— Да, — помолчав, ответил Кратер, взвешивая каждое слово, — я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы вернуть сыну Александра, царю Пирру, его царство. Не думаю, что ты предоставишь мне больше доказательств прав это мальчика на престол, чем я уже увидел. Мне хочется верить, что он действительно сын Александра, что его внешность не есть какой-то чудовищный, хитрый подлог, возомнившего о себе иллирийского князя… Потому что мне больше не во что верить… — добавил он еле слышно.
* * *
Из речей афинского философа Феагена к ученику
…Ты спрашиваешь меня, Ксантипп, как вышло, что македоняне не проиграли битву при Гранике, после того, как клинок Спифридата сразил их царя? Слушай же.
Ты справедливо заметил, Ксантипп, что смерть великого полководца в разгар сражения повергнет в уныние войско, даже одерживающее верх. Так случилось с фиванцами, потерявшими победу в битве при Мантинее, когда их вождь, Великий Эпамидонд был смертельно ранен. То же могло случиться и с македонянами. Клит, сын Дропида, телохранитель Александра, не сумевший уберечь своего господина, врубился в ряды персов, как разъяренный лев. Над телом царя разгорелся яростный бой, сравнимый лишь с воспетым Гомером боем за тело Патрокла. Словно герои Илиады, Аякс и Одиссей, Клит и Гефестион отбили тело царя у варваров и Гефестион вынес его с поля боя. Тем временем, гетайры впали в отчаяние, а варвары воодушевились. Но еще немногие знали о смерти царя, и положение можно было спасти. Тогда Птолемей, сын Лага, надел шлем Александра и с криком: "Царь жив!" бросился в бой. Увидев знакомый алый гребень и белые перья цапли, украшавшие шлем Александра, гетайры воспряли и погнали варваров. Пехота, ничего не слышавшая о смерти царя, продолжала напирать в центре, и тем победа была одержана, а варвары обращены в бегство. Птолемей же, спасший войско своим решительным поступком, получил от благодарных воинов прозвище "Сотер", Спаситель.
Но что же было потом, спросишь ты? Ужас и смятение охватили македонян и их союзников. О продолжении похода не могло быть и речи, и хотя меж гетайров раздавались отдельные голоса, что дело Филиппа и Александра должно быть продолжено, большинство понимало, что это совершенно невозможно и следует возвратиться домой. Более того, удерживать азиатский берег, как делал Парменион до подхода основных сил, теперь было бессмысленно.
Когда весть о несчастье распространилась среди всего войска, сразу стало понятно, что единства не сохранить. Союзные македонянам отряды эллинов, решили, что не связаны более никакими клятвами. Они немедленно покинули лагерь македонян и, разбив неподалеку свой, стали готовиться к возвращению. Среди македонян нарастала паника. Усиливалась она еще и тем, что Александр не оставил наследника, и не ясно было, кто же возглавит осиротевшее войско и страну. Ты уже знаешь, Ксантипп, что при своем воцарении, Александр железной рукой устранил всех возможных соперников, а неопасных устрашил. Он казнил новорожденного сына Клеопатры, последней жены Филиппа, убил ее дядю, Аттала, который хотел править за счет своей племянницы. Племянник Филиппа, Аминта, у которого Филипп отнял царство, принадлежащее тому по праву, молчал. Но не молчали линкестийцы, которые сами хотели стать царями за спиной Аминты. Аминту убили. Александр казнил и линкестийцев, сыновей Аэропа, Аррабея и Геромена. Их брат, Александр, тезка царя, первым именовал сына Филиппа царским титулом и вымолил себе прощение.
Был еще один сын у Филиппа, Арридей, находившийся при войске. Он был слабоумен и не годился на роль царя, но охваченная отчаянием пехота, педзетайры и гипасписты, начали выкликать его, называя царем Филиппом III. Мрачные гетайры пытались возражать, но перекричать тридцатитысячную толпу им не удалось. Послали за Арридеем, но, войдя в его палатку, нашли лишь бездыханное тело с кинжалом в груди. Ты видишь, Ксантипп, каково быть царским сыном? С рождения ты обречен царствованию или смерти и не можешь избрать своей волей иного пути. Свершителей данного злодейства так и не нашли. Все полагали тогда, что род Аргеадов пресекся окончательно и надобно искать иного кандидата. Взоры многих тотчас устремились на Александра-Линкестийца, прощенного и обласканного царем. Но тот, устрашенный ужасной судьбой Арридея, едва начались разговоры о нем, вскочил на коня и погнал его к побережью. Переправившись через Геллеспонт, он отправился к Антипатру, на дочери которого был женат, в надежде на то, что регент Македонии не тронет своего зятя.
Дабы избежать катастрофы, Филота, сын Пармениона, командир гетайров, созвал собрание войска, на котором выступил с речью. Он напомнил воинам о древнем, всегда соблюдавшемся обычае, согласно которому любой македонский царь не мог таковым называться без одобрения войска. "Аргеадов нет более, — говорил он, — зачем же искать царя среди знатных, но ничем не проявивших себя людей? Выберем же царя среди мудрых и прославленных полководцев! Пусть царем будет тот, кому вы доверяете безраздельно и кто никогда не подводил вас на поле брани". Тогда то там, то тут начали раздаваться крики: "Парменион! Парменион!", слившиеся в тысячеголосый хор. Пожилой полководец был поднят на щитах и провозглашен царем Македонии.
Не все согласились с таким решением. Многие, большей частью молодые друзья Александра, его сверстники, среди которых было немало чужестранцев, отринули выбор войска, и перешли к эллинам, снявшимся с лагеря и отправившимся по своим домам. Значительная часть войсковой казны исчезла. Говорили, что ее по наущению Птолемея захватил Гарпал, один из друзей покойного царя. Он сам, а так же Неарх, Леоннат и Селевк, выбрали вожаками своих более старших товарищей: Птолемея и одноглазого Антигона, прозванного Циклопом. На некоторое время они сошли со сцены, на которой только еще начиналась трагедия.
Иные в отчаянии покончили с собой. В их числе был ближайший друг царя, Гефестион. Он не видел больше смысла в существовании и бросился на меч. Его примеру последовал Клит, неустанно винивший себя в смерти Александра.
Выбрав нового царя, македоняне двинулись обратно к Геллеспонту. Менее десяти дней прошло, пока ужасная весть достигла Пеллы. Безутешная мать, Олимпиада, тем не менее вовсе не обезумела от горя, как все ожидали. Властная и жестокая царица быстро рассудила, что оставаться в Македонии ей очень опасно и бежала на свою родину, в Эпир. Там она послала гонца к своему брату, Александру Молосскому, воевавшему с италийцами на стороне греческих колоний. Она призывала его вернуться и помочь ей в борьбе за македонский престол. Однако эпирский царь не внял ее просьбам.
Антипатр, узнав о случившемся, решительно навел порядок в оставленных ему царем войсках и объявил, что не сложит с себя власть над Македонией, поскольку ее завещал ему Александр и только он может ее забрать. Пармениона Антипатр объявил изменником и выступил с войском ему навстречу.
Почти одновременно узнали о смерти царя и в Афинах. Ты спросишь меня, Ксантипп, как наши соотечественники восприняли эту весть? Ни афиняне, ни граждане других полисов не стразу поверили гонцу. Все помнили ужасную участь, постигшую Фивы. Но гонцы все прибывали, и очень скоро не осталось сомнений в правдивости их слов. Демосфен вновь облачился в нарядные одежды и призывал народ праздновать. Ты знаешь, Ксантипп, что я никогда не одобрял столь бурного проявления чувств по случаю смерти врага, но все же я афинянин и мне легко понять Демосфена. Быстрее всего отреагировали спартанцы. Их царь, Агис III немедленно созвал всеэллинское собрание в Коринфе и представители многих полисов тотчас выехали туда. Агис и вторивший ему Демосфен (к своему изумлению уступивший здесь первенство в поносительстве македонян) призывали эллинов объединиться, как в годы персидской опасности, чтобы раз и навсегда покончить с Македонией, низведя ее вновь до состояния варваров, откуда вырвал страну Филипп.
Агис заявил, что подобно Леониду, славному герою прошлого, он покажет пример всем грекам и с передовым отрядом немедленно выступит и займет Фермопилы, чтобы македоняне уже не смогли застать греков врасплох.
Так он и поступил. Тем временем, пока эллины спешно собирали ополчения, усиливаясь своими согражданами, возвращающимися из бесславного азиатского похода, армии Антипатра и Пармениона сошлись возле города Амфиполя.
Македоняне Пармениона пребывали в мрачном унынии, каждый день все больше их дезертировало, не желая сражаться с соотечественниками. Немногим тверже была решимость воинов Антипатра. Однако битве все же суждено было состояться.
Войска развернулись друг напротив друга. Филота на правом фланге возглавлял гетайров, число которых изрядно сократилось. В центре, во главе фаланги стоял сам Парменион, левый фланг возглавил его второй сын, Никанор.
Войска развернулись друг напротив друга. Филота на правом фланге возглавлял гетайров, число которых изрядно сократилось. В центре, во главе фаланги стоял сам Парменион, левый фланг возглавил его второй сын, Никанор.
Против Филоты стоял Александр-Линкестиец, фалангу Антипатра возглавил его сын Кассандр, сам же Антипатр встал с сильнейшей конницей против Никанора.
Битва началась атакой Филоты. Гетайры вломились в левый фланг неприятеля, но их боевой запал был уже не так силен, как прежде, и атака захлебнулась. Филота не смог согнуть Линкестийца и увяз. Антипатр же, легко сокрушил Никанора и погнал его. Сошедшиеся в центре поля педзетайры обеих армий долго и безрезультатно давили друг друга длинными сариссами, но все же антипатровы воины начали одолевать и те, кого они полагали изменниками, побежали. Войско Пармениона было рассеяно, сам он и его сыновья погибли.
Теперь никто не оспаривал власть Антипатра. Однако он мудро не спешил провозглашать себя царем, объявив, что останется лишь регентом царства, до тех пор, пока внешние враги не будут разгромлены. К таковым, естественно, относились эллины, которые собрали уже огромную армию и присоединились к Агису и его спартанцам в Фермопилах.
Антипатр, приняв в свою армию многих македонян из разбитого парменионова войска, двинулся через Фессалию к Теплым Воротам. Никто не препятствовал ему, и вскоре войско македонян достигло противника. Старый мудрый Антипатр был прекрасно знаком с историей греко-персидских войн, поэтому он не стал штурмовать Фермопилы в лоб. Его воины, расположившись лагерем у входа в Теплые Ворота, стали искать обходные тропы, что полтораста лет назад помогли Ксерксу разбить триста спартанцев Леонида и их немногочисленных союзников. Знал о тех тропах и Агис. Его воины, стоявшие в дозорах и имевшие задание не допустить обхода, неоднократно сталкивались с отрядами противника. Схватки были мимолетны. Десять дней войска простояли друг против друга, одни не решаясь на штурм, а другие, не желая сдавать замечательную позицию. Неизвестно, чем закончилось бы дело, если бы в один прекрасный день фессалийская тяжелая конница, на которую так много надежд возлагал еще Александр в своем бесславном походе, не атаковала Антипатра с тыла. Увидев, что македоняне подверглись нападению союзников, Агис и его воины вышли из ущелья и сами атаковали врага. Много ненависти было у греков к македонянам. Лучшие граждане всех полисов сражались плечом к плечу. Сам Демосфен, как и при Херонее, бившийся в первых рядах афинской фаланги, стяжал великую славу, как воин. И здесь ему не пришлось позорно бежать с поля боя. Он сам гнал своих побежденных врагов.
Сражение было проиграно македонянами. Антипатр погиб. Его сын с остатками армии бежал в Амфиполь, а Линкестиец, сложив оружие, сдался на милость победителя. Афиняне и спартанцы, возглавлявшие панэллинское войско, радушно обошлись с ним. Линкестийцу говорили, что всегда считали его лучшим царем для Македонии. Он был наиболее удобен и раньше. Теперь же, обязанный жизнью, он и вовсе становился верным рабом эллинов. Спартанцы возвели его на македонский трон. Еще оставшиеся войска Македонии были расформированы и распущены по домам. Все полисы, разобрали назад земли, захваченные Филиппом (кроме Амфиполя, где укрепился недобитый Кассандр). В честь победы над Македонией, в Коринфе были организованы всеэллинские Игры. Так начались сумерки Македонии, Ксантипп…
* * *
Каллисфен, "История Птолемея Сотера" Библиотека Птолемаиды Египетской
…Никто не знает, что с ними было в те дни, когда панэлиннский союз, разорил и поставил на колени совсем еще недавно могучую Македонию. Ходили слухи, что они служили наемниками в войске Великого царя царей, но свидетелей тому нет. Спустя три года Птолемей и Антигон вновь объявились во главе ничтожного отряда из ста человек. Те сорок талантов золота, похищенные ими по слухам, после битвы при Гранике, сохраненные до сего дня в неприкосновенности и даже каким-то образом умноженные, были употреблены для уплаты наемникам. Еще со времен Пелопоннесской войны Эллада была наводнена этими людьми, не имевшими постоянного крова над головой и зарабатывавшими на жизнь, продавая свои мечи и жизни сильным мира сего. Их постоянный лагерь был разбит на мысе Тенар.
Птолемей и Антигон, провозглашавшие, что верны наследию Александра и собираются освободить греческий города Малой Азии от персов, навербовали около десяти тысяч человек. Переправившись в Карию на нанятых пиратских кораблях, разбойничавших по всей Эгеиде, они осадили Галикарнас. Персидский гарнизон очень скоро сдался и был изгнан. Антигон и Птолемей, восстановив в городе греческую демократию и даровав ему автономию, двинулись на север, освобождая один за другим ионийские города от персов. Сатрапы Карии, Лидии, Ликии и Великой Фригии, застигнутые врасплох оказались не готовы к отпору. Они полагали себя в безопасности, считая, что греки подогреваемые персидским золотом, поглощены собственными усобицами.
К спешно собранному войску сатрапов прибыл Мемнон, эллин, наемник на персидской службе. Еще перед битвой при Гранике он предлагал персам уклониться от сражения, предвидя разгром. Ему не поверили. Теперь персы, устрашенные тем, что даже гибель царя не смогла тогда остановить неистовых македонян, доверились Мемнону. Однако ему пришлось нелегко, поскольку небольшое войско пришельцев разрослось за счет ионийских греков. К Птолемею и Антигону присоединилось немало эллинов, охваченных идеями афинского полководца Исократа, давно мечтавшего об отмщении персам за разорение греческих полисов в прошлом. Казалось, дело Филиппа и Александра возродилось. Освободив Эфес и Милет, Антигон и Птолемей двинулись вдоль южного берега Малой Азии к Киликийским воротам.
Война уже длилась год, а Мемнон все не дал сражения захватчикам, довольствуясь малыми стычками, и отбирая назад освобожденные ими небольшие города. Сатрапы, чьи богатства нещадно расхищались греками, начали роптать и слать к Великому царю гонцов с просьбами сместить Мемнона. Они говорили, что изменник Мемнон намеренно затягивает войну. Дарий потребовал от Мемнона решительных действий. Мемнон и сам уже понимал, что его план, предложенный еще до битвы при Гранике, устроить македонянам "скифскую войну", пошел прахом. Птолемей и Антигон, не имевшие крепкого тыла, тем не менее, получали поддержку в ионийских городах. Их войско доросло в первый же год войны до двадцати восьми тысяч человек, а вскоре перевалило за тридцать пять.
Сражение, которого уже так давно ждали сатрапы, произошло во Фригии, на равнине возле города Ипс. Войско греков и македонян насчитывало двадцать шесть тысяч тяжелой пехоты, снаряженной, как македонские педзетайры, и четыре с половиной тысячи конницы. Прочие воины имели легкое вооружение. В распоряжении Мемнона было сорок восемь тысяч персов и три тысячи греческих наемников. Сражение началось обычным для греков способом: их конница атаковала левый фланг персов и, разбив их, зашла в тыл стоящей в центре фаланге наемников. Мемнон проиграл сражение и вынужден был бежать. Узнав о поражении своих войск, Великий царь Дарий начал собирать новые силы, однако действовал крайне нерешительно.
Тем временем, Птолемей с нескрываемым раздражением наблюдал над тем, как авторитет Антигона постепенно растет, задвигая его, Птолемея, в тень. После битвы при Ипсе они окончательно рассорились и Лагид, забрав восемь тысяч поддержавших его воинов, отделился, решив найти себе собственное царство. Антигон после этого немедленно объявил себя стратегом-автократором Азии. Персы не тревожили его, правда недобитый Мемнон сумел отобрать назад Милет и закрепился там. Циклоп, устанавливая свою власть в завоеванных землях, до поры не обращал на него внимания.
Лагид высадился на Кипре и приведя царей острова к покорности, отправился в Египет. Еще задолго до ссоры с Антигоном он послал нескольких гонцов к Мазаку, сатрапу Египта, подбивая его на мятеж против Великого царя. Греки давно уже положили глаз на Египет. За несколько лет до рождения Александра спартанский царь Агесилай во главе греческого войска помогал потомку фараонов, Нектанебу II в его борьбе против персов. Однако возрождение власти фараонов состоялось лишь на короткое время. Царь царей Артаксеркс II утопил мятеж в крови, заставив египтян вспомнить о кровавых временах Камбиза.
Птолемей мудро сыграл на чувствах египетских жрецов, переманив их на свою сторону, чего не потрудились сделать персы за века владычества над страной Нила. Жрецы помогли Птолемею устранить Мазака, который был уже не нужен. Вся его роль сводилась к тому, чтобы не препятствовать высадке войск Лагида.
Лагид оставил жрецам изрядную долю власти, не вмешиваясь в их дела. Они в ответ позаботились о том, чтобы оракул Аммона в Сиве признал его истинным фараоном. Птолемея поддержали греческие поселенцы, давно уже осваивающие эту землю. Лагид, изгнав персидские гарнизоны и изрядно пополнив ряды своего войска, принял царский титул и объявил, что является сыном Филиппа Македонского. Будто бы Александр приходился ему сводным братом, а македонский князь Лаг, доселе считавшийся его отцом, был всего лишь воспитателем. Так новый фараон закрепил свои притязания на царскую диадему. Примеру Птолемея немедленно последовал Антигон, объявивший себя царем. Внезапно умерший от болезни Мемнон, был единственным, кто пытался противостоять новому царю. Теперь же у Антигона не было соперников в Малой Азии. Разбив вторично войско сатрапов, он окончательно закрепился во Фригии. Греческие полисы и персидские города склонились перед ним. Персы, в течении еще двух лет, безуспешно пытавшиеся выбить Антигона, постепенно оставили свои надежды.