Через несколько часов мы решили сделать вскрытие и выяснить, нет ли внутренних причин агрессивности животного, к примеру старых пулевых ран. С дороги труп не был виден, и мы могли работать, не опасаясь любопытных глаз туристов. Мы извлекли сердце, печень, легкие и другие органы, но нигде не нашли ни старых ран, ни следов заболеваний, которые могли бы повлиять на характер матриарха. Огромная кишка диаметром до 30 сантиметров выпирала из брюха и еще дымилась. Ковер свернувшейся крови покрывал землю вокруг пас. Сколько лет понадобилось животному, чтобы превратиться в такую громадину, а жизнь покинула ее в считанные мгновения!..
Я впервые видела внутренности слона. Следовало узнать, беременна ли самка. В задней части брюшной полости виднелась белая труба, выходившая из тазового пояса. Ее передняя часть расширялась и раздваивалась. «Рога» оканчивались яичниками. Мы аккуратно иссекли эти органы и разрезали трубу по всей длине, чтобы тщательно рассмотреть сантиметр за сантиметром.
Наши усилия были вознаграждены: мы нашли слоненка размером с ноготь мизинца. Он находился на рыбьей стадии развития, у него имелись жаберные мешки и совершенно сформировавшиеся ноги, а также заостренный носик, который впоследствии должен был превратиться в хобот. Мы поместили зародыш в бутылку со спиртом.
Мы изо дня в день наблюдали за медленным разложением громадного трупа, покрытого черным ковром мух и червей. Вонь стояла невыносимая. Иэна интересовало, за сколько времени соли и минералы вернутся в почву. Прилетели первые грифы; они расселись на ближайшем дереве, вытянули шеи и стали похожи на стариков в шубах, сидящих на скамьях в суде. Потом появились крупные марабу на длинных ногах, с розовой шеей и черными перьями. Они собрались вокруг гниющей туши, медленно промерили ее шагами, закинув крылья за спину. Они словно совещались перед вынесением приговора. Затем появились новые стаи грифов и спланировали на труп, благо пищи хватало всем. Они так обжирались, что с трудом взлетали на ближайшее дерево. Обычно белоспинные грифы не могут прорвать толстую слоновью кожу, но вскрытое брюхо позволяло им засовывать длинные голые шеи внутрь туши и вырывать мягкие куски, которые находились в пределах досягаемости их клюва. Кончики ребер торчали, как окровавленные пальцы. Марабу клевали подсохшие куски, а агрессивные грифы дрались, издавая пронзительные крики, за полосы мяса, которые они отрывали от костей одним поворотом широкого клюва. Ночью какой-то падальщик отгрыз кончик хобота.
С каждым днем туша уменьшалась в объеме. На нее наткнулись львы и обгрызли кожу, чтобы добраться до оставшегося мяса. Кишки и желудок были разодраны, и их волокнистое содержимое, смешанное с кровью, образовало черное разлагающееся болото, пропитавшее землю на большую глубину. В конце концов осталась сухая корка. Бивни выпали. Вскоре на земле лежала лишь сухая, съежившаяся шкура на костях, по которой ползали мухи. Печальный конец необузданной и храброй медноголосой королевы.
Смерть одной из сестер Торон опять напомнила мне о хрупкости нашей жизни. Все мы ходим под богом. Малейшее событие может изменить весь ее ход. Так закончилась встреча слонихи с Иэном и Мходжей. Мозг ее подавал сигналы бегства и боя; ее выбор оказался неверным, она атаковала и погибла.
Если для перехода от жизни к смерти нужен лишь такой незначительный каприз всесильной судьбы, то следует жить полной жизнью. Жизнь коротка, и сделать ее полезной можем лишь мы сами.
Мне всегда были больше по нраву перемены, чем стабильность и безопасность раз и навсегда принятого образа жизни. И я старалась избежать такой ситуации. Ненавижу сидеть на одном месте и терять время, ведь оно уходит и довольно быстро приводит нас к старости. Безопасность и стабильность противоречат моим бродячим инстинктам, которые дарят мне истинные радости существования, особенно свободу наслаждаться огромными пространствами. Ребенком я мечтала о чуде, которое превратит меня в масая. Позже искала откровения жизни в путешествиях. Но каждый раз, оказываясь вдали от Африки, чувствовала тягу к родине. Здесь мои корни, здесь моя жизнь.
Пребывание среди слонов оказалось счастливой случайностью, выигрышной картой, брошенной к моим ногам, и я ее подобрала. У меня появился компаньон в жизни, и моя тяга к странствиям нашла выражение в нашей работе и нашем образе жизни. Вместе мы могли мечтать, ставить на карту жизнь против смерти: мы умели встречать трудности, удары судьбы, могли бросать вызов миру и смеяться над ним. Мы жили в гуще жизни, в реальности. Со сладострастием упивались первым дождем и получали удовольствие даже от судорог, когда от вынужденной неподвижности сводило мышцы. Ветер бросал нам в лицо пыль, солнце палило нас от зари до зари, но они несли нам запах африканских просторов и музыку дикой жизни.
Рождение Сабы еще более сплотило нас с Иэном. Я любила уединенность Ндалы. Меня окружало бесконечное пространство, и моя простая жизнь оставляла много времени на заботы о семье. Мы были сильны, здоровы и наметили себе трудную цель, а потому вели размеренную жизнь. Нам было неведомо монотонное прозябание в пригородах больших городов.
Мы жили замкнутым кланом из шести человек среди 500 слонов — целого общества, открытого для наших исследований и околдовавшего нас. Мы знали возможности каждого из нас и прекрасно ладили друг с другом. Мы изучили малейшие уголки парка и делили мир со слонами. Наше поведение часто обусловливалось теми же мотивами, что и поведение слонов в сходных ситуациях.
Я перестала бояться слонов и могла противостоять атакующему животному, разоблачить его блеф, размахивая руками, а потом спокойно удалиться. Здесь нет никакой бравады. Я знала, что делала. Сама различала опасность и избегала ее, чтобы не оказаться на бивнях враждебно настроенного слона. И слонами нельзя не восхищаться. Они влекли меня к себе. Быть может, их обаяние крылось в их росте, силе, благородстве? Трудно сказать. Я любила общество слонов и радовалась ему.
В лунные ночи, когда слоны приходили к реке, мы часто лежали неподалеку на скале и слушали плеск воды в песке. Черные недвижные громадины с хлюпаньем втягивали воду, выпускали ее обратно, брызгались и уходили. В эти неповторимые ночи незаметно пролетали долгие часы. Сверху струился бледный свет луны, уходили печаль и скука. Мы впитывали в себя тишину и наслаждались богатством простой жизни.
Фотографируя целыми днями слонов, начинаешь понимать, что они наделены устаревшими добродетелями: они лояльны, защищают и любят друг друга. Так как мы жили вдали от себе подобных и все больше проникали в интимную жизнь слонов, то проводили, сознательно или нет, параллели между нашим и их обществом. Моя связь с ребенком, необходимость физического контакта между нами, вера в предводителя, солидарность всех членов группы, когда опасность грозила одному из нас, были аналогичны поведению слонов.
Один из важнейших элементов жизни слонов — единство семейной группы. Меня глубоко волновали их привязанность друг к другу и постоянные знаки внимания, которыми обменивались члены одной группы — матери, сестры, дочери, малыши. В их общении чувствовалась подлинная нежность. Их безопасность зависела от стабильности группы. Самцы не жили со стадом. Наверное, слонам легче, ведь им не приходится разрешать извечные женские проблемы. Самки встречались с самцами только ради продолжения рода, а это в конце концов единственный смысл жизни. Но когда появлялись самцы, неизменно происходил ритуал приветствия в виде касаний. Матриархи несут на себе не только обычные материнские обязанности, но и играют ту роль, которую мы обычно приписывали самцам, то есть являются главой семьи и обеспечивают ее эффективную защиту. Эти матриархальные семейные группы исключительно стабильны.
Я не специалист по слонам, но, живя рядом с этими животными, наблюдала невероятную сложность и утонченность их повседневной жизни. Я научилась понимать, уважать их, но мне захотелось и защищать их. Разве можно без боли смотреть, как кто-то целится в голову слона и готов пристрелить его только ради удовлетворения охотничьего инстинкта или прибыли. Какая пустая трата своей и чужой жизни!
Долгие месяцы изучения поведения слонов дали мне то, чего не найдешь ни в одном учебнике. Мало кто изучал поведение диких животных в их среде обитания, а особенно животных, по общему мнению, опасных. Нельзя провести в одиночестве несколько лет в тропических джунглях без призвания, любви к приключениям и к дикой природе. Исследователи обычно получают фонды на два года, а потом должны возвращаться в свои университеты для составления отчета. Мало кому удается вернуться и продолжить работу. Хотя узнать каждое животное и завязать дружбу с ним можно только в таких условиях. Так было с Джейн Гудолл и ее шимпанзе, с Дианой Фоссей и ее гориллами, с Иэном и его слонами.
Когда сталкиваешься лицом к лицу со слоном, один из секретов — нам удалось его раскрыть — не двигаться, не шуметь и лишь потом медленно приблизиться к нему или уйти. Вирго, Закорючка и еще добрая сотня слонов считали нас безобидными существами. Но лишь Вирго вошла с нами в контакт, и то после пятилетнего общения. Другие не подходили ближе чем на несколько метров. Когда Сабе стукнуло три года, а мы готовились к отъезду из Маньяры, нам как-то вечером встретилась Вирго со своими сородичами. Я приблизилась к ней и в виде приветствия протянула плод гардении. Нас разделяло расстояние вытянутого хобота, она взяла плод, положила его в рот, потом нарисовала хоботом в воздухе над головой Сабы несколько маленьких восьмерок, принюхиваясь к ней. Меня разбирало любопытство, понимает ли она, что это мой ребенок. Мы стояли лицом к лицу, и с нами были наши дети. Момент был очень трогательным. Уверена, Вирго останется нашим другом и после долгих лет разлуки.
В Маньяре я впервые в полной мере ощутила безмятежность, неведомую мне прежде. С рождением Сабы стабильность и безопасность перешли в какое-то новое измерение, и я приняла его. В моей жизни наступила пора зрелости.
Конечно, когда мы завершим работу со слонами и переедем в город, нам трудно будет сохранить эти взаимоотношения. Как миллионам других людей, нам с Иэном придется столкнуться со сложностями перенаселенной среды обитания, и мы окажемся мало приспособленными к новому существованию. И все же мы выживем, как и миллионы других.
Срок контракта кончался, и отъезд был не за горами. Я физически ощущала ценность каждого уходящего дня. Солнце исчезало за холмом, и длинные тени пересекали долину. Передо мной текла река, которую я видела тысячи раз. Никого в окрестностях, никто не бродит по песку. Безмолвно прощаюсь с самым дорогим в жизни. За рекой высятся деревья, хранящие тайну своей судьбы. Озеро, горы и безграничный мир, где правит жизнь, песчинками нося нас по ветру.
Часть третья (Иэн Дуглас-Гамильтон)
Глава XIV. Как дается жизнь
Рядом с дорогой стоял слоненок нескольких месяцев от роду и лениво перебирал хоботом листья, покрытые пылью. Он едва поднял глаза, когда мы с грохотом промчались мимо него.
— Одинокий слоненок! — воскликнула Ория.
Я остановился и развернул машину. Слоненок не шелохнулся. Он не понимал, что происходит. На три километра в округе не было ни одного слона. Я еще помнил о слоненке-сироте, которого убил и сожрал лев Думе Кубва. Этот тоже остался в одиночестве, и ему грозила верная смерть.
— Надо его поймать, может быть, мы что-нибудь для него сделаем.
Мы быстро сделали лассо из веревки и медленно подошли к слоненку. Юный самец совсем не обращал внимания на происходящее вокруг и заметил меня, когда я оказался совсем рядом. Он очнулся и сделал смелую попытку защититься. Он распустил уши, мотнул головой в моем направлении, но лассо охватило его шею. Он повернулся и бросился в чащу, увлекая нас с Мходжей за собой. Мы едва смогли справиться с ним. Успокоился он лишь после того, как ему завязали глаза. Ория отправилась на машине в лагерь за подмогой. Сулейман и его приятель, гостивший в лагере, помогли нам взгромоздить слоненка в кузов «лендровера». Он был мал, но тяжел.
Только наш главный дом с верандой, соединяющей две рондавеллы, был достаточно просторен для него. Мы уложили его на матрац и сняли повязку с глаз. Он встал на ноги, тряхнул головой и словно обезумел: подбросил в воздух водяной фильтр, перевернул мой стол, растоптал рассыпавшиеся бумаги, толкнул холодильник. Тот покачнулся, но устоял. Когда я хотел успокоить его, слоненок бросился на меня и стал гоняться за мной по всей комнате. Весил он в этом возрасте килограммов 120–150, и меня не устраивала перспектива оказаться прижатым к стене. Несколько часов подряд он оставался в довольно возбужденном состоянии. Мы сочли, что он держится неплохо и лучше всего подбросить его в ближайшую семейную группу, которая, быть может, позаботится о нем.
Мы снова взгромоздили слоненка на «лендровер» и отправились к реке Багайо, где приметили стадо слонов. Мы выпустили его вблизи семейной группы, и он затрусил к своим сородичам. Те встретили его ревом. Самки обнюхали малыша с ног до головы, потом каждая вложила свой хобот ему в рот для закрепления знакомства. Когда группа тронулась в путь, он двинулся за ними.
Нам удалось понаблюдать за группой в течение двух суток. Взрослые самки мирились с его присутствием, но ни одна не позволяла сосать. По-настоящему им занималась лишь одна самочка лет двенадцати. Без молока слоненок угасал. На второй день он лежал, пока другие ели. Его опекунша пыталась поднять его собственными силами, когда остальные пошли прочь. Ее попытки остались безуспешными, и самочку, казалось, раздирали сомнения — остаться с ним или уйти с семейной группой. Она отошла метров на сто, потом с ревом быстро вернулась. Слониха осталась около него, пока ее сородичи не исчезли совсем. Только тогда она удалилась вслед за своей группой. Я подогнал машину поближе к слоненку и вылез, но, увидев меня, он собрал последние силы, встал на ноги и скрылся в густом кустарнике. Нам так и не удалось отыскать его. Скорее всего, он погиб.
Это происшествие укрепило мою уверенность в том, что выживание молодых животных, как, впрочем, и старых особей, в основном зависит от семейной группы. Обычно семейная группа заботится о слонятах, по, быть может, этот был болен и не мог следовать за стадом. Самки в большинстве своем относятся по-матерински ко всем слонятам, даже если это не их собственные отпрыски. Один из моих друзей, Симон Тревор, нашел однажды около убитой матери малыша; когда Тревор подбросил его к совершенно чужой семейной группе, самки приняли малыша и даже позволили ему сосать молоко. Такой же случай произошел и с Элеонорой, самкой, воспитанной с «подросткового» возраста супругами Шелдрик Цаво. В своей книге «История слона из Цаво» Дафни Шелдрик рассказала, как Элеонора усыновляла покинутых и больных слонят, встречая их громким ворчанием — выражение сильной эмоции. Она выхаживала их, обеспечивая им необходимый осязательный контакт и проявляя бесконечную нежность, которую можно назвать лишь любовью.
Пример семейной близости
Все время после переезда Ории в Маньяру и пока шло слежение за Радио-Робертом, меня не покидало беспокойство за судьбу слонов Маньяры. Что будет с ними, если плотность их популяции не уменьшится? Следовало выяснить, влияет ли социальное положение на поддержание определенной численности. Если удастся доказать, что слоны благодаря специфике своего поведения могут предотвратить рост популяции выше того порога, за которым окружающей среде наносится непоправимый ущерб (а некоторые уже считали это свершившимся фактом), то их не придется уничтожать ради спасения деревьев.
Такой самоконтроль мог осуществляться несколькими путями, как и у других млекопитающих. Д. Б. Кэлхаун, проведя множество лабораторных экспериментов на мышах, доказал своим классическим исследованием, что антисоциальное поведение растет вместе с плотностью вплоть до полной ингибиции размножения. Мыши переставали заботиться о потомстве, не искали общения друг с другом. Наблюдались даже случаи пожирания себе подобных. Сообщество в данном опыте сократилось до размеров, грозящих полным уничтожением.
Перенаселение имело тем более тяжкие последствия, что в основе поведения мышей лежит территориальный принцип. Слоны ушли далеко от мышей, хотя Ричард Лоуз и Иэн Паркер опубликовали не так давно сообщение, где говорилось, что, возможно, поведение слонов тоже обусловлено территориальным принципом и что некоторые, пока неизвестные факторы могут вызывать замедление цикла воспроизводства, которое отмечалось в районах с высокой плотностью слонов, например в Кабалеге.
В Маньяре плотность слонов была выше, чем в остальной Африке, и это подтверждали последние подсчеты. Если с плотностью связано антисоциальное поведение, следовало ожидать его проявления в самых острых формах. Прежде всего хотелось изучить социальные проблемы внутри семей и групп самцов, а затем ответить на вопрос о территориальном поведении, собрав всю информацию о перемещениях слонов и размерах их жизненного пространства.
Радио-Роберт стал одним из объектов этого исследования. Его переходы от группы к группе внутри сообщества Боадицеи открывали сложную сеть социальных взаимоотношений; их и следовало изучать.
Мы смогли хорошо оформить эти наблюдения: Ория, сначала во время уикендов, а потом, после переезда, ежедневно, делала фотографии, а я — записи. Примерно в тот же период к нам приехали Симон Тревор и его жена Лейла. Они снимали полнометражный документальный фильм, посвященный биологии африканского слона. Мы предложили им разбить лагерь рядом с нашим, в тени большой акации. И пока Симон орудовал кинокамерой, Лейла наговаривала тихим голосом в диктофон свой отчет о поведении слонов. То был ценнейший источник дополнительной информации.