Наконец послышались шаги, скрипнул кухонный стул. Пип ринулась прочь из ванной, но зацепилась за что-то подолом халата. За гвоздь, торчавший из помоечной деревяшки. Пип едва увернулась от падающих досок, и тут у нее за спиной раздался голос Аннагрет:
– Пип! Пип, я тебя уже три дня ищу.
Пип обернулась – Аннагрет неумолимо приближалась к ней.
– Привет, да, извини, – забормотала она, торопливо поправляя доски. – Но сейчас я не могу. У меня там… Давай завтра?
– Нет, – улыбнулась Аннагрет. – Давай сейчас. Идем, идем, ты же обещала.
– Гм. – Пип никак не удавалось расставить приоритеты. На кухне, где расположились немцы, имелись также хлопья и молоко. Может быть, ничего страшного, если перед возвращением к Джейсону она слегка подкрепится? Может быть, кукурузные хлопья придадут ей энергии, сделают более отзывчивой, помогут достичь результата?
– Я сбегаю на секундочку наверх. На одну секундочку, ладно? И тут же вернусь, честное слово.
– Нет-нет, идем сейчас. Идем-идем. Несколько минут всего, десять минут. Увидишь, это интересно, это всего-навсего формальность. Идем. Мы тебя весь вечер ждали. Сейчас пойдем и сделаем это, ja?
Красавица Аннагрет манила ее на кухню. Пип понимала, чтó не нравится в немцах Дрейфусу, и вместе с тем просто подчиняться приказам было для нее облегчением. К тому же она уже пробыла внизу так долго, что малоприятно будет бежать наверх и просить Джейсона потерпеть еще, а в ее жизни и так было столько всего малоприятного, с чем не хотелось встречаться, что она завела привычку откладывать встречу как можно дольше, пусть даже отсрочка означала, что встреча в итоге окажется еще неприятнее.
– Дорогая Пип, – сказала Аннагрет, поглаживая волосы Пип (та сидела за кухонным столом, ела хлопья из большой миски и не особенно хотела, чтобы ее волосы кто-то трогал), – спасибо, что согласилась сделать это для меня.
– Только давай по-быстрому, хорошо?
– Да, сама увидишь. Это всего-навсего формальность. Ты очень похожа на меня в твоем возрасте, когда я искала цель в жизни.
Это Пип тоже не понравилось.
– Так, – сказала она. – Ты уж прости, что я об этом спрашиваю, но ваш Проект – случайно не культ?
– Культ? – расхохотался на другом конце стола Мартин, весь состоявший из щетины и арафатки. – Разве что культ личности.
– Ist doch Quatsch, du, – в сердцах возразила ему Аннагрет. – Also wirklich.
– Прости, что ты сказала? – переспросила Пип.
– Говорю, что он несет вздор. Проект – вовсе не культ, наоборот. Это честность, правда, открытость, свобода. Его терпеть не могут власти именно тех стран, где царит культ личности.
– Но руководитель Проекта очень харифметический, – заметил Мартин.
– Харизматический? – поправила Пип.
– Да, харизматический. У меня вышло похоже на арифметику. Андреас Вольф – харизматическая личность. – Мартин вновь рассмеялся. – Прямо-таки словарный пример. Как использовать слово “харизматический”. “Андреас Вольф – харизматическая личность”. Все понятно без пояснений, и вы сразу видите, что значит это слово. Он и есть определение этого термина.
Мартин, похоже, подкалывал Аннагрет, Аннагрет это не нравилось, и Пип угадала или решила, будто угадала, что Аннагрет когда-то прежде спала с Андреасом Вольфом. Она была старше Пип как минимум лет на десять, а то и на пятнадцать. Из полупрозрачной пластиковой папки – на вид европейского производства – она извлекла несколько страниц чуть длиннее и уже американских.
– Ты что-то вроде вербовщицы? – спросила Пип. – Разъезжаешь повсюду с этой анкетой?
– Да, я уполномочена, – ответила Аннагрет. – Вернее, не уполномочена, мы не признаем таких вещей. Просто одна из тех, кто делает эту работу в нашей группе.
– За этим ты и приехала в Штаты? Набирать людей?
– Аннагрет – многостаночница, – сказал Мартин, улыбаясь восхищенно и в то же время саркастически.
Аннагрет попросила его оставить их с Пип в покое, и он двинулся в сторону гостиной, до сих пор, видимо, пребывая в блаженном неведении о том, как мало Дрейфусу приятно его общество. Пип воспользовалась паузой, чтобы насыпать себе еще хлопьев; по крайней мере, в графе “питание” будет проставлена галочка.
– Если бы не эта ревность, у нас с Мартином были бы отличные отношения, – прокомментировала Аннагрет.
– К кому он ревнует? – спросила Пип, жуя. – К Андреасу Вольфу?
Аннагрет покачала головой.
– Я долгое время была очень близка с Андреасом, но это кончилось за несколько лет до знакомства с Мартином.
– То есть ты была тогда совсем юной.
– Мартин ревнует меня к подругам. В чем немецкий мужчина, даже вполне хороший, видит самую большую угрозу? В близкой дружбе между женщинами у него за спиной. Это его страшно расстраивает, как будто мир оказался не таким, каким должен быть. Как будто мы вместе выведаем все его тайны, лишим его власти, а то и вообще научимся без него обходиться. У тебя таких проблем не возникает?
– Нет, боюсь, я сама ревнующая сторона.
– Ну так вот, поэтому Мартин ревнует и к интернету, ведь по большей части я общаюсь с подругами в сети. У меня много подруг – настоящих, – с которыми я никогда не встречалась. Электронная почта, социальные сети, форумы. Мартин, я знаю, иногда смотрит порнографию, у нас нет друг от друга секретов, а если бы не смотрел, он был бы один такой мужчина в Германии; мне кажется, порнография в интернете специально для них и создана, для немецких мужчин, потому что им нравится быть в одиночестве, все контролировать и предаваться фантазиям о власти. Но он говорит, он смотрит ее только потому, что у меня слишком много подруг в интернете.
– Что, конечно, похоже на ту же порнуху, только для женщин, – заметила Пип.
– Нет. Ты потому так говоришь, что еще молода и, может быть, не так сильно нуждаешься в дружбе.
– А ты никогда не думала просто перейти на женщин?
– В Германии сейчас все с этим довольно скверно – с мужчинами и женщинами, – ответила Аннагрет, и почему-то было ясно, что это означает “нет”.
– Я вот что пыталась сказать: что интернет многие потребности удовлетворяет на расстоянии. И мужские, и женские.
– Но женскую потребность в дружбе интернет действительно удовлетворяет, это не фантазии. А поскольку Андреас понимает силу интернета, его власть, понимает, как много он может значить для женщин, Мартин и к Андреасу ревнует – вот в чем дело, а не в том, что я когда-то была близка с Андреасом.
– Ясно. Но если Андреас – харизматический лидер, значит, он обладает властью, и чем же он тогда отличается в твоих глазах от всех прочих мужчин?
Аннагрет покачала головой:
– Андреас – фантастическая личность, он понимает, что интернет – величайший в истории инструмент выявления правды. И что интернет говорит нам? Что все в обществе на самом деле вращается вокруг женщин, а не мужчин. Мужчины смотрят на изображения женщин, женщины общаются с другими женщинами.
– По-моему, ты забываешь про гей-секс и видео с котиками, – заметила Пип. – Но давай к анкете. Меня там наверху, видишь ли, ждет парень, поэтому не удивляйся, что я в халате на голое тело.
– Прямо сейчас ждет? Наверху? – взволновалась Аннагрет.
– Я думала, анкета коротенькая, разве нет?
– Может быть, он придет как-нибудь в другой раз?
– Нет уж, давай без таких крайностей.
– Тогда сходи скажи ему, что тебе нужно несколько минут всего, десять минут на важный разговор с подругой. Пусть он для разнообразия побудет ревнующей стороной.
И Аннагрет ей подмигнула; этому умению Пип могла только завидовать, ведь подмигивание – противоположность сарказму.
– Давай лучше сразу, бери меня тепленькой, – сказала Пип.
На эти вопросы, заявила Аннагрет, нет правильных и неправильных ответов; Пип не верилось – ведь зачем нужна анкета, если не может быть неправильных ответов? Красота Аннагрет, однако, была очень убедительной. Глядя на нее через стол, Пип воображала, будто проходит собеседование на должность Аннагрет.
– “Какой из перечисленных суперсил Вы предпочли бы обладать? – прочла Аннагрет. – Умением летать, читать мысли или останавливать время для всех, кроме Вас”.
– Читать мысли, – сказала Пип.
– Хороший ответ – хотя тут нет правильных и неправильных.
Улыбка Аннагрет была такой теплой – хоть окунись в нее, а Пип все еще тосковала по колледжу, где ей хорошо давались тесты.
– “Объясните свой выбор”, – прочла Аннагрет.
– Потому что я не доверяю людям, – сказала Пип. – Даже мама, которой я верю, кое о чем умалчивает, об очень важном, и было бы здорово иметь возможность про это узнать, не обращаясь к ней. Я бы выяснила что мне надо, а она бы не переживала. И так с каждым, буквально с каждым: я никогда толком не знаю, что обо мне думают, а угадывать плохо получается. Было бы здорово, если бы я могла просто нырнуть человеку в голову, всего на пару секунд, и убедиться, что все в порядке, что он не думает про меня тайком ничего ужасного, – и тогда я бы могла ему доверять. Ни для чего плохого я бы этим не пользовалась, нет. Но ведь так тяжело – жить и никому не доверять. Столько сил приходится тратить, чтобы разобраться, чего от меня хотят. Это так утомительно!
– “Объясните свой выбор”, – прочла Аннагрет.
– Потому что я не доверяю людям, – сказала Пип. – Даже мама, которой я верю, кое о чем умалчивает, об очень важном, и было бы здорово иметь возможность про это узнать, не обращаясь к ней. Я бы выяснила что мне надо, а она бы не переживала. И так с каждым, буквально с каждым: я никогда толком не знаю, что обо мне думают, а угадывать плохо получается. Было бы здорово, если бы я могла просто нырнуть человеку в голову, всего на пару секунд, и убедиться, что все в порядке, что он не думает про меня тайком ничего ужасного, – и тогда я бы могла ему доверять. Ни для чего плохого я бы этим не пользовалась, нет. Но ведь так тяжело – жить и никому не доверять. Столько сил приходится тратить, чтобы разобраться, чего от меня хотят. Это так утомительно!
– О, Пип, будь моя воля, я бы дальше тебя не спрашивала. Все, что ты говоришь, – просто фантастика!
– Правда? – печально улыбнулась Пип. – Но понимаешь, я даже сейчас начинаю думать, почему ты это сказала. Может быть, просто пытаешься сделать так, чтобы я продолжала отвечать на вопросы? И кстати, я вообще не могу понять, почему это для тебя так важно.
– Мне ты можешь доверять. Просто ты произвела на меня такое впечатление…
– Послушай, ведь это бессмыслица какая-то, я ни на кого не произвожу особого впечатления. И в ядерном оружии не очень-то разбираюсь, только про Израиль и знаю. Я ни капельки тебе не доверяю. Не доверяю. Я вообще никому не доверяю. – Пип чувствовала, что лицо становится горячим. – Знаешь, мне, пожалуй, пора. Сколько парень может меня ждать.
По идее этого было достаточно, чтобы Аннагрет отпустила ее или хотя бы извинилась, что задерживает, однако та (видимо, что-то немецкое?) была, похоже, малочувствительна к сигналам.
– Нужно следовать правилам, – сказала она. – Формальность, но мы должны ее соблюдать.
Она похлопала Пип по руке, а потом и погладила.
– Мы быстро.
Пип странно было, что Аннагрет все время ее трогает.
– “Ваши друзья исчезают. Не отвечают на эсэмэс, на сообщения в Фейсбуке, не берут трубку. Вы обращаетесь к их работодателям, и Вам говорят, что на службе они не появлялись. Вы звоните их родителям, те тоже очень встревожены. Вы идете в полицию и там узнаете, что расследование уже проведено, с Вашими друзьями все в порядке, но они переехали в другие города. И так постепенно исчезают все Ваши друзья до единого. Как Вы поступите? Будете ждать вашего собственного исчезновения, надеясь после этого узнать, что произошло с друзьями? Попытаетесь провести свое расследование? Сбежите?”
– Исчезают только мои друзья? – уточнила Пип. – А на улице по-прежнему полно людей моего возраста?
– Да.
– Честно говоря, я бы, наверно, обратилась к психиатру.
– А психиатр сам поговорит с полицией и убедится, что все так и есть.
– Ну, тогда по крайней мере один друг у меня будет – психиатр.
– Потом психиатр тоже исчезает.
– Полный бред. Как будто из головы Дрейфуса.
– Ждать, расследовать или бежать?
– Или покончить с собой. Как насчет этого варианта?
– Неправильных ответов не бывает.
– Наверно, я бы поехала к маме. Чтобы она все время была у меня на глазах. А если все-таки и она исчезнет, я, скорее всего, покончу с собой, потому что будет очевидно, что любая связь со мной вредна для здоровья.
Аннагрет снова улыбнулась:
– Замечательно.
– Что?
– Ты справляешься очень, очень хорошо, Пип. – Она перегнулась через стол и обеими ладонями, горячими ладонями обхватила щеки Пип.
– Самоубийство – это правильный ответ?
Аннагрет убрала руки.
– Тут нет неверных ответов.
– Тогда твое “хорошо справляешься” мало что значит.
– “Что из перечисленного Вам случалось сделать без разрешения: влезть в чужую электронную почту, читать содержимое чужого смартфона, шарить в чужом компьютере, читать чужой дневник, просматривать чужие личные бумаги, слушать чужой частный разговор, когда Ваш телефон случайно к нему подключился, получить под ложным предлогом информацию о другом человеке, прижаться ухом к стене или двери, чтобы подслушать разговор, или что-либо подобное?”
Пип нахмурилась.
– Можно пропустить этот вопрос?
– Доверься мне. – Аннагрет в очередной раз притронулась к ее ладони. – Правильнее будет ответить.
Поколебавшись, Пип выложила:
– Я просмотрела каждый клочок бумаги, какой нашла у мамы. Если бы она вела дневник, я бы и его прочла, но дневника нет. Если бы у нее была электронная почта, я бы в нее влезла. В интернете я обшарила все базы данных, какие только могла. Я этим ни капельки не горжусь, но она отказывается назвать мне имя моего отца, скрывает место моего рождения и даже свое настоящее имя. Она говорит, что таким образом хочет защитить меня, но мне кажется, угроза существует только у нее в голове.
– Все это тебе следует знать, – сумрачно подтвердила Аннагрет.
– Да.
– Ты имеешь право знать.
– Да.
– Ты понимаешь, что “Солнечный свет” может помочь тебе это выяснить?
Сердце Пип забилось – отчасти потому, что прежде ей такое не приходило в голову и перспектива пугала, но главным образом потому, что она почувствовала: вот тут начинается настоящее соблазнение, все прикосновения Аннагрет были всего лишь прелюдией. Она отняла ладонь и нервно обхватила себя руками.
– Я думала, Проект занимается государственными и корпоративными секретами.
– Да, конечно. Но у Проекта большие возможности.
– Тогда, может быть, я просто напишу им и попрошу дать информацию?
Аннагрет покачала головой:
– Это же не детективное агентство.
– А если бы я поехала туда и прошла практику?
– Тогда другое дело.
– Что ж, интересно.
– Есть над чем подумать, ja?
– Ja-ah, – отозвалась Пип.
– “Вы путешествуете по чужой стране, – прочла Аннагрет, – и ночью к Вам в гостиницу является полиция, арестовывает Вас и обвиняет в шпионаже, хотя Вы не шпионили. Вас привозят в полицию. Вам разрешено сделать один звонок при условии, что он будет полностью прослушиваться. Вас предупреждают: тот, к кому Вы обратитесь, тоже окажется под подозрением в шпионаже. Кому Вы позвоните?”
– Стивену, – ответила Пип.
По лицу Аннагрет пробежала тень разочарования.
– Этому Стивену? Который здесь живет?
– Да, а что в этом такого?
– Прости, я думала, ты скажешь: маме. До сих пор ты упоминала ее в каждом ответе. Это же единственный человек, которому ты веришь.
– Да, но только в глубоком смысле, – сказала Пип. – Она в такой ситуации с ума сойдет от тревоги, она понятия не имеет, как в мире все устроено, и не сообразит, куда обратиться, чтобы меня вытащить. А Стивен точно будет знать, кому позвонить.
– На мой взгляд, он слабоват.
– Что?
– Ну, слабоват. Живет с этой сердитой, властной особой.
– Да, брак у него несчастливый – уж это-то я знаю.
– Ты к нему неравнодушна! – в смятении воскликнула Аннагрет.
– Да, а что?
– Ты мне этого не сказала. Мы сидели с тобой на диване, обо всем друг другу рассказывали, а об этом ты умолчала.
– А ты не говорила, что спала с Андреасом Вольфом!
– Андреас – публичная персона. Я должна соблюдать осторожность. Да и было это много лет назад.
– Ты говоришь о нем так, словно в любой момент рада бы все повторить.
– Пип, пожалуйста! – Аннагрет схватила ее за руки. – Давай не будем ссориться. Я не знала, что тебя интересует Стивен. Прости меня.
Но рана, нанесенная словом “слабоват”, болела все сильней, и Пип была в ужасе от того, сколько всего личного уже выложила этой женщине, до того уверенной в своей красоте, что способна воткнуть себе в лицо кучу металла и стричься так, словно в ход шли не ножницы, а секатор. Пип, у которой причин для такой уверенности в себе не было, вырвала руки, встала и со стуком опустила свою миску в раковину.
– Ладно, я пошла.
– Но у нас еще осталось шесть вопросов…
– Потому что я, конечно, не поеду ни в какую Южную Америку и тебе я ни капельки не доверяю, ни вот настолечко, так что ехала бы ты лучше со своим дрочащим дружком в Лос-Анжелес, ищи себе там, кто вас пустит к себе жить, и подсовывай свою анкету таким, кто не влюбляется в слабаков вроде Стивена. Я вас в этом доме видеть не хочу, и другие тоже не хотят. Если бы ты меня хоть чуточку уважала, давно бы поняла, что я не хочу тут сейчас находиться.
– Пип, прошу тебя, погоди, я правда очень, очень виновата. – Аннагрет выглядела искренне расстроенной. – Можно на этом и закончить с анкетой…
– Я думала, это всего-навсего формальность, которую надо соблюсти. Надо, надо… Господи, ну и дура же я.
– Нет, Пип, ты очень умная. Ты просто фантастическая. Только мне кажется, ты сейчас немножко больше, чем нужно, зациклена на мужчинах.
Новое оскорбление. Пип только молча таращила глаза.
– Мне кажется, тебе нужна подруга, женщина чуть постарше, которая в молодости была во многом такая же, как ты.