания на то, чей ход.
Макс и Элдрет сыграли разок, чтобы потренироваться. Самое активное участие в игре принимала Мистер Чипс, которой нравилось передвигать фигуры, не обращая внимания на то, чей ход.
— У вас получается совсем неплохо, — заметил юноша.
— Спасибо.
— Правда, настоящие игроки пользуются четырехмерными шахматами.
— А вы?
— Знаете, нет. Однако надеюсь когда-нибудь научиться. Нужно только не забывать про еще одно пространственное измерение. Мой дядя играл совсем неплохо. Он даже собирался научить меня, но не успел.
И неожиданно для себя самого Макс рассказал о дяде, однако вовремя сумел удержаться и не пожаловался на то, как был разочарован.
Элдрет взяла одну из фигур — звездный корабль.
— Скажи, Макс, — девушка внимательно посмотрела на него, — мы ведь скоро совершим первый прыжок через гиперпространство, правда?
— Который теперь час?
— Сейчас посмотрю… Уже шестнадцать часов двадцать одна минута. Как быстро бежит время. Мне пора.
— Если верить расчетам вычислителей, осталось тридцать семь часов и семь минут.
— Гм… по-видимому, ты разбираешься в этом. Ты не мог бы сказать мне, что при этом произойдет? Я слышала, как астрогатор за нашим столом говорил о прыжке, но ничего не поняла. Значит, мы вроде ныряем в космический водоворот, верно?
— Нет, не в космический водоворот. Это глупое выражение — космос не искривляется, если не считать те места, где математическое число «пи» не равняется 3,1415926535897932384624338327 и так далее, как будто внутри атомного ядра. Но мы летим по направлению к месту, где пространство по-настоящему плоское, а не слегка искривленное, как это случается рядом со звездой. Аномалии всегда плоские, иначе они не смогут совместиться, стать конгруэнтными.
На лице девушки появилось озадаченное выражение.
— Какими-какими?
— Послушай, Элдрет, как у тебя с математикой?
— У меня? Не сумела справиться с неправильными дробями. Мисс Мимси очень на меня сердилась.
— Что это за мисс Мимси?
— Это директор школы для молодых дам, так что я, как видишь, сохраняю полную объективность. — Девушка состроила забавную гримасу. — Но ведь и ты говорил мне, что учился всего лишь в сельской средней школе и даже не сумел закончить ее.
— Это верно, но я многому научился у своего дяди. Он был великим математиком. Его именем не названы теоремы, и все-таки он был великим математиком, по-моему. — Макс сделал паузу. — Я не знаю, как это тебе объяснить; необходимо прибегнуть к уравнениям. А, придумал! Ты можешь дать мне этот шарф?
— Да, конечно, — Элдрет сняла с шеи шарф.
Он представлял собой тонкую ткань с напечатанным фотоспособом изображением Солнечной системы — сувенир празднования юбилея Солнечного Союза. В середине шарфа виднелось Солнце с расходящимися лучами, окруженное орбитами планет Солнечной системы, да еще с несколькими пролетающими кометами. Масштаб был очень приблизительным, и шарф был совершенно бесполезен в качестве структурной модели, но ничего лучшего у Макса не было. Юноша расправил шарф и показал пальцем:
— Вот Марс.
— Ты прочитал название, — хихикнула Элдрет. — Пытаешься провести меня, да?
— Помолчи минуту. А вот Юпитер. Чтобы попасть с Марса на Юпитер, нужно пролететь отсюда сюда, правда?
— Разумеется.
— Но если я сложу шарф так, что Марс окажется прямо на Юпитере? Что помешает тебе просто шагнуть с одной планеты на другую?
— Да ничего, по-моему. Но то, что получается с шарфом, не выходит в действительности. Ты согласен?
— Да, особенно вблизи звезд. Но стоит удалиться от звезды на порядочное расстояние, принцип действует великолепно. Видишь ли, в этом и заключается аномалия, — когда пространство сложено и расстояние полностью исчезает.
— Значит, космос искривлен.
— Нет, я тебе говорю! Смотри, я всего лишь сложил твой шарф. Я не растянул его и не нарушил его форму, даже не смял. Вот и космическое пространство точно такое же — оно сжимается подобно комку ненужной бумаги — не искривляется, а просто сжимается. Разумеется, через дополнительные измерения.
— Не понимаю, почему «разумеется».
— Математика гиперпространства очень проста, но о ней трудно говорить, потому что ты не представляешь себе само пространство. Космос — наш космос — можно сжать до таких размеров, что он поместится в кофейной чашке, да-да, в кофейной чашке, все сотни тысяч световых лет. Конечно, речь идет не об обычной кофейной чашке, а четырехмерной.
Девушка вздохнула.
— Я не понимаю, как вместить в четырехмерную кофейную чашку обычный кофе, не говоря уж о целой Галактике.
— Это не составит никакого труда. Ведь ты можешь запихнуть свой шарф в наперсток, верно? И здесь тот же принцип. Но позволь мне закончить. Принято считать, что невозможно превзойти скорость света, по крайней мере не в нашем космическом пространстве. Это одновременно верно и неверно. Это…
— Как может принцип быть одновременно верным и неверным?
— В этом и заключается одна из аномалий Хорста. Невозможно двигаться со скоростью, превышающей скорость света в нашем космосе. Если такое произойдет, ты вылетишь за его пределы. Но, если превзойти скорость света там, где пространство сжато и конгруэнтно, ты снова появишься в нашем космосе, — но уже на огромном расстоянии от исходной точки. Насколько велико это расстояние, будет зависеть от того, как сложено пространство. А это в свою очередь зависит от массы в пространстве; они связаны между собой очень сложным образом, который нельзя объяснить словами, но можно рассчитать.
— Предположим, ты совершишь это в любом месте?
— Так произошло с первыми астронавтами, попытавшимися прибегнуть к такому способу перемещения в пространстве. Они не вернулись. Именно поэтому разведывательные полеты так опасны; исследовательские корабли сталкиваются с аномалиями, свойства которых были рассчитаны, но не испытаны на практике. Поэтому астрогаторам и платят так много. Им приходится направлять корабль в место, которое они не видят, вести корабль со скоростью, едва уступающей скорости света, и делать это в совершенно точно рассчитанный момент. Стоит ошибиться на ничтожную величину или попытаться срезать путь, основываясь на неопределенности, — и произойдет катастрофа. Сейчас мы мчимся с ускорением в двадцать четыре «д» с того самого момента, как покинули пределы атмосферы, но не замечаем этого, потому что заключены в поле разрывности с искусственной силой тяготения в одно «д», то есть равной земной. Это тоже одна из аномалий. Но мы уже приближаемся к скорости света, к пределу Эйнштейна; очень скоро мы рванемся вперед подобно тому, как выпрыгивает арбузное семечко, сжатое между большим пальцем и указательным, и появимся из гиперпространства недалеко от тета Центавра на расстоянии в пятьдесят восемь световых лет. Все очень просто, если расчеты сделаны верно.
Элдрет вздрогнула.
— Ты хочешь сказать, если мы выйдем из гиперпространства.
— Ну что ж… можно выразить мою мысль и таким образом. Но прыжки через гиперпространство все-таки менее опасны, чем путешествия на вертолете. Ну рассуди сама; если бы не было аномалий, мы бы никогда не сумели достичь звезд — расстояния слишком велики. Но, оглядываясь назад, мы видим, что вся эта пустота не может быть реальной — аномалии не могли не существовать. Именно это любил говорить мой дядя.
— Надеюсь, он был прав, хотя я и не понимаю этого. — Девушка встала. — Но что я понимаю совершенно точно, так это то, что мне нужно мчаться галопом к себе в каюту, не то миссис Дюмон может передумать. — Она в последний раз приласкала Мистера Чипса и передала маленькую обезьянку Максу. — Будь другом, убаюкай ребенка.
Глава 8 Три способа преуспеть
Макс хотел не спать во время первого прыжка, но все-таки заснул. Переход состоялся сразу после пяти утра по корабельному времени. Когда в шесть часов юношу разбудил сигнал подъема, все уже закончилось. Он поспешно оделся, проклиная себя за то, что проспал, и поспешил на верхние палубы. Пассажирские коридоры над палубой «В» были пустынны и тихи; даже те пассажиры, что вставали первыми, проснутся не раньше, чем через час. Макс вошел в гостиную и направился к смотровому иллюминатору, установленному здесь для пассажиров, любящих наблюдать открытый космос.
Звезды выглядели как обычно, однако знакомые с детства созвездия исчезли. Только Млечный путь, наша собственная Галактика, казалась неизменной — для этой гигантской звездной спирали диаметром в несколько сотен тысяч световых лет едва заметное перемещение меньше чем на шестьдесят световых лет было крайне незначительным.
Среди массы звезд выделялась одна исключительно яркая звезда бело-желтого цвета; Макс решил, что это и есть тета Центавра, солнце Планеты Карсона, их первая остановка. Опасаясь быть застигнутым на палубе для пассажиров, юноша ушел через несколько минут.