Палач. Наказание как искупление - Александр Ачлей 24 стр.


— Для себя, говоришь… — Дин задумался. — Хорошо. Я дам тебе наводку. Об остальном додумаешься сама. Но услуга за услугу. Я устал. И давно хочу уйти на покой. Родины у меня нет…

— Это почему же? — перебила его Бэт.

— Потому, что родился я в Советском Союзе, присягу давал именно этому государству, корни мои в Дагестане. Советского Союза нет. России — нет. Дагестана — нет. С Екатеринбургом меня ничего не связывает. Я не уралец и не сибиряк. Москва окончательно превратилась в помойку. Мне много лет. Я всегда мечтал жить на берегу моря. Хочу в Крайстчерч…

— Это где? — она нежно гладила его, давая понять, что все чувствует и понимает.

— Это в Новой Зеландии. Я хочу поселиться там. На берегу океана. И спокойно дожить отпущенный мне Всевышним срок…

— В одиночестве?

— Мог бы с тобой, — ответил он ей и со своей неотразимой улыбкой чмокнул в щечку. — Но ты ведь со мной не поедешь?

— Не поеду, ты прав. Хотя кто знает… — сказала она многозначительно и тут же добавила: — Я все поняла. Я постараюсь пробить через свою службу согласие на то, чтобы ты получил вид на жительство в Новой Зеландии. Ты все же числишься моим агентом Дьюком. Я подам рапорт о том, что ты выработал свой ресурс, что тебе необходим отдых. Думаю, все получится. Но я бы не хотела, чтобы у нас с тобой отношения были «дашь на дашь»…

— И все же ты хочешь знать, кто стоял за похищением Чабисова?

— Да, хочу.

— Я…

— Это не ответ. Ты, как я полагаю, был исполнителем, может, руководил какой-то частью операции. Но кто же из сильных мира сего стоял за всем этим планом?

— А ты не исключаешь возможности, что все могла осуществить разведка Екатеринбурга?

— Я исключаю такую возможность. Там в ГБ работают грамотные ребята. Но одни они бы не справились. Им кто-то помог. И я хочу знать кто.

— Я не знаю более того, что знаю. И ты лучше меня понимаешь, что знать в нашей работе сверх положенного смертельно опасно. Так что мне нечего добавить к уже сказанному…

— Зато мне есть что: я абсолютно уверена, что за операцией стоял Священный Альянс.

— Откуда такая уверенность, любовь моя?

— Я их интуитивно чувствую. И я их ненавижу. Этих доблестных папистов, воюющих с женщинами и простыми трудягами.

— Ты кого имеешь в виду? Ведьм и еврейских ростовщиков, что ли?

— Какая разница? Главное, что именно они посеяли в мире лицемерие, ханжество и церковное насилие, которого до них не было.

— Не буду спорить.

— Вот и не спорь. — Бэт стремительно поднялась с кровати, обернулась в большое махровое полотенце, которое, прикрыв нижнюю часть тела, еще более подчеркнуло совершенство его верхней части, и направилась в душ.

— Так что ты намерена делать? — крикнул ей вдогонку Дин.

— Мстить, — ответила она зло, даже не обернувшись.

Глава XXXV Трибунал (Екатеринбург. 2017)

Лазуренко свое слово сдержал. После пресс-конференции, на которой Чабисов официально заявил о том, что решение о приезде в Екатеринбург было принято им добровольно и без какого-либо давления со стороны уральских спецслужб, он поселился в лучшем отеле города, снял в нем практически целый этаж, развернул там свой штаб. В его команду вошли лучшие адвокаты мира, известные политологи и экономисты, знаменитые психологи и журналисты. Работать он умел. Достаточно вспомнить, как он смог в считанные дни поднять рейтинг первого российского президента с 5 до 60 процентов, что обеспечило тому победу в явно проигрываемой им предвыборной кампании. В сложившейся ситуации он был еще более мотивирован. И не столько даже угрозой потери свободы, сколько потери лица. Он хотел доказать всему миру и себе, что действовал абсолютно правильно. Что проведенные им приватизация и демонтаж коммунизма были единственным средством обуздания «империи зла». Что только уничтожением основ российской государственности можно было включить русских в общецивилизационные процессы. Чабисову никто не мешал, и он лихорадочно готовил свою команду к трибуналу, первое заседание которого должно было состояться в Екатеринбурге в начале февраля 2017 года. У него все было готово. И он без страха смотрел в будущее.

Трибунал работал почти полгода. Каждый день судьям и присяжным представляли все новые свидетельства событий, приведших русских к национальной катастрофе. Разрушенные города, вымершие села, разгромленная промышленность, уничтоженная наука, за бесценок проданные отрасли. Благодаря новациям Чабисова и его коллег Россия лишилась основ суверенитета, села на нефтегазовую иглу, растеряла значительную часть своего культурного наследия. Счет искалеченным судьбам велся на миллионы. Униженные, обворованные, доведенные до нищеты и отчаяния люди рассказывали о том, что они «получили» от проведенных Чабисовым реформ: девальвацию накоплений, потерю работы, утрату веры, крах надежд. На зачищенном поле капиталистических преобразований бурным цветом расцвели алкоголизм, наркомания, проституция. Количество абортов сравнялось с числом рождающихся детей. Только за первые 20 лет эксперимента численность русских сократилась на 20 млн человек. И все это происходило на фоне баснословного обогащения чиновничьей братии, которая рвала на части страну, вывозя самые аппетитные ее куски за рубеж, в надежные депозитарии американских, британских и швейцарских банков. Все попытки адвокатов оправдать действия младореформаторов сводились на нет огромным потоком документов, кино- и фотоматериалов, свидетельских показаний очевидцев, доказывавших не случайное, а последовательное и планомерное уничтожение Русского мира теми, кто называл себя «преобразователями» страны, демократами и либералами.

Работа трибунала была максимально отражена в средствах массовой информации. Из зала суда велась прямая телевизионная трансляция его заседаний. Открытость и гласность процесса поразили даже недоверчивых европейцев и американцев, которые внимательно следили за перипетиями самого громкого процесса первой половины XXI века. И чем больше мировая общественность узнавала о «подвигах» реформаторов, тем больше она убеждалась в том, что Чабисов и его подельники были преступниками, разрушившими прошлое, уничтожившими настоящее и лишившими будущего русский народ. Они бы никогда не простили этого своим правителям. И потому не могли оправдать чужих. Чабисов и его команда открыто подвергались в зарубежной прессе осуждению.

К концу работы трибунала стало ясно, что на Западе люди уже не смотрели на Чабисова со товарищи как на жертв произвола уральских властей. Прокурорам удалось убедить мировую общественность в том, что на скамье подсудимых сидели не бескорыстные борцы за идеалы свободы, а погрязшие в коррупции и грязных схемах воры, ограбившие огромную страну. Поэтому большинство граждан западных демократий не скрывало своего презрения к предателям собственного народа. Подданные исламского мира открыто выражали ненависть к могильщикам «Великого Старшего брата», не раз оказывавшего им помощь в борьбе с империализмом. Китайцы — те вообще перестали принимать реформаторов за людей.

Все это не могло не отразиться на самом Чабисове. И если в начале процесса он был вызывающе спесив и горд, то в конце его бравад явно стало меньше. Один за одним сдавались его прежние друзья, признавая свою вину. Антон Борисович держался до последнего. Чего-чего, а силы духа и упорства ему было не занимать.

В начале августа 2017 года трибунал вынес приговор: все подсудимые были признаны виновными в геноциде русского народа и приговорены к смертной казни через расстрел. Чабисов, единственный не признавший за собой никакой вины, держался во время чтения приговора мужественно и с достоинством. Чего не скажешь о других участниках процесса. Некоторым из них стало дурно, кто-то потерял сознание. Были и такие, кто впал в истерику. Однако на этом драматические события не закончились. Сразу же после объявления приговора до всех присутствующих был доведен указ Президента Уральской Республики о помиловании всех осужденных и их освобождении прямо в зале суда.

Что тут началось! Радостные крики заполнили все пространство Дворца правосудия, журналисты образовали толчею возле чудесным образом спасенных смертников в попытке взять у них интервью. Теле- и радиокомментаторы, захлебываясь, спешили донести сенсацию до своих слушателей и зрителей. В адрес руководства республики посыпались телеграммы от всемирных общественных организаций и национальных правительств с выражением благодарности Президенту Тимофееву за проявленные великодушие и мудрость. И в то же время заголовки газет и анонсы телепередач нелицеприятно отзывались о главных фигурантах процесса. Все говорило о том, что своим указом Тимофеев убил сразу двух зайцев: обрел многочисленных союзников во всем мире и лишил какой-либо моральной поддержки еще недавно считавших себя героями подлецов.

Чабисов недоумевал. Он явно не ожидал такой развязки. Пребывая в состоянии ступора, он сел на скамью и уставился ничего не видящим взглядом в пространство зала. Он не слышал шума толпы, не реагировал на задаваемые ему назойливыми репортерами вопросы. На самом деле он предпочел бы смерть, которая могла вернуть ему статус героя и человека, погибшего за идею. Теперь же он становился объектом для нескончаемой критики, официально осужденным преступником, что делало его изгоем. В сопровождении своих помощников и адвокатов он вскоре покинул зал суда и сразу направился в Кольцово, где его ждал готовый в любой момент вылететь в Лондон частный самолет олигарха Арановича. Через четыре с половиной часа он приземлился в Хитроу, откуда направился на свою виллу, отказавшись от встреч с друзьями по лондонской эмиграции.

Почти месяц он никуда не выходил, продолжая пребывать в странном состоянии покоя и безразличия ко всему, что его окружало. Он ни с кем не говорил, за исключением слуг, общение с которыми ограничивалось двумя-тремя фразами. Не интересовался политикой и экономическими новостями. При этом внутри него не прекращалась какая-то малопонятная ему самому работа. Он мог внезапно вспомнить эпизод из прошлого, за который ему вдруг могло стать стыдно. Иногда ему хотелось плакать, что было совсем недопустимо. В общем, в нем начинала просыпаться совесть, чего он от себя вообще не ожидал.

Но этим не ограничивались навалившиеся на него проблемы. МИ-6, которая ранее, до его «бегства» (а именно это было официальной версией его исчезновения с яхты) в Екатеринбург, всячески поддерживала все его начинания в пределах Британского Содружества, стала относиться к нему явно враждебно. Ранее такая милая Элизабет Ботвелл, курировавшая его как один из руководителей этой организации, превратилась в сухого чиновника, не желающего общаться с предателем, каковым она его искренне считала. Такое отношение к нему Секретной службы Ее Величества королевы Великобритании сразу же закрыло перед Чабисовым все двери британского высшего света, превратив его в одночасье в персону нон грата, то есть в личность, лишенную доверия, от которой как от черт от ладана шарахались все приличные семьи в Лондоне. Атмосфера вокруг него становилась невыносимой. Он долго колебался. Но в конце концов принял решение…

В конце сентября 2017 года в Центр психического здоровья в городе Модена (Италия) из Лондона был доставлен очень важный пациент, изъявивший желание провести курс лечения у доктора Фонтана.

Глава XXXVI Наказание (Модена. 2018)

Чабисов страдал от обиды. Он так много сделал для мира (да-да, свою деятельность он мерил только вселенскими масштабами!), для человечества, для этой нации рабов, холопов и воров — русских! И что взамен? Его признали виновным в геноциде своего народа — хотя какой он свой? — в развале страны; в служении каким-то злым силам, впрочем, вполне четко определенным. Ненависть русских он бы еще мог перенести. Но от него стали отворачиваться бывшие друзья и соратники из столь милого его сердцу англосаксонского истэблишмента. До него стали доходить слухи, что о нем в высшем свете стали отзываться несколько иначе, чем это было раньше. Нет-нет да проскальзывало оскорбительное «предатель», поскольку, с точки зрения «васповской» элиты, служение не своему народу, а чужому — это очень некрасиво, неэтично, неприемлемо. Все чаще в домах, где он раньше был принят, хозяев не оказывалось на месте на момент его визита. Его реже стали приглашать на знаковые встречи, великосветские тусовки, в закрытые клубы. Да, все признавали, что он неординарен и умен. Но… Все-таки приговор международного трибунала значил очень много. И как после этого, без потери лица, можно здороваться за руку с преступником?

Всегда любимый Западом Антон вдруг оказался тем же самым Западом отторгнутым. И это несмотря на долгую и безупречную службу. На принесенные жертвы. На удивляющую даже его друзей-младореформаторов преданность делу «капитализма». Нет!!! Вынести это было невозможно. Чувство обиды сжигало его. Оно не давало ему спать. Оно мучило и терзало его в течение дня. Заглушить его не могли ни лекарства, ни алкоголь, ни наркотики. Он сильно сдал, похудел, становился все менее адекватным, по каждому поводу раздражался. В его настроении все чаще наступали резкие перепады — от полнейшей апатии к неудержимой агрессии. И все бы ничего. Но однажды, после того как он из-за какой-то мелочи чуть не задушил собственного камердинера, стало ясно, что ему срочно требуется лечение. Иначе он закончит свои дни на нарах. Осознав это, он сразу же вспомнил Алессию, мысли о которой гнал от себя все последние месяцы. Но, решившись на лечение в психиатрической клинике, он вдруг понял, что сможет довериться только ей. И дал соответствующие распоряжения своим стряпчим. Те сразу же связались с Моденой и договорились о госпитализации в Центре психического здоровья Алессии Фонтана некоего мистера Смайса из Лондона. Поскольку речь шла о ВИПе, все формальности были улажены достаточно быстро, и вскоре в клинику доставили вышеуказанного господина. Он сразу же получил необходимые для снижения тревожного фона препараты. Алессия навестила его только на следующее утро.

Открыв дверь в палату-люкс, она, ничего не подозревая, подошла к кровати, на которой, укрывшись с головой, лежал пациент. Первым желанием Алессии было уйти, закрыть дверь и не беспокоить больного. Однако она почему-то осталась. Через какое-то мгновение одеяло начало медленно сползать с головы англичанина. Алессия не сводила глаз с мистера Смайса, который вначале показал свою все еще достаточно приличную шевелюру, затем лоб, глаза… Когда он открыл свое лицо полностью, Алессия впала в состояние шока и была не в силах отвести взгляд от того, кого год назад передала в руки правосудия. Нет. Это был не страх. Скорее это была боль от того, что она увидела Чабисова в столь плачевном состоянии. Он был крайне худ. От его рыжих волос мало что осталось. Огромные темные круги под глазами свидетельствовали о сильном душевном расстройстве. Но самое главное — взгляд! На нее смотрел не победитель-супермен, сумевший в свое время разрушить одну из самых великих за всю историю человечества империй, а маленький, жалкий, глубоко страдающий человек с потухшим, «высушенным» взглядом, в котором читалась мольба о помощи.

Алессия резко выдохнула, чтобы восстановить дыхание, после чего часто и мелко задышала, дабы успокоить бешено колотящееся сердце и унять волнение. Это был старый, но верный прием, не раз помогавший ей в жизни. Она выдержала напряженный взгляд Антона, взяла его за правую кисть, приподняла и сделала вид, что сосредоточилась на измерении пульса. После чего мягко вернула его руку в исходное положение, что-то черканула у себя в блокноте, ободряюще ему улыбнулась и вышла из палаты. Едва переступив порог своего кабинета, она достала из холодильника початую бутылку красного вина, налила себе полный бокал и залпом выпила. Через десять минут она полностью успокоилась, запросила историю болезни английского пациента, после чего сообщила персоналу о том, что лично будет заниматься его лечением.

После обеда она вновь вошла в палату к Антону. Он спал. И судя по тому, как было скомкано одеяло, спал неспокойным сном. Алессия подошла к нему, поправила постель и села рядом. Совершенно непроизвольно ее рука коснулась его лба, после чего она стала нежно гладить его по голове. По меняющейся микромимике его лица было видно, что ему это нравится. Его сон становился спокойнее, дыхание более глубоким и ровным. Она не стала дожидаться момента, когда он проснется, и, прикрыв шторы, покинула палату.

Вернувшись в кабинет, она углубилась в изучение его истории болезни и поняла, что явилось причиной столь сильного нервного расстройства… Обида. Через которую, как через огромную воронку, внутренняя энергия выливалась вовне. Она уже встречалась с подобным явлением раньше. И она знала, сколь разрушающим бывает это чувство. Впрочем, как и вина. Которая, словно сестренка-близняшка, неотступно за ней следует.

Обида и вина. Вина и обида. Они живут и идут по жизни вместе. На такой вывод ее натолкнули теоретические разработки видных советских психологов, изучавших эти процессы. Согласно их теории, подтвержденной практикой, чувства обиды и вины возникают в процессе общения людей, при котором одни из них что-то дают, а другие что-то получают. При этом обида появляется тогда, когда кто-то полагает, что он дает другому больше, чем получает (именно этот фактор присутствовал в болезни Антона). Вина же, наоборот, возникает в тех случаях, когда кто-то полагает, что он получает больше, чем дает.

Алессия взяла листок бумаги и фломастер, после чего на белом поле быстро появились обозначения: d, р, О, С; О = d > р, С = р > d.[40] Набросав формулы, она склонилась над столом и, зажав руками уши, чтобы исключить звуковые помехи, задумалась.

Назад Дальше