… – Он сказал, что нам не нужно общаться. Сказал, что так будет лучше.
Олег помолчал, задумчиво кивая.
– А вы как думаете, Женя?
– Я готова разорвать его! Почему он не сказал этого раньше?
– А что бы изменилось?
– Не знаю! Он морочил мне голову.
– Женя, вы сейчас несправедливы. У вас было столько же возможностей, чтобы поговорить с ним прямо. Вы же ими не воспользовались. У вас были свои причины. У него, видимо, тоже есть свои.
– Какие, например?
– А вы поставьте себя на его место. Вот вы говорили на одной из наших встреч, что с мужем вам стало трудно общаться, да? А легко вам было бы сказать ему, то есть вашему мужу, обо всем, что с вами происходит? Ведь все же это надо как-то объяснить. Ну разве легко?
– Да нет, конечно. Муж – человек хороший. Раньше я думала, что он у меня сам по себе, а Виталик сам по себе. Думала, что все это как-то отдельно и одно другому не мешает. А теперь мне так тяжело, а от мужа приходится скрывать, конечно, свое состояние. Ведь он не заслужил такой правды. И от этого еще тяжелее. Не могу быть собой. Хочу прийти домой – и орать, и плакать в голос, хочу лежать часами молча лицом к стене… Ничего нельзя. Потому что муж…
– Ну вот. Вот примерно так и Виталий может думать на ваш счет.
– Но почему он не выбрал меня, почему предпочел жену?! – крикнула я. – Он что, меня не любил?
– Совсем не обязательно. Просто для многих людей брак в приоритете. Дети – в приоритете.
– Да, на него это похоже.
– Ну вот. Женя, что вы чувствуете, когда думаете о нем?
– Боль. Все время боль. И когда злюсь, и когда люблю.
– А что чаще – злитесь или любите?
– Раньше больше было любви и отчаяния из-за этой любви. А сейчас, когда мы поговорили окончательно, у меня больше злости…
– Ну что ж, это совсем неплохо. Это поможет все пережить быстрее.
– Но как мне смириться, что у меня его больше нет? – Глаза мои наполнились слезами, когда я с трудом произнесла эти слова.
– Жень, на это по-любому нужно время, ты же знаешь, – сказал Олег, просто переходя на «ты». – Будешь постепенно растить в себе свободного человека. Вернешься к себе – и все увидишь по-другому.
– И мне не будет жаль, что у меня больше нет этого счастья?
– А что ты называешь «этим счастьем», Женя?
– Это когда у нас все было хорошо. Когда мы любили друг друга. И лучше этого ничего в жизни не бывало.
Олег грустно смотрел на меня. Наверное, ему меня было жалко.
– Женя, ну хочешь, все-таки займемся немножко гипнозом. В принципе, это очень мягко, в общем-то точечно. Будешь потом вспоминать своего Виталика как далекое прошлое, уйдут страдания.
– Техника гипнотического отрыва? Нет, пожалуй, не хочу. Хочется, конечно, поскорее вернуться к норме, но… Знаешь, у меня многие клиенты, которые приходят с переживаниями смерти близких, не хотят принимать транквилизаторы. Просто отказываются, ничего не объясняя.
– Знаю, конечно. Это действительно бывает не так уж редко.
– Не хотят, чтобы их избавляли от страданий. Может, им кажется, что страдания – единственное, что продолжает их связывать с умершими.
– Да-да.
– Вот и я что-то в этом роде чувствую. Мне мешает эта любовь, но чем-то она все же дорога. Давай без гипноза. Пусть будет естественный отрыв. Я потерплю, давай работать с сознанием.
– Ну давай. Тогда попробуем технику «пустого стула», – сказал Олег, вставая и направляясь к ряду стульев, стоящих возле стены. Он взял один из них и поставил посередине комнаты прямо напротив моего кресла. – Так удобно? – спросил. Я кивнула.
Олег вернулся на свое место.
– Понимаешь, Женечка, что еще важно, – начал он, – ведь вот ты в целом человек независимый, да?
– Ну да… Была.
– Ты с юности сама зарабатываешь, у тебя хорошая профессия, живешь отдельно от родителей, по характеру вполне самостоятельная. То есть это не тот случай, когда зависимость ребенка от мамы и папы проецируется во взрослую жизнь. Эта твоя болезненность в привязанности явно имеет другие корни.
– Ну да. Я сама удивляюсь, что меня так заколбасило.
– А удивляться, Женечка, наверное, нечему, потому что в твоем случае имеет место резкий и на первый взгляд немотивированный разрыв отношений с любимым, так?
– Так. Именно так. Но сейчас я уже не настолько остро это чувствую, потому что кое-что поняла после нашей с ним последней встречи.
– Вот именно. Ты получила информацию. Ты как бы получила новый шанс эту тему переработать, и какие-то ее существенные аспекты тебе удалось закрыть. Однако очень важно именно то, что ваши отношения с Виталиком были разорваны как бы в разгаре. По крайней мере, у тебя осталось такое впечатление. И вот он, незавершенный гештальт, понимаешь? – Я киваю. – Который нужно, как ты опять же понимаешь, завершить.
Я киваю – а что мне остается?
– И давай мы эту незавершенную ситуацию перенесем в плоскость «здесь и теперь». У тебя накопились неотреагированные эмоции и очень много невысказанных переживаний… Женя, я бы хотел, чтобы ты сконцентрировала свое внимание на этом стуле. И представила на нем Виталия. Представила как можно яснее.
Я постаралась сосредоточиться. Олег заговорил тише и медленнее.
– Виталий сидит напротив тебя, и ты наконец можешь с ним поговорить обо всем, что для тебя важно… Скажи мне, насколько ясный образ тебе удается представить?
– Сейчас… – Я всматриваюсь в пустой стул и думаю о своем жестоком любимом. О его лице, фигуре, о том, в какой позе он мог бы сидеть здесь. Образ Вита то появляется, то исчезает в моем воображении. Его не очень просто удерживать. Помогает то, что передо мной находится вполне реальный стул, с которым я уже связала свои представления о Виталике. – В общем-то представила, – говорю я Олегу.
– Теперь ты можешь сказать ему все, что хочешь сказать. Спросить о чем-нибудь.
– Вит, мне очень плохо, – выпаливаю я, обращаясь к стулу, и действительно вполне ясно представляю на нем ненавистного и обожаемого своего любимого. – Мне так плохо без тебя. И я не понимаю, почему ты так со мной. Ну вернулась жена. Это понятно. Но почему мы не можем встречаться как раньше? Или хотя бы дружить?.. Почему ты прямо не объяснился со мной как с другом, а безжалостно мучил меня? Ты что, совсем меня не любишь? А когда ты меня разлюбил? За что?
– Женя, как ты думаешь, что он тебе отвечает?
Я пересела на пустой стул и сказала, обращаясь к оставленному мною креслу:
– Жень, ну дело же не в любви. Просто это семья. Это слишком важно. – Так сказала я самой себе, чувствуя, что, наверное, именно так должен был ответить Вит.
Олег подошел к креслу, с которого я ушла, сел в него и осторожно спросил с нейтральной интонацией:
– Ты меня совсем не любишь?
– Я уже сказал тебе, Женя, – откликнулась я, глядя в пол, – дело не в любви. Есть другие важные вещи.
– Какие?
– Ответственность перед семьей. Годы жизни, прожитые вместе. Дети. – Не знаю почему, в голове моей всплывали эти ответы. Я чувствовала, что понимаю Виталика.
Олег пересел на прежнее свое место.
– Женя, – сказал он, – что ты чувствуешь сейчас?
– Мне грустно.
– Тебе грустно.
– Да.
– Это больно?
– Нет… Просто грустно. И пусто как-то.
– Пусто. Откуда эта пустота?
– Мы не можем быть вместе.
– Когда ты это поняла?
– Только что.
И на следующей встрече, и на следующей за ней мы снова использовали технику «пустого стула». Я проговаривала все свои больные мысли. И больные чувства. Задавала вопросы, на которые, оказывается, уже знала ответы. Моделировала реакцию Виталика. Плакала. Лечилась. В голове потихоньку все вставало на свои места.
Олег помогал. Он часто «играл роль» моего любимого. Сидел напротив на том самом стуле, слушал мои излияния, говорил сам – собственно, озвучивал мои же мысли, которые до того успела проговорить я сама. Иногда мне это было смешно – я смеялась из-за театральности ситуации. Но это, наверное, тоже было хорошо… Складывалось впечатление, что с Виталиком мы обсудили все темы, все самое важное между нами. О чем не получилось поговорить в действительности.
Я стала спокойнее. Острота ситуации как будто притупилась – так, словно прошли годы.
– Слушай, Олег, я ведь ни психодраму, ни гештальтпсихологию сама не практикую. Может, зря… Скажи, а почему это получается, что я вот так уверенно со стулом разговариваю? Это потому, что на самом деле я знаю, что именно происходит, только не осознаю, потому что не хочу этого знать?
– И это тоже. И потом, ты ведь тщательно вспоминаешь все в деталях, стимулируешь гиппокамп. Проживаешь ситуацию еще раз, и гораздо продуктивнее, чем когда просто страдаешь из-за нее. Информация структурируется. У тебя формируется более определенная и точная картина реальности. Ты по ней как бы читаешь.
– Да. Полезная штука…
– Женя, скажи, тебе еще нужен Виталик?
– Как тебе ответить… Я помню, как с ним было хорошо. Это же такое счастье! Тяжело лишаться. Но, с другой стороны…
– То есть одна часть тебя, Женя, хочет быть с Виталиком, так?
– Ну да… Я не знаю.
– То есть другая часть – сомневается?
– Кажется, да…
– Женя, нам нужно разобраться с этими твоими частями.
– Ты прав. Давай попробуем.
Олег снова выдвинул на середину комнаты стул.
– Пусть твои две части поговорят между собой. Посмотрим, что из этого получится. Ты сейчас какая часть – та, что хочет быть с Виталиком или та, что сомневается, нужно ли это тебе?
– Я сомневаюсь.
– Хорошо, Женя. Поговори с собой об этом.
Между прочим, это не так-то просто – говорить о том, что особенно важно. Тебя распирает от ощущений, но не от слов. Говорить о больном, о загнанном глубоко внутрь очень трудно. Вот эту всю кашу из противоречивых эмоций внутри упорядочить – тяжелая работа. «Олег, помоги…»
Олег видит мое замешательство.
– Женя, чего ты действительно хочешь? Чего ты хочешь, зная все как оно есть, а не только то, что тебе хотелось бы знать? Нужен ли тебе Виталик? И если да, то зачем? И какая ты нужна сама себе?
А какая я нужна сама себе? Ну конечно, сильная. Я нужна себе цельной, не распавшейся на фрагменты из-за растерянности перед бедой. Я нужна себе профессиональной. И я хочу быть довольной жизнью. Да, это так.
Все это я проговариваю медленно, с трудом подбирая слова, не глядя на Олега, то ли себе, то ли ему адресуясь.
– Женя, поговори с собой об этом, – снова предлагает он.
Я смотрю на пустой стул.
– Привет, стул, – говорю ему. – Ты сейчас – это я. Ты та моя часть, которая хочет Виталика… Слушай, а зачем он тебе? Он чужой муж, понимаешь? Он, видимо, любит другую и хочет быть с ней!
– Женя, – тихо вклинивается Олег. – Что она тебе отвечает.
Я пересаживаюсь на стул, к которому обращалась.
– Он не то чтобы ее любит, но это для него важнее любви. А меня он любил! Ну я же чувствовала! И это было так прекрасно, что отказаться просто сил нет. Хотя что значит «нет»? Кто меня спрашивал? Ведь это от меня отказались, хочу я этого или не хочу… Мне просто трудно это принять.
Я помолчала. Олег посмотрел вопросительно. Я опять пересела на свое прежнее кресло.
– А если бы он остался с тобой? – спросила. – Ты ведь замужем и не собиралась ничего менять, вспомни. Ты же не бросишь Костю, вы все-таки шесть лет вместе. И потом, Костя не заслужил предательства. И, собственно, – говорила я медленно, потому что мысли приходили не сразу, – собственно… Эта тоска и такая острая потребность в Виталике – это все зашкалило именно после того, как он переменился к тебе. Это все растерянность. Это потому что непонятно… Теперь ты все понимаешь. Можешь по-новому оценить, насколько тебе Виталик действительно нужен. Да, с ним было хорошо. Но такое хорошо бывает только в самом начале отношений. А что потом?
«Другая я» молчала.
– Мы могли бы попробовать с ним ничего не менять… – наконец неуверенно сказала «другая я»…
Через две недели терапии было очевидно, что моя самооценка выросла. Я перестала чувствовать себя побитой собакой и снова начала вести тренинги. Я выздоравливала. И уже чувствовала, что скоро, вероятно, смогу проводить и индивидуальные консультации. Единственное, что меня еще мучило, – это жгучая нелюбовь к нему. Я возненавидела своего переменчивого возлюбленного и понимала, что эта ненависть – продолжение любви, продолжение зависимости. Я все еще не была свободна.
Часто думала о нем. Не могла отвязаться от болезненных мыслей. Вспоминала себя бегающей затравленной мышью, ищущей выхода из ловушки, с телефонной трубой у пунцового уха, взмокшей от потрясения, когда он после какой-то ничтожной размолвки, которые раньше разрешались у нас на раз, совершенно неожиданно для меня членораздельно произнес на том конце телефонной связи:
– НАМ НЕ НАДО БОЛЬШЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ.
«Сволочь… ненавижу…» – скрипела я зубами, прокручивая в голове свои тогдашние беспомощные вопросы и растерянные уточнения. Нужно было коротко ответить – каким-нибудь холодным принятием, дескать, как скажешь, дорогой. Или: окей, я тебя поняла. И отключиться, закончить разговор. Закончить! Немедленно поставить точку. И – что бы ни было! – перетерпеть. Перетерпеть все, что предстояло – все равно ведь придется! Только тот момент утраченного достоинства уже будет не вернуть… И, кстати, неизвестно еще, как бы он реагировал дальше, если бы я проявила силу и независимость, а не растеклась утратившей форму лужей. Неизвестно…
Но когда разбивают сердце, а ты всего лишь женщина, разнежившаяся в любви… Но когда удар – как короткий тычок под дых… Я не знаю, кто бы смог – я нет, не смогла сохранить презрительную немногословность. Нет, глупые вопросы, путаные слова так и сыпались из меня – нарезающей круги по коридору офиса со все разраставшейся болью в груди, судорожно пытающейся что-то понять, что-то срочно изменить и поправить…
И этого я тоже не могла ему простить. И в этом моем малодушии он тоже был теперь виноват передо мной. И меня это мучило. «Господи, – молилась я мысленно всякий раз, когда за душу меня кусала ненависть, – позволь мне относиться к нему равнодушно! Позволь не испытать ничего, когда я встречусь с ним нечаянно».
Снова от метро через парк. Опять, опять этот парк. И сегодня тренинг. В том самом офисе. И, наверное, увижу его. Но мое сердце пусто.
Наконец-то, наконец оно пусто. Я так устала от ненависти, а еще раньше от горькой любви – что эта пустота – моя отдушина. Я должна испытать ее, эту пустоту, этот покой. Если случайной встречи не получится – сама к нему зайду. Просто проведать. То есть ему скажу, что проведать. А на самом деле – чтобы проверить! Проверить свое равнодушие. И надеюсь, оно достаточно безмятежно.
До тренинга час, специально вышла пораньше. На испытание равнодушия много времени не нужно. Да, лучше сразу зайду. А то буду еще на тренинге об этом думать, стану отвлекаться – оно мне надо?..
Я вхожу в офис. Подхожу к пропускной вертушке, касаюсь пропуском считывателя и иду к лифту, чуть-чуть волнуясь и с твердым намерением сразу подняться в его кабинет. Если он занят – просто поздороваюсь: мне главное ощутить, что пустота в душе никуда не делась, когда он предстанет прямо передо мной. Нужно убедиться, что ничего от его появления не изменится.
– Привет!
Виталик стоит у лифта и улыбается мне.
– Привет! – отвечаю ему – и понимаю, что в его лице сейчас больше растерянности, чем в моем. Отлично! Так я действительно равнодушна к нему наконец?!
– А ты что здесь… Я думал, ваши тренинги у нас кончились.
– Опять начались. С нами заключили договор на новую программу, пригласили именно меня.
– Здорово.
– Да. – Я улыбаюсь. И осознаю, что действительно прошлых чувств во мне не осталось. Но есть новое. Это чувство теплое, светлое – как издалека вспоминаешь о чем-то хорошем, но безусловно прошедшем и принадлежащем только прошлому, в сегодняшней жизни лишнем.
Подъехал лифт. Поднялись. Остановились в коридоре.
– У тебя время есть? – спросил он, кажется опасаясь, что придется сейчас расстаться.
– Совсем немножко.
Я улыбаюсь. Мне просто хорошо и спокойно. И все. И ничего не нужно.
– Заходи… Поболтаем. Давно тебя не видел. Как ты?
– Я хорошо…
Не стала я заходить к Виталику. Да, собственно, и не обещала – сказала: может быть, если получится. И не зашла.
Я почти бежала к метро – меня распирало от радости. На душе так было хорошо, как после долгой зимы, после тяжелой болезни. Свобода обнимала меня, я купалась в своей беззаботности. У меня нет любви. У меня нет ненависти. У МЕНЯ НЕТ ЗАВИСИМОСТИ! Я могу принимать любых пациентов. И пусть у них самих будет любовная зависимость – я сумею помочь им. И хорошо, что это все было со мной. Все-таки отрицательный опыт оставляет больше ценного жизненного багажа, чем положительный, больше дает… Но и больше отбирает. Он отбирает свежесть чувств – но дает устойчивость. Как прививка от болезни формирует невосприимчивость по отношению к возбудителям этой болезни.
Значит, я никогда больше не полюблю так ярко и счастливо.
Но и не окажусь впредь в такой чувственной пропасти. Не доведу себя до такого катастрофического непрофессионализма. Не разрушусь до таких руин.
Я решила попрощаться с Олегом.
Надеюсь, его консультации мне еще долго не понадобятся. И если ему самому потребуется помощь грамотного психолога – возможно, это буду я…
– Женя? – Олег с удивлением оторвался от монитора компьютера.