Дело в том, что теперь в комнате — женщина, причем в таком же, как и я, виде.
Боже мой, ребята, какой же это лакомый кусочек! Я быстренько возношу молитву Всевышнему, потому как если я произвожу на нее то же впечатление, что и она на меня, то о благих намерениях должно забыть.
Незнакомка очень красива, но такая красота кажется даже неестественной. Слишком идеальна, если вы понимаете, что я имею в виду. Можно подумать, ее сделали на заказ, взяв для этого грудь Джейн Рассел, ноги Бетти Грейбл, глаза Бакалл и так далее. Девушка смотрит на меня, я — на нее, и, по-моему, мы краснеем одновременно. Она придвигается поближе. Я снова мысленно молюсь, хотя, черт возьми, на меня это вовсе не похоже. Быть может, она просто хочет со мной поговорить. Я делаю усилие, чтобы оставаться в рамках приличий, и мне это удается, но, Господи, какой же ценой! Я думаю об отце и его очках в золотой оправе, о матери в сиреневом платье, о сестричке, которая у меня могла бы быть, о бейсболе и о чудном холодном душе… Но вот девушка присаживается на кровать, смотрит мне прямо в лицо и слегка прищуривает глаза. У нее ресницы в полметра длиной и такая гладкая кожа…
Ну чего вы от меня хотите? Вот я лежу, совершенно голый, рядом с девятнадцатилетней, Божьей милостью, красоткой, одетой не более моего, да еще посреди комнаты, где, кроме кровати, ничего нет. Таких задач мы в университете не проходили. Я вообще-то предпочитал уроки французского… а у этих лягушатников столько неправильных глаголов…
Наконец эти неправильные глаголы возвращают мне равновесие. Я чувствую себя более уверенно. Черт побери, если я решил оставаться умницей до двадцати лет, то вовсе не для того, чтобы напрочь забыть о своих благих намерениях при виде первой женщины, вошедшей ко мне в комнату. А это моя комната, так как я очутился здесь раньше. И дело тут не в количестве одежды. Я ей сейчас докажу, что и без штанов можно сохранять достоинство.
Я встаю с кровати и скрещиваю руки на груди:
— Чего вы хотите?
— Вас, — следует незамедлительный ответ.
У меня перехватывает дыхание, и я захожусь кашлем, как старый дымоход.
— Нет, не согласен, — говорю я. — Для меня главное — спорт, а он требует абсолютного целомудрия.
Девушка изумленно вскидывает брови, улыбается и встает. Потом делает шаг ко мне и пытается обнять за шею. Я перехватываю ее запястья и стараюсь сохранить дистанцию… Перед глазами встает Сандэй Лав. На танцплощадке все-таки легче, да еще в вечернем костюме.
Я просто не знаю, что делать… красотка сильна, как лошадь… и от нее тоже очень вкусно пахнет. Нет, это просто сумасшедший дом… я хочу одного — понять, в чем дело.
— Кто меня сюда притащил? — спрашиваю я. — Где мы находимся? И вообще, что это за дела, что все это значит? Нет, что бы вы сказали, если бы вас усыпили, привезли в незнакомую комнату, раздели, а потом впустили мужчину с вполне очевидными намерениями?
— Я бы ничего не сказала, — отвечает она и перестает вырываться. — По-моему, при столь странных обстоятельствах слова теряют всякий смысл… Вы не согласны?
Девушка улыбается. Ну просто ни одного изъяна! Даже зубы — хоть перстни из них делай.
— Вам легко рассуждать, вы знаете, что к чему, а я — совсем другое дело.
Я смутно осознаю, насколько глупым может показаться этот разговор, тем более что мы в таком наряде. Девушка, очевидно, тоже оценила комизм ситуации: она смеется и снова льнет ко мне, причем сейчас она уже почти у цели, потому что, черт возьми, хоть я и отбиваюсь изо всех сил, ее грудь уже касается моей, и я слабею… слабею… она, похоже, считает меня полным идиотом, меня, человека, у которого есть принципы. Я выхожу из себя. Вот именно, у меня есть принципы, и я ими не поступлюсь! Тут я начинаю вопить, как будто с меня живьем сдирают кожу…
— Отпустите меня! Вампир! Оставьте меня в покое!.. Не хочу!.. Чего вы пристали… Мама!..
На этот раз она окончательно сбита с толку. Девушка опускает руки, отстраняется, потом прислоняется спиной к стене и устремляет на меня взгляд. Да, ребята, если вам приходилось читать по глазам, то можете сразу сказать, что я самый законченный кретин, какого когда-либо носила земля. Я так орал, что у меня заболело горло и вообще появилось желание провалиться сквозь землю.
Тут дверь снова открывается, и в комнату входят двое, на вид крайне неприятные типы. Оба, как санитары, одеты в белые халаты, а телосложением напоминают сан-францисский мост. Мне плевать, но я все же протестую:
— Уберите отсюда эту ненормальную и верните мне одежду. И не рассчитывайте, что я вам, козлам вонючим, устрою тут спектакль.
— В чем дело? — спрашивает тот, что вошел первым.
Он толстый и глупый на вид. На лице— небольшие усы.
— Может, клиент предпочитает мужчин? — интересуется второй.
Ну старина, об этом ты сейчас пожалеешь! Я размахиваюсь и что было сил бью его в живот кулаком. По всей видимости, ему это приходится не по вкусу, потому что туловище складывается пополам, а лицо искажает гримаса боли. Да, он явно не слишком доволен!
Усатый толстяк осуждающе смотрит на меня.
— Парень, конечно, был не прав, — говорит он, — но зачем же так грубо? Чего ты добиваешься?
Второй тем временем поднялся с пола. Кожа вокруг его рта позеленела, а из глотки раздаются довольно оригинальные звуки.
— Я не хотел вас обидеть, — удается выдавить ему, — не стоит так заводиться.
Я не жду опасности с его стороны, но, как выяснилось, напрасно, потому что у мужика в руке вдруг появляется дубинка, которой он лупит меня по голове с такой силой, что вся Солнечная система начинает бешено вращаться перед глазами. Толстяк делает шаг вперед и принимает меня на руки. Я отчаянно стараюсь не потерять сознания и с трудом снова встаю. Наверное, у меня на макушке появляется что-то вроде страусиного яйца, и я чувствую, как яйцо это растет прямо на глазах. Еще минут пять — и точно кто-нибудь вылупится. Причем этот «кто-то» сразу будет жареным, потому что моя башка просто пылает.
— Ну хорошо, мы квиты, — говорю, вернее, бормочу я.
— Вот и ладненько, — отзывается усатый, — я так и думал, что ты будешь умницей. Сам понимаешь: двоих тебе не осилить. Поэтому лучше не упирайся. Значит, с мадам ты остаться не хочешь?
— Она очаровательна, но у меня есть свои причины, — возражаю я.
— Хорошо, — цедит сквозь зубы второй. — В конце концов дело ваше. Пошли.
Моя голова гудит, как старый колокол, зато он идет скрючившись и в лице — ни кровинки. Какое ни какое, а утешение.
Внезапно чувствую, как что-то опускается мне на ногу.
%Это подкованный шипами ботинок усатого толстяка. Он не нажимает.
Просто жуть, насколько безоружным ты ощущаешь себя босиком, когда все остальные в ботинках. Особенно с шипами. А раскалывающийся череп ко всему прочему не дает как следует шевелить мозгами.
Девушка с равнодушным видом растянулась на кровати. Я уже почти сожалею… хотя, ну и пусть… Может, это у меня и предрассудки, но должно все же быть нечто незыблемое, пусть даже и предрассудки. До двадцати лет мне осталось полгода, и я просто перестану себя уважать, если не смогу продержаться еще шесть месяцев. Я бреду следом за этими типами по длинному голому и чистому коридору, похожему на больничный. Они наблюдают за мной краем глаза, причем второй не вынимает руки из кармана. Я знаю, что у него там дубинка… И надеюсь, что больше он для меня ничего не припас. Вдруг меня будто током ударило — перед глазами возникает «Зути Слэммер» и оставшиеся там ребята… Видали бы они меня сейчас!.. Я опять краснею, вспомнив, в каком виде я здесь нахожусь. Чего бы я только не дал за то, чтобы перестать наконец краснеть вот так, по любому поводу. Это же просто глупо!
Мы входим в помещение, чем-то напоминающее операционную. Стоят какие-то аппараты. Мое внимание привлекает горизонтальная никелированная штанга, свисающая с потолка примерно на высоте плеч, как спортивная перекладина. Они подводят меня прямо к ней.
— Поднимите руки, — приказывает тот, что шел вторым.
Я подчиняюсь. В мгновение ока мои запястья оказываются привязанными к концам перекладины. Я пытаюсь брыкаться, но попадаю в пустоту.
— А ну отпустите меня, скоты недобитые!..
Я говорю им еще много разных слов, всех и не упомнишь. Да оно и к лучшему. Мужики хватают меня за ноги и привязывают к иолу. Чего же им надо? Будут хлестать меня плеткой? Я ору пуще прежнего. Наверное, я попал в лапы одной из тех шаек, которые промышляют специальными фотографиями или устраивают изысканные зрелища для пресыщенных жизнью светских старперов и увядающих дам.
— Оставьте меня в покое, мерзавцы, грязные сволочи!.. Ну смотрите, вы мне еще попадетесь…
Да-а… Это все равно, что разговаривать со стенками. Мужики тем временем не стоят на месте. Один из них поставил передо мной небольшую фарфоровую миску, укрепленную на ножке, как пепельница, а другой склонился над каким-то электроагрегатом.
— Мы лично предпочли бы первый вариант, — говорит мне усатый, — но тебя он вроде не устраивает. Так что ты уж извини…
И он прицепляет мне к животу какую-то штуку, которая соединяется с аппаратом одним гибким проводом. Второй заходит мне за спину, держа в руке другой электрод. Боже праведный! Ах ты свинья! Я чувствую еще большее унижение, чем если бы мне засунули туда градусник. Со мной обращаются, как с подопытным кроликом. Я напрягаю память и осыпаю их самыми отборными эпитетами.
— Да не волнуйся ты, — успокаивает толстяк. — Это совсем не больно. А потом, ты ведь сам это выбрал. Замри, включаю.
Он включает один раз, другой, третий… я подпрыгиваю каждый раз и наконец понимаю, для чего нужна была фарфоровая миска. От стыда у меня пропадает дар речи, а эти подлецы начинают ржать.
— Можете не беспокоиться, — участливо произносит второй. — Все останется между нами.
Я хорохорюсь, пытаясь сохранить достоинство.
— Да мне наплевать, — цежу я сквозь зубы. — Вы просто подлецы, но мы еще встретимся.
— Всегда пожалуйста, сынок, — говорит первый и гогочет во всю пасть…
А еще помню, как они дали мне что-то выпить…
3 Энди Зигман спешит на помощь
Очнувшись, я услышал пение синих габонских зябликов в апельсиновом саду, расположенном где-то внизу у шоссе, на обочине которого я лежу. Я одет. В нос ударяет запах сигары Дугласа, и я пытаюсь сообразить, как же этому идиоту удалось меня найти.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что это не его сигара. Прямо передо мной стоит оранжево-черное такси, на подножке которого сидит симпатичный старикан и смотрит на меня, посасывая трубку.
— Что я здесь делаю? — спрашиваю я.
— Я как раз сам собирался спросить вас об этом, — отвечает незнакомец.
— Я одет… — констатирую я.
— Ну я надеюсь, что это так! — восклицает он. — Или у вас было что-нибудь еще?
Я ощупываю карманы. На первый взгляд все на месте.
— Который час?
— Около шести, — отвечает он.
Я встаю. Шум в голове явно свидетельствует о том, что это не сон. Наверное, я застонал, потому что вдруг увидел сочувственный взгляд незнакомца.
— Там у вас такая шишка, старина…
— Да.
Я чувствую непривычную усталость внизу живота. Ну и мерзавцы с этими электрическими штуками. Хотя… если это было все, то я еще легко отделался. На мгновение я задумываюсь.
— Вы можете отвезти меня в город?
— Я надеялся, что вы об этом попросите, — улыбается он. — Поэтому и ждал. Меня зовут Энди Зигман.
— А меня Рок Бэйли, — представляюсь я. — Ну что ж, рад с вами познакомиться.
— Да чего уж там, — смущается он. — Я как раз возвращался порожняком. Так что мне тоже повезло.
Я погружаюсь в размышления, но ровно через минуту череп дает мне почувствовать, что это предел его возможностей.
— Ладно, поехали, — говорю я. — Мне надо в «Зути Слэммер». Сначала на угол Пико-бульвара и Сан Педро-стрит, а там дальше я вам покажу.
— Да я знаю, где это, — отвечает Энди. — К Хэмилтону?
— Точно.
Я усаживаюсь рядом с ним, хотя это и не положено, зато гораздо удобнее, когда хочется поболтать, а все таксисты в городе болтливы, как старухи-негритянки. Я все стараюсь сочинить какую-нибудь более или менее правдоподобную историю. Не буду же я рассказывать в деталях, что со мной на самом деле произошло!
— Да, опасайтесь женщин, — начинаю я.
— Гнусная порода, — соглашается он.
— Особенно когда сначала дают себя потискать минут двадцать, а потом выталкивают из машины.
— Ну машина-то, наверное, не быстро ехала, — говорит Энди, глядя на мою одежду.
— К счастью, нет, — соглашаюсь я, — мы трогались с места.
— Только мне странно, чтобы какая-нибудь девушка не захотела с вами целоваться, — в его голосе появляется легкая подозрительность. — Конечно, не мне судить, учитывая, что у вас на голове такая шишка, но, по-моему, грешно им вас за нос водить… вы скорее из тех, к кому они липнут как мухи.
И в голосе ни намека на лесть. Наверное, старина действительно так думает.
— Обычно так оно и есть, — отвечаю я. — Но ведь нет правил без исключений. Во всяком случае тут я попал впросак. Вряд ли вспомню, что было со мной с тех пор, как я отрубился.
— Видимо, вы так тут и заснули, — предполагает таксист.
Я киваю:
— Похоже на то.
— Повезло вам, что у меня был клиент до Сан-Пинто.
— Да уж и вправду подфартило.
— Вот когда я был в Шанхае, — начинает он, — так там на улицах полно было таких, которые лежали прямо у дороги.
— А вы были в Шанхае?
— Работал управляющим представительства французской трамвайной компании. О, это та еще история!
Я смеюсь:
— Да вы шутите!
— Ничуть. Я действительно возглавлял эту контору. Уж если хотите все с самого начала, то в девятнадцать лет я поступил в Институт восточных языков, как он у них там называется, и записался на турецкий. Но в первый же день ошибся классом.
Тут он сам начинает смеяться.
— Вы правы, — продолжает Энди, — это все и впрямь похоже на шутку, но на самом деле правда. Так вот, в этом классе было всего-навсего два студента. Со мной стало трое. И впервые за одиннадцать лет у этого преподавателя оказалось столько слушателей… а мне просто не хватило духу его разочаровать.
— Ну и?…
— Ну и когда я выучил китайский, то пришлось поехать в Китай. Я пробыл там двадцать лет и за это время выучил английский.
— И вот вы…
— И вот я здесь. Калифорния — шикарное местечко!
Да, шикарное местечко, где вас угощают снотворной сигаретой, а потом везут Бог знает куда и подвергают позорной обработке. Расскажи я ему об этом — у него бы волосы встали дыбом. Это пострашнее, чем если бы все трамваи Шанхая задребезжали у него под окнами в четыре утра. Нет, скорее в четыре пополудни… ведь он, наверное, отсыпается днем.
Оказывается, меня увезли не так уж и далеко. Они оставили меня на дороге в Сан-Пинто. Но это ровным счетом ничего не значило. Это было одно из многих направлений в радиусе сорока миль…
Энди Зигман сворачивает за угол. Вот и мой «бьюик», на том же месте, а рядом старый рыдван Дугласа.
— Приехали, — говорю я Энди. — Остановите здесь, и еще раз спасибо.
— Если я вам когда-нибудь понадоблюсь… — говорит он и как-то странно на меня смотрит.
Потом Энди берет мой блокнот и записывает номер своего телефона.
— У вас есть телефон? — удивляюсь я.
— Да. Я неплохо устроился. Если честно, то мне нравится быть таксистом. Но я мог бы и так обойтись.
После этих слов я уже не осмеливаюсь предложить ему чаевые.
— Я звякну вам как-нибудь на днях, встретимся, выпьем по стаканчику, — обещаю я на прощание и жму его сухую крепкую руку.
— Договорились, — отвечает Энди. — До встречи.
Я взглядом провожаю его машину.
Мои часы показывают ровно половину седьмого. Я (во второй раз) открываю дверь кабачка Лема и сразу же вижу спину Сандэй Лав, которая пятится задом, закрыв лицо руками, и истошно кричит:
— Мертвец!.. там… в телефонной будке!..
4 Гарри заводится
Таким образом, мое появление проходит совершенно незамеченным и я ощущаю, как во мне растет комплекс неудовлетворенности. Старина Лем изменился в лице, потому что такая история чревата неприятностями для репутации заведения. Гарри и Дуглас направились к телефонной будке справа в глубине зала, и я вижу, как они разглядывают что-то на полу. Надо сказать, что к этому времени в «Зути Слэммер» почти не осталось посетителей. Даже Мона и Берил уже ушли, да и Кларка Лэйси тоже не видно. Гарри и Дуглас возвращаются, они постарались ни к чему не прикасаться.
— Звоните в полицию, Лем, — говорит Гарри. — Он мертв. Лучше сообщить им как можно скорее. Вам нечего бояться. Спросите лейтенанта Дифато. Ника Дифато. Это мой друг.
И тут он замечает меня.
— Где тебя носило?! Бросил, понимаешь, компанию… А вернулся как раз вовремя! В самый что ни на есть интересный момент.
— Да просто вышел воздухом подышать, — отвечаю, — я же тебе говорил.
— Ну да, а сам попал в какую-нибудь историю… — добавляет Дуглас, и рот, как всегда, до ушей.
Да, одного трупа ему явно маловато, чтобы перестать веселиться. Он намекает на шишку у меня на голове. Пожалуй, лучше сменить тему.
— А ты пошел бы утешил бедняжку Сандэй, чем тут придуриваться, — говорю я ему.
Тем временем Гарри подошел к Лему, взял у него телефонную трубку, и я услышал, как он требует соединить его лично с Ником Дифато.
— Нет, ну серьезно, — продолжает приставать ко мне Дуглас, — чем ты занимался?
— Угодил в лапы одной красотке — как выяснилось, она в меня тайно влюблена, — отвечаю я. — А еще познакомился с мужиком, который курит гадость похлеще твоей.