На новую попытку времени не оставалось, и мы отложили операцию на следующий день.
Вечером мы обсуждали возможное увеличение дозы. Тони отказался подвергать опасности жизнь слона, даже если у нас был шанс быстро преуспеть в нашей затее. Я склонялся к тому же. Интервал между безопасной и смертельной дозами мог быть очень небольшим. Я помнил, как несколько лет назад слишком сильной дозой сукцинил-холинхлорида, общеупотребительного, но опасного наркотика, в Серенгети была случайно убита антилопа гну. Мы использовали вещество М-99, с помощью которого удалось несколько лет назад обездвижить в парках Южной Африки 31 слона лишь при одном смертельном исходе.
В следующие шесть дней нас постигли неудачи. Однако Тони улучшил технику стрельбы из дальнобойного ружья; увы, деревья и кустарник Маньяры оказались столь густыми, что слоны становились заметными лишь в непосредственной близости, и шприц мог полностью войти в тело животного. Единственный раз, когда мы выстрелили с большого расстояния, грохот распугал всех слонов в округе. Четырехлетний слоненок жалобно взревел, споткнулся и ткнулся бивнями в землю. А взрослый самец, в которого мы целились, очертя голову бросился бежать, ударился о дерево, вскочил на ноги и, хромая, потрусил прочь. К счастью, он серьезно не пострадал. Наутро все пришло в норму, но мне не хотелось лишний раз беспокоить слонов, ибо они могли переменить свое отношение ко мне.
Поэтому мы решили использовать старенький «Кап-чур», но после долгой и верной службы предыдущему смотрителю парка он потерял герметичность, и газ потихоньку вытек из него. И в день, когда Тони, тщательно прицелившись в толстокожего, нажал на спусковой крючок, ружье дало осечку. Вместо «фьют» послышался свист. Никто не заметил, куда вылетел шприц; искать его не имело смысла, ибо животное продолжало стоять в прежней позе, словно нарочно являя собой идеальную мишень.
Пока Тони перезаряжал ружье, я установил новые капсулы с газом. Тони выстрелил снова. Раздался приглушенный треск, и вдруг нам показалось, что Тони примкнул к ружью штык: из дула показался кончик первого шприца.
На помощь пришел Говард. Он извлек оба шприца, а вернувшись в лагерь, разобрал ружье и подручными средствами вернул ему герметичность.
Но неудачи преследовали нас. Один из шприцев срикошетировал после прямого попадания в цель. В другой раз при ударе сломалась игла. Говард изготовил новые иглы. Однажды нам удалось всадить шприц в идеальное место — мышцы плеча. Но и через два часа слон не подавал признаков недомогания. Кончилось тем, что он избавился от шприца, потершись о дерево. Мы подобрали его и увидели, что детонатор, который должен был сработать при ударе и впрыснуть транквилизатор в слона, не взорвался. Еще один самец было заснул и свалился, но, к неописуемому удивлению Тони, тут же поднялся и удалился.
Когда выяснилась исключительная стойкость слонов к М-99, Тони стал постепенно увеличивать дозу.
Решительности нам было не занимать, и мы отлично понимали друг друга; без этого нам бы не удалось преодолеть столько неудач. Когда наши запасы снотворного иссякли, я отправился в Серенгети к Хью Лэмпри, и тот щедро поделился со мной собственными запасами. В то время это лекарство было редким, по Хью не терпелось завершить опыт по радиослежению. Мне поручался выбор цели и преследование слона после попадания шприца. Последнее исключительно важно: при падении на живот слону грозит смерть от удушья, так как его внутренности с силой давят на диафрагму. Существует и опасность теплового удара, если не поливать водой его уши, которые играют важнейшую роль в регуляции температуры слонов. Последующие опыты подтвердили это.
Вся операция осуществлялась практически с машины. Тони был против работы без машины после случая со смотрителем кенийского национального парка Меру Тедом Госом, еще одним фанатиком обездвиживания слонов. Вначале Тед работал вместе с Тони, а затем в одиночку. Его исследовательская деятельность прекратилась в тот день, когда он приблизился к слону, который, как ему показалось, погрузился в забытье. Но у самца нашлось достаточно сил, и он бросился на Теда. Когда тот упал, слон схватил его хоботом, бросил под ноги и стал топтать. Госу едва удалось добраться до безопасного убежища, но у него было сломано бедро. После этого случая с Тедом Тони никогда не подходил к стоявшему на ногах самцу.
В конце долгого, утомительного дня, когда нам так и не удалось произвести выстрел по самцу, мы встретили меж акаций тортилис в древесной саванне семейство матриарха Виктории. Ни одно животное нас не устраивало, но, надеясь на удачный исход дела, я выбрал слоненка восьми лет, сына старой Мэри, красивой крупной слонихи. Я лелеял надежду, что она будет заниматься меньшими детьми и мы получим возможность укрепить передатчик на этом слоненке.
Монолитная семейная группа Виктории состояла из пяти самок и их малышей — всего 16 животных. Это стадо я знал хорошо, и мне было чрезвычайно интересно проследить именно за ним.
За группой Виктории следовала Флоренс и ее семейная группа из 11 членов, родственники Виктории. Параллельно им, метрах в ста пятидесяти, двигалась плотная когорта из 40 слонов семейства Боадицеи. Оба родственных сообщества часто встречались и смешивались друг с другом; я наблюдал их вместе более 50 раз.
Значит, они хорошо знали друг друга. Однако по теории вероятности их встречи могли быть случайными, а потому я и не предполагал между ними тесных родственных связей.
Шприц попал слоненку в складки кожи под лопаткой, место, по-видимому, лишенное чувствительности, ибо он не пискнул и не изменил своего поведения. Одна из старших самок семьи, Острый Слух, тряхнула головой при звуке «фьють», но продолжала двигаться.
Ровно через 12 минут слоненок рухнул на бок. Мэри, находившаяся рядом, тут же развернулась и затрубила. Она затрусила к нему с вытянутым хоботом и распущенными ушами, чтобы на месте разобраться в происходящем. Другие самки вернулись и окружили малыша; их уши были растопырены, а головы опущены, они ворчали и громко трубили. Энн, самка из семейной группы Флоренс, посмотрела в нашу сторону, но, очевидно посчитав нас непричастными к случившемуся, не стала нам угрожать. Громогласные фырканье и рев продолжались.
Боадицея, Леонора и Джезабель со своими семейными группами развернулись широким флангом и присоединились к Виктории и Флоренс, стоявшим около слоненка. Мои усилия отвлечь их вызвали лишь угрожающие действия со стороны слонов. Они начали топать, пускать пылевые фонтаны, издавать пронзительные крики и ломать кустарник. Я видел, как Острый Слух и Мэри вдвоем пытались поднять малыша, а матриарх Виктория ходила взад и вперед между нами и ими. Слоненок не потерял сознания: при каждой их попытке поднять его он протягивал к ним хобот.
Слонихи не оставляли его в покое. Резкими движениями они ставили его на ноги, но каждый раз малыш с грохотом падал. Я опасался, как бы они его не поранили. Каждая из трех слоних сделала попытку, а затем они объединили свои усилия: прижались друг к другу и образовали плотную стену между нами и слоненком. Три семейные группы сообщества Боадицеи совершенно перемешались с остальными слонами — получилась фаланга из 67 слонов.
Малыши крутились вокруг, толкались, отходили, с яростью атаковали воображаемого противника, ревели, фыркали, мычали — все это превратилось в один беспрерывный гвалт, в котором иногда слышались звуки, похожие на человеческие голоса. Я безуспешно пытался отогнать слонов, но Тони с опаской относился к попыткам такого рода, да и я не имел ни малейшего представления о реакции слонов в такой ситуации. Мы отъехали подальше и продолжали наблюдение издалека. Через завесу пыли доносились лишь возбужденные звуки, производимые слонами.
К нашему величайшему удивлению, через три четверти часа после падения слоненка семейная группа Виктории вместе с его матерью Мэри удалилась, увлекая за собой группу Флоренс и оставив слоненка на попечение сообществ Боадицеи, Леоноры и Джезабель, не имевших кровной связи с ним. Сцена повторилась: все три самки по очереди пытались поднять слоненка. Через сорок минут вернулись Виктория и Мэри со своей семьей и снова принялись ставить слоненка на ноги. Мало-помалу с их помощью он стал приподниматься на передних ногах, но тут же падал. По-прежнему стояла столбом пыль, раздавался рев, но слоны немного утихли.
В конце концов мы облегченно вздохнули: малыш устоял на ногах. Самки всех пяти групп снова образовали круг, как бы осведомляясь о его самочувствии. Многие подходили к нему и трогали кончиком хобота. Надвигалась ночь. Осознав серьезность ошибки, чуть не стоившей жизни слону, мы уехали спустя два часа после начала операции.
Хартхоорны уже дважды откладывали свой отъезд. Вот-вот собирался отбыть Говард. Если не удастся немедленно добиться успеха, у опыта не будет будущего.
Хартхоорны уже дважды откладывали свой отъезд. Вот-вот собирался отбыть Говард. Если не удастся немедленно добиться успеха, у опыта не будет будущего.
В последний день мы покидали лагерь с куда меньшим оптимизмом, чем в первое утро. Но едва мы перебрались через Ндалу, направляясь к северу, как заметили разделившееся па семьи сообщество громадной Сары со скрещенными бивнями в сопровождении нескольких независимых самцов.
Мы приблизились к одному из одиночек и всадили шприц ему в бок, где тот и повис, словно обломившись. Животное было известно под кличкой М 4/3, и я так к ней привык, что не стал ее менять. М 4/3 убежал и затесался в группу самок и малышей, которые на ходу рвали траву и ветки. Вскоре он начал отставать.
Юная самка Элеонора (не путайте с ее тезкой, знаменитой сиротой Цаво, историю которой рассказала Дафни Шелдрик[3]) интуитивно почувствовала неладное. Она подошла к нему, коснулась его хоботом, потом, положив бивни ему на лоб, тихонько толкнула назад. Два слоненка Элеоноры тоже дотронулись до него хоботами. Молодой самец остановился; он чуть-чуть раскачивался вправо и влево, подбирал траву и подбрасывал ее вверх. Изредка он ощупывал хоботом шприц, торчавший в плече. Тем временем Элеонора удалилась за Сарой и прочими семейными группами.
Задние ноги М 4/3 стали подгибаться, но он по-прежнему отчаянно боролся против действия транквилизатора. Время шло и шло. Тогда Тони выпустил новый шприц, но он срикошетировал. Он выпустил еще один, но он показался ему недействующим. Тони выстрелил снова. Дело кончилось тем, что в левом плече слона в семи-восьми сантиметрах друг от друга торчал белый букет шприцев с красным, желтым и синим оперением.
Первый шприц уже торчал в слоне час, когда Тони выпустил последний, в спину животного, и оно, шатаясь, попятилось, описывая все меньшие и меньшие круги. Слон наклонился самым невероятным образом назад, но не падал, боролся, несмотря на то что ноги уже не держали его.
И тут Тони, отбросив всякие предосторожности, выпрыгнул из машины, схватил слона за хвост и попытался повалить его назад, но молодой самец был такой тяжелый, что все усилия Тони оставались безуспешными. В конце концов слон упал, но сознания не потерял. Когда мы подошли к нему с ошейником и приборами, он даже повернул хобот в нашем направлении, как бы защищаясь.
Я тут же облил водой его уши и бока. Говард вскарабкался ему на шею, чтобы ввести под кожу датчик температуры, который проводком соединялся с передатчиком, помещенным в подушечку. Последнюю следовало укрепить на голове слона. Сью передавала Говарду инструменты, находясь в пределах досягаемости хобота, и слон пытался на ощупь выяснить, что творится позади пего. Тони брал кровь на анализ, а мы с Мходжей пытались пропустить под шеей животного ошейник с главным передатчиком, все время уворачиваясь от ударов хобота.
Наконец Говард наложил последние швы. Ему осталось покрепче закрепить подушечку и зонд, чтобы они хотя бы несколько часов могли продержаться на слоне. Вдруг глаза животного медленно закрылись, а дыхание стало тяжелым: он лежал на животе и задыхался.
— Скорее веревку! — закричал Тони. — Обмотай ее вокруг бивней и привяжи к «лендроверу»! Постарайся повалить его на бок!
Со всей быстротой, на которую был способен, я привязал веревку, а затем начал гонять «лендровер» взад и вперед, пока не опрокинул тяжеленную тушу.
Слон глубоко вдохнул и несколько раз быстро выдохнул воздух. Дыхание его успокоилось и стало глубоким. Наконец лекарство подействовало, и хобот застыл. Мне удалось протянуть ошейник под шею и, просунув до предела руку, достать до подбородка, где с другой стороны до него смог дотянуться Мходжа.
Мы установили на шее маленький микрофон, но, чтобы удержать его сверху, нужен был противовес. Говард скрепил концы ошейника проволокой, смолой и заклепками. Так как заранее рассчитать длину ошейника было невозможно, отверстия для проволоки пришлось проделывать на месте.
После закрепления ошейника и подушечки у нас осталось немного времени, чтобы измерить длину и высоту тела, окружность ноги, длину и толщину бивней и высоту на уровне плеча. Его рост от ступни до лопатки соответствовал по кривой доктора Лоуза возрасту 20–25 лет. Для будущих операций с ошейниками мы измерили и обхват шеи — 1,82 метра.
Сью передала Тони шприц с М-285, наркотиком из ряда морфина, который снимал действие М-99. Мы впрыснули животному концентрированный раствор. Тони промыл кожу за ухом слона и сделал внутривенное вливание. Затем мы вернулись в машину. Несколько минут спустя слон шевельнул ушами.
Откинув назад голову, он перекатился на брюхо и медленно встал. Лекарство и борьба с ним лишили слона сил, он застыл в тени дерева. По-видимому, его температура, несмотря на все мои усилия, резко поднялась, ибо он сделал нечто такое, чего я никогда не видел раньше: сунул хобот глубоко в глотку, втянул в него воду и облил плечи и затылок.
О таком странном поведении я читал у Гордона Камина, охотника XIX века. Он описал случай со слоном, за которым несколько километров гнались на лошади, — тот тоже поливал себя извлеченной из желудка водой. Свидетелем подобной сцены оказался и Хью Лэмпри, когда на «лендровере» преследовал самца, вырвавшего с корнем пинкнею. Позже, во время засухи 1971 года, в Цаво была сделана фотография слоненка Собо. Он в течение нескольких часов стоял на самом пекле рядом с погибшей от жажды матерью, добывая воду из своего желудка и обливаясь ею. К счастью, малыша подобрал смотритель парка Дэвид Шелдрик, и с тех пор Собо ведет беззаботную жизнь в стаде сирот.
М 4/3 медленно вышел из тени на солнце, но вскоре вернулся. Он ощупал ошейник, но, к нашему немалому удивлению, даже не сделал попытки сорвать его. Говард получил его подкожную температуру, переданную в виде декодируемого импульсного сигнала. Она понизилась с 37,8 до 35,5 °C.
Смеркалось, вернулись семейные группы, сопровождавшие самца утром, и окружили М 4/3. Многие подходили к нему и ощупывали его новые приобретения — ошейник и температурный датчик. Их снедало любопытство, и они исследовали предметы и места, где остался запах человека. Ни один слон не пытался сорвать с него нашу аппаратуру.
Мы очень устали. Утром Тони и Сью уезжали, а потому первую ночь мы оставили М 4/3 без присмотра. В лагере мы отметили сразу и успех, и отъезд друзей. Хартхоорны не ели мяса, не пили вина и не курили, но атмосфера была на редкость веселой.
Утром они уехали. Увы! Датчик температуры уже вышел из строя. Говард с женой остались еще на одну ночь, которую мы провели в наблюдениях за М 4/3. Ночь стояла темная и дождливая, а еще раньше, в сумерках, на берегу рядом с нашим слоном появились гиппопотамы. Около него бродили еще три слона разного роста. На небе ни луны, ни звезд, все скрыто тучами. Большую часть ночи мы слышали лишь треск ломающихся веток, и только к утру раздался громкий храп.
У нас в ушах звучало «тин-тин-тин» от передатчика на молодом самце — единственный звук, не прерывавшийся ни на мгновение. В этом было нечто сверхъестественное. Когда мы сидели в кабине «лендровера» и освещали записи красным фонариком, свет которого, как мы надеялись, не был виден слонам, нам казалось, что мы охотимся в галактике за космическими кораблями. Звуки не имели ничего общего с толстокожими, а красный свет фонарика придавал всему окружающему фантастическую окраску.
Когда долгая ночь перешла в холодный дождливый рассвет, М 4/3 занимался тем, что потрошил нежно-зеленый куст Salvadora persica. Остальные слоны были тут же; за ночь они не прошли и 800 метров.
Говард не мог больше откладывать свой отъезд, поэтому в лагере он внес последние изменения в передатчики и держатели антенны, укрепленной на «лендровере», и после завтрака отбыл в Серенгети на встречу со львами и гиенами.
Целых 17 чудесных дней и ночей я следовал по пятам за молодым самцом в его скитаниях по склонам и лесам, вдоль лесистых ущелий рифтового обрыва и по берегам озера. Отмечая на карте его маршрут, я записывал, что он ел, пил, с кем водил компанию, ибо социальная организация самцов пока оставалась для меня тайной и хотелось узнать, есть ли у слона «друзья». Изредка мне приходилось сломя голову возвращаться в лагерь для пополнения запасов воды, бензина и консервов.
В первую ночь, которую я провел в одиночку в «лендровере», меня заели комары, влетавшие в открытую дверцу. На следующую ночь я установил накомарник. Было темно, и через пару часов монотонное «тин-тин-тин» сморило меня.
В полночь я вдруг проснулся с ощущением, что рядом кто-то есть. Лунный свет слепил глаза, а до машины доносился звук, похожий на повторяющийся стук биты о крикетный шар. Наконец я различил на фоне звезд силуэты М 4/3 и незнакомого мне громадного слона. Их хоботы были сплетены. Они толкались и наносили друг другу удары, защищаясь от ударов противника бивнями. И каждый раз, когда скрещивались бивни, я слышал разбудивший меня звук. Бивни сверкали и светились в лунном свете, а два гиганта сражались с наигранной яростью.