— Жалко было, — Сандра сама не могла найти ответ на этот вопрос.
— Жалко, жалко. А целый день связанным человека держать не жалко. Это, милочка, изощренная форма садизма какая-то. Ну да ладно. Что будем делать? — Сандра лишь пожала плечами.
— Есть какие-нибудь запасные выходы? Тайный ход какой-нибудь?
В это время до них донеслась резкая команда из громкоговорителя:
— Внимание! Вилла окружена! Сопротивление бесполезно. Выходите из дверей по одному с поднятыми руками!
— Значит, так. Ты, красавица, все это затеяла, сама и расхлебывай. Выйди к полицейским и объясни им, что тревога оказалась ложной. Что находящиеся в доме люди — твои гости и вполне добропорядочные граждане. А там посмотрим, — на этих словах Дина к ним присоединился Артемьев, который после посещения желанного места выглядел посвежевшим и даже просветленным.
«Да, вот она, неразрывная связь телесного с духовным», — подумал Дин, подталкивая слабо сопротивлявшуюся Сандру к выходу. Та открыла дверь и вышла на залитую светом полицейских прожекторов веранду. Она подняла руки вверх так, чтобы было видно, что ничего подозрительного она не прячет, и медленно двинулась по направлению к воротам виллы, за которыми словно в карнавальную ночь мигали разноцветными огнями машины итальянских карабинеров. Но не успела она сделать и пары шагов, как вдруг раздалась автоматная очередь, и Сандра, эта жгучая итальянская красавица, рухнула словно подкошенная на землю.
— Они что?! Совсем охренели, что ли?! — Дин стоял как вкопанный и смотрел на распростертое тело, к которому со стороны виллы метнулась тень.
— Артемьев, стой, дурак! Тебя же сейчас кончат!! Это не карабинеры!!! — озарение и понимание происходящего буквально взорвало Дина изнутри. Но было уже поздно. Еще одна короткая очередь — и Артемьев упал рядом с Сандрой, накрыв ее своей уже безжизненной рукой, как бы защищая этот кусочек неживой, но совершенной плоти от злых сил.
— Ну, суки! Ну, мафия!! Ну, я вам так просто не дамся!!! — Дина буквально заклинило от злости. Он уже готов был с отчаянным воплем броситься на окруживших со всех сторон виллу бойцов мафии — а то, что это была мафия, Дин уже не сомневался, как вдруг чуть ли не над самой головой услышал характерный рокот. Посмотрев вверх, Дин увидел военный вертолет без опознавательных знаков. Первая же пущенная им ракета разнесла на куски машину «а-ля карабинеров», а врубившийся сразу после этого тяжелый бортовой пулемет заставил нападавших забиться в щели и сбавить обороты. Вертолет завис над лужайкой, и из открывшейся боковой двери показалась голова с характерным ежиком.
— Бенетти! Вот красавчик!!! — Дину не надо было ничего дополнительно объяснять. Он рванул наружу, в три прыжка достиг вертолета и, ухватившись за спасательный крюк, взмыл, как Джеймс Бонд, в темное итальянское небо, увлекаемый «тысячесильной стрекозой». Вскоре внизу открылся морской простор. Вертолет летел над Адриатикой, а спасательный трос постепенно затягивал Дина на борт. Еще мгновение — и сильная рука, ухватив его за запястье, втащила Дина в безопасное брюхо винтокрылой машины. Из-за шума работающих двигателей невозможно было разобрать, что ему пытался сказать Бенетти. Но Дин и так все понимал. Он глупо улыбался в ответ на похлопывания и причитания своего итальянского друга, все еще не веря в свое спасение.
Через 30 минут Дин заметил внизу ярко светящееся на черном фоне моря пятно. При приближении это оказалась большая яхта. Вертолет после нехитрого маневра завис над ней и затем медленно опустился на парковочную палубу. Винты, лениво сделав несколько оборотов, окончательно остановились. Напутствуемый одобрительным похлопыванием по плечу, Дин спрыгнул с борта вертолета на покачивающуюся палубу яхты. Пахло морем, безопасностью и радужными надеждами.
На палубе Дина встретил мощного сложения человек в камуфляжной форме. Жестом он пригласил его следовать за ним. Через несколько минут Дин оказался в просторной каюте, отделанной как номер в пятизвездочной гостинице. Все здесь сияло и блестело. Только сейчас Дин почувствовал, как он устал! И впервые за весь вечер вспомнил о Лане.
— Надеюсь, что с ней ничего не случилось. — Дин не спеша снял с себя спортивный костюм и пошел в ванную. Хороший контрастный душ и добрая порция виски — вот что могло быстро восстановить его силы. А то, что вечер еще не закончился и силы ему еще понадобятся, он не сомневался.
Ровно через 15 минут в дверь каюты постучали, и все тот же могучий стражник пригласил Дина следовать за ним. Они прошли недлинным коридором вдоль красиво отсвечивающих в ночном полумраке дверей («Видимо, такие же каюты», — подумал Дин), поднялись на верхнюю палубу, где сквозь большие стеклянные окна просматривалась огромная зала, словно веранда нависшая над кораблем. Но вошли они не в это сияющее великолепие, а в незаметную боковую дверь, за которой оказался большой уютный кабинет, отделанный в стиле рококо. Дин прошел на середину кабинета и остановился, не доходя пару шагов до вычурного массивного письменного стола, заставленного какими-то фигурками, магическими предметами и книгами.
— Нравится? — от неожиданности Дин даже вздрогнул. Высокий пожилой человек с благодушным лицом и очень пронзительным взглядом подошел к Дину и, протянув руку, представился:
— Франческо Риччарди! Доктор архитектуры.
Глава X Встреча с Хранителем (Урал. 2016)
Решение Президента Уральской Республики о проведении судебного процесса над виновниками развала страны поставило перед спецслужбами Екатеринбурга сложную задачу: всеми силами обеспечить присутствие на процессе главных обвиняемых — Чабисова, Шахревича, Бурбуниса, Павена и их подельников. Наибольшую сложность представляла та часть операции, которая касалась Чабисова. Тщательно охраняемый МИ-6 и ЦРУ, этот умный и циничный политик постоянно менял места своего пребывания, активно использовал СМИ для введения в заблуждение всех, кто был заинтересован в определении его точного местонахождения, хитрил, использовал разнообразные легенды прикрытия, вводил в заблуждение потенциальных преследователей, никому не доверял, даже личному окружению. Подобраться к нему было практически невозможно. И тут на помощь Гондалеву пришло само провидение. Незадолго до описываемых событий его вызвал к себе Лазуренко.
— По-моему, у нас появился шанс подобраться к Чабисову, — сказал он после короткого приветствия.
— Мы получили сигнал от одного из районных уполномоченных. У них там давно проживает некий старец, который особой активности никогда не проявлял. С местным батюшкой жил в мире. Народ речами не смущал. Правда, говорят, целительством занимался. Но денег при этом с людей не брал. Его и не трогали. Несколько дней назад один из его почитателей, добровольно помогающий ему по хозяйству, пришел к нашему оперу и сказал, что у старца есть крайне важная информация для Президента Уральской Республики. Вот так все просто. И что мне делать? Вести полусумасшедшего к президенту? Глупость явная. Но и отказать ему почему-то не могу. Интуиция подсказывает, что здесь что-то есть, что-то очень важное. В общем, съезди туда, пообщайся с дедом. Может, что-то выяснишь. Не делай удивленное лицо. Доверить это могу только тебе, хотя это не дело твоего управления. Понимаю, что загружен выше крыши. Но выручай своего соратника, — при этом Лазуренко подмигнул старому товарищу, и тот как-то сразу расслабился, улыбнулся и без церемоний сказал: «Сделаю».
На следующий день Борис Иванович выехал в район. Дорога была долгой, что дало возможность побыть немного наедине со своими мыслями. За окном служебного автомобиля проплывали картинки уральских сказов: древние скалистые выступы перемежались чудесным лесом, пенистыми ручьями и речушками, голубыми озерцами. Красота вокруг была несусветная! И когда Гондалев через два часа оказался перед домиком районного отдела КГБ, он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.
Прервав рапорт майора Зинченко, местного оперуполномоченного, он попросил тут же отвести его к старцу, который, как оказалось, уже дожидался Гондалева в кабинете опера!
«А откуда он узнал, что я приезжаю именно сегодня?» — недоумевал Борис Иванович, пока поднимался по лестнице.
Через минуту он уже стоял перед колоритным стариком с длинной благообразной бородой. Открытый, все понимающий взгляд деда сразу устранил все барьеры между этими двумя столь разными людьми.
— Садись, сынок, — и Гондалев вдруг обнаружил, что он уже сидит на стуле абсолютно расслабленный, смотрящий на старца.
«Гипноз, мать его!» — вяло пронеслось у него в голове, но без агрессии, без желания противодействовать этому магическому воздействию.
— Слышал я, что к вам погостить приехал некий Труваров Евгений Викторович. Не обременяй себя ответом. Сиди спокойно и слушай. Выбор правильный. И человек он верный. Если все получится, как задумали, возродитесь через него. К свету пойдете. Выздоровеете, — старик так же внезапно замолчал, как и начал. Гондалев сидел неподвижно на стуле, пребывая в полудремотном состоянии абсолютного комфорта.
— Слышал я, что к вам погостить приехал некий Труваров Евгений Викторович. Не обременяй себя ответом. Сиди спокойно и слушай. Выбор правильный. И человек он верный. Если все получится, как задумали, возродитесь через него. К свету пойдете. Выздоровеете, — старик так же внезапно замолчал, как и начал. Гондалев сидел неподвижно на стуле, пребывая в полудремотном состоянии абсолютного комфорта.
«Вот оно, счастье», — с иронией сказал он сам себе и понял, что пока еще нормален, поскольку наличие чувства юмора и самоиронии — верный признак психического здоровья.
— Главное же — это его предназначение, — продолжал, не открывая рта, доносить до Бориса Ивановича старец. — Свидетельство тому — кольцо. Ты о том не ведаешь, а я знаю. Наберись терпения…
«Да и так уже набрался дальше некуда», — подумал Гондалев, а старик продолжал:
— Давно это было. Много тысяч лет назад земля другой была. По-иному разделялась. И в ней жили народы разные, среди которых возвысился род белых людей, назвавших свою страну Раш, по имени своего главного Бога, Бога Солнца Ра. Покорили они все окрестные племена и возвысились над ними. И стоял во главе их Белый Император, который обладал неограниченной властью. И так возгордились людишки страны той и их правители, что перестали соблюдать заповеди, все больше заботились о теле своем, а не о душе и Духе. И ушел Дух от них. И души их бессмертные погибли. И не на что было опереться Богу в земном их пребывании. И не нужны они стали ему. А поскольку владели они в то время всей землей, то и погибнуть суждено было всем. Так и погибли. Кто в огне подземном, кто в пучине морской.
Но знали о предначертанном жрецы той древней страны. И нанесли заповедное на кольца власти, которые и передали предназначенным для спасения. Так с тех пор и повелось: у кого кольцо — у того и законная власть. Жизнь возрождалась не сразу. Народ на земле множился. Начались войны. Мало поумнели земляне. Кольца переходили от одних вождей к другим. У Труварова — главное из них, то самое, которое обеспечивало власть Кира и Александра Македонского, Помпея Великого и Юлия Цезаря, Константина Великого и Юстиниана, последнего Палеолога и Ивана Грозного. И это — самое главное!
У меня же — второе и третье кольца. Одно пришло к русичам через гипербореев — гордых свеев, вместе с Рюриком. Другое же досталось в наследство от Чингисхана, получившего его в свое время от тибетских монахов и служителей религии Бон-По. Это, третье кольцо, я на время передал вождю вашему — Красному Сталину, дабы наполнить его Духом победы в страшную годину вражеского нашествия на землю нашу. Оттого и вставал в его присутствии потомственный лорд и герцог. Чуял и понимал, кто перед ним! Но потом, как и договаривались, кольцо это перед самой его смертью было мне возвращено. Ибо не было у него преемника достойного, способного возродить Белое Царство. Так, все больше мелкота какая-то да шелупонь разная, дальше носа своего не видящая. Но это он сам виноват. Всех достойных поубивал. Боялся, — на какое-то мгновение в комнате наступила тишина.
«Почему я все еще здесь? И слушаю этот бред? Который, впрочем, бредом мне не кажется? Вот это как раз и удивительно! И что я доложу Лазуренко?!» — думал Гондалев, продолжая сидеть полуразвалясь на стареньком оперском стуле в уральской глубинке.
— Получил же я их от последнего царя нашего, подло убитого здесь неподалеку. Виделся я с ним накануне смерти его. Яйца им откушать приносил. Предвидел он свой конец ужасный. И сознательно шел на жертву, кровью своей и чад его искупив грех рода собственного перед Всевышним. И тем узаконил как пребывание свое на престоле, так и даруемую им преемственность. А осуществить ее должен я как хранитель и Верховный Жрец, — старик вновь замолчал, как бы давая возможность Борису Ивановичу переварить столь важную для него информацию. Но она, эта самая информация, легко укладывалась в его голове. Гондалев точно знал, что впечаталась она намертво.
— Да. Видел я глаза его в день тот черный, для семьи его ставший последним. Но не было в них ни страха, ни малодушия. Тверд он был в вере своей и в правильности пути избранного. Истинный царь! — после этих слов старик поднялся и подошел к окну, сквозь которое в комнату наплывал удивительный свет, чем-то напомнивший Гондалеву утро Нового года, такое же сказочное и необычное.
«А ведь похож старик на Деда Мороза! Такая же борода окладистая, усы и брови. Взгляд с прищуром. Только шапки и рукавиц не хватает, да мешка с подарками…»
— Не отвлекайся, ирод! Какой я тебе Дед Мороз? В сказки не наигрался? — старик сказал это строго, но беззлобно, как говорят любящие родители своим зашалившимся чадам.
— Слушай дальше. Эти два кольца я отдам тебе сейчас. Ты — верный слуга царю и Отечеству. Все сделаешь как надо. Одно оставь Президенту вашему. Оно ему еще пригодится. Пока Труваров до власти окрепнет — не год, не два пройдут. Другое же, то, что от Чингисидов русские самодержцы получили, отдай Хранителю Ватикана. Не удивляйся. Три кольца для русских — перебор. Особенно в нынешней сложной обстановке. А Ватикан — те же христиане. Проклятье схизмы тысячелетней давности вот-вот должно пройти. Глядишь, и объединимся во Христе. Правда, их Хранитель все больше зарился на Труварово кольцо. Триста лет за ним охотился. Людей готовил. Но сам понял: коли в руки не идет, значит, нет на то благословенья Божия. Я с ним говорил. Он согласен на уговор: кольцо в обмен на всемерную помощь и поддержку власти вашей. Так что бери кольца и иди себе с миром. — После этих слов Гондалев погрузился в сон. Сколько он проспал — неизвестно. Разбудил же его Зинченко, который долго тормошил столичное начальство.
— А где старик? — первым делом спросил Борис Иванович опера.
— Какой старик? — с недоумением спросил немного озадаченный подчиненный.
— Все ясно! — неизвестно кому ответил Гондалев, поднялся, сел в служебную машину и через три часа застыл перед кабинетом Лазуренко в полном оцепенении. До него только сейчас дошло, что докладывать ему практически нечего. И даже два зажатых в кулаке кольца ясности не добавляли.
Но дверь вдруг открылась, и озабоченный чем-то Лазуренко, широко распахнув ее, пропустил Гондалева внутрь просторного кабинета.
— Ну, как? Кольца привез?
Глава XI Алессия (Модена. Начало XXI века)
В Центральной Италии есть замечательная область: Эмилия-Романья. Раскинувшись на плодородных землях долины реки По, ее деревушки, села и города испокон веков производили множество полезной продукции. Причем в таком количестве, что оставались излишки. Благодаря этому люди здесь могли позволить себе заниматься не только физическим трудом. И потому область эта славна своими уходящими в античную древность традициями в науке, в различных ремеслах и кулинарном искусстве. Знаменитый сыр пармезан (Parmigiano Reggiano) и флагманы автомобильной промышленности «феррари» и «мазератти» — все это отсюда, не говоря уже о знаменитом университете в городе Болонье. Старейшем в Европе. Одно время значение этих земель для судеб мира не поддавалось оценке. В начале V века н. э. расположенный здесь город Равенна стал столицей Западной Римской империи. И хотя произошло это на закате ее могущества, все же абсолютным пупом земли этот регион Италии успел побывать.
В долине реки По живут очень достойные люди. Пропитанные духом возрожденной в конце XIX века Италии, настоящие патриоты, болонцы, моденцы, пармцы, равеннцы обладают вместе с тем неистребимой тягой к свободе. Причем свобода эта мало что имеет общего с либеральными представлениями о личной разнузданности. Скорее это чувство, в чем-то сопоставимое с русским понятием «воля», которая подразумевает независимость от капризов начальствующих лиц, к какой бы иерархической системе они ни относились: рабовладельческой, феодальной или буржуазной. Это, безусловно, роднит эмильянцев с русскими. Не исключено, что это родство душ восходит к тем далеким временам, когда здесь жили этруски, которые, как полагают некоторые неспокойные умы, были русскими, сумевшими в своем продвижении на запад достичь этих благодатных мест.
Здесь, в Эмилии-Романье, есть чудесный город Модена (в древности — Мутина). Основанный римлянами в 183 году до н. э., этот город-крепость стал надежным заслоном на пути вечно стремящихся в Вечный город (уж простите за тавтологию) галлов, которые после неудачной в 390 году до н. э. попытки захватить ненавистный им Капитолий (тогда, напомню, Рим спасли гуси) безуспешно старались взять реванш.
Мутина-Модена была свидетельницей многих исторических событий:
— за ее стенами отец знаменитого Брута (того самого, кто предал Юлия Цезаря и, по приданию, первым нанес ему удар кинжалом) защищал основы республиканского строя от диктаторских притязаний Помпея Великого — друга, родственника, а затем смертельного врага все того же Цезаря;