А главная тема, о которой надо думать — скорая выписка царя Давида из больницы. Это хорошо, это просто замечательно, они уже меню праздничного обеда обсудили, и с Русланом договорились, что он повезёт их в больницу забирать царя Давида, и привезёт домой, и если что-то будет надо — поможет. Руслан охотно согласился. Он надеялся, что ещё поработает у царя Давида водителем. Что ж, человеку после инфаркта — сразу за руль, что ли? В общем, тема была радостная, они охотно о ней думали, подробно обсуждали… Только не говорили, как потом будет. Царь Давид вернётся домой, живой и здоровый. А бабушка уедет к себе? Аня стеснялась спрашивать об этом у бабушки. Бабушка о своих планах сама не заговаривала. Царь Давид одобрял всё, что они делают, и всё, что собираются делать, и всё, что даже пока ещё и не собираются, но когда-нибудь могут и собраться. Он выздоравливал, радовался, что скоро будет дома, смеялся, кричал «Уволю!», — и ни разу не спросил, останется ли Нино в его доме, когда он туда вернётся. Может быть, он думал, что это само собой разумеется. А может быть, наоборот, считал, что теперь не имеет права настаивать, раз инфаркт перенёс.
Об этом у бабушки спросила дама Маргарита в очередном телефонном разговоре.
— Я пока не знаю, Марго, — уклончиво сказала Бабушка. — Там уж как карта ляжет. Смотря по обстоятельствам.
Потом они ещё о чём-то говорили, Аня не вслушивалась, но вдруг бабушка сказала:
— Василию бы не надо приезжать, а вам с мужем — что ж, наверное, правильно было бы. Единственная родня всё-таки. И Лилька твоя могла бы приехать, я так считаю. Но сначала у Давида надо спросить. Завтра спрошу, тогда и решать будете.
— А что же они сами у царя Давида не спросят? — настороженно поинтересовалась Аня, когда бабушка положила трубку. — Боятся, что ли?
— Боятся, — согласилась бабушка. — Я бы на их месте тоже боялась… Да ладно, разберутся. Я с Давидом поговорю, сейчас уже не опасно.
Конечно, не опасно, если Васька на глаза дяде лезть не будет, — подумала Аня. Если не совсем дурак, так не приедет без приглашения.
Но Васька был совсем дураком, оказывается. Приехал вместе со всей семьёй, и даже прятаться не стал — в тот же день появился на углу возле чугунной ограды, стоял, смотрел, как она несёт из дому обед бомжам. Она опять поздно его заметила, остановилась в нескольких шагах, молча думала, вернуться в дом или пройти мимо, как будто даже и не знает его.
— Привет, — помолчав, сказал Васька, глядя на неё какими-то больными глазами. — Не бойся, я тебя пальцем не трону. Просто так… Увидеть хотел.
— Я вас не боюсь, — ответила Аня почти правдиво. — Просто не могу понять, что вам от меня нужно.
— Мне нужно, чтобы ты меня любила, — очень серьёзно сказал Васька. — Нужно. Вот так. А ты в упор не видишь. Почему?
Ну вот, мы так не договаривались…
— Я даже не знаю, как с вами говорить, — с досадой призналась Аня. — Извините, но это как-то не по-мужски. Вы себя ведёте, как… как избалованная девочка. Мне надо — значит, все обязаны выполнять? И про любовь не надо говорить, я вам всё равно не верю. Вам надо, чтобы любили! А вы сами пробовали любить?
— Вот только не надо банальностей! — Васька странно поёжился, шагнул ей навстречу, но тут же остановился. — Не надо из меня жилы тянуть! Я и так тебе уже наговорил чёрт знает сколько… Никому никогда такого не говорил. На колени перед тобой встать, что ли?
— Как вам не стыдно! — закричала она, не выдержав. Закашлялась, чуть не заплакала, с трудом проглотила ком в горле и спокойней закончила: — Вам надо перед Давидом Васильевичем на коленях стоять. Он ведь из-за вас… Ладно, всё, не могу я больше… Мы через час уже за ним поедем, а мне надо ещё еду людям отнести. Пропустите меня, пожалуйста.
Он стоял, не шевелясь, и тогда она обогнула его, как столб, торопливо пошла, чувствуя затылком его взгляд. Или ей просто так казалось, может быть, он вовсе и не смотрел на неё. Аня невольно оглянулась: нет, всё-таки смотрел. Взгляд был тяжёлым.
— Ты просто замуж хочешь, да? — неприязненно спросил Васька, глядя ей в глаза тяжёлым взглядом. — У тебя такое воспитание? Или на бобах не хочешь остаться? Ну, я и жениться могу. Никаких проблем. Ты этого добиваешься, да?
— Вот и женитесь на здоровье, — с досадой сказала Аня. Она глядела мимо него, на Сашу, который почему-то оказался здесь и сейчас шёл в их сторону. Очень вовремя оказался, молодец. — Женитесь на ком хотите. За вас же любая пойдёт, вы сами говорили. Ну вот. А я за другого замуж выхожу.
— Как это выходишь? — заметно растерялся Васька. Проследил за её взглядом, оглянулся — Саша был уже рядом, наверняка слышал её слова, потому что заулыбался, демонстрируя неземное счастье, замахал руками и даже послал воздушный поцелуй. Васька недоверчиво переводил взгляд с него на Аню. — Ты что, серьёзно? Вот за этого? Это же бомж! Я помню, я же его видел! Да я его сейчас…
— Ты иди, Анечка, — подчёркнуто ласково сказал Саша. — Иди, а то уже ехать пора, а ты ещё не готова. Мы тут с молодым человеком тебя подождём.
Аня повернулась и побежала к импровизированному столу на краю оврага, совершенно уверенная, что молодой человек не будет её ждать в компании Саши. Саша сумеет убедить его уйти. Очень хотелось оглянуться, но она боялась, что ей не понравятся методы убеждения. К тому же, за импровизированным столом её действительно уже ждали Лёня-Лёня и два незнакомых бомжа. Все поднялись при её приближении, незнакомые неуверенно поздоровались, Лёня-Лёня радостно закричал:
— Во, Анют, ты смотри, как твой мужик пацана скрутил! А с виду хлипкий… Ну, артист! Как в кино!
Лёня-Лёня смотрел туда, где оставались стоять Саша и Васька. Всё-таки подрались? Она бросила пакет с провизией на плиту, пробормотала что-то вроде: «Я очень спешу, извините», — повернулась и торопливо пошла назад.
— Да не, опоздала, — разочарованно крикнул ей вслед Лёня-Лёня. — Всё, не на что уже смотреть. Быстро он его, ага.
Она боялась, что правда опоздала. Васька сидел на земле, странно скособочившись, заведя руки за спину и уткнувшись лбом в согнутые колени. Перед ним стоял Саша, размахивал руками и что-то с выражением говорил. В руке у Саши был пистолет.
— Ты что, с ума сошёл? — в ужасе закричала Аня, подбегая. — Ты что с ним сделал? Это же племянник Давида Васильевича! Откуда у тебя пистолет? Ты же не на работе!
Саша перестал размахивать руками, замолчал, оглянулся и зачем-то протянул ей пистолет. Она отшатнулась, и тогда он насмешливо объяснил:
— Да это газовый. Игрушка. Он на меня с этой игрушкой! Хе. Да не бойся, посмотри, я его уже разрядил. А что с молодым человеком делать? В участок вроде бы несолидно, свои же засмеют за такую мелочь. С другой стороны — ношение оружия… Эй, молодой человек, у тебя разрешение есть?
Васька поднял голову, уставился на Сашу ненавидящим взглядом, попытался было встать — и неловко свалился набок. И тогда Аня увидела, что руки у него за спиной скованы наручниками.
— Сними это немедленно, — устало сказала она. — Зачем ты вот так? Это же… это же не преступник! Это неправильно — вот так! Как будто ты имеешь право! И разрешение у него есть, я знаю. И он на тебя не нападал. Или нападал?..
— Успел бы — так и напал бы, — недовольно буркнул Саша. — Ладно, сейчас я браслеты сниму. Эй, молодой человек, ты глупости делать не будешь? Ты иди, Ань, ждут уже, наверное.
— Не уйду, — упрямо сказала Аня. — Снимай при мне.
Саша бросил пистолет на землю, достал ключи и помог Ваське подняться на ноги, что-то недовольно ворча. Снял наручники, сунул их куда-то под куртку, отступил от Васьки на шаг и опять повторил:
— Без глупостей, понял? Игрушку я забирать не буду, но лучше бы ты с ней не баловался. Патроны я вынул, так что никому больше её даже и не показывай. Хорошо, если просто отберут. А могут и пристукнуть.
Васька стоял, отвернувшись, тёр кисти рук, молчал. Даже свой пистолет не пытался подобрать. Ане вдруг стало его жалко.
— Пойдём, Саш, а то я правда опоздаю, — поторопила она. — Оставь ты его в покое уже.
Она взяла его за руку и почти насильно потащила за собой. Кажется, ему хотелось договорить с Васькой недоговорённое. За углом ограды Аня остановилась, глянула сквозь чугунный ажур и болезненно поморщилась: Васька опять сидел на земле, обхватив руками колени и уткнувшись в них лбом. Плечи его тряслись. Саша тоже оглянулся, присмотрелся, удивлённо пробормотал:
— Плачет, что ли? Плачет. Ты подумай… Красна девица. Лет-то ему сколько?
— Мне его жаль, — призналась Аня. — Ты очень… жёсткий. А у него и так неприятности. И с Давидом Васильевичем не знает, как мириться, и со мной разговор такой тяжёлый был… Мне его правда жаль.
— Да я понимаю, — с откровенно фальшивым сочувствием откликнулся Саша. — Пацан настрадался, а как же, жалко, конечно. Но ты правильно решила замуж выходить не за него, а за меня.
— Да я понимаю, — с откровенно фальшивым сочувствием откликнулся Саша. — Пацан настрадался, а как же, жалко, конечно. Но ты правильно решила замуж выходить не за него, а за меня.
— Когда это я решила? — удивилась Аня, тут же забывая о Ваське. — Ты что, шутишь так?
— Я серьёзен, как никогда, — торжественно заявил Саша. — Ладно, потом выясним, что ты там решила. Пойдём, ехать пора. Я хочу с твоим Давидом Васильевичем познакомиться. Бабушка разрешила.
А потом началась суета. Вроде бы, уже и готово было всё, и все собрались, и захватили для царя Давида нужные вещи, и распределили места в машинах, и трижды проверили, не забыли ли документы, ключи и телефоны, но в последний момент всё равно кто-то вспоминал какую-нибудь глупость: а газ выключили? А утюг? А окна закрыли? Нет, а обувь-то, обувь для царя Давида? Всё взяли? Ну ладно, поехали уже…
Машину царя Давида вёл Руслан, в ней ехали бабушка и Аня, предполагалось, что в ней же привезут царя Давида домой. Машину Александра Васильевича вёл молчаливый дядька, рядом с ним на пассажирском сиденье сидел второй молчаливый дядька, третий — на заднем сиденье, рядом с Александром Васильевичем. Кажется, одного из этих молчаливых дядек Аня уже видела раньше. Хотя все охранники почему-то похожи друг на друга. Дама Маргарита и её дочь Лилька сели в Сашину машину, что Аню мимоходом удивило: а как же безопасность? Потом она вспомнила один детектив, который как-то вычитывала: самое опасное место — рядом с тем, на кого охотятся. А охотятся всегда на олигархов. Ну и правильно, что они в Сашиной машине. Тем более что он мент.
А потом всю их толпу пустили в отделение, и там, в кабинете своего лучшего ученика Михаила Максимовича, их встретил немножко похудевший и обросший, но весёлый царь Давид.
— Коньяк захватили? — грозно вопросил он вместо приветствия, мимоходом пожимая руку Руслану, целуя в макушку Аню, коротко обнимая брата, хлопая по плечу даму Маргариту, дёргая за ухо Лильку и внимательно присматриваясь к Саше. Бабушку он как ухватил за руку сразу, так и не отпускал. Наверное, он и охранников как-нибудь поприветствовал бы, но два охранника стояли в коридоре у дверей, как на часах, а третий остался в машине.
— Коньяк-то мы захватили, — сказала бабушка. — Но я тебе коньяк не дам. Иди переоденься, пока мы тут попьянствуем за твоё здоровье. Чтоб соблазна не было.
— Слушаюсь! — радостно гаркнул царь Давид, взял пакет с одеждой и пошёл куда-то переодеваться.
Михаил Максимович освободил свой письменный стол, и бабушка с Аней стали выставлять на него всё, что принесли для такого случая: бутылки, салаты, запечённую в томате баранину, фаршированный перец, солёные грибочки, коробки конфет, яблочный пирог… Стола не хватило, и пришлось часть праздничного обеда перенести на подоконник, а часть — на свободную полку стеклянного шкафа. Вернулся переодевшийся царь Давид, сам открыл шампанское, сам же разлил его по пластиковым стаканчикам, торжественно сказал:
— Ну, за неслыханные достижения медицины!
Все сделали по глотку, а у царя Давида бабушка шампанское отобрала, проворчав что-то о злостных симулянтах. И царь Давид тут же заявил, что нечего рассиживаться, в доме дел полно, а за этим столом есть кому посидеть, дежурная смена с утра голодная ходит, да и в других отделениях найдутся хорошие люди, их тоже следует покормить. И все стали прощаться с Михаилов Максимовичем, жали ему руку, говорили какие-то слова, бабушка обняла его, что-то сказала на ухо, и он засмеялся. Аня тоже неожиданно для себя обняла доктора, поцеловала в щёку и даже не покраснела. Александр Васильевич вынул из портфеля толстый чёрный пластиковый пакет, перетянутый тонкой резинкой, положил на стол перед врачом, негромко сказал:
— На нужды отделения.
Михаил Максимович снял резинку с пакета, заглянул внутрь и почти испуганно попытался его вернуть:
— Это что такое? Это нельзя! Это только через кассу. Или на счёт, у нас есть благотворительный фонд, все реквизиты на сайте…
— Вот ты сам и сделай, как надо, — ответил Александр Васильевич. — Мне некогда мелочами заниматься.
— Бери, Миша, — посоветовал царь Давид. — Там разберёшься, ты лучше знаешь, где у тебя какой фонд.
И бесцеремонно погнал всех из кабинета врача, приговаривая, что и так уже сколько времени у занятого человека отобрали.
…Дома царь Давид прежде всего обошёл свои владенья — не инспектировал, а просто откровенно радовался ощущению дома. Бабушка ходила за ним, Аня накрывала на стол — «настоящий» праздничный обед, для своих. Дама Маргарита помогала, но как-то неуверенно, всё время спрашивая, что где лежит и так ли она делает. Её муж молча сидел на диване, уставившись на свои руки, сложенные на коленях. Лилька шаталась из угла в угол, на Аню поглядывала настороженно, но куски со стола таскала непринуждённо. Саша в уголке о чём-то рассказывал охранникам.
Потом все сели за стол, и начался праздничный обед. С тостами, с шутками, с медицинскими байками и какими-то семейными преданиями, с перерывами и брожением участников по всем помещениям этой огромной квартиры. Обед был долгим, неторопливым, и Аня, поглядывая на часы, потихоньку спросила у дамы Маргариты, где они остановились — в гостинице? Или, может быть, ей сейчас приготовить помещения на втором этаже?
— Нет, — ответила дама Маргарита. — Мы сразу уедем. Только повидаться приезжали. У Сандро завтра встреча…
— А Василий что ж не приехал? — раздался рядом голос царя Давида.
— Он приехал, — глуховато сказал его брат. — Твоего разрешения ждёт.
— Пусть зайдёт, — разрешил царь Давид и пошёл в свой кабинет.
Один из охранников вышел и через пять минут вернулся с Васькой. Этого, кажется, никто не заметил, кроме Ани. Все опять собрались в гостиной, лениво что-то доедали и допивали, болтали, смеялись… Аня стояла у закрытой двери кабинета и боялась. За дверью было тихо. Вдруг Васька громко сказал:
— Дядь Давид, ну хочешь, я на колени встану?
— Мужчина может стоять на коленях только перед женщиной! — так же громко ответил царь Давид. Голос у него был сердитый.
Сейчас опять кричать начнут. А царю Давиду нельзя волноваться.
Аня постучала и тут же вошла, не дожидаясь ответа. Она не успела придумать, что будет говорить. Но даже если бы и придумала, так всё равно не успела бы сказать. Васька затравленно оглянулся на звук закрывшейся двери и с отчаяньем выпалил:
— Ну, хочешь, я перед ней на колени встану?
Царь Давид фыркнул и саркастически поинтересовался:
— А почему я должен этого хотеть? Спроси у девочки.
— Нет! — Аня растерялась и даже испугалась. — Нет, я не хочу… Это не имеет никакого значения, и вообще… и вообще Давиду Васильевичу пора лекарство принимать. А ваша мама сказала, что уже пора уезжать.
— Дядь Давид… — начал Васька.
— Мы уже поговорили, — перебил его тот. — Ты ведь всё понял? Ну и хорошо. Тогда иди.
Васька вышел, Аня с надеждой осторожно спросила:
— Вы ведь его простили, правда? Каждый может сделать ошибку. А Василий просто ещё маленький, многого не понимает.
— Простил, — сухо согласился царь Давид. — Конечно, простил. Но вряд ли когда ещё увижу. А ты чего за мной надзираешь? Смотри, уволю… Иди, девочка, не думай об этом больше.
…Она и не думала об этом. После того праздничного обеда в честь выздоровления царя Давида жизнь как-то сразу вошла в привычное русло, в спокойное, счастливое, правильное русло. Изменилось только то, что бабушка так и осталась жить в доме царя Давида, готовила, следила за его одеждой, ругала за нарушения режима. Ни о каких свадьбах оба они не заговаривали. Фактически, домработницей царя Давида сейчас была бабушка, почти ничего не давая делать Ане. Аня маялась, чувствуя себя виноватой: деньги-то за работу платили ей! Однажды не выдержала, высказала царю Давиду свои сомнения. Тот возмутился:
— Тебе не нравится, как Нино готовит? Она сама хочет, вот и пусть… Ты зачем это говоришь? Или ты бросить меня хочешь?
— Нет, не хочу, — призналась Аня. — Вы мне всю жизнь переменили. Я даже не думала, что так бывает. Я вас очень люблю, Давид Васильевич. Но ведь я же теперь совсем бесполезна!
— Вот ведь глупая… — царь Давид засмеялся, тут же посерьёзнел и с силой сказал: — Ты мне счастье принесла. У меня теперь будто своя семья есть. Может, и Нино ещё согласится замуж выйти… Я не могу настаивать, я болел… Мало ли, что ещё может быть. Но и так — счастье, понимаешь? Редко кому так везёт, а мне повезло. Не уходи, пожалуйста. Вот когда замуж выйдешь — тогда что ж, держать не буду.
— Я не собираюсь замуж, — растерянно пробормотала Аня.
— Сейчас не собираешься, к новому году соберёшься, — уверенно предсказал царь Давид. — Что, не уговорит тебя никак твой мент? Ты вся в бабушку… Упрямые обе. А мальчик хороший, такие по нашим временам большая редкость.