Неумолимо и неизбежно мы разгромили контратакующие силы «Ретиария». После чего вырезали оружейные команды, а затем — матросов, пока не убили всех членов экипажа в поле зрения. Это был бесславный, но необходимый поступок.
После этого мы нарушили строй, чтобы быстро нейтрализовать остальных. Палуба была скользкой от вражеской крови, но разглядеть её в тусклом свете было проблематично.
— Где мы? — спросил Мордан.
— Думаю, в кормовом инжинариуме, — ответил я. Я немного знал о планировке судна, поскольку оно придерживалось существующей схемы экспедиционного флота. — В одном из меньших ангарных отсеков, близ внешней обшивки судна.
Ангар, относительно небольшое помещение с низким потолком и простыми палубными плитами под ногами, использовался для размещения разносторонней, малой заградительной авиации «Ретиария». На данный момент он был свободен от звездных истребителей и штурмовиков, Пожиратели Миров бросили их все в схватку с судами Железных Рук, пытавшихся прорвать блокаду. Вместо них узкое пространство заполняли такелажники и загрузчики боеприпасов. Такелажные цепи свисали с верхних шкивов, слегка покачиваясь из-за битвы. Было душно, из отверстий в стенах струями вырывался пар. Всеобъемлющее, животное тепло покрыло все поверхности тонким слоем испарины. Стояла вонь.
В моем ухе затрещал вокс-передатчик. Общий канал. Как и ожидалось, через пустую статику донесся голос брата-капитана Удриса с «Горгонески».
Азот доложил ему, что мы успешно проникли на борт и двигаемся вглубь судна. Сопротивление было минимальным.
Мы все знали, что это скоро изменится.
— Блокада? — спросил Сомбрак, когда Азот закончил получать приказы с «Горгонески».
— Всё ещё цела, — ответил Азот. — Мы узнаем, если это изменится. Эти залы заполонит огонь, стены разрушатся, а нас выбросит в пустоту. Пока что они держатся. Поэтому мы должны разбить их. Внизу под нами умирают Авернии, братья.
— Хотелось бы мне стоять подле Горгона в последний раз, — склонив голову, произнес Катус.
Азот хлопнул его по плечу рукой в перчатке. В голосе бывшего фратера чувствовался скрытый гнев. Он мог быть направлен как на развернувшееся на Исстване предательство, так и на лишение его звания. Или же и на то, и на другое одновременно.
— Да, Катус, как и мне. Но у нас своя судьба, и свершится она здесь, на борту «Ретиария».
Мы двинулись дальше, оставив мёртвых гнить в тепле.
Как только экипаж мостика обнаружил наше вторжение, на «Ретиарии» заблокировали переборки и запечатали все взрывозащитные двери, стремясь запереть нас в не жизненно важной части корабля.
Пока два моих брата с лазрезаками занимались вскрытием взрывозащитной двери, ведущей к ангару, остальные заняли оборонительное положение. Азот отозвал меня в сторону. Настроение его было мрачным.
— Ни слова от других отделений, — сказал он мне. — Кунэда, Воррус, Хаккар… — Он покачал головой. — Вылетело тридцать три штурмовых тарана. На данный момент мне известно лишь о четырех, достигших «Ретиария», и все они находятся в этом ангаре. Как далеко инжинариум?
— Он относительно близко, — ответил я, эйдетически вспоминая схемы, — но прежде чем мы достигнем его, нам придется пройти через лабиринты тоннелей и комнат, лежащих за этими дверями.
Азот кивнул, глядя скорее в мою сторону, чем на меня, как будто я только что подтвердил что-то, что он уже и так знал своим нутром. Следующие слова он произнес со смирением:
— Эта миссия с самого начала была самоубийством…
Из всех Бессмертных, кого я знал и с кем сражался рядом, Азот, казалось, меньше всех жаждал смерти ради восстановления своей поставленной под сомнение чести. Или, возможно, смерти с ощущением того, что его честь по-прежнему под сомнением. Азот был таким же храбрым, как и любой легионер Железных Рук — в том числе благородные Авернии — но я подозревал, что его пылким желанием было вернуться в число Железных Отцов, прежде чем пасть в бою.
Но сейчас мы были призраками, все мы, наша честь для нас столь же бесплотна, как дым. Мы согрешили, и посему должны были искупить. По крайней мере, так гласила клятва.
Ведущая из ангара взрывозащитная дверь поддалась, с оглушительным лязгом рухнув на палубу по ту сторону прохода.
Ещё больше мрака и кровавой тьмы. Изнуряющая жара, ещё более ощутимая, чем прежде, ударила нас подобно кулаку. Пульсирующее гудение из соседнего инжинариума было оглушительным. Палуба под ногами дрожала от громоподобной канонады бортовых залпов, а стены сотрясались от вибрационной отдачи. Нефтехимическая вонь смешалась с резким послевкусием недавно разряженных лазерных батарей, поднимавшимся с нижних палуб.
На войне звездолёт был настолько же жестоким полем боя, как и любое другое, но «Ретиарий» снискал себе дурную славу за свою суровость.
Воины в силовой броне, атаковавшие нас из пропитанных испариной теней, были тому доказательством.
Первая кровь досталась Пожирателям Миров.
Облаченные в потрепанную боевую броню, украшенную шипами и заклепками, сыны Ангрона выглядели достойными своего имени. Кровь и грязь пятнали их, придав внешнему виду дополнительной свирепости, в которой тот не нуждался. В их дыхательных решетках пузырилась пена, в воздухе запахло лихорадочным потом. Свирепые, рычащие, безжалостные — я видел животных, напавших на нас из теней, но не людей. Их воинская удаль была устрашающей, даже для нас.
Незнакомый мне Бессмертный закричал, его рука со щитом безвольно повисла, когда ему разрезали уязвимый плечевой сустав, разорвав находящиеся под ним сухожилия. Второй удар прошел от левой ключицы до правого бедра. Преодолев инерционное сопротивление, обе половинки тела разъехались, и мой брат развалился на палубе.
Выстрел из плазменного пистолета в упор испарил голову ещё одного медузийца, отреагировавшего слишком медленно. Ещё троих в передних рядах жестоко выпотрошили. Цепные клинки — мечи и топоры — зверски рычали.
Словно животное, внезапно осознавшее, что его ранили, мы отпрянули. В первую очередь мы перекрыли брешь в двери, удерживая наших врагов на расстоянии, поэтому они не смогли проскользнуть и окружить нас. А затем мы дали отпор.
Решительный натиск, в равной мере опиравшийся на медузийские упорство и выдержку и прочность наших прорывных щитов, позволил нам занять плацдарм в первом участке коридора, находившегося за взрывозащитной дверью. Наш враг поддался нам, беспрепятственно уступив территорию, однако после пресекал любые попытки дальнейшего продвижения своими свирепостью и численным перевесом.
Сосчитать их всех было невозможно, но я насчитал врагов вдвое больше нашего числа, столпившихся в лежащем перед нами лабиринте коридоров. Мы прорвались, все легионеры нашей отринутой роты, а затем сыновья Ангрона набросились на нас ураганом мечей.
Горячие искры гневно разлетелись от края моего щита, когда тот повстречался с картаво рычащим цепным клинком Пожирателя Миров. Мой противник не носил шлема, являя миру сморщенное от рубцовой ткани и металлических украшений лицо. Цепь петлей соединяла его ухо и нос, а шипастый стержень пронзал обе щеки. Шея была отмечена татуировками, похожими на метки счета убийств, хотя сказать что-то наверняка в темноте было трудно.
Я впечатал щит в его тело, и он, закряхтев, пошатнулся. Просунув болт-пистолет в специально сделанный в пробивном щите паз, я почти в упор выстрелил ему в горло. Куски черепа и красной материи забарабанили по моей лицевой пластине, когда голова Пожирателя Миров взорвалась.
Я решительно сделал шаг вперед.
Мы все сделали.
Азот сплотил нас.
— Держаться! — проревел он. — Сомкнуть щиты!
Они снова набросились на нас, бесноватые, с пеной у рта, словно бешеные псы. Я чувствовал, как мое плечо резонирует от бешеных, частых ударов топора о щит. Оно запылало, и по моей руке распространилось онемение, порожденное чрезмерным мышечным напряжением.
Азот был неумолим.
— Держаться!
Прошло ещё несколько секунд побоев, прежде чем он произнес:
— Теперь… вперед!
Единые, упорядоченные, решительные, мы двинулись вперед и отбросили своих агрессоров. Их страсть к убийствам сделала их грозными, но расточительными в своих усилиях. Один человек, каким бы опытным и свирепым он ни был, не сможет удержать волну. Сотня человек, если они действуют поодиночке, также окажутся в невыгодном положении.
После своего начального, необузданного налета Пожиратели Миров изо всех сил старались сломить нас. Отогнав их от бреши во взрывозащитной двери, проделанной нашими лазрезаками, мы на несколько метров продвинулись в лабиринт коридоров. В сравнении с ангаром они были тесными, но достаточно широкими, чтобы поставить шесть щитов в ряд.
— Сомкнуть ряды!
— Сомкнуть ряды!
Азот пытался сделать наши действия более упорядоченными. Не имея возможности противостоять безжалостной ярости Пожирателей Миров, это был единственный способ сломить их.
Напирая вперед, я шел плечом к плечу с Морданом и Катусом. Первый был заклятым фаталистом, удивившим всех нас тем, что прожил так долго. Второй был фанатиком, считавшим, что сила приходит от невзгод, и упивавшимся своим призванием Бессмертного. Хотя они могли быть разными, общая решимость, сочившаяся из моих братьев, была в равной степени заразительной и возбуждающей. Позади нас я чувствовал желание Азота стать частью боевой шеренги, доказать несправедливость своего порицания. Его здоровенный и недеформируемый щит находился возле моего левого плечевого щитка. Стойкий как железная опора Сомбрак стоял справа. Ни разу я ещё не видел, чтобы в бою он когда-либо делал шаг назад.
Как и в случае с бывшими званиями, наша принадлежность к кланам тоже была забыта. Быть Бессмертным значит быть одиноким, но, несмотря на эту крайнюю форму покаяния, я чувствовал, как тесно связан с этими воинами, как будто все они были из Гаарсака, а не со всей Медузы.
Пожиратели Миров безжалостно атаковали нас с новой силой, порожденной яростью. Они продолжали бой, побитые, но не сломленные, настолько же мощные и упорные, какими мы их считали.
Я видел, как они сражаются, ещё когда мы были союзниками, а не врагами.
В тот день я заслужил свой позор на Голтии, во время Великого Крестового Похода, вскоре после нашего воссоединения с отцом…
Внутри «Ретиария» мы достигли крестообразного перехода, после чего наше продвижение остановилось. Громадный дредноут почти полностью перекрыл своим корпусом лежащий впереди коридор. Неожиданная остановка также побудила Пожирателей Миров атаковать нас с обоих флангов. Наше неуклонное продвижение остановили на стыке переходов, вынуждая нас перестроиться в стреловидный клин.
Катус и ещё трое бросились на чудовищную машину войны.
У дредноута не хватало одной руки, и я предположил, что он находился в самом разгаре подготовки к наземному развертыванию, когда мы пробились на судно. Вместо этого его перенаправили сюда, чтобы пресечь наше дальнейшее продвижение. Сомбрак нес мелта-заряд. Как и ещё трое Бессмертных в абордажной команде. Если бы нам удалось взорвать эти зажигательные боеприпасы на инжинариумной палубе, они бы посеяли хаос на «Ретиарии».
Выставив вперед свой щит, Катус принял на него дробящий удар, который отшвырнул легионера к стене. Его силовой ранец разорвался, и небольшой взрыв отбросил воина прямиком на молниевую клешню «Контемптора».
Катус плюнул кровью. Она забрызгала внутреннюю поверхность его шлема и просочилась через трещины в лицевой пластине. Он умер ещё до того, как упал на пол. Болт-снаряды трех других Бессмертных, бросившихся в атаку вместе с Катусом, отскакивали от бронированной шкуры «Контемптора», но они были всего лишь мелкими раздражителями. Дредноут снес двоих своей клешней, пронзив одного через щит и раздавив другого ногой, когда Железнорукий потерял равновесие.
Четвертым Бессмертным был Мордан, единственный, кто остался из группы, вышедшей на бой с чудовищным «Контемптором».
Но он не долго был один. Возрожденная стена щитов бросилась к нему.
Я пытался подавить приступ зависти по отношению к славной смерти своего брата, пока продвигался к дредноуту. Тот снова качнулся, кровь на его энергетических когтях вскипела и наполнила коридор вонью жженой меди. Мордан и я сомкнули щиты, но я чувствовал каждый фунт усиленной поршнями мощи «Контемптора», проносившейся по моему телу. Она нас обоих поставила на колени.
— Твоя ошибка… — прорычал я, когда Азот пробрался через оставленный Морданом зазор и разбил голову дредноута своим громовым молотом. И одновременно с этим волкит Сомбрака пронзил его в грудь. «Контемптор» покачнулся, как будто не в состоянии осмыслить незамедлительность своей смерти, и рухнул неактивной кучей металла.
Остальные Пожиратели Миров едва заметили смерть дредноута. Их разум обуяла жажда убийства, и они не остановятся, пока не умрут, или не умрем мы. Впервые с тех пор, как мы высадились на «Ретиарий», мысли Железного Десятого и Пожирателей Миров совпали.
Мы преодолели бурю их ярости. Без «Контемптора», разбивающего наши ряды, узкие пространства коридоров стали для нас более подходящими.
— Отбейте! — выкрикнул со своего места Азот, ныне стоявший в передней боевой шеренге. — Отбейте всё, что они захватили!
Удары молота бились о нашу совместную оборону, но мы держались. Стена щитов держалась, и мы могли продвигаться дальше.
Основание моего щита скребло по полу с каждым тяжело добытым шагом. Мое плечо пылало от необходимости подпирать им щит, чтобы не дать противнику завладеть нашей позицией. Наша сила исходила из сплоченности. Если одно звено не выдержит, то вся наша цепь рассыплется.
Они ударялись о нас; мы отбрасывали их обратно. Каждый раз мы стояли твердо и поглощали воздействие, и с каждым разом Пожиратели Миров становились всё более взбешенными и безрассудными в своих попытках сломить нас.
Нам потребовалось более восемнадцати минут, чтобы убить всех воинов-берсеркеров в лабиринте. Когда всё закончилось, кровь блестела на стенах и заливала палубу у нас под ногами, мы вышли в следующее помещение, усталые, но победоносные.
Я ожидал увидеть инжинариум. То, что мы там обнаружили, представляло собой нечто совершенно иное.
Широкий откос вел от поднятой переборки секции коридора. Мы взобрались на него, сохраняя порядок и одновременно быстро выравнивая свои ряды. Он привел нас к яме, немногим больше, чем пустому резервуару из простого, окровавленного металла. Её недавно чистили, но некоторые пятна, несмываемое наследие кровопролития Легиона, остались.
В яме нас ожидали наши братья-Бессмертные, пронзенные от паха до темени уродливыми, железными шипами. Я насчитал тридцать, и замешкался от осознания того, сколь немногие из нас вообще смогли добраться до «Ретиария», не говоря уже о том, чтобы умереть на нем.
Я слышал, как сжимаются в бессильной ярости кулаки, слышал бормотание мстительных клятв в отношении Пожирателей Миров. Я держал свои собственные эмоции на замке, но чувствовал, как в глубине меня начинают разгораться угли ярости, подобно горячим, гневным рубцам на моей гордости.
Азот был прав в своем суждении — эта миссия была самоубийством.
Слава и честь не были привилегией проклятых, а мы были проклятыми людьми. Наш позор сделал нас такими.
Мой позор приговорил меня к такой судьбе. На Голтии.
Это был мрачный, уродливый мир. Мы выступили против кетидов — безволосого, искаженно-гуманоидного чужеродного вида, который, как и многие другие во время пришествия Древней Ночи, поработил местное человеческое население. Глубоко в зияющей пасти Долины Джирет мы применили облака фосфекса, чтобы убить серокожих чужаков, но кетиды посредством своей грубой науки сотворили восходящие ветра. Они обратили против нас же наше самое смертоносное и отвратительное оружие.
Как мы горели, зеленое пламя сдирало нашу плоть и превращало наше железо в обгорелое вещество…
Первым умер Кроэн, знаменосец нашей роты. Затем Лэок, Гаррик, Мэй'дег… пока не остались только я, Сомбрак и горстка других. Нашему флангу нанесли серьезный урон, и мы бы, вне всяких сомнений, тоже погибли, если бы не облаченные в синий и белый берсеркеры, нагрянувшие сверху.
Мы сражались вместе с ними, но только в роли поддержки. Подразумевалось, что это будет наша общая победа. Пожиратели Миров хвалили нас за мужество. Я стоял подле Варкена Рата, легионера исключительного мастерства, лично поблагодарившего меня за мои усилия. Сомбрак и остальные наши выжившие железородные также получили подобных братьев меча.
Увы, в глазах нашего отца это выглядело совсем по-другому. С тех пор я и ношу прорывной щит.
Я часто размышлял о жестокости этого, и о том, как битва за Голтию в своих безрассудстве и свирепости отражает таковую на борту «Ретиария».
На краю ямы нас поджидали Пожиратели Миров. В отличие от побежденных нами в лабиринте, броня этих воинов больше походила на облачение гладиаторов.
Я знал их. Я видел, как они выходят из обгоревших металлических слёз своих капсул глубинного десантирования, через рассеивающийся фосфексовый туман, забравший больше половины моей роты, прежде чем напали чужеродные кетиды.
Свирепые даже тогда, Неистовые теперь сильно изменились.
Они не носили шлемы, открыто демонстрируя свои лицевые татуировки. Цепи и толстые вуали из железных колечек подчеркивали их белую с синим силовую броню, шипы переплелись между звеньями, являясь предвестником будущей, более темной стороны. С головы до ног их покрывала кровь, запекшаяся и затвердевшая на боевой броне из-за невероятного жара инжинариума «Ретиария». Мне не нужны были доказательства, я знал это своим нутром — кровь была медузийской, выжатой из измученных тел наших братьев в яме.