– Спасибо. Когда я узнала, что вы Дик Фаррел, друг отца, я сразу поняла, что вы нам поможете. – Внезапно она наклонилась ко мне поближе и доверительным тоном спросила: – Как вы думаете, где он? Что с ним случилось?
Я ничего не ответил. Поняв, что мне нечего ей сказать, она закусила губу и быстро встала:
– Мне хотелось бы выпить, Алек.
Они пошли в бар. Уходя, она ничего мне не сказала и даже не взглянула на меня. Видимо, она была на грани истерики.
Глава 3
Весь день я думал о положении, в котором оказался. И чем больше думал, тем меньше оно мне нравилось. Меня просили внушить Сисмонди. что пакет, который его интересует, находится у меня, и таким образом вытянуть из него все, что ему известно об исчезновении Тучека. Однако забывая при этом о том, что Италия – страна, где реальная жизнь сплошь и рядом оборачивается мелодрамой. В свой последний приезд в Италию я видел болтающиеся на виселице головой вниз тела Муссолини и его любовницы, выставленные на потеху кровожадной толпе. Кто-то даже вырезал сердце из трупа женщины. А на юге Италии жизнь вообще ничего не стоит. Более того, Италия очень изменилась за послевоенное время. Я понял это сразу же. Здесь не существует никаких гарантий безопасности, которую в Англии и Америке обеспечивают самим своим присутствием люди в униформе.
Я рано поужинал и пошел в бар, полагая, что порция коньяка поможет мне более оптимистично взглянуть на происходящее. Но, как оказалось, я ошибся, и результат был прямо противоположный. Около девяти я понял, что больше тянуть нельзя. Я сел в такси и назвал шоферу адрес Сисмонди: Корсо Венеция, 22.
Шел дождь, было холодно, и в воздухе стоял запах сырости. Сейчас город был совершенно не похож на тот, которым я любовался, сидя на солнышке в парке. Я дрожал, чувствуя, как постепенно погружаюсь в очередную депрессию. Культя ужасно болела, и мне хотелось вернуться в отель, принять горячую ванну и лечь а постель. Но пути к отступлению не было.
Через несколько минут такси доставило меня на Корсо Венеция, к дому номер 22. Это был огромный серый лом, обращенный фасадом к городскому парку. Нал маленькой деревянной дверью, выкрашенной в зеленый цвет, было веерообразное окно, а и нем – свет. Я подождал, пока красные задние огни такси исчезнут за поворотом. С заснеженных вершин Альп дул пронизывающий до костей ветер. Я подошел к двери, на которой было три звонка, и против второго увидел табличку с надписью: «Синьор Рикардо Сисмонди». Очевидно, в доме жили несколько семей. Я позвонил и почти сразу услышал мужской голос: «Кто там?» Дверь не открывалась, и я понял, что столкнулся с одной из электронных штучек, которые так нравятся итальянцам.
– Мистер Фаррел, – сказал я. – Я хотел бы увидеть синьора Сисмонди.
Последовала пауза, потом тот же голос сказал:
– Пожалуйста, синьор Фаррел. Второй этаж. Послышался щелчок, и за дверью зажегся свет.
Я очутился в большом, жарко натопленном вестибюле. Тяжелая дверь позади меня автоматически закрылась. В щелчке замка было что-то неотвратимое, пугающее. Я обратил внимание на венецианскую люстру, излучавшую яркий свет. Толстый пушистый ковер покрывал пол. В углу стояли старинные напольные часы, а на резном столе красовалась прекрасная модель итальянского полевого орудия из серебра.
Я поднялся на второй этаж. Воздух здесь был удушливо-жаркий и пропитанный ароматом духов. Дверь квартиры распахнулась, и навстречу мне вышел маленький человечек с жестким лицом, темными глазами навыкате и стеклянной улыбкой. Он протянул мне руку с толстыми короткими пальцами:
– Сисмонди. Очень рад видеть вас.
Улыбка была механической, совершенно искусственной. В ярком свете, излучаемом роскошной люстрой, его почти совершенно лысая голова блестела, словно изваянная из кости и тщательно отшлифованная.
– Входите, пожалуйста, синьор. – В его голосе не чувствовалось радушия. У меня сложилось впечатление, что он даже огорчен моим неожиданным появлением.
Он закрыл дверь и ждал, пока я сниму пальто.
– Выпьете что-нибудь, синьор?
Он потер руки, как бы приглаживая грубые черные волосы, покрывавшие их.
– Спасибо, – поблагодарил я.
В гостиной, обставленной массивной резной мебелью, мои ноги по щиколотку утонули в шерстяном ковре. Стены здесь были затянуты темными гобеленами. Потом он провел меня в комнату, обставленную современной мебелью. Контраст был ошеломляющий. Жирный пекинес слез с шелкового пуфика и вперевалку направился ко мне. Он пренебрежительно обнюхал мои брюки и вернулся на свой пуфик.
– Жена обожает собак этой породы, – сказал Сисмонди. – А вы любите собак?
Я подумал, что он сам похож на эту собаку.
– Да, – сказал я. – Очень люблю…
И вдруг я запнулся. Откинувшись на ворох подушек, на огромной кушетке сидела девушка. Ее платье сливалось с зеленым шелком обивки, и я мог различить лишь ее лицо – бледное, овальное лицо Мадонны в ореоле черных как смоль волос. А ее глаза оказались тоже зелеными. Как у кошки. Губы на бледном ее лице были подобны кровавой ране. Я. кажется, понял, почему Сисмонди встретил меня стеклянной улыбкой.
Тут он вдруг спохватился:
– Синьор Фаррел. Графиня Валле.
Я поклонился. Девушка даже не шевельнулась, но я ощутил на себе ее пытливый взгляд и оттого чувствовал себя как лошадь, выставленная на продажу. Сисмонди, как мне показалось, смущенно кашлянул;
– Что можно предложить вам выпить, синьор Фаррел? Виски?
– Благодарю, – сказал я.
Он направился к изящному, в современном стиле бару. Молчание и неподвижная поза девушки внушали мне чувство неловкости. Поэтому я поплелся за ним.
– Мне очень жаль, что жена не может приветствовать вас, синьор, – сказал он, когда готовил напитки. – Она больна, у нее – как это у вас называется… ах да, грипп. Эта погода, знаете ли. В Милане сейчас очень холодно. Вам с содовой?
– Нет, спасибо, я выпью чистое.
Он подал мне тяжелый хрустальный бокал, до половины наполненный виски.
– Джина, выпьешь еще «Бенедиктина»?
– Пожалуйста, – промурлыкала она своим низким, сонливым голосом. Я подошел к ней, чтобы взять бокал.
Кончиками пальцев при этом она коснулась моей руки. Зеленые глаза в упор смотрели на меня не мигая. Она ничего нс сказала, но я почувствовал, как у меня участилось сердцебиение. На ней было зеленое вечернее платье из шелка с глубоким вырезом, перехваченное на талии серебряным поясом. И никаких украшений. Она словно сошла с картины какого-нибудь старого мастера – ну просто женщина из средневековья.
Когда я вернулся с наполненным бокалом, она спустила ноги с кушетки. Ее движения были легкими, казалось, она парит в воздухе.
– Сядьте сюда, – сказала она, похлопав рукой по кушетке рядом с собой. – Теперь расскажите, что случилось с вашей ногой.
– Попал в аварию.
– Вы были летчиком? Я кивнул.
Она улыбнулась, и в ее глазах мелькнуло озорство.
– Вы не любите говорить об этом, да? – Я промолчал, и она добавила: – Наверное, вы не понимаете, какие это дает вам преимущества?
– Что вы имеете в виду? Она слегка повела плечами:
– Вы, возможно, самый обыкновенный человек, но из-за вашей ноги невольно возбуждаете интерес к собственной персоне. – Она подняла бокал: – Салют! Салют!
– За вас, синьора, – ответил я.
Поднеся бокал к губам, она пристально взглянула на меня:
– Где вы остановились в Милане?
– В «Эксельсиоре». Она поморщилась:
– Вам необходимо обзавестись друзьями. Негоже проводить время в отеле. Иначе вы будете пить слишком много и спать с горничной, а это плохо отразится на вашей работе. Вы много пьете. Я права? – Она улыбалась: – Чтобы забыть о ноге?
– Таким я выгляжу со стороны? – спросил я. Она наклонила голову:
– Пока нет. В данный момент вы выглядите интригующе. Позднее… – Она пожала плечами.
Сисмонди тихонько кашлянул. Я совсем забыл о нем. Он подошел к нам, отодвинул пуф с пекинесом и придвинул себе кресло:
– Вы пришли кое-что сообщить мне, синьор Фаррел?
– У меня к вам небольшой деловой разговор, – небрежно ответил я.
– В связи с моим телефонным звонком? Я кивнул.
– Хорошо. – Он выпил. – Желаете сигару?
– Спасибо.
Казалось, он не торопится. Он подошел к бару и вернулся с коробкой сигар. Я посмотрел на девушку:
– Вы позволите?
– Мне нравится запах сигар. Я могу даже сама затянуться разок.
Сисмонди и я закурили. И завязалась общая беседа. Кажется, мы говорили о России, о коммунизме, о будущем итальянских колоний. Но я в этом не уверен. Я помню только мягкий свет, запах духов, пробивающийся сквозь аромат сигар, и овальное лицо девушки на фоне зеленого шелка кушетки.
У меня было такое чувство, будто мы ждем чего-то. Сисмонди не возвращался к делу, которое привело меня сюда.
Я уже наполовину выкурил свою сигару, когда раздался звонок. Сисмонди удовлетворенно хрюкнул и вскочил на ноги, посыпая пеплом ковер. Когда он вышел из комнаты, девушка сказала:
– Вы выглядите усталым, синьор.
– У меня очень напряженное деловое турне.
– Вы должны взять отпуск и провести его в Италии. Поезжайте на юг, там тепло, и вы сможете поваляться на солнышке. Вы бывали в Амальфи?
– Я был там во время войны.
– Там очень красиво. Гораздо красивее, чем на Ривьере. Лунная дорожка на зеркальной глади ночного моря… – Ее голос был похож на шелест волны, набегающей на песчаный берег.
– Я собираюсь взять отпуск, как только появится такая возможность…
Но она уже не слушала меня. Она смотрела мимо меня, на дверь. Оттуда доносились голоса, а потом, потирая руки, вошел Сисмонди и направился прямо к бару. В комнате воцарилась тишина. Затем дверь распахнулась, и вошел мужчина. Как только я встал, он застыл на месте. Я не мог видеть его лица: оно было в тени. Я видел только черный силуэт в проеме двери. Но я ощущал на себе его взгляд.
Сисмонди поспешил ко мне:
– Мистер Фаррел. я хочу представить вам моего друга, который очень интересуется делом, приведшим вас сюда. Синьор Ширер.
Я сделал было шаг вперед, но тут же остановился. Вальтер Ширер! Не может быть! Нс слишком ли много совпадений после встречи с Рисом? Но мужчина был именно такой комплекции: невысокий, плотного телосложения и слегка сутулый.
– Вы Вальтер Ширер? – Голос у меня слегка дрогнул.
– Ах, так вы знакомы?
– Ответьте же, Бога ради!
Человек в дверях не двигался и продолжал молчать. Атмосфера в комнате вдруг сделалась невыносимо тягостной.
– Ради Бога, скажите хоть что-нибудь, – взмолился я.
– Мне нечего сказать. – Он повернулся.
– Проклятие! – закричал я. – Тебе же не за что на меня злиться, не так ли? На вилле «Д'Эсте» у нас были добрые…
Но он не дослушал меня, вышел и закрыл за собой дверь.
Секунду я пребывал в ярости и бессилии. Потом оттолкнул Сисмонди и рванулся к двери. Гостиная была уже пуста. Сисмонди тронул меня за плечо:
– Пожалуйста, синьор, прошу вас! – Он чуть ли не плакал от страха.
Внезапно до меня дошло, что в руке у меня нет бокала. Я смутно помнил, что уронил его на ковер. Острое чувство безнадежности охватило меня.
– Извините, – сказал я, – я должен идти.
Я взял шляпу и пальто. Сисмонди суетился вокруг меня, беспомощно повторял: «Пожалуйста, синьор».
Я выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. Наружная дверь мягко открылась. Я остановился, глядя» на блестящие в отсветах фонарей трамвайные рельсы. Потом сбежал по ступенькам вниз, повернул направо и быстро зашагал в отель.
Только дойдя почти до площади Обердан, я немного успокоился. Теперь я принялся корить себя за то, что столь поспешно убежал и вообще вел себя так постыдно. Ширер наверняка был не меньше, чем я, удивлен столь внезапной встречей. Он слегка замешкался, а я впал в ярость. Я замедлил шаги и остановился. Я свалял дурака, и хуже всего то, что теперь я ничего не смогу сделать для Тучека. По крайней мере сейчас. Не мог же я вернуться к Сисмонди. Придется отложить это на завтра. Но я могу вернуться и подождать, когда Ширер выйдет от Сисмонди. Я был уверен, что он не останется там ночевать, и хотел разобраться во всем немедленно.
Я повернулся и очень медленно пошел по Корсо. Я дошел до ступенек, ведущих к массивной двери дома помер 22, и остановился. Я мог бы подняться по ступенькам и позвонить. Мог бы поговорить с Сисмонди на улице. Но я знал, что он захочет, чтобы я вошел, – он будет так заискивать передо мной, что я не устою и снова окажусь в этой комнате с приглушенным светом…
Я был честен с собой. Я не мог вынести насмешливый взгляд той девушки. Она все поймет, и я этого не переживу. Поэтому, пройдя около пятидесяти ярдов, я повернул обратно.
Я ходил взад-вперед перед домом в течение получаса. Церковные часы пробили одиннадцать, и вскоре после этого напротив дома номер 22 остановилось такси. Шофер вышел и позвонил, после чего вернулся в машину и стал ждать. Я подошел ближе в надежде перехватить Ширера до того, как он сядет в такси. А что, если он выйдет с графиней? Тогда я не смогу переговорить с ним. Ну что ж, может, это даже лучше. Тогда я пойлу и поговорю с Сисмонди.
Я почти дошел до ступенек, когда дверь открылась и вышел Ширер. И опять – сначала я различил только силуэт, но потом отчетливо увидел его в ярком свете уличных фонарей. Он был в сером пальто и в широкополой американской шляпе. Он задержался на верхней ступеньке, натягивая перчатки. Его широкоскулое лицо было по-прежнему круглым, но подбородок казался темнее обычного, как будто он забыл побриться, а на висках поблескивала седина. Он сощурил глаза, словно от яркого света, и поглаживал кончиком пальца в перчатке верхнюю губу, словно он все еще.,.
Я вдруг покрылся холодным потом. Словно бы он поглаживал усы, обдумывая диагноз, а потом сказал: «Будем вас оперировать сегодня».
Казалось, рука его коснулась моей ноги – ноги, к торой не было. Ширер вдруг превратился на моих глазах в Сансевино. Я постарался побороть охвативший меня страх. «Это Ширер, – убеждал я себя, – Вальтер Ширер, бежавший вместе с Рисом. Ты же видел Сансевино мертвым, с пулей в голове». Я так крепко сжал кулаки, что ногти впились в ладони. Тем временем Вальтер Ширер спустился по ступенькам. Он не видел меня. Я хотел подойти к нему, но что-то удержало меня. Он сел в такси.
– Отель «Насьональ», – услышал я жесткий и пронзительный голос Сансевино, и меня снова охватил страх.
Дверца такси захлопнулась, и оно уехало. Я провел рукой по лицу. Оно было холодным и влажным. Я сошел с ума или пьян? Это был Ширер или?.. Я потряс головой, пытаясь привести в порядок свои мысли. Я чувствовал себя совершенно опустошенным после всего, что произошло нынешним вечером. Культя болела, здоровая нога подкашивалась, и кроме того, кружилась голова и меня мучила тошнота.
Я повернулся и медленно пошел в сторону плошали Обердан. Ночной воздух немного взбодрил меня. Но; я не мог избавиться от мысленной картины того, как Ширер, стоя на ступеньках, поглаживает верхнюю губу кончиком пальца. Стоило мне только вспомнить этот жест, как перед моим мысленным взором возникала эта мерзкая маленькая свинья, склонившаяся над моей кроватью. Конечно, если бы не усы, то эти двое были бы похожи как две капли воды. Конечно, сегодняшним визитером Сисмонди был Ширер. Это все мое проклятое воображение.
В отеле ко мне подошел поджидавший меня Рис.
– Что случилось? – с беспокойством спросил он, заглядывая мне в лицо.
– Ничего, – ответил я и стряхнул его руку, лежавшую у меня на плече.
Видимо, он решил, что я пьян.
– Ну как? Что тебе удалось узнать? – спросил он.
– Я ничего не узнал. – ответил я. – У меня не было возможности поговорить с ним.
– Ну а какое у тебя сложилось впечатление? Как по-твоему, он знает, где находится Тучек?
– Я же сказал тебе, у меня не было возможности поговорить с ним. Оставь меня в покое. Я иду спать.
Он изо всех сил схватил меня за плечо и повернул к себе:
– Я не верю, что ты был у Сисмонди.
– Можешь, черт побери, думать все, что угодно.
Я попытался сбросить его руку, но он держал меня железной хваткой. Глаза его сузились от злости.
– Ты что, не понимаешь, что сейчас испытывает эта бедная девушка? – прошипел он. – Видит Бог, если бы мы были сейчас не в отеле, я бы вытряхнул из тебя душу.
Он отпустил меня, и я заковылял в свой номер.
Я провел эту ночь почти без сна. Как только я засыпал, появлялись Ширер и Сансевино, то сливаясь в единое целое, то меняя обличье. Я бежал через весь Милан, не помня себя от страха, и эти двое постоянно встречались на моем пути: их уродливые фигуры то появлялись в проемах дверей, то выскакивали из толпы, а то и хватали меня за руку. И тогда я просыпался в холодном поту со страшным сердцебиением и начинал думать о том, что случилось сегодня вечером, пока не засыпал снова.
Я испытал весь ужас сумасшествия, настоящего сумасшествия, которое лечат в больнице. И этой ночью я действительно чуть не свихнулся. Мой ум пропустил настоящее через сеть моей памяти, и странное совпадение этой встречи с Ширером испугало меня так, что волосы на голове встали дыбом.
Я встал с первыми лучами солнца и принял ванну. Было еще очень рано, и я прилег на постель почитать книгу. Должно быть, я вздремнул, потому что, проснувшись, почувствовал себя слегка проголодавшимся. Я спустился вниз и съел обильный завтрак. Теплые лучи солнца проникали через высокие окна, и настроение у меня было просто прекрасное. Я вспомнил, что был здорово пьян прошлой ночью. Потом решил заняться работой, которую надо было срочно завершить. А вечером можно снова наведаться к Сисмонди.