— Ты чего, девочка? — удивился царь Давид. — Чего это с ним может случиться? Если только башку о потолок поцарапает… Милиция, родители… Не надо его искать, он в гостиницу пошёл. Деньги есть, не пропадёт.
— Вы с ним поссорились, да? — спросила Аня, чувствуя себя страшно виноватой.
— Я с ним пока не ссорился, — хладнокровно ответил царь Давид. — Я его пока только из дома выгнал. А дальше видно будет…
Аня схватилась за сердце. Царь Давид засмеялся.
— Девочка, не надо на меня так смотреть, — сказал он. — Это у нас не впервые. Тебе Маргарита обо мне разве не рассказывала? Рассказывала. Ну, так ты сама должна понимать: такой имидж постоянно поддерживать надо. А то бояться перестанут.
— А зачем вам надо, чтобы вас боялись? — не поняла Аня. — Вы хороший человек, а хотите, чтобы боялись. Зачем?
— А чтобы власть не отдавать, — с очень довольным видом заявил царь Давид и опять засмеялся. — Я очень люблю командовать. Я диктатор. Веришь, нет? Честно говори.
— Нет, не верю, — честно сказала Аня.
— Ну, как хочешь, — легко согласился царь Давид. — Тогда садись, завтракать будем.
— Нет, я потом…
— Слушай мою команду, — перебил её царь Давид. — Никогда не спорь со мной с утра пораньше. Не люблю. Никогда не сиди на диете. Тоже не люблю. Если не будешь питаться как следует — я тебя уволю. Всё поняла?
— Вы меня не можете уволить, — возразила Аня. — Вы меня ещё не принимали на работу. Договор-то не подписывали? Значит — ещё и не принимали.
— А знаешь, что?.. — задумчиво сказал царь Давид. — Ты смешная. Но не ребёнок, нет, тут Машка не права. Ты просто другой породы, вот что я думаю. Это интересно. И готовишь хорошо. И тихая. Мне всё нравится, так что оставайся, не пожалеешь. А пожалеешь — в любой момент можешь уйти, я препятствовать не буду. Но я думаю, ты не пожалеешь. Про Ваську не думай. Пустяки это всё. И бояться ничего не надо.
— Я и не боюсь ничего, — сказала Аня.
Она вдруг почувствовала, что действительно ничего больше не боится. Тем более — царя Давида. Дама Маргарита просто шутила, когда рассказывала о том, какой он страшный. Или на всякий случай заранее запугивала, чтобы внушить домработнице максимальное почтение к хозяину. Или сама ничего не понимает в людях.
Вообще-то все считали, что это Аня ничего не понимает в людях. Она была склонна согласиться с общим мнением на этот счёт. Но вот сейчас совершенно точно знала: царь Давид — это тот человек, встреча с которым должна изменить её судьбу.
— Ты чего так смотришь? — спросил царь Давид. — Ты о чём думаешь?
— О судьбе, — ответила Аня. — О том, что она должна измениться. Понимаете, у меня есть знакомая, у неё шизофрения, я её недавно в больнице навещала… В общем, Алина сказала, что я встала на путь, ведущий к счастью. То есть это не она так думает, а её глюк… то есть галлюцинация, понимаете? Её глюк считает, что я обязательно буду счастлива. Я тогда не поверила, так, для вежливости соглашалась… А сейчас думаю: вдруг её глюк окажется прав? Вот бы здорово было…
— Глюк сказал, да? Нет, Аня, ты всё-таки ребёнок… — Давид Васильевич смешливо фыркнул, потом посерьёзнел, о чём-то напряжённо поразмышлял и вдруг озабоченно спросил: — Девочка, а ты машину-то водишь? Нет?! Ай, как неудачно. А на чём же мы поедем знакомиться с этим глюком?
Аня смотрела на царя Давида и радовалась. Кажется, никогда раньше она не встречала человека с таким непредвзятым мышлением. С ним можно было говорить абсолютно свободно, не подыскивая осторожных слов и не задумываясь о впечатлении, которое они могут произвести. Наверное, с царём Давидом можно говорить как с мамой и бабушкой. И как с Алиной. И как с несуществующим собеседником, которого она придумала себе давным-давно, чтобы было с кем поговорить тогда, когда рядом только те, с кем говорить нельзя…
Глава 7
Всё было хорошо. Всё было очень хорошо. Ей действительно повезло с хозяином. Но ещё много дней Аня мучилась сознанием собственной вины за разрыв царя Давида с родными. Она была уверена, что царь Давид просто соврал о том, что и раньше выгонял племянника из дома. Ну, например, для того соврал, чтобы она не чувствовала себя виноватой. А она всё равно чувствовала. И всё время думала, что скажет даме Маргарите, когда та позвонит. Если вообще позвонит… Первые два дня Аня ждала возможного звонка просто с ужасом.
Ну, и дождалась.
— Как ты там? — озабоченно, но вовсе не сердито спросила дама Маргарита. — Давид сказал, что опять Василия выгнал. Вот ведь характер… Тебе одной, без помощника, не тяжело? Чего они опять не поделили?
— Я не виновата, — неуверенно сказала Аня. — Они целый день кричали, даже когда в шахматы играли. Я думала, это просто привычка такая, ничего страшного… Ведь на самом деле они любят друг друга, это же видно. А потом вон чего… Маргарита Владимировна, мне очень жаль. Но вы не беспокойтесь, мне кажется, они скоро помирятся.
— Разве они ещё и поссорились? — затревожилась дама Маргарита. — А мне ни Давид, ни Василий ничего об этом не говорили.
— Ну, как же… Ведь Василий из дома ушёл!
— А, это ещё ничего не значит, — с явным облегчением откликнулась дама Маргарита. — Это у них без конца такая свистопляска. Что старый, что малый… Вот когда царь Давид действительно решает поссориться — это не дай бог. Это уже в гостиницу сбежать не удастся… Ладно, это пустяки. Ты лучше расскажи, как его нога. Сам он ничего не говорит, даже брату, ругается только… Кто его теперь на процедуры возит? Такси вызываешь?
— Нет, его Руслан возит, — сказала Аня. — Это охранник. Руслан очень хороший, он мне как брат, и машину хорошо водит, Давид Васильевич сказал, что спокойно может свою машину Руслану доверить. И на процедуры возил, и просто так, покататься. Зачем такси? Такси — это всё-таки очень дорого.
Дама Маргарита привычно засмеялась.
Нет, не похоже, что сердится. И за своего Ваську не очень-то волнуется. Всё-таки очень странные люди: выгнали из дома — и ничего особенного! Хорошо хоть, что её в этом никто не обвиняет.
Оказывается, кое-кто всё-таки обвинял…
Прошло уже четыре дня, Аня почти забыла об этом глупом Ваське, тем более что забот было и так достаточно.
В воскресенье нужно было съездить к Алине домой, праздничный обед приготовить, окончательный порядок навести, проверить, не успел ли кто-нибудь из её гениев опять вселиться.
В понедельник Алину выписали, из больницы её привёз сам Евгений Михайлович, а вечером Руслан отвёз Аню и царя Давида к Алине домой — царь Давид захотел познакомиться с Алиной и её глюками. Глюков уже не было, Алина была весёлая, общительная, смотрела живыми глазами и смеялась живым смехом. Алина и царь Давид друг другу понравились. Евгений Михайлович царю Давиду не понравился. Нет, царь Давид ничего такого не говорил, но Аня заметила, что они за весь вечер обменялись десятком необязательных слов, а потом будто забыли друг о друге. Руслану все были глубоко безразличны. Он достал из багажника кусок брезента, расстелил под яблонями возле дома и проспал там два часа, которые Аня и царь Давид просидели у Алины.
Во вторник царь Давид решил познакомиться ещё и с Аниными бомжами. Вернулся из больницы очень довольный, заявил, что ему рекомендованы активные пешие прогулки, поэтому прямо сейчас он пойдёт вместе с Аней относить обед бомжам. Аня не возражала. Во-первых, потому, что возражать ему было без толку — это она давно поняла. А во-вторых, он и так уже почти всю её жизнь наизусть знал, так что скрывать от него своих бомжей не было смысла. Ну, Аня и повела царя Давида к оврагу возле брошенной стройки. Там были только Лев Борисович и Галина Андреевна, они встретили царя Давида настороженно. Он тоже на них смотрел без особой симпатии, пока Аня выкладывала на бетонные плиты еду — стоял и молчал, а когда Аня стала расспрашивать Льва Борисовича о Лёне-Лёне и якобы старике Александре Викторовиче, царь Давид отвёл Галину Андреевну в сторонку и о чём-то тихо заговорил с ней. Галина Андреевна односложно отвечала и мелко крестилась. Аня не поняла, как царь Давид отнёсся к её бомжам. И сам он об этом потом ничего не говорил.
В среду царь Давид нашёл ключи от квартиры! Шумно обрадовался и ту же объявил, что теперь Аня может уходить и приходить когда захочет, не ориентируясь на его планы. Аня тоже обрадовалась, потому что в типографии всё-таки следовало бывать почаще, а уходить из дома, оставляя хозяина без ключей или оставаясь без ключей самой, — это было очень не удобно. Так что в среду она часа три спокойно провела в типографии, сдала сделанную работу, взяла новую, а между делом даже успела вычитать два плаката и какую-то мелкую ведомственную газетку, у которой не было своего корректора. Людочка Владимировна была очень довольна. Сказала, что отдала беспризорный компьютер в ремонт. Обещали скоро сделать. Аня обрадовалась, но и озаботилась: она ведь ничего не говорила царю Давиду о том, что хочет компьютер в дом привезти. Вдруг он против будет?
Но он не был против, только удивился: зачем ей второй компьютер? Наверху один уже есть, новый, мощный, и даже к Интернету подключён. На каком таком верху есть новый компьютер — этого Аня не поняла, и царь Давид опять удивился: она что же, не знает, что здесь есть второй этаж? Для Ани второй этаж стал настоящим потрясением. Оказывается, за одной из дверей в холле была лестница на второй этаж. А она думала, что это дверца очередного шкафа! Даже в голову не пришло открыть. А там — второй этаж! Ещё три комнаты, ванная и огромная лоджия! Царь Давид заметил выражение её лица и спросил:
— Ты чего, девочка? Не нравится что-то?
— Пыльно очень, — виновато сказала Аня. — Но я ведь не знала, что здесь второй этаж есть. Я сейчас всё вычищу.
— Брось, — равнодушно буркнул царь Давид. — Не надо ничего чистить. Я здесь не живу.
Аня хотела спросить, зачем же ему одному такая квартира, если он и из своего кабинета редко выходит, а здесь, кажется, вообще не появляется. Но вдруг подумала: вряд ли царь Давид всегда был один. И ничего не стала спрашивать.
В четверг царь Давид сказал, что после больницы Руслан немного покатает его по городу, по магазинам надо бы походить, в банк заехать, да и знакомых кое-каких навестить. Для него обед готовить не надо, он где-нибудь по пути перекусит, в ресторане каком-нибудь либо в гостях, вернётся к вечеру, так что пусть Аня занимается своими делами, отдыхает или тоже в гости сходит. Как там Алина? Скучает, наверное? Аня и сама всё время думала об Алине, но никак не могла выкроить время, чтобы сходить к ней. А тут — почти весь день свободный! Надо только собрать остатки вчерашнего обеда бомжам, раз уж царь Давид решил сегодня обедать не дома, потом — забежать на почту, отправить маме и бабушки три тысячи, которые она получила за вторую рукопись, потом купить какой-нибудь гостинчик для Алины — и можно ехать.
У оврага за домом никого не было, и Аня оставила пакет с едой на бетонных плитах. Рано ещё, её бомжи, наверное, только часа через два подойдут. Ничего, куриную лапшу она перекипятила как следует, за пару часов не успеет испортиться. Хлеб хорошо запакован, не высохнет. Огурцам и яблокам тем более ничего не сделается. Некоторое сомнение у неё вызывал пакет кефира, и она решила прикрыть его от солнца лопухом. Лопухи росли на склоне оврага, она спустилась, сорвала самый большой лист, а когда вылезала наверх, то заметила мелькнувшую за углом ограды фигуру. Наверное, случайный прохожий. Что делать случайным прохожим с этой стороны дома? Нормальных улиц им мало? Хотя, может быть, очередной бомж, незнакомый, ходит по задворкам? Тогда ладно, они все есть хотят, и знакомые, и незнакомые… Аня перестала об этом думать и побежала на почту.
К окошечку, где принимали переводы, стояла очередь, и пришлось ждать минут двадцать. В маленьком зале было страшно душно, и Аня два раза выходила подышать. На улице тоже был, прямо скажем, не Северный полюс, но прямо возле входа в почтовое отделение росли несколько мощных тополей. Стволы у них были прохладные, тень от листвы была плотная, и Аня с наслаждением прижималась к самому толстому прохладному стволу, время от времени поглядывая через окно в глубину помещения: как там её очередь? Не скоро ещё?.. В стекле проплывали неясные отражения прохожих. Один раз ей показалось что-то знакомое. Аня оглянулась, никаких знакомых не увидела. Правда, в последний момент заметила, как в арку между домами торопливо нырнул человек. Но она даже не успела понять, знакомый это или не знакомый.
Когда, отправив перевод, Аня вышла на улицу, ей опять показалось, что среди прохожих мелькнул кто-то знакомый. Она постояла, повертела головой, никаких знакомых не увидела, списала свои видения на нарушение мозгового кровоснабжения, пожала плечами и отправилась на рынок, покупать Алине гостинчик — постельное бельё, стиральный порошок, чай и конфеты «Коровка». Но и там, бродя в густой толпе от прилавка к прилавку, она то и дело замечала вдалеке вроде бы знакомый силуэт. Ну, знакомый и знакомый… Никогда раньше её такие вещи не тревожили. Не следят же за ней, в самом-то деле? Некому за ней следить. И незачем. Вот если только Вадик нанял частного детектива… Но частному детективу надо платить. Чтобы Вадик кому-то платил? В это уж совсем невозможно было поверить.
В троллейбусе было почти пусто, но Аня, прежде чем подняться в салон, внимательно оглядела каждого пассажира. И кондукторшу тоже оглядела. И пока троллейбус не тронулся, тревожно смотрела на двери: кто за ней войдёт? Никто не вошёл, и она, наконец, устроилась у окна, печально размышляя о нарушении своего мозгового кровоснабжения. Может быть, это вообще уже паранойя? Надо спросить у Евгения Михайловича…
На остановке возле переулка, в конце которого стоял дом Алины, Аня вышла и опять подозрительно огляделась, ясно сознавая, что со стороны её поведение должно выглядеть странным. Двое подростков, вышедших вслед за ней, смотрели на неё с удивлением. Посмотрели — посмотрели, и тоже стали оглядываться. В общем-то, глядеть было не на что, на остановке — ни единого человека, и прохожих не было, и даже транспорта почти не было, только такси притормозило за троллейбусом, водитель выскочил, побежал к табачному киоску, вернулся с пачкой сигарет, сел за руль и стал сдавать назад, чтобы объехать стоящий троллейбус. Никто за ней не следил. Аня успокоилась. Но, свернув в знакомый переулок, она всё-таки не пошла посередине, как обычно ходила, а нырнула за кусты шиповника и бузины, на узкую тропинку, пробитую в густой траве вдоль заборов частных домов. За кустами с дороги её никто не увидит. Кто не должен был её увидеть — об этом Аня как-то не думала.
Так, прячась не известно от кого за кустами, Аня добежала до дома Алины. Перед тем, как проскользнуть в полуоткрытые ворота, не выдержала и оглянулась. Там, в самом начале переулка, разворачивалось такси. Аня вбежала во двор, плотно прикрыла ворота и даже попыталась опустить щеколду. Щеколда отвалилась и утонула в мягкой кудрявой траве у ворот.
— Ты что это там делаешь, Аннушка? Ворота закрываешь, что ли? Брось, они лет двадцать не закрывались, все замки проржавели насквозь… Ну, иди скорее, жара какая, просто кошмар. Да? А в доме прохладно.
В раскрытое окно высовывалась Алина, с интересом следила за Аниными попытками приладить щеколду на место, улыбалась.
— Алина, кажется, за мной следят, — испуганно сказала Аня. — Или ещё хуже — у меня паранойя.
— И то, и другое маловероятно, — подумав, серьёзно заявила Алина. — Но если обязательно нужно выбрать один из двух вариантов, то лично я склоняюсь к слежке. Мало ли какие чудеса бывают. Может, с кем-то перепутали. А чтобы у тебя — и паранойя?.. Это уж и вовсе из области фантастики. Так что не симулируйте, больная, бросьте эту железку и идите в помещение.
И Аня сразу успокоилась. Почему-то рядом с совершенно сумасшедшей Алиной ей всегда было спокойно. Алина была добрая, умная и никого не боялась. Даже своих глюков не боялась! Вот и Ане бояться нечего.
А за время, проведённое в гостях у Алины, она и вовсе забыла о маловероятной слежке и совсем невероятной паранойе. Беспризорные гении ещё не успели вернуться, и в доме Алины было хорошо. Алина угощала Аню холодным травяным чаем и вареньем из лепестков шиповника, рассказывала, какие книги из принесённых Аней успела прочитать, показывала тряпки из очередной гуманитарной помощи и предлагала Ане выбрать что-нибудь подходящее. Самым подходящим Аня посчитала линялое и рваное махровое полотенце — в кухне царя Давида не было ни одной тряпки, а губки Аня не очень любила. Алина решила, что самым подходящим для Ани будет невероятных размеров шёлковый балахон. Балахон был похож на рясу, только белого цвета. Аня белую рясу брать не хотела.
— Да ты посмотри, какой матерьяльчик! — Алина трясла балахоном в воздухе и пыталась набросить его Ане на плечи. — Совершенно новый! Два шва и ни одной вытачки! Метра четыре чистого шёлка! А если рукава считать — так ещё метра полтора! Бабушка тебе из этого что угодно сделает! Ты теперь в таком доме живёшь, что должна одеваться… хоть во что-нибудь.
Аня вспомнила свой чинёный халат и согласилась. Хотя белый шёлковый халат для домработницы — это несколько неуместно… Ладно, там видно будет.
Через полтора часа она вышла за ворота, не без труда таща большой пакет, набитый гуманитарной помощью, банкой варенья из лепестков шиповника, десятком мелких малосольных огурчиков, парой килограммов молодой картошки и огромной охапкой всякой зелени с Алининого огорода. Пакет был в два раза тяжелей того, который Аня несла сюда. Почему-то всегда так получалось: сколько бы она ни приносила Алине — уносила от неё всё равно в два раза больше. Особенно когда поспевали яблоки на двух старых яблонях возле Алининого дома.
Аня шла по переулку, перекладывая тяжёлый пакет из руки в руку, и улыбалась, представляя, как скоро в квартире царя Давида всё насквозь пропахнет яблоками…