Обойдя дом дважды, Райан вернулся в свои апартаменты. Дверь запирать не стал.
Уверенный в том, что женщина продолжит психологическую пытку, прежде чем нанести новый удар, даже не положил нож под подушку.
Доктор Хобб рекомендовал по возможности воздерживаться от спиртного, потому что алкоголь ухудшал всасывание и уменьшал эффективность некоторых из двадцати восьми лекарственных препаратов, но Райан налил себе третий бокал «Опус один».
Сел на кровать с книгой Саманты. Заснул, читая, и ему снились события романа, ключевые моменты сюжета.
Странные это были сны, потому что он в них участия не принимал и всю ночь ждал, что сон задрожит, как изображение на воде, по которой пошла рябь, а сама вода раздастся в стороны, а из глубин появится подтекст и уставится на него суровым и безжалостным взглядом.
* * *В 8.14 Райана разбудил звонок доктора Хобба. Хирург по электронной почте уже получил от родителей фотографию их дочери, чье сердце билось теперь в груди Райана.
– Как я и предполагал, они готовы назвать вам ее имя, но не фамилию, – продолжил Хобб. – А после того, как я объяснил причины, которые побудили вас обратиться с такой просьбой, рассказал о вашем духовном кризисе, они отказались от компенсации.
– Это… неожиданно, – ответил Райан. – Я им благодарен.
– Они – хорошие люди, Райан. Хорошие, достойные люди. Вот почему вы должны мне поклясться, что не будете ни говорить, ни писать об этой бедной женщине, не воспользуетесь для этих целей ни именем, ни фотографией. При всех их достоинствах, я, скорее всего, не удивлюсь… и не буду их винить… если, в случае нарушения этого условия, они подадут на вас в суд, обвинив во вмешательстве в их личную жизнь.
– Фотография, имя – это все, что мне нужно, – заверил его Райан.
– Пока мы говорим, я отправляю вам все по электронной почте.
– И, доктор… спасибо, что так чутко отреагировали на мою просьбу и быстро все сделали.
Вместо того чтобы спуститься в кабинет на втором этаже, Райан воспользовался ноутбуком и переносным принтером, которые держал в своих апартаментах, чтобы открыть присланный доктором Хоббом файл и напечатать фотографию.
Если не считать прически, донор и женщина с ножом были похожи как две капли воды.
Ее звали Лили[39].
Глава 43
Вскинутый подбородок, сжатые губы, прямой взгляд предполагали не просто уверенность в себе, но, пожалуй, и решимость добиваться своего.
Сидя за антикварным письменным столом в нише, примыкающей к гостиной, всматриваясь в лицо Лили, Райан точно знал, что она и женщина, напавшая на него, – однояйцевые близнецы.
«Я – голос лилий».
Он положил фотографию Лили Х. рядом с фотографией Терезы Рич. Черноволосая евразийская красавица, золотоволосая красавица, первую сфотографировали живой, но она уже умерла, вторую – мертвой, обе жертвы автомобильных аварий, у обеих зафиксировали смерть мозга, одной помог умереть Спенсер Баргхест, второй – доктор Хобб, вырезав сердце, у каждой осталась в живых сестра-близняшка.
Чем дольше рассматривал Райан фотографии, тем сильнее росла его тревога. Он чувствовал, что ему должна открыться ужасная правда, которая пока ускользала от него, и когда это случится, в самый неожиданный для него момент, откровение ударит по нему, подобно цунами.
Вскоре после первой встречи с Самантой он перечитал массу литературы об однояйцевых близнецах. И помнил, что в случае смерти одного из них выживший близнец зачастую не только горюет, но и ощущает ничем не обусловленное чувство вины.
Он задался вопросом: а может, сестра Лили сидела за рулем автомобиля, когда произошла та страшная авария? Тогда она могла чувствовать за собой вину, да и горе, конечно, никуда бы не делось.
Чем дольше Райан рассматривал фотографии, тем с большей ясностью вспоминал свою уверенность (шестнадцатью месяцами раньше) в том, что в образе Терезы кроется ответ на все загадки, которые окружали его. По спине Райана пробежал холодок. Интуиция подсказывала, что фотография – ключ не только к тому, что случилось шестнадцатью месяцами раньше, но и к происходящему сейчас.
Но Райан очень уж тщательно изучил фотографию Терезы и не нашел ничего, что могло рассматриваться как ключ. Он понимал, что повторение процесса не заставит его крикнуть: «Эврика!»
Возможно, откровение не следовало искать в самой фотографии. Возможно, ее важность заключалась в том, кто фотографировал Терезу и где он, Райан, нашел эту фотографию, или в том, каким образом Терезе помогли уйти из жизни, какими средствами и при каких обстоятельствах… подробности, вероятно, следовало искать в письменных отчетах Баргхеста, если он их составлял, о самоубийствах, к которым он приложил руку.
В 9.45 Райан позвонил Уилсону Мотту, который, как обычно, обрадовался, услышав его голос.
– Во второй половине дня я лечу в Лас-Вегас, – сообщил Райан. – Люди, которые работали со мной в прошлом году… Джордж Зейн и Кэти Сайна… я могу рассчитывать на их помощь?
– Да, конечно. Но в Неваду они приезжали на задание. Их основное место работы – Лос-Анджелес.
– Они могут лететь со мной, – предложил Райан.
– Думаю, им нет нужды пользоваться вашим «Лирджетом». У нас есть свой транспорт. А кроме того, поскольку они должны провести подготовку вашего визита, будет лучше, если они прилетят на несколько часов раньше.
– Да, конечно. Хорошо. Как вы помните, в прошлый раз я побывал в двух местах.
– Файл передо мной, – ответил Мотт. – Вас интересовали два человека, живущих в разных местах.
– Мне нужно побывать в гостях у господина. Дело довольно срочное.
– Мы сделаем все, что в наших силах, – заверил его Мотт.
Райан положил трубку.
Сунул фотографии обеих мертвых женщин в конверт из плотной бумаги.
Перед его мысленным взором вдруг возникла палата, где он провел ночь перед трансплантацией. Пол, стены, мебель блестели, но не от лака, которым покрыла их человеческая рука: так уж действовало лекарство, которое ему дали. Даже тени светились, и Уолли Даннаман, стоявший у окна, и желтая ночь над мегаполисом, который находился за окном, а воздух вибрировал от грохота колоколов.
Стоя в нише теплой гостиной, у элегантного антикварного стола, Райан Перри вдруг начал дрожать, а потом его затрясло от ужаса. Он спрашивал себя, чего страшится, и не знал этого, хотя подозревал, что скоро получит ответ.
Часть III
Глава 44
Во второй половине воскресного дня низкое небо над Лас-Вегасом выглядело таким же серым, как и лицо заядлого картежника, который поднимался из-за стола для игры в баккара, оставив за ним последний цент.
Горную часть Мохаве прихватил холод. С лысых склонов, где когда-то добывали железную и свинцовую руду, дул влажный ветер, еще не такой сильный, чтобы поднимать облака пыли и сотрясать крысиные гнезда в кронах пальм, но определенно прибавляющий в мощи, чтобы к ночи разгуляться вовсю.
У терминала для частных самолетов Джордж Зейн стоял рядом с двенадцатицилиндровым черным «Мерседесом». И совершенно не терялся на фоне здоровенного автомобиля.
– Добрый день, мистер Перри, – поздоровался он, открывая заднюю дверцу.
– Рад видеть вас вновь, Джордж. Похоже, погода портится.
– Ей без разницы, нужно нам это или нет, – указал Зейн.
– Вам известно, что делает Баргхест этим вечером? – спросил Райан, когда они свернули к выезду из аэропорта. – Сможем мы попасть в его дом?
– Мы едем прямо туда, – ответил Зейн. – Как выяснилось, он отправился в Рено, на какую-то конференцию чокнутых, и не вернется до среды.
– Конференцию чокнутых?
– Так я их называю. Лучшие представители нашей страны собираются, чтобы поговорить о том, как всем будет хорошо, если человечество сократится до пятисот миллионов человек.
– А что… куда денутся остальные шесть миллиардов? И как собираются они этого добиться?
– Из того, что я читал, способов придумано много. У них только одна проблема – убедить остальных принять их программу.
На перекрестке Райан увидел несколько листов газеты, подхваченных ветром. Они летели, словно альбатросы в поисках обреченных кораблей.
– Не следует ли нам подождать пару часов? – спросил Райан. – Пока совсем не стемнеет?
– Входя в дом при свете дня, вызываешь меньше подозрений, – ответил Зейн. – Так что ждать не будем.
В прошлый раз Райан побывал здесь в темноте, а теперь выяснилось, что живет Баргхест в типичном городском районе. Средних размеров дома, качели и кресла на переднем крыльце, аккуратно выкошенные лужайки, баскетбольные кольца над воротами гаражей, тут и там американские флаги.
На перекрестке Райан увидел несколько листов газеты, подхваченных ветром. Они летели, словно альбатросы в поисках обреченных кораблей.
– Не следует ли нам подождать пару часов? – спросил Райан. – Пока совсем не стемнеет?
– Входя в дом при свете дня, вызываешь меньше подозрений, – ответил Зейн. – Так что ждать не будем.
В прошлый раз Райан побывал здесь в темноте, а теперь выяснилось, что живет Баргхест в типичном городском районе. Средних размеров дома, качели и кресла на переднем крыльце, аккуратно выкошенные лужайки, баскетбольные кольца над воротами гаражей, тут и там американские флаги.
Дом доктора Смерть ничем не отличался от соседних домов, и у Райана даже возник вопрос: а что же могло находиться за их стенами?
Как только Зейн свернул на подъездную дорожку, ворота гаража поднялись. Он заехал внутрь. Кэти Сайна, которую он привез сюда раньше, стояла у двери в дом.
Когда ворота опустились, она приветствовала Райана профессиональной улыбкой и рукопожатием. Он забыл, какой прямой у нее взгляд: гранитно-серые глаза смотрели так, будто ничто на свете не могло заставить ее моргнуть.
– Я не подозревала, что в прошлый раз вам здесь так понравилось.
– Не столь весело, как в «Диснейленде», но в память западает.
– Такие, как Баргхест, позорят даже чокнутых, – пробурчал Джордж Зейн.
На кухне Райан объяснил, чего он от них хочет: найти тайники, где Баргхест, возможно, прячет записи, описывающие его помощь самоубийцам. Ниши в полу под ковром, двойные задние стенки в ящиках и шкафчиках, все такое.
Он сам в это время собирался еще раз просмотреть папки с фотографиями покойников.
Судя по той части дома, где вновь побывал Райан, новых экспонатов в коллекции не прибавилось. С облегчением он обнаружил, что в кабинете трупов по-прежнему нет.
Вероятно, и Баргхесту требовалось убежище, где мертвые глаза не сверлили его взглядом.
Третья папка появилась рядом с теми двумя, которые Райан видел шестнадцатью месяцами раньше. Райан взял ее первой и быстро просмотрел, не отходя от полок, сомневаясь, что встретит знакомое лицо.
Из одиннадцати человек, запечатленных на фотографиях в новой папке, самому старшему покойнику было за семьдесят, а самому юному, мальчику с волосами цвета соломы и синими глазами (веки прикрепили скотчем ко лбу), – не больше восьми.
Оконные стекла дребезжали под напором ветра. На чердаке что-то трепыхалось, возможно, залетела птица.
За шестнадцать месяцев Баргхест помог уйти из жизни одиннадцати мужчинам, женщинам, детям. Этот паромщик пересекал Стикс с завидной регулярностью.
Райан вернул третью папку на полку, взял две первых, отнес к столу.
Войдя в кабинет, он сразу направился к полкам, поэтому не заметил на столе знакомую книгу. Роман Саманты, лежащий лицевой стороной суперобложки вниз.
Глядя на портрет Саманты, Райан опустился на стул. Не решался взять книгу в руки.
Наконец поднял со стола, открыл шмуцтитул, потом заглавный лист. Облегченно вздохнул, не увидев ни посвящения, ни автографа Саманты.
Пролистывая книгу, увидел заметки на полях, критические, достаточно вульгарные, чтобы его затошнило. Он прочитал лишь несколько, прежде чем закрыть книгу.
Вероятно, книга заинтересовала Баргхеста, вот он и приобрел экземпляр. Отношения с матерью Сэм он поддерживал более шести лет. И в какой-то степени помог ее сестре-близняшке, Терезе, покинуть этот мир, то ли сострадая, то ли как хладнокровный убийца, в зависимости от того, с какой стороны на это смотреть.
Наиболее весомым представлялось Райану мнение Терезы, но в наше время ощущается дефицит надежных медиумов, так что власти едва ли смогли бы получить ее свидетельские показания.
Отложив книгу, Райан взялся за первую папку. Шестнадцатью месяцами раньше все эти лица ничего для него не значили. Теперь же он не мог сказать заранее, останется все по-прежнему или выяснится, что в первый раз он упустил что-то важное.
Возможно, прошедший год, благодаря испытаниям, выпавшим на его долю, обострил чувствительность Райана к страданиям других, потому что лица подействовали на него куда как сильнее. Фотографии оставались посмертными портретами, но при втором просмотре он особенно остро ощутил, что все они были людьми, и даже в смерти на лицах отпечатался их характер.
Если он упустил что-то важное при первом просмотре, то и второй по этой части пользы не принес… а переворачивать пластиковые карманы с фотографиями в третий раз ему не хватило духа.
Он взял вторую папку, из нее в прошлый визит к Баргхесту и вытащил фотографию Терезы, которая зачаровала его. Сидел, вглядываясь в ее глаза, пока в кабинет не зашла Кэти Сайна, чтобы сказать, что в этом доме у нее мурашки бегут по коже.
Райан полностью с ней согласился и, предположив, что приезжал сюда именно за фотографией Терезы, закрыл папку и вернул на полку.
Третий по счету пластиковый карман, из которого Райан вытащил фотографию Терезы, пустовал. Возможно, Баргхест не заметил, что фотография Терезы исчезла.
Перевернув еще двенадцать карманов, Райан вновь увидел знакомое лицо. Даже закрыл глаза, потому что не мог им поверить.
Если фотография действительно запечатлела труп, то ей полагалось находиться в третьей папке, самой новой, среди посмертных портретов людей, которые ушли из жизни после первого визита Райана в этот дом. Фотография эта просто не могла находиться в первой половине второй папки. Эти люди отправились в мир иной достаточно давно, не в последние шестнадцать месяцев.
Сердце застучало даже сильнее, чем на автомобильной стоянке, когда сестра Лили ткнула его ножом. Райан открыл глаза и окончательно убедился, что он знает женщину с фотографии.
«Я здесь. Пригляжу за тобой. Все будет хорошо».
Гладкая черная кожа.
«Не задерживай дыхание, милый».
Глаза-изумруды.
«Ты слышишь его, не так ли, дитя?»
В двенадцати карманах от фотографии Терезы, умершей шестью годами раньше, лежала фотография Исмей Клемм, одной из двух кардиологических медсестер, которые помогали доктору Гапте взять биопсию сердечной мышцы.
Глава 45
Набравший силу ветер гудел под карнизами, пытался обломать ветви растущих за окном деревьев.
Шестнадцатью месяцами раньше, сидя в этой самой комнате, Райан практически не сомневался, что стоит на пороге открытия, которое позволит ему узнать все подробности плетущегося против него заговора. И теперь его охватило то же чувство.
Очутившись здесь в первый раз, найдя фотографию Терезы, он подумал, что перед ним ключевой элемент головоломки. Уже зачарованный совершенством лица Саманты, он просто не мог оторвать глаз от ее идеального двойника. Посмертный портрет шестилетней давности Райан увидел буквально через несколько часов после того, как оставил в кровати спящую Саманту. Абсолютное сходство лиц заставило его особенно остро почувствовать присутствие смерти в жизни, поначалу дезориентировало, а потом привело к ложному выводу, будто Тереза – та ось, на которую нанизаны все недавние странности.
Тереза Рич, однако, не стала ключевым элементом головоломки, никак не помогла ее решению. Она не имела никакого отношения к той паутине, которую другие люди вроде бы сплетали вокруг Райана.
Он не мог назвать ее ложным следом, потому что никто не вкладывал эту фотографию в папку с тем, чтобы она его отвлекла. В стремлении не упустить момент, действовать, он сделал вывод, что прилетел в Лас-Вегас именно для того, чтобы найти Терезу в этой коллекции мертвых лиц.
Но теперь, шестнадцать месяцев спустя и на двенадцать страниц дальше, его ждало еще большее откровение и истинный ключ к разгадке: Исмей Клемм, медицинская сестра пятидесяти с чем-то лет, которая не только помогала брать биопсию сердечной мышцы, но и постоянно заглядывала к нему после процедуры, когда он лежал на кровати в соседней с лабораторией комнате, спал и просыпался, дожидаясь, пока воздействие успокоительного сойдет на нет.
Тогда он впервые увидел сны, которые потом какое-то время постоянно приходили к нему: черное озеро, дворец с призраками, город на дне морском.
Эти повторяющиеся кошмары (и паранойя, которую они усиливали, – страхи, что его отравили и пичкают наркотиками) заставили Райана первый раз отправиться в Лас-Вегас, еще до получения результатов биопсии, сделанной доктором Гаптой.
Хотя теперь Райан знал, уже безо всякого сомнения, что Исмей Клемм – та поворотная точка, за которой неопределенность сменится ясностью, он, тем не менее, пролистал папку до конца, всмотрелся во все лица, чтобы не допустить ошибки, допущенной в прошлый раз, когда он решил, что Тереза – ключ от двери, за которой его ждала истина.