— Я передавал «это твой», — сказал наконец Иг, решив, что лучше не заметить заданного ею вопроса.
И это было ложью, хотя и звучало достаточно правдиво. Он тоже передавал ей единственное короткое слово: «Да».
— Спасибо, Игги, — сказала она.
— Откуда ты знаешь, как меня звать? — спросил он и удивился, как вдруг вспыхнуло ее лицо.
— Я спросила одного человека, — ответила она. — Не помню уж, почему я…
— А тебя звать Меррин.
Меррин бросила на него удивленный взгляд.
— Я спросил одного человека, — пояснил Иг.
Она взглянула в направлении двери.
— Мои родители, наверно, уже ждут.
— О'кей, — сказал Иг.
К тому времени, как они дошли до атриума, он успел выяснить, что оба они изучают первый период английской литературы, что дом у нее на Клапем-стрит и что мама записала ее волонтером по сдаче крови, организуемой церковью в конце этого месяца. Иг тоже участвовал в этой акции.
— Я не видела твоей фамилии на подписном листе, — сказала Меррин.
Они спустились еще на три ступеньки, прежде чем Иг сообразил, что, значит, она искала его фамилию на подписном листе. Он оглянулся и увидел, что Меррин чему-то загадочно улыбается.
Когда они вышли из церкви, солнце сияло так ярко, что в первую секунду совсем ослепило Ига. Затем он увидел смутное пятно, несущееся прямо на него, поднял руки и поймал футбольный мяч. Когда глаза его попривыкли к свету, он увидел своего брата, Ли Турно, еще нескольких парней — даже Эрика Хеннити — и отца Моулда, веером разбегавшихся по траве.
— Иг, сюда! — крикнул Моулд.
Родители Ига стояли вместе с родителями Меррин; Деррик Перриш и отец Меррин весело переговаривались, словно их семейства дружили уже многие годы.
Мать Меррин, худая женщина с поджатыми бесцветными губами, заслоняла глаза от солнца ладонью и болезненно улыбалась, глядя на дочь. День пах горячим асфальтом, прокаленными солнцем автомобилями и свежеподстриженным газоном Иг, не отличавшийся особенной склонностью к спорту, занес руку и швырнул футбольный мяч, придав ему сильное вращение; тот пролетел по плавной дуге и попал прямо в большие мозолистые ладони отца Моулда. Моулд, в черной рубашке с короткими рукавами и белым воротником, вскинул мяч над головой и рванулся по зеленому газону.
Футбол продолжался с полчаса; отцы, сыновья и святой отец гонялись друг за другом по газону. Ли поставили квотербеком;[18] он тоже не был особым спортсменом, но с виду вполне подходил для этой роли, с идеальным, почти ледяным спокойствием, написанным на лице, и галстуком, закинутым через плечо. Меррин скинула туфли и играла босиком, единственная среди них девочка.
— Меррин Уильямс, — сказала ее мать, — ты так перепачкаешь штаны травой, что мы никогда не отстираем.
Но ее отец махнул рукой и сказал:
— Надо же немного повеселиться.
Они играли вроде бы в тач-футбол,[19] но Меррин роняла Ига на землю при каждой игре, бросаясь ему под ноги, пока это не стало шуткой, заставлявшей всех покатываться со смеху, — Иг, которого сшибала шестнадцатилетняя девочка, тонкая как былинка. И никого это не веселило больше, чем самого Ига, который прямо из себя выходил, чтобы дать ей лишний шанс с ним расправиться.
— Падай на зад сразу же при подаче, — сказала Меррин, сбив его с ног в пятый или шестой раз. — Потому что я могу это делать весь день до вечера, понимаешь? А что тут такого смешного?
Потому что он смеялся.
Меррин стояла над ним на коленях, ее рыжие волосы щекотали ему нос. Она пахла лимонами и мятой. Крестик, висевший у нее на шее, снова поблескивал ему, передавая почти невыносимо радостное сообщение.
— Ничего, — сказал Иг. — Я тебя прекрасно понимаю.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Все остальное лето они то и дело наталкивались друг на друга. Когда Иг пошел со своей матерью в супермаркет, Меррин оказалась там же со своей матерью. В итоге они шли вместе по проходу, отставая от родительниц на пару футов. Меррин прихватила мешочек вишен, и они попутно их ели.
— Разве это не магазинное воровство? — спросил Иг.
— У нас не будет никаких неприятностей, если мы съедим улики, — сказала Меррин, сплюнула косточку в ладонь и отдала ему.
Она отдавала ему все свои косточки в естественном ожидании, что он от них как-нибудь избавится, что он и делал, складывая косточки в карман. По приходе домой в кармане его джинсов обнаружился сырой, сладко пахнувший комок размером с детский кулак.
А когда «ягуар» должен был ехать в «Мастерс-авто», Иг увязался вместе с отцом, потому что он знал, что там работает отец Меррин. У Ига не было никаких причин считать, что в этот солнечный день она будет в таком неподходящем месте, но вот, она сидела за отцовским столом, болтая ногами, и словно с нетерпением ждала, когда же он придет. Они взяли из торгового автомата по апельсиновой содовой и стояли в заднем помещении мастерской под жужжащими флуоресцентными лампами, Меррин сказала, что завтра пойдет вместе с отцом к Королевиной Круче. Иг сказал, что дорога проходит прямо за их домом, и она спросила, не пойдет ли он вместе с ними. От соды их губы стали оранжевыми. Идти с ней вместе куда бы то ни было не представляло труда, это было самой естественной в мире вещью.
Было вполне естественно подключить и Ли, не давая событиям приобрести слишком уж серьезный оборот. Ли и сам захотел участвовать в походе на Королевину Кручу, сказал, что хочет там попробовать дорожку для горной доски. Впрочем, доску он позабыл.
По пути наверх Меррин ухватилась за ворот своей футболки, оттянула его и начала утрированно обмахиваться. В шутку изображая, что задыхается от жары.
— Вы, ребята, прыгали когда-нибудь в эту реку? — спросила Меррин, указывая на Ноулз, поблескивающую между деревьев; та вилась внизу, по плотно заросшей деревьями долине, черная змея со спиной, покрытой сверкающими чешуйками.
— Иг все время туда прыгает, — сказал Ли, и Иг рассмеялся; Меррин сощурила глаза и удивленно на них взглянула, но Иг только потряс головой. — Только вот что я вам скажу, — продолжил Ли, — у Ига в бассейне куда приятнее. Когда ты позовешь ее купаться?
От этого вопроса у Ига вспыхнуло лицо. Он уже много-много раз представлял себе эту картину — Меррин в бикини, но при каждой попытке заговорить на близкую к этому тему дыхание ему отказывало.
Однажды за все эти первые дни они заговорили о ее сестре, Реган. Иг спросил, почему они уехали с Род-Айленда, и Меррин сказала, пожав плечами:
— После смерти Реган родители были совершенно подавлены, а здесь выросла моя мама, все ее семейство здесь. А без Реган наш дом совершенно опустел, стал вроде чужим.
Реган умерла в двадцать лет от редкой, особо скоротечной разновидности рака груди; болезнь убила ее за какие-нибудь четыре месяца.
— Страшно, наверное, — пробормотал Иг; идиотическое суждение о едва ли единственной вещи, которая ему не грозила. — Не могу себе даже представить, как бы я себя чувствовал, умри вдруг Терри. Он мой лучший друг.
— То же самое я думала про Реган и себя.
Они сидели у Меррин в спальне, спина Меррин была обращена к Игу, голова опущена. Она расчесывала волосы.
— Но за время болезни она успела всякого наговорить. Всяких злых вещей, несправедливых, — продолжила Меррин, не глядя на Ига. — Мне и в голову не приходило, что она про меня такое думает. Когда она умерла, мне казалось, что это почти незнакомый человек. Я еще довольно легко обошлась — по сравнению с тем, что она говорила родителям. Не думаю, чтобы я могла когда-нибудь простить то, что она говорила отцу.
Последнюю фразу она произнесла очень легко, словно обсуждая какую-то маловажную ерунду, а затем замолкла.
Прошло несколько лег, прежде чем они снова заговорили о Реган. Но когда через несколько дней Меррин сказала ему, что хочет быть врачом, Игу не потребовалось спрашивать, по какой специальности.
В последний день августа Иг и Меррин участвовали в акции по сдаче крови, проводившейся через улицу от церкви, в коммунальном центре «Священное сердце». Их роль заключалась в раздаче сока в бумажных стаканчиках и двуслойного шоколадного печенья. Несколько потолочных вентиляторов болтали по комнате медлительный поток жаркого воздуха, и Меррин и Иг пили не меньше сока, чем раздавали. Он как раз собирался с духом пригласить ее покупаться в бассейн, когда вошел Терри. Терри стоял в другом конце комнаты, ища глазами Ига, и Иг вскинул руку, чтобы привлечь его внимание. Терри мотнул головой: Иди сюда. В этом его жесте было что-то напряженное и обеспокоенное. В некотором смысле можно было обеспокоиться, уже просто увидев здесь Терри. Терри был не из таких, чтобы хотя бы приближаться к церкви, если можно было этого избежать. Иг не совсем осознавал, что Меррин шла за ним, когда он пробирался между носилками, на которых лежали доноры с трубочками, тянущимися к их рукам. В комнате пахло дезинфекцией и кровью.
Когда Иг добрался наконец до брата, Терри больно схватил его за руку и вывел через дверь в холл, чтобы поговорить один на один. Двери были распахнуты в яркий, обжигающе-горячий день.
— Это ты ему дал? — спросил Терри. — Ты ему дал «вишенку»?
Игу не нужно было спрашивать, о ком это он. Голос Терри, тонкий, резкий и срывающийся, привел его в состояние, близкое к панике. В груди у Ига закололо иголками.
— С ним все в порядке? — спросил Иг.
Сегодня было воскресенье, вчера Ли ходил к Гари.
Только сейчас Иг сообразил, что в церкви Ли не было.
— Он и его веселые ребятишки прилепили «вишенку» к ветровому стеклу разбитой машины и убежали. Но она сразу не взорвалась, и Ли решил, что запал погас. Такое иногда бывает. Он уже шел назад, чтобы проверить, когда ветровое стекло взорвалось и осыпало все осколками стекла. Иг, в больнице вытащили из его левого глаза долбаный осколок! Говорят, ему еще повезло, что тот не проник ему в мозг.
Игу хотелось закричать, но что-то случилось с его грудью. Его легкие онемели, словно от новокаина. Он не мог говорить, не мог заставить себя издать хоть какой-нибудь звук.
— Иг, — сказала Меррин, — где твой ингалятор?
Ее голос звучал спокойно и ровно, она уже знала про его астму.
Иг стал вытаскивать ингалятор из кармана и уронил его. Меррин его подобрала, Иг вставил ингалятор себе в рот и глубоко, влажно вдохнул.
— Слушай, Иг, — сказал Терри, — это не только глаз. У него масса неприятностей. Как я слышал, вместе со «скорой помощью» приехали копы. Ты знаешь эту его горную доску? Оказалось, что краденая. Еще они сняли с этой его подружки двухсотдолларовую кожаную куртку. Сегодня утром отец Ли разрешил полицейским обыскать его комнату. И там было полно краденого дерьма. Ли пару недель работал в молле, в магазине для животных, и у него был ключ к коридору, идущему за магазинами. Он нахватал там целые горы всякого. У него были все эти журналы, утащенные у «Мистера Пейпербека», и он продавал их — якобы собирал деньги для какой-то придуманной благотворительности. Одним словом, наделал делов. Он пойдет в суд для малолетних по обвинению в краже со взломом. В некотором роде, если он ослепнет на один глаз, это будет для него самое лучшее. Может быть, вызовет хоть какое сочувствие, и тогда его не…
— О господи! — застонал Иг, услышав «если он ослепнет на один глаз» и «в больнице вытащили из его левого глаза долбаный осколок»; все остальное было просто шумом, Терри играл на своей трубе авангардный рифф.
Иг плакал и сжимал руку Меррин. Когда она взяла его за руку? Он не знал.
— Поговори с ним, — сказал Терри. — Нужно сказать ему, чтобы держал рот на замке. В этом деле нам нужно прикрыть свою жопу. Если кто-нибудь узнает, что это мы дали ему «вишенку» — или что я дал ее тебе, — господи, Иг, меня выкинут из оркестра.
Иг не мог говорить, ему нужно было сперва вдохнуть из ингалятора. Он дрожал всем телом.
— Слушай, да отстань ты от него! — выпалила Меррин. — Пусть он хотя бы отдышится.
Терри бросил на нее удивленный, вопросительный взгляд. Какое-то мгновение его челюсть безмолвно болталась, затем он закрыл рот и умолк.
— Пошли, Иг, — сказала Меррин. — Выйдем наружу.
Иг послушно вышел за ней, его ноги дрожали. Терри отстал от них на пару шагов. Воздух был предельно неподвижный и влажный; казалось, в нем нарастает давление. С утра небо было ясным, но сейчас на нем появились тяжелые облака, темные и огромные, как эскадра авианосцев. В лицо им ударил прилетевший откуда-то порыв жаркого ветра. Этот ветер пах как горячее железо, как рельсы на солнце, как старые трубы, и, когда Иг прикрыл глаза, он увидел тропу Ивела Нивела, две полузасыпанные трубы, спускающиеся по склону подобно рельсам какого-то аттракциона.
— Это не твоя вина, — сказала Меррин. — Он не станет тебя обвинять. Идем, сбор крови почти закончился. Распрощаемся здесь и пойдем к нему. Сейчас же. Ты и я.
От мысли идти вместе с ней Иг поежился. Они же с Ли поменялись — петарду на нее. Привести ее с собой было бы просто ужасно, это было бы как втирать соль в рану. Ли спас ему жизнь, а Иг отплатил ему тем, что забрал Меррин, а теперь еще случилось это, и Ли ослепнет на один глаз, этого глаза у него не будет, и это тоже сделал ему Иг. Иг получил девушку и жизнь, а Ли — осколок стекла и полное крушение. Иг приложился к ингалятору, ему снова стало трудно дышать.
Когда Игу наконец хватило воздуха, чтобы говорить, он сказал:
— Ты не можешь со мной идти.
Какая-то часть его уже думала, что единственный способ искупить вину — это расстаться с Меррин, но другая его часть, та самая, которая выменивала крестик, знала, что он этого не сделает. Уже много недель назад он договорился, не просто с Ли, а с самим собой, что пойдет на все, что угодно, лишь бы быть мальчиком, гуляющим вместе с Меррин Уильямс. Отказавшись от нее, он не станет хорошим парнем своей истории. Было слишком поздно становиться хорошим парнем.
— А почему нет? — спросила она. — Ведь он же и мой товарищ.
Иг удивился сперва ее словам, а затем самому себе, что не понимал такой простейшей вещи.
— Я не знаю, что он скажет. Может быть, он будет на меня злиться. Он может сказать что-нибудь резкое насчет… насчет обмена.
И как только он это сказал, сразу понял, что говорить не следовало.
— Какого обмена?
Иг потряс головой, но Меррин повторила вопрос:
— Чем вы менялись?
— А ты не будешь злиться?
— Не знаю. Расскажи, а потом посмотрим.
— Когда я нашел твой крестик, я отдал его Ли, чтобы он починил. Но затем он оставил крестик у себя, и, чтобы получить его обратно, я предложил обмен. И менял я как раз эту петарду.
— Ну и что? — наморщила лоб Меррин.
Иг беспомощно смотрел на Меррин, желая, чтобы она поняла, но она ничего не понимала, и тогда он сказал:
— Он хотел держать его у себя, чтобы иметь повод с тобой познакомиться.
На секунду глаза Меррин затуманились непониманием, а затем прояснились: она не улыбалась.
— Ты думаешь, ты обменял… — начала она и резко остановилась. Через секунду она начала снова, глядя на него с леденящим спокойствием — Ты думаешь, Иг, что обменял эту штуку на меня? Вот так ты себе это представляешь? Если бы Ли вернул этот крестик мне, а не тебе, мы с ним были бы… — Эту фразу она тоже не продолжила, потому что, продолжая, была бы вынуждена признать, что они с Игом теперь вместе; нечто такое, что они оба понимали, но не решались сказать вслух. Тогда она начала в третий раз: — Иг, я оставила его специально для тебя.
— Ты оставила его… почему?
— Я изнывала. Изнывала от тоски. Я сидела и представляла себе, как еще сотни раз буду так же сидеть в этой церкви на солнце, умирая воскресенье за воскресеньем, а тем временем отец Моулд будет балаболить про мои грехи. Мне нужно было что-нибудь такое, чего я могла бы ждать. Какая-нибудь причина, чтобы находиться здесь. Мне не хотелось слушать, как какой-то мужик говорит о грехах. Я хотела что-нибудь сделать сама. А затем я увидела тебя, сидевшего, как маленький ханжа, жадно внимавшего каждому слову, словно это было очень интересно. И я поняла, Иг, я тут же поняла, что игра с головой такого раздолбая обеспечит мне много часов развлечения.
Но так уж случилось, что в конце концов Иг отправился к Ли Турно один. Когда Меррин и Иг пошли назад к коммунальному центру, чтобы собрать коробки от пиццы и пустые бутылки, раздался раскат грома, продолжавшийся не меньше десяти секунд, низкое постоянное ворчание, которое не столько слышалось, сколько ощущалось. От него все кости в Иговом теле задрожали, как камертон. Через пять минут дождь уже барабанил по крыше настолько громко, что, дабы быть услышанным, Игу приходилось кричать Меррин, хотя та стояла рядом. Стало темно, ливень хлестал с такой силой, что из открытых дверей не было видно тротуара. Они было думали доехать до Ли на велосипедах, но приехал отец Меррин, чтобы отвезти ее домой в своем фургоне, так что не представилось возможности идти вместе куда бы то ни было.
Терри получил водительские права за два дня до этого, пройдя экзамен с первой же попытки, и на следующий день отвез Ига к Ли Турно. Ветер поломал много деревьев и повырывал из земли телефонные столбы, Терри приходилось осторожно вести «ягуар» среди сломанных веток и сорванных с места почтовых ящиков. Казалось, произошел какой-то мощный подземный взрыв, сотрясший Гидеон и оставивший его в состоянии полного разрушения.
Район Хармон-Гейтс представлял собою путаницу пригородных улочек, домов, окрашенных в лимонный цвет, с пристроенными гаражами на две машины; кое-где поблескивали плавательные бассейны. Мать Ли, медсестра, женщина лет сорока с лишним, находилась во дворе их дома в стиле королевы Анны, скидывая сломанные ветки со своего припаркованного «кадиллака»; ее губы были раздраженно поджаты. Терри высадил Ига, сказав ему позвонить домой, если захочет, чтобы его забрали.