— Что? Я… Что ты такое несешь, Дик?
— Врежешь мне, понял? Потом я побегу, а ты за мной погонишься. Но не догонишь. Понял?
Гаррард ничего не понял, что подтверждала и его растерянная физиономия.
— Что ты задумал, Дик?
Шарп ухмыльнулся.
— Не спрашивай, Том. Просто сделай, о чем я тебя прошу, ладно?
Гаррард пожал плечами и ухмыльнулся в ответ.
— Ты же офицер. Твое дело приказывать, мое — подчиняться. Делай как знаешь.
— Ты готов?
— Всегда мечтал съездить офицеру по роже.
— Тогда вставай. — Они поднялись. — Ударь меня. Я хотел украсть у тебя патроны, ясно? Двинь мне кулаком.
— Адские силы… — пробормотал Гаррард.
— Ну же! Давай!
Гаррард вполсилы влепил приятелю по ребрам, Шарп его оттолкнул. Рядовой упал. Шарп повернулся и побежал вдоль края плато. Гаррард закричал, неловко поднялся и помчался за ним. Несколько человек, услышав крики, бросились наперерез, но человек в индийской одежде уклонился влево и скрылся в кустарнике. Больше половины роты Морриса, обнаружив нежданное развлечение, присоединились к погоне, но беглец имел немалое преимущество и, ловко лавируя между кустами, уверенно отрывался от улюлюкающей толпы. Добежав до места, где стояла на привязи лошадь, Шарп вырвал из земли колышек, вскочил в седло и дико гикнул. Вслед ему неслись оскорбления, но он их уже не слышал. Еще несколько секунд, и беглец вылетел за пределы лагеря, а конных пикетов поблизости не оказалось.
В лагерь Шарп вернулся через полчаса с группой выезжавших на разведку местных всадников. Улучив момент, он отстал от отряда, соскочил с коня у своей палатки и передал поводья дожидавшемуся хозяина Ахмеду. Пока Гаррард и Шарп отвлекали внимание роты, мальчишка занимался знакомым делом, прибирая к рукам то, что плохо лежало.
— Все взял, — с гордостью доложил он, прошмыгнув в душную палатку вслед за Шарпом.
На сей раз Ахмед ограничился немногим: красным мундиром капитана Морриса, портупеей с саблей и перевязью.
— Молодец, — похвалил его Шарп.
Мундир потребовался потому, что полковник Стивенсон отдал приказ: всем, кто пойдет на штурм Гавилгура, во избежание неприятных недоразумений быть в форме. Сьюду Севаджи и его людям, намеревавшимся отправиться в крепость на поиски Бени Сингха, выдали потрепанное старье, во многих случаях с въевшейся в ткань кровью предыдущих владельцев, но для Шарпа куртки по плечу не нашлось. Даже мундир Морриса оказался маловат и грозил треснуть по швам, но по крайней мере форма у него теперь была.
— Тебя никто не видел? — поинтересовался он у Ахмеда.
— Никто. Ни один ублюдок, — с самодовольной ухмылкой ответил мальчишка.
Его английский делался лучше день ото дня, и Шарпа беспокоило лишь то, что в речи юного араба встречалось чересчур много слов, которые могли бы оскорбить нежное ухо иного джентльмена. Он бросил Ахмеду монетку, и тот, подмигнув, спрятал ее куда-то под одежду.
Перекинув мундир через плечо, Шарп выбрался из палатки и отправился на поиски Клер. Искать ее долго не пришлось: девушка прогуливалась с высоким солдатом в рубахе, черных штанах и высоких сапогах со шпорами. Парочка оживленно беседовала, не замечая ничего вокруг, и Шарп неожиданно для себя ощутил укол ревности, но тут высокий солдат повернулся, нахмурился, узрев незнакомца в лохмотьях, и наконец улыбнулся.
— Мистер Шарп!
— Сержант Локхарт? Какого черта здесь делает кавалерия? — Он кивнул в сторону затянутой дымом крепости, защитники которой еще пытались нанести урон британским батареям. — Настоящие солдаты должны быть там, где жарко.
— Наш полковник убедил генерала, что мистер Додд может попытаться удрать из форта. Поэтому нам приказано перехватить его, если что.
— Додд не удерет. Кольцо слишком плотное.
— В общем, мы пойдем вместе с вами. Если помните, у нас к мистеру Додду свой счет.
Пока мужчины разговаривали, Клер смущенно рассматривала камни у себя под ногами, краснела и робко поглядывала на прапорщика из-под ресниц. Судя по всему, девушке не очень хотелось, чтобы Элай Локхарт узнал о ее тесных отношениях с Шарпом.
— Я как раз искал миссис Уолл, — объяснил он. — Извините, мэм, не могли бы уделить мне минутку?
Клер бросила ему благодарный взгляд.
— Конечно, мистер Шарп.
— Видите вот этот мундир? На нем красные отвороты и кант. Мне нужны белые. — Он стащил с головы замызганную тряпку. — Может быть, это подойдет. Она малость перепачкалась, да и беспокоить вас, мэм, мне бы не хотелось, но шить я не умею, а тут и обшлага, и канты, и воротник.
— Кстати, милая, когда будете спарывать красное, не забудьте срезать капитанские эполеты, — добавил Локхарт. — Мистер прапорщик не хочет, чтобы прежний владелец опознал свою собственность.
— Пожалуй, — скромно согласился Шарп. Клер взяла у него мундир, наградила признательной улыбкой и поспешила к палаткам Севаджи. Локхарт проводил ее нежным взглядом.
— Три года ждал случая, чтобы поговорить с ней, — мечтательно вздохнул он.
— И что? Дождался?
Сержант все еще смотрел вслед Клер.
— Редкой красоты женщина.
— Кто? Миссис Уолл? Неужели? А я и не заметил… — притворно удивился Шарп.
— Она сказала, что ты был добр к ней.
— Ну, просто помог, чем смог. Ты же понимаешь, женщина попала в беду, и все такое… — неловко объяснил Шарп.
— Чертов Торранс пустил себе пулю в лоб, и бедняжке некуда было пойти. Что бы она без тебя делала? Большинство офицеров постарались бы воспользоваться случаем…
— Не забывай, что я не настоящий офицер. — Шарп видел, как Клер смотрела на бравого кавалериста, видел, какими взглядами провожал ее Локхарт, а потому решил, что третьему в такой ситуации лучше отойти в сторонку.
— У меня была жена, да только умерла по пути сюда. Хорошая женщина…
— Жаль, — вставил Шарп.
— А миссис Уолл, — продолжал сержант, — потеряла мужа. — Встретила вдовушка вдовца. Самое время, подумал Шарп, вспомнить о судьбе. — Это судьба, не иначе, — вздохнул Локхарт.
— Так что ты собираешься с ней делать?
— Она говорит, что дома у нее нет и податься некуда. Если бы не ты, бедняжке пришлось бы ночевать под открытым небом. Мой полковник не против, чтобы я женился, но…
— Ты уже сделал ей предложение?
— Более или менее, — покраснев, ответил Локхарт.
— И она согласилась?
— Более или менее. — Сержант окончательно смутился.
— Черт, как же быстро вы сговорились! — Шарп покачал головой. — Ну и ну.
— Настоящий солдат ждать не станет. Раз, два — и готово. — Локхарт вдруг нахмурился. — Постой-ка, я же вроде бы слышал, что ты попал в плен?
— Попал, да только долго не задержался, — туманно ответил Шарп. — У них там по части дисциплины слабовато. — Он повернулся к крепости. Вылетевшая оттуда ракета устремилась в безоблачное небо, вильнула и, оставляя дымный след, помчалась к земле. — Ты и впрямь собираешься участвовать в штурме?
— Только не в первых рядах. Я же не дурак. Полковник Хаддлстоун сказал, что мы можем войти в крепость после пехоты и поискать Додда. Так что сначала вы, парни, проложите путь, а потом уже мы вам поможем.
— Ладно. Я за тобой пригляжу.
— А мы за тобой присмотрим, — пообещал Локхарт. — Ну, мне пора. Может быть, кое-кому надо помочь вставить нитку в иголку.
— Иди, помогай.
Не успел кавалерист исчезнуть в палатке, как оттуда с жалкими пожитками хозяина и недовольным выражением на лице вылез Ахмед. Впрочем, решил Шарп, ссылка вряд ли продлится долго, и, скорее всего, к вечеру Клер переберется в палатку бойкого кавалериста. Динь-динь, вот и свадебные колокольчики. Он забрал у мальчишки мешок с драгоценностями и, за отсутствием других дел, отправился смотреть, как британские пушки долбят стены Гавилгура.
* * *Представший перед воротами Внутреннего форта Гавилгура юный всадник был высок, строен, самоуверен и дерзок. В длинном белом шелковом одеянии, перехваченным красным кожаным ремнем, на котором висели инкрустированные драгоценными камнями ножны с дорогим тулваром, он не просто попросил открыть ворота, но потребовал это тоном, не терпящим возражений. Отказывать ему не было причин, поскольку дорогу между фортами никто не закрывал, и сообщение по ней проходило регулярно, но что-то в поведении и вызывающих манерах юнца задело бдительного Гопала, и он послал за полковником.
Додд не заставил себя ждать и прибыл к воротам через минуту в сопровождении нового сержанта, лицо которого не оставлял в покое нервный тик. Всадник тут же набросился на полковника, требуя наказать Гопала за самоуправство, но Додд лишь сплюнул и повернулся к Хейксвиллу.
— Зачем кому-то выезжать из этих ворот на коне, если до соседнего форта можно дойти и пешком?
— Не могу знать, сэр, — ответил сержант. Одет он был в белый мундир с черной перевязью через плечо, знаком его нового звания, хотя какого именно, оставалось неясно.
— Зачем кому-то выезжать из этих ворот на коне, если до соседнего форта можно дойти и пешком?
— Не могу знать, сэр, — ответил сержант. Одет он был в белый мундир с черной перевязью через плечо, знаком его нового звания, хотя какого именно, оставалось неясно.
— Прогуливать лошадь там негде, — продолжал Додд, — а значит, остается предположить, что он желает отправиться на равнину. То есть в британский лагерь. Спроси, Гопал, какое у него дело.
Отвечать молодой человек наотрез отказался. Полковник равнодушно пожал плечами, достал пистолет и направил оружие в голову незнакомца. Сухой щелчок курка отозвался неприятным, тревожным эхом. Всадник заметно побледнел и снова закричал на Гопала.
— Он говорит, сахиб, что имеет поручение от килладара, — объяснил Гопал.
— Какое поручение? — спросил Додд.
Объясняться юноша явно не желал, но хмурое лицо полковника и нацеленный в лоб пистолет оказались весьма убедительными аргументами против упрямства. Из висевшей на поясе сумки был извлечен запечатанный пакет. Молодой человек показал печать килладара, но красная восковая нашлепка с оттиском обвившейся вокруг клинка змеи не произвела на Додда никакого видимого впечатления.
— Кому адресовано письмо? — спросил он, жестом показывая, что посланец должен повернуть пакет.
Всадник подчинился, и Додд увидел, что письмо предназначено старшему офицеру британского лагеря. Писарь, по-видимому, плохо знал английский, и чужие буквы давались ему с трудом, но смысл был достаточно ясен. Поняв, в чем дело, полковник шагнул вперед и схватил лошадь за уздечку.
— Стащите его с седла, — велел он Гопалу, — отведите в караульную и пошлите кого-нибудь за Ману Баппу.
Юноша попытался сопротивляться и даже положил руку на золотую рукоять тулвара, но люди Додда легко доказали свое превосходство. Сам Додд взбежал по ступенькам на стену, знаком дав команду Хейксвиллу следовать за ним.
— Все ясно, — прорычал полковник. — Килладар намерен вступить с британцами в переговоры. Хочет мира.
— Я думал, что здесь нам ничто не страшно, сэр, — с некоторым беспокойством произнес сержант.
— Разумеется. Но Бени Сингх — малодушный трус. Жизнь в его представлении это женщины, музыка, игры и ничего больше.
Обадайя Хейксвилл был вполне согласен с таким представлением о жизни, но по понятным соображениям предпочел промолчать. Сам он подал себя Додду как оскорбленного солдата, почитающего войну британцев с маратхами несправедливой. «Не наше это дело, сэр, воевать здесь, — уверял он полковника. — Земля принадлежит нехристям, так ведь? И пусть они черномазые и безбожники, но красным мундирам тут не место».
Додд, разумеется, не поверил такому объяснению. Он считал сержанта обычным дезертиром, сбежавшим от каких-то неприятностей, но винить его в этом не мог, потому что и сам поступил точно так же несколько лет назад. В общем, ему не было дела до мотивов Хейксвилла; главное, чтобы сержант исполнял свои обязанности, то есть дрался с врагом. Додд полагал, что индийцы будут воевать охотнее и лучше, если приказы им отдает белый.
— В англичанах, — сказал он перебежчику при первом разговоре, — есть то, что называется силой духа. И туземцам это придает основательности.
— Придает чего, сэр? — удивился Хейксвилл.
Бестолковость сержанта заставила полковника нахмуриться.
— Вы, случайно, не шотландец?
— Господи! Конечно нет, сэр! Упаси боже! Нет, сэр, не шотландец и не валлиец какой-нибудь. Чистокровный англичанин, сэр. Во всех отношениях. — Щека у него возмущенно задергалась. — Англичанин, сэр, и тем горжусь.
В результате Додд выдал Хейксвиллу белый мундир и черную перевязь, а потом и поставил во главе роты.
— Сражайтесь достойно, сержант, — бросил он на ходу, поднимаясь на стену, — и я произведу вас в офицеры.
— Я вас не подведу, сэр. Буду сражаться. Рвать врага зубами. Можете не сомневаться.
В том, что Хейксвилл будет драться не за страх, а за совесть, полковник и не сомневался, потому как в противном случае сержанту грозили плен и бог весть какие неприятности. Впрочем, в возможность неблагополучного исхода ему не верилось. Он просто не представлял, как британцы могут овладеть Внутренним фортом. Додд предполагал, что им по силам взять Внешний форт, стены которого уже проверяли на прочность осадные орудия, но что будет делать неприятель, оказавшись перед рвом? Демонстрируя Хейксвиллу это препятствие, полковник снова убеждал себя в полной неприступности Внутреннего форта.
— Посмотрите, сержант. Видите? Единственный путь в наш форт лежит через эти ворота. Взять приступом стены невозможно — они слишком высоки и круты. Понимаете?
Посмотрев влево, Хейксвилл увидел, что стена Внутреннего форта возведена на почти отвесном склоне. Вскарабкаться на них не смог бы никто. Атакующим ничего не оставалось, как пытаться пробиться через ворота, но за первыми они наткнулись бы на вторые, потом на третьи и, наконец, на четвертые. И все их защищал полк Додда, его Кобры.
— Мои люди не знают, что такое поражение, — продолжал полковник. — Они видели, как били других, но сами не испытали такого унижения ни разу. А здесь врагу придется нас разбить. Ничего другого не остается. И они попытаются. Но не смогут. Нет, не смогут.
Он замолчал, глядя вниз, постукивая кулаком по каменному парапету. Артиллерийская канонада не умолкала, но кроме беспрестанного грохота орудий единственным признаком ее здесь была пороховая дымка, повисшая над дальней стеной Внешнего форта. Командовавший обороной Ману Баппу уже спешил к Внутреннему форту, поднимаясь по отвесно уходящей к воротам узкой дороге. Заскрипели старые петли. Створки медленно расходились, впуская князя и его адъютантов. Наконец индиец прошел через последние ворота, и Додд с улыбкой повернулся ему навстречу.
— Что ж, пойдем. Похоже, нас ожидает кое-что занятное.
К тому моменту как они спустились, Ману Баппу уже вскрыл поданный Гопалом пакет.
— Прочтите сами, — сказал он, увидев подошедшего Додда, и протянул письмо.
— Предлагает капитуляцию? — спросил полковник, беря листок.
— Читайте, — нахмурился князь.
Неуклюже составленное и неумело написанное, письмо все же вполне ясно передавало суть предложений Бени Сингха вражескому генералу. Килладар Гавилгура изъявлял желание сдать вверенную ему крепость британским войскам при одном-единственном условии: всему гарнизону и всем находящимся в Гавилгуре гражданским лицам должна быть сохранена жизнь. Никто не должен быть убит, никто не должен подвергнуться заключению. Британцы могут конфисковать находящееся в форте оружие, но позволят всем желающим покинуть Гавилгур, оставив при себе столько личных вещей, сколько смогут унести на себе или увезти на лошади.
— Разумеется, Уэлсли примет такое предложение! — воскликнул Ману Баппу. — Кому хочется умирать при штурме!
— У килладара есть право делать врагу такого рода предложения? — спросил Додд.
Индиец пожал плечами.
— Он килладар. Гавилгуром распоряжается он.
— Но вы же генерал. Вы командуете армией. И вы брат раджи, — напомнил полковник.
Ману Баппу с грустью посмотрел в небо.
— С моим братом никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Может быть, он хочет сдать крепость. Может быть, не хочет. Мне он ничего не говорил. Не исключено, что, если мы проиграем, раджа обвинит во всем меня, заявив, что всегда хотел добиться мира любой ценой.
— Но вы ведь не хотите уступать? Вы не собираетесь сдаваться?
— Здесь мы победим! — твердо ответил Ману Баппу и повернулся навстречу килладару, о появлении которого объявил Гопал.
Бени Сингх, очевидно, уже знал о задержании своего посланника и, возможно, сам наблюдал эту сцену из окна дворца, потому что спешил к месту событий не один, а в сопровождении жен, наложниц и дочерей. Вероятно, трусливый килладар решил, что вид женщин смягчит сердце Ману Баппу, но лицо князя приняло еще более суровое выражение.
— Если хотите предложить капитуляцию, — крикнул он, — то посоветуйтесь для начала со мной!
— Здесь я представляю власть! — пискнул Бени Сингх.
На руках он держал свою любимую маленькую беленькую собачонку. Несчастное создание страдало от жары, о чем свидетельствовал высунувшийся красный язычок.
— Ничего вы не представляете! — отрезал Ману Баппу.
Столкнувшихся у ямы со змеями мужчин уже окружили женщины в дорогих шелковых и хлопчатобумажных сари.
— Британцы бьют по стенам и вот-вот проделают бреши! — запротестовал килладар. — Не завтра, так послезавтра они ворвутся в крепость! Нас всех убьют! — Объявленное пророчество испугало самого прорицателя, и он жалобно застонал. — Мои дочери станут их игрушками, мои жены — их служанками.
Женщины содрогнулись от страха.