14 августа 1941 г
Мы снова едем через открытые просторы и перепаханные поля, и машина нашего командира заняла место среди танков. Люди стоят перед домами и с любопытством наблюдают за нами. Они, наверное, не могут понять, что немецкие танки уже здесь в этот ранний час.
В 7.00 мы находимся около Кривого Рога, который, как говорят, является седьмым по величине городом России.[73] Некоторые из гражданских, которых мы опрашивали, говорили, что русские ночью ушли. Длинная колонна движется из города на восток, но мы не беспокоимся об этом: нам нужно захватить город.
После того как мы услышали там несколько взрывов, наш командир решил (и получил на это разрешение в штабе полка) захватывать город без предварительной артиллерийской подготовки, чтобы сберечь то, что можно. Танки пошли вперед, мы – посередине, а за нами следовали роты на машинах.
Город производил хорошее впечатление, и он не пострадал. Ряды фабричных труб в пригородах, а также много заводов говорили о том, что здесь имеется значительная промышленность. На въезде нас приветствовали цветами, взмахами рук, криками «хайль!» и «ура!». Ну разве это не сумасшедший мир? В самом городе нас очень по-дружески встречало население.[74] Этот теплый прием был нарушен лишь несколькими выстрелами партизан.
Большая часть города имеет мощеные улицы, и это первый случай, когда мы видели такое в России! Есть несколько больших зданий, гостиниц, крупных магазинов и т. д. Но сейчас нам не до этого: в первую очередь, нам необходимо овладеть мостом через реку Ингулец и железнодорожными мостами. Один мост из бетона был полностью подготовлен к взрыву, уже повсюду горели запалы, но, к несчастью для русских, мы появились слишком рано, и лейтенант Франкенфельд из 6-й роты вырвал запалы.
Наш полевой штаб мы установили на главной улице, в здании большой гостиницы. Когда я прошелся по зданию, то обнаружил, что оно совершенно пусто, и только какой-то гражданский лихорадочно срывал со стен все эти портреты Сталина, Ворошилова и т. д. и уничтожал их.
Горожане волокли куда-то огромные тюки с ворованными товарами; это выглядело настолько отвратительно, что нам пришлось через переводчика запретить им делать это. Не думаю, что от этого приказа будет какой-то прок. Один из заключенных местной тюрьмы (которых русские освободили) бродил по улицам пьяный и орал. Я приказал арестовать его, но днем он снова был здесь, а вечером, когда он стал вести себя слишком шумно, его пристрелили.
Вечером мы с радостью и гордостью прослушали специальное объявление по радио о захвате города. И даже если у нас не было особых сложностей с его захватом, все равно было приятно, что это сделали мы. Мы потеряли одного человека убитым и четверых ранеными – ничто по сравнению с важностью совершенного.
15 августа 1941 г
С утра мы заняли безопасные позиции на юго-восточной стороне города, там, где располагались три больших завода. Здесь же мы обнаружили парк, и сразу же, как будто русские ждали этого, получили воздушный налет.
Рядом с нами находился небольшой пруд. Отличная возможность помыться и постирать. Было любопытно увидеть, как русские женщины бесстыдно раздевались прямо перед нами и расхаживали туда-сюда голыми. Некоторые из них выглядели довольно аппетитно, особенно их грудь… Большинство из нас были бы совсем не против… но потом снова видишь перед собой старух и не чувствуешь уже ничего, кроме тошноты. Здесь совсем нет правил морали! Отвратительно![75]
17 августа 1941 г
Сегодня мы собирались войти в Запорожье, первый город по ту сторону Днепра. До него было 190 км. То, что мы вытворяли сегодня, заставит померкнуть даже Дикий Запад: на полной скорости въехали в русскую колонну на марше, дали по ним несколько пулеметных очередей с фронта и с фланга, чтобы напугать, а затем достали белый флаг и стали размахивать им. Мы врезались в колонну русских солдат, которые тянули тысячи сельскохозяйственных машин через Днепр, разоружили их и стрелой полетели к Днепру; мы рвались вперед мимо солдат, гражданских, мимо женщин и детей.
Едва мы успели вылезти из машины, достать и помахать перед ними нашим белым полотнищем, как сразу же собрали сотни и сотни пленных. Трофеи в виде машин, оружия, повозок на конной тяге и лошадей просто огромны. Во время этого сумасшедшего рывка вперед все мы были одержимы одной лишь мыслью: овладеть мостом через Днепр в Запорожье. Слева и справа мы оставляли нетронутыми множество колонн солдат противника, мы даже не думали о них.
Ближе к вечеру мы вышли на довольно пристойную дорогу, но примерно в 20 км от Днепра наткнулись на жесткое сопротивление. Особенно плохо то, что начинало темнеть, и нам пришлось остановиться и занять позиции на ночь.
18 августа 1941 г
В этот день впервые за последние три дня я хорошо выспался ночью. До вчерашнего вечера я проспал в общей сложности лишь три с половиной часа. Утром по нас открыли огонь полевые минометы противника, и мы потеряли несколько человек. Однако, поскольку мы мало внимания обращали на минометный огонь, наши потери росли, а заставить замолчать русский миномет мы не могли. И все почувствовали, что в такой ситуации решение может быть только одно – атаковать.
Мы продвинулись вперед примерно на один километр, захватив несколько пленных, но остановились перед противотанковым рвом. Короткая пауза на отдых, затем – приказы тяжелым артиллерийским орудиям и снова вперед: атака назначена на 10.45. Она началась точно в назначенное время. Замеченных русских мы либо выкуривали из их лисьих нор, либо они сами вылезали оттуда, либо мы скашивали их огнем. Большинство русских в своей грязно-коричневой летней форме вылезали добровольно. Они медленно шли мимо нас, и на лице каждого из них был написан смертельный ужас. Все они старались жестами расспросить, откуда это на них обрушился смертельный свинцовый ливень. Они никогда не смогут остановить нас, эти русские! Мы с каждым разом видим это снова и снова.
Снова судьба была добра ко мне, милая Хенни. Она спасла меня для тебя и детей! Давай же возблагодарим за это Господа!
Медленно мы въехали в селение и организовали в каком-то бараке полевой штаб.
Русские все еще время от времени ведут по нас огонь. Потом они начинают стрелять в нас минами из полевых минометов и трижды попадали в строение, где мы находились. Поскольку это были всего лишь [легкие] минометы, не произошло ничего страшного – эти мины взрываются мгновенно, встретив малейшее препятствие. На наши головы посыпалось то, что осталось от крыши. Этот случайный огонь становился все сильнее, в основном на участке 8-й роты. Здесь русские перешли в контратаку, солдаты роты занервничали и отошли.
На въезде в селение все еще стояло несколько наших танков. Я побежал туда. Башня каждого была закрыта, и мне пришлось потратить некоторое время, прежде чем меня поняли. Потом я забрался на один из танков; металл так нагрелся на солнце, что я едва терпел этот жар. Башня все еще была закрыта, поэтому я тратил время на то, чтобы указывать танкистам нужное направление. Но в конце концов у меня все получилось.
Танки и два зенитных орудия дали нам возможность отбросить противника назад. Было не очень приятно, особенно для меня, сидеть сверху на танке без всякого прикрытия, но главное то, что все закончилось удачно.
Поскольку мы хотели любой ценой сегодня выйти к Запорожью, всем было ясно, что нам снова придется атаковать. Атака была назначена на 17.00, и я надеялся, что на сегодня она будет последней. Русские продолжали обстреливать нас из минометов и из артиллерийских орудий, а потом и из пулеметов и винтовок. Мы продвинулись, оставив позади последние дома, за которыми проходит железная дорога, далее – большой противотанковый ров и парк позади него. За всем этим лежала наша цель: Днепр с его высокой, крупнейшей в Европе плотиной и далее на юг – железнодорожный мост.
Под прикрытием огня танковых пушек мы вошли в парк. Здесь были расположены многочисленные одиночные стрелковые ячейки – окопы, большая часть которых была выкопана только что, перед самым началом нашего наступления. Это говорит о том, что русские создавали здесь свой оборонительный рубеж в страшной спешке. А когда парк остался позади, мы увидели перед собой серую ленту. Это Днепр (ах, если бы это был Дунай!), железнодорожный мост и плотина. В это время начало смеркаться, поэтому для нас уже не было вопроса в том, занимать ли плотину или идти через нее дальше. Пока наши роты собирались в точке рандеву, случилось то, чего ждал каждый из нас и на что даже надеялся в самой глубине души: с оглушительным грохотом прогремел взрыв, и плотина взлетела на воздух. Для нас дорога через Днепр оказалась отрезанной.[76] Слава богу! Наверное, так же думало большинство из нас.
20 августа 1941 г
В 8.00 мы едем дальше, в Чумаки. Весь наш батальон, а также штаб полка занимает позиции в селении. Мы едва успели разместиться, как поступил приказ сегодня же сниматься с места. Целый день мы сидели и ждали более подробных указаний, которые никак не поступали.
Вечером я и несколько водителей улеглись спать в соломе. Вечер выдался чудесным и каким-то уютным. Небо было полно звезд, а наши «эфирные парни» включили радио и наполнили воздух музыкой.
Как тут не понять, что, прежде чем пойти спать, всем нам во всей своей радужности пришла мысль о том, что хорошо было бы поехать домой? Разве не понятно, как я скучаю по тебе и по детям? Жизнь может быть такой прекрасной, такой драгоценной. Война не является прямой противоположностью этому, просто у нас был такой короткий отпуск. В этом все и дело. И кроме того, мы прошли уже четыре кампании. Кто может винить нас в том, что мы мечтаем о доме, о мире и покое?
Но несмотря на это: если завтра придет приказ наступать, мы выполним его с присущим нам энтузиазмом, демонстрируя традиционный боевой дух, обычную для нас храбрость. Вот в чем чудо немецкого солдата!
25 августа 1941 г
В 12.05 мы сначала вышли к мосту, о чем с гордостью доложили в полк. Чуть позже 60-я пехотная дивизия прошла через город (Днепропетровск) в четком строю, с песнями, как они это обычно делают. Город производит прекрасное впечатление: какая-то часть зданий новые и высотные – в основном это институты и школы; возможно, здесь ходят и трамваи.
Мы организуем полевой штаб в усадьбе у моста, но поскольку здесь мы постоянно находимся под огнем противника, то перемещаемся ближе к полковому полевому штабу на другом конце города.
Теперь мы подали им свою руку помощи и надеемся, что нам, наконец, предоставят давно заслуженный отдых. Но какое там! Нас не отводят: приказано выдвинуться и закрепиться на западном берегу Днепра.
28 августа 1941 г
Пришлось менять расположение несколько раз. Как только разместимся, сразу же нас преследует огонь вражеской артиллерии. Ночью прилетело большое число бомбардировщиков противника, которые начали свою работу над городом. Может быть, это англичане?[77] Это грязное сборище, которое теперь стало союзниками русским, несмотря на то что еще два месяца назад они в самых напыщенных выражениях открещивались от большевиков!
Погода чудесная. Можно сказать, даже жарко. Еда просто отличная. Каждый день свинина. Я ем за троих, а когда речь идет о мясе, то и за пятерых. И поскольку вчера я стал фельдфебелем, получив это звание задним числом с 1 августа, следующие несколько дней буду чувствовать себя абсолютно счастливым.
Несколько удивлен своим продвижением по службе, так как не прослужил даже трех положенных полных лет, в то время как другие получают это звание через пять и даже больше лет. Но главное состоит в том, что наш командир мной доволен. Лейтенант Цурн ничего не имеет против этого: он и сам хотел бы, чтобы я продлил время своего призыва на более долгий срок.[78]
Но я всегда успею сделать это, если война действительно затянется на более долгий срок. И наконец, ведь это ты получаешь мое жалованье, и теперь оно будет существенно больше, чем предыдущая сумма, поступавшая в наш семейный бюджет; и мы, разумеется, воспользуемся этим.
1 сентября 1941 г
Сегодня, в первый день начавшегося третьего года войны, все надежды отправиться домой окончательно были похоронены. Как, впрочем, и надежды отправиться на отдых в Кривой Рог, куда мы даже успели заранее направить нашего квартирмейстера – с этим тоже кончено. Нам придется остаться на какое-то время и играть роль прикрытия на другой стороне Днепра. Думаю, что все, что может двигаться на колесах, уже наступает в сторону Кавказа.
Мы встречаем третий военный год в твердой вере и непоколебимой воле к победе. Давай надеяться, что эта победа станет последней в этой войне. Однако мы все же считаем, что она будет гораздо более значительной, чем две предыдущие и славные наши победы и прошлые успехи. Пусть Господь будет милостив ко мне и благословит меня в новом военном году. И тогда все закончится хорошо. Да свершится воля Божья! Вперед к новым подвигам! Да здравствует наш дорогой любимый фюрер!
2 сентября 1941 г
Когда я осознал, что наша машина снова находится в Свиском, то с трудом мог поверить, что нам удалось пережить этот тяжелый день. За последние шесть дней нам несколько раз пришлось менять позиции из-за вражеского огня, но все равно сегодняшний день был худшим. Он начался фейерверком с самого утра. Я работал в машине, когда во дворе перед нашим зданием упали первые снаряды; некоторые прямо за машиной. В результате вражеского огня находившийся рядом маленький дом оказался объятым пламенем. Тогда я отогнал машину за дом. В самом здании, где прежде, должно быть, располагалась техническая школа или что-нибудь подобное, проживали команда водителей, несколько радиотехников и операторов телефонной связи, адъютант командира и подчиненные мне водители. Остальная часть штаба уже снялась и отправилась в село Сурское.
Артиллерийский огонь с каждой минутой становился все более плотным, грохот вокруг извещал о том, что снаряды рвутся рядом с нами. Окна вскоре были выбиты, хотя их и так оставалось не так уж много, – пыль и дым проникали во все щели. Вскоре в окна стало видно, что клубы от разрывов повсюду. Но мы не были особенно обеспокоены этим. На самом деле нас взбесило и вывело из себя то, что когда мы прибыли на место, то обнаружили лежавшего рядом с дверью русского артиллерийского наблюдателя-корректировщика.[79] Ему тоже досталось несколько осколков. Он был мертв.
В полдень установилась короткая пауза, но не успел я приготовиться и начать писать приказы о замене подразделений мотоциклистов батальона «Герман Геринг», как огонь возобновился. Он явно был нацелен на нас. Командир приказал всем нам спуститься в подвал. И там нам снова повезло: в нашем распоряжении было два подвала, и в один из них, именно тот, которым мы не воспользовались, угодили два снаряда, превратив помещение в груду развалин.
В это время случилось самое невероятное.
Некоторые из наших солдат, и среди них «неуязвимый» Пишек, стояли на лестнице в момент, когда на первом этаже в юго-восточной части здания разорвался снаряд, в помещении прямо рядом с лестницей. Несущие балки и черепица с крыши обрушились, похоронив Пепи (Пишека) под слоем мусора. Когда мы вытащили его, он был без сознания. Сердце и пульс были в порядке, но все равно я хотел лично отвезти его в наш главный перевязочный пункт. Я уже сидел за рулем, когда пришел старший фельдфебель и вызвал для него санитарную машину. Через час Пишек умер в пункте оказания первой помощи. Один из лучших, самых храбрых и умелых солдат больше не с нами. Я не могу в это поверить!
Русская артиллерия ненадолго прекратила стрелять. Мы все приготовились уходить; денщики командира и адъютанта укладывали вещи в машину, когда во дворе разорвался еще один снаряд. Единственным, кто в это время находился там, был наш переводчик, русский еврей, которого мы уже некоторое время возили с собой. С ним не случилось ничего.
Во второй половине дня один из снарядов разорвался над моей машиной. Сверху на автомобиль обрушились стены, и теперь он похож на пропущенный через мельницу хлам. Я надеюсь, что машину можно будет использовать дальше или, по крайней мере, ее можно отремонтировать.
4 сентября 1941 г
Сегодня я разговаривал с командиром 6-й роты обер-лейтенантом Эйхертом. Мне приказано вернуться в свою старую роту, я там срочно нужен. Я отправлюсь туда с великим удовольствием. Командир хочет избавиться от меня, я и сам хотел бы уйти – словом, все будут довольны. Тебе не стоит беспокоиться, моя дорогая Хенни, в роте не может быть более опасно, чем здесь, где я теперь нахожусь, в штабе батальона. Напротив. В роте я буду на передовой только тогда, когда она идет в бой, а здесь я бываю в бою всегда, когда в бой идет какое-нибудь из подразделений батальона. Все мои старые друзья из роты, которые там еще остались, довольны моим возвращением.
5 сентября 1941 г
Сегодня я ехал не в лоханке командира, а в нашем штабном грузовике. В 15.00 мы прибыли в хвосте колонны в Покровское. Здесь есть электричество и водопровод. Нас разместили в здании школы. Здесь нам предстоит пробыть четыре или пять дней, пока все наши машины не приведут в порядок.
7 сентября 1941 г
Когда полевая кухня раздает еду в наши котелки, к нам всегда пристраивается очередь из женщин и детей, чтобы наполнили и их посуду. Наш второй повар, детина великанского роста и с необъятным животом, но с сердцем маленького ребенка, всегда наполняет посуду этих людей до краев.
«Пока мы можем это обеспечить, вы можете есть досыта», – любит он повторять и всегда наливает полный черпак.