Наташа часто упрекает меня в черствости. Я с ней не спорю, хотя и не согласен с этим. Неделю назад человек, толкнувший на моих глазах старика, вызывал у меня гораздо более сильные чувства, чем убийца Жени Корецкого. Потому что убийца был злом беспредметным, отвлеченным, для меня практически бесплотным. И сейчас он где-то ходит в несметном человеческом сонмище, возможно, отделенный от меня сотнями километров, тысячами событий, миллионами людей. И вся эта цифирь называется загадкой. Но загадку нельзя ненавидеть, даже если она убивает людей. Ненавидеть можно конкретного человека. А этого человека нет. Пока нет. Из атомов, из слов, из случайных встреч я должен воссоздать этого человека, как бог сотворил Адама из праха. А для этого не нужно «пылающее» сердце. Просто надо помнить, что тебе люди поручили сказать «Аз воздам». А воздать ему я должен и за себя тоже. За то, что, осматривая тело Жени Корецкого, я больше думал о пригодных для розыска следах, чем о том, что убит молодой парень и для него не будет больше весны, травы, нежности, что кто-то далеко отсюда уже стал несчастен и еще не знает об этом. Меня убийца тоже обделил в жизни, потому что такие, как он, сделали меня профессионалом в человеческом горе.
Профессионализм многолик. Но в одном он всеобъемлющ: все, не имеющее отношения к работе, уходит на второй план. Недавно на фотовыставке я видел снимок, показавшийся мне символом профессионализма: за кулисами ночного клуба со стриптизом два молодых актера о чем-то говорят с обнаженной балериной. Их лица озабочены, позы утомленно-свободны, напряженно выразительны руки в энергичных жестах. И никому нет дела до того, что женщина — голая. Это не распущенность, это не пресыщенность и не тупость. Это — профессионализм…
Мое сердце не имеет права пылать. Оно должно стучать ровно и сильно. И долго. Чтобы я, покуда оно стучит, мог превращать фантомы в реальное зло и карать его. Потому что мое сердце — сердце профессионала — тоже ломает свой ритм и вбивает молотом кровь в виски, когда я говорю чуть слышно:
— Тамара, Женя Корецкий погиб…
Она кивнула, как будто давно уже знала об этом, и закусила до крови нижнюю губу.
Она смотрела мне прямо в переносицу, и я хотел влезть под стол, провалиться сквозь землю, испариться на стене — только бы не чувствовать на себе этот слепой, обращенный внутрь взгляд. А еще мне хотелось подойти к ней, обнять ее за плечи, чтобы она уткнулась мне лицом в грудь, и сказать шепотом:
— Ну, поплачь, маленькая, поплачь. От слез становится легче. Поплачь, я буду рядом и буду ждать. Потому что у меня — это одна ночь. А у тебя их будет много, таких горьких, пустых ночей. От слез становится легче.
Но она не плакала. Сидела на стуле очень прямо, серая, холодная, как давно сгоревшая в печке зола. Так мы и сидели молча. Долго-долго. Я боялся шевельнуться, чтобы она не сломалась, не рассыпалась, не превратилась в пыль.
Потом она вдруг сказала растерянно:
— А он мне говорил, что мы проживем сто лет и умрем в один день…
Я вздрогнул от неожиданности, и она по-прежнему смотрела прямо на меня и видела, как в камере-обскуре, только то, что происходило внутри нее вчера, месяц назад, давно.
— Когда я осталась у него дома, то среди ночи проснулась. Женя не спал, он смотрел мне в лицо. Я погладила его по голове и спросила: «Это очень плохо, что я не плачу?» — «А зачем тебе плакать, родная?» — «Говорят, что в эту ночь девушка должна плакать». — «А тебе хочется плакать?» — «Мне хочется петь. Мы ведь проживем сто лет…»
…Я стоял у окна, ухватившись за железную решетку, и смотрел на улицу. По широкому шумному проспекту уходила от меня Тамара, я видел только ее одну, бредущую бессильной походкой, с опущенной головой — без направления, без мыслей, без цели. И, может быть, потому, что еще несколько часов назад Леонидов нашел ее весело хохочущей с подругами в коридоре университета, это было особенно страшно. Я отошел от окна.
— Наверное, я никогда не стану профессионалом, — подумал я вслух.
— Что-о? — удивленно переспросила пухленькая розовая девушка-машинистка, сидевшая за маленьким столиком в углу кабинета.
— А-а-а! Ничего! — я резко обернулся к ней. — Пишите! Лист дела тридцать шесть!
Машинистка, обиженно поджав губы, начала печатать протокол.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА Тамары Ратановой
…Вопрос. Когда Вы виделись с Корецким в последний раз?
Ответ. Мы не виделись с июня, и встреча не предвиделась до октября, разве что я приехала бы в Таллинн. Но в двадцатых числах августа я получила телеграмму, в которой Женя сообщил о неожиданном отпуске. Он приехал 21 августа. Перед этим ему прислали из автомагазина открытку на «Волгу», за которой долго стоял в очереди. На другой день мы поехали в автомагазин и выбрали машину голубого цвета…
Стрекот машинки прекратился — девушка подняла на меня глаза и иронически ухмыльнулась. Я отвернулся со злостью, и машинка застучала снова.
…Потом в ГАИ ему выдали номер на машину. Какой номер — я не помню.
Вскоре из Москвы приехал друг Жени, с которым они вместе служили в армии. Друга зовут Отари, фамилию его я не знаю. Он грузин, живет в Москве…
Девушка опять подняла голову, иронически, понимающе кивнула, явно желая что-то сказать.
— Леночка… — едва сдерживаясь, прошипел я. — Леночка, я вас очень прошу не отвлекаться…
Яростный стрекот машинки:
…работает где-то стоматологом. Видела я его всего два раза. Женя говорил, что он хороший товарищ и у него с ним, связаны самые лучшие воспоминания. Останавливался Отари в гостинице «Астория».
Числа двадцать пятого мы втроем — Женя, Отари и я — были в ресторане при этой гостинице, отмечая приезд Отари и покупку машины. А еще через несколько дней — по-моему, это было тридцатого августа — Женя заехал ко мне домой поздно вечером (у меня нет телефона) и сказал, что уезжает с Отари на несколько дней в Грузию, чтобы обкатать машину. Я с ним поехать не могла, потому что у меня начинались занятия в университете. Больше я его не видела…
Лист дела 37
Тамара вернулась в половине десятого.
— Постарайтесь, — взмолился я. — Напрягите память, это очень важно. Вспомните все, абсолютно все, что касается Отари.
Тамара доверчиво посмотрела на меня:
— Я — мне трудно… Понимаете, он мне сразу не понравился, честно… Легкомысленный какой-то. И потом… Женя-то всего на несколько дней вырвался… Мы столько не виделись! И вдруг — этот Отари…
Она опустила голову и надолго задумалась. Потом вдруг зло, с неожиданной ненавистью сказала:
— Деньгами, как миллионер, швырялся. И каждый раз на меня оглядывался: вот, мол, я каков! А потом заманил Женю и… и все… — Тамара закусила губу, устремив сквозь меня невидящий взгляд.
Я неуклюже положил руку на ее ладонь:
— Тамара, я понимаю, что вам сейчас очень тяжело. Но вы должны мне помочь.
Она посмотрела на меня.
— Мне надо поехать с вами в ресторан «Астория» — может быть, вы вспомните официантку, которая вас обслуживала.
— Нас обслуживал официант — молодой парень.
— Вы сможете его вспомнить?
Тамара подумала, потом кивнула:
— Наверное, смогу…
…Ресторанный зал был переполнен. Оглушительно гремел джаз. Крохотный трубач так надувал щеки, что я боялся, как бы он не лопнул, упав на пол комочком посиневшей кожи. Мы стояли у дверей, и Тамара сказала безжизненным голосом:
— Мы сидели вон в том углу…
Сейчас там шумно и весело гуляла большая компания. Я некстати подумал: «Где стол был яств…» И почему-то меня охватило злое, несправедливое и от этого еще более острое чувство по отношению к этим веселым, подвыпившим, ни в чем не повинным людям. Развевая фалды смокинга, иноходью бежал метрдотель.
— Одну минуточку… — остановил я его.
Он мгновенно выдал мне порцию казенной любезности:
— Дорогой мой, ничем не могу быть полезен — сегодня много гостей…
— Это я решу сам, можете ли вы быть мне полезным, — грубо сказал я. — У вас есть официант — маленького роста, блондинчик? Молодой?
— Как же! Поленин Валерий. А что случилось?
— Ничего. Посадите нас к нему за отдельный стол.
Он посмотрел на меня внимательно, и лицо его озарилось догадкой.
— Ах, вы — оттуда? — он махнул большим пальцем куда-то себе за плечо.
— Нет, отсюда, — и я показал пальцем за свое плечо.
— Сейчас, сейчас накроем!
Поленин принес графинчик вина и кофе почти мгновенно. Когда он отошел, я спросил Тамару:
— Вы уверены, что это тот?
— Да.
Через некоторое время Поленин подошел к нашему столу снова:
— Что-нибудь желаете еще?
— Да. Присядьте.
— Простите, по служебной инструкции не полагается.
— Вы уверены, что это тот?
— Да.
Через некоторое время Поленин подошел к нашему столу снова:
— Что-нибудь желаете еще?
— Да. Присядьте.
— Простите, по служебной инструкции не полагается.
— Инструкции создают для того, чтобы их нарушали. Садитесь, мне надо поговорить с вами.
Он присел, лицо его выражало крайнее удивление. Спиной он загораживал от меня зал. Я протянул ему мое удостоверение.
— Понятно, — кивнул Поленин.
— Вы не помните эту девушку? — показал я глазами на Тамару.
— Да, помню, конечно. Я просто не подал виду, потому что у нас своя этика.
— Вы помните ее спутников?
— Да, естественно.
— Почему естественно?
— Ну, во-первых, они были в ресторане всего недели две назад, а во-вторых, у меня профессиональная память на лица.
Снова о профессиональном! Видно, никуда мне не уйти сегодня от этого. Я повернулся к Тамаре боком так, чтобы она не видела, — и показал официанту фотографию убитого Корецкого. Он сильно побледнел и механически кивнул.
— Опишите внешность второго мужчины.
— Высокий, такого же роста, какой, — Поленин указал на фотографию, — и как тот, что был во второй раз, по выговору кавказец, хотя сам светлый…
Я насторожился:
— В какой второй раз?
— Ну, через день-два после того, как они были с этой девушкой.
— Так, так…
— Они были втроем. Третий парень, такой же высокий, как они, только, видать, гораздо здоровее.
— Постарайтесь припомнить что-нибудь приметное его внешности.
— Приметное? — задумался официант. — Черт его знает! Обычный человек вроде бы, только здоровенный больно. Да, вот глаза у него интересные — сам он черный, а глаза очень голубые, думаю, что днем у него зрачки совсем бесцветные. И черные точки посредине.
— Вы это хорошо помните?
— Да, конечно. Он расплачивался со мной еще до того, как они собрались уходить. Когда я ушел за кофе, он догнал меня в буфете и попросил дать счет. Я быстро посчитал, и тут он вдруг взял меня очень сильно за руку повыше локтя и сказал, не то шутя, не то всерьез: «Ну, математик, намного обжал?» При этом он смотрел на меня в упор, и я запомнил его глаза. Я хотел обидеться и ответить ему как следует, но он вдруг засмеялся и сказал: «Живи, нам такие люди тоже нужны», протянул мне полсотни и вернулся за стол.
— А какой был счет?
— На 43 рубля 60 копеек. Если нужно, я могу вам показать копию. — Поленин вынул из кармана толстый блокнот, быстро перелистал и протянул его мне.
Да, счет был именно на сорок три шестьдесят, и наверху стояла дата — тридцатое августа.
Я взял у Поленина счет и спросил:
— Вы не слышали, случайно, что-нибудь из их разговора?
Поленин развел руками:
— Да нет, мне как-то ни к чему было. Вот только в самом конце они заказали шампанское, и я открывал бутылку возле стола. Разлил по фужерам, и этот — третий — поднял тост: «За счастливое плавание!..»
Ресторан «АСТОРИЯ»
«30» августа
СЧЕТ
Салат «Астория» 3 2-40
Осетрина залив. 3 2-70
Мясное ассорти 2 2-40
Лимон 0-60
Бифштекс 2 2-20
Шашлык 1 1-40
Коньяк арм. 3* 1 6-15
Киндзмараули 1 3-95
Коньяк груз. 4* 2 16–90
Кофе 3 0-45
Мороженое 3 0-90
Шампанское 1 3-55
ИТОГО: 43–60
…Да, их было, несомненно, трое — три салата, три осетрины, три горячих, три кофе, три мороженых.
Это было для меня полной неожиданностью. Почему-то я все время был уверен, что в автомобиле ехало только два человека. И вдруг выплыл третий. Да, это удар по всем моим версиям. Если об одном хоть что-то известно — имя, служба в армии вместе с Корецким, второй появился вообще как черт из машины. Хорошо, начнем с Отари. Я позвонил в гостиницу, попросил поднять списки проживающих и найти паспортные данные всех людей по имени Отари, которые были прописаны в гостинице в последнюю декаду августа. Паспортистка попросила номер моего телефона, чтобы перезвонить позже — необходимо было посмотреть архив. Через полчаса позвонила какая-то женщина и представилась густым басом:
— Старший администратор гостиницы «Астория» Каджан говорит!
— Слушаю.
— Вы просили навести справку…
— Да-да-да!
— Так вот. С 20 по 30 августа в гостинице лицо по имени Отари не проживало.
Лист дела 38
Меня охватило некоторое остервенение. Такого фокуса я не ожидал. Ощущение унизительного бессилия давило меня не потому, что преступники аккуратно зачищали за собой следы. Было бы глупо ожидать, что они специально для меня раскидают свои визитные карточки с указанием часов приема. Бесило, что я никак не могу понять механизма, внутренней динамики, логики этого преступления. Завладеть чужой «Волгой»? Но для этого не надо убивать хозяина. В конечном счете, проще угнать…
Оперативник Леонидов получил в госавтоинспекции справку, что 21 августа Корецкий зарегистрировал автомашину «Волга» голубого цвета, получив номерной знак «ЛЕВ 78–10».
Но Корецкий убит и больше никогда ничего не скажет. Преступники не оставили никаких концов. Почти не оставили. Но ведь «Волга» не могла исчезнуть! Она же должна где-то ездить сейчас!
Я связался с Москвой и попросил объявить пропавший автомобиль во всесоюзный розыск…
Управление уголовного розыска
Министерства внутренних дел СССР
21 сентября
№ 89
ВСЕМ ГОРОДСКИМ И РАЙОННЫМ ОРГАНАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
В ночь с третьего на четвертое сентября сего года в районе поселка Солнечный Гай Крымской обл. неизвестным преступником убит Корецкий Е. К.
С места преступления угнана принадлежавшая Корецкому автомашина «Волга» голубого цвета, государственный номерной знак «ЛЕВ 78–10», кузов 1134834, шасси 3789612, двигатель 0187362.
Примите все необходимые меры к срочному розыску автомашины и установлению преступника.
Лист дела 39
Теперь, бесспорно, фигурой номер один стал Отари. И если он только не подался в бега, то разыщем мы его довольно скоро. Тамара говорит, что он служил вместе с Корецким в армии, что живет он в Москве и работает там стоматологом. А если он служил с Корецким в армии так же, как проживал в «Астории»? А?
…Гвардии полковник, как все люди, нечасто встречающиеся с такими делами, был явно заинтересован.
— Выяснилось, что в августе ни один человек с именем Отари в «Астории» прописан не был, — продолжал я свой рассказ. — Теперь у меня всего лишь две микроскопические зацепки: то, что Отари служил в армии вместе с Корецким и что сейчас он, вероятно, живет в Москве…
— А если он служил в армии так же, как проживал в «Астории»? — словно угадал мои мысли полковник.
— Нет, — твердо сказал я, — об этом Тамаре говорил сам Корецкий, так что, скорее всего, это правда.
— А по имени его трудно найти? Ведь имя-то довольно редкое?
Я усмехнулся:
— В Москве, не считая детей, прописано больше пяти миллионов человек. Половина — женщины. Значит, года за три я бы проверил остальные два с половиной миллиона… А мне Отари нужен скорее. Лучше всего… завтра.
Зазвонил телефон. Полковник снял трубку:
— Райвоенком полковник Ковалев слушает. Да. Да-да, я в курсе… Но поймите же, у нас райвоенкомат, а не собес. Нет. Нет, никак не могу… В приемные часы, пожалуйста… — положил трубку, повернулся ко мне: — Да-а, сложненькая задачка.
— Простые я сам решаю, — невесело улыбнулся я.
— Но чем же я-то могу вам помочь? — озадаченно спросил военком.
— Полагаю, что можете. Я тут вот какую штуку надумал. Вы можете связаться с Министерством обороны и выяснить по их спискам, кого звали Отари в части, где служил Корецкий.
— Слушайте, а ведь это идея! — радостно провозгласил военком.
— Я же говорил, что две головы лучше, — заметил я.
— Конечно, — спокойно, с лукавым прищуром неожиданно молодых, весело-искристых глаз согласился полковник. — Вы оставьте мне официальную бумагу. А сами, зайдите завтра.
— Нет, завтра я уже буду в Москве, — покачал я головой. — Вы уж, пожалуйста, телеграфируйте мне туда: Москва, Петровка, 38, МУР…
Я вернулся к себе и написал два запроса — военкому и в Московский уголовный розыск — и злорадно усмехнулся: «Ничего, возьмем в клещи!» МУР я просил срочно предпринять розыск проживающего в Москве и работающего стоматологом человека по имени Отари. «…Возраст двадцать восемь-тридцать лет, высокого роста, широкоплечий, русоволосый, глаза карие, лицо белое, привлекательное…» Не помешает на всякий случай…
В ПЕТРОГРАДСКИЙ РАЙВОЕНКОМАТ гор. ЛЕНИНГРАДА
В связи с расследованием уголовного дела об убийстве Корецкого Евгения Константиновича, призывавшегося на действительную службу в Советскую Армии вашим военкоматом, прошу оказать содействие в срочном установлении и розыске сослуживца Корецкого по армии, имя которого ОТАР или ОТАРИ.