— Ну-у вот, теперь я точно зна-аю, что о нас думают люди… чей я сын, говоришь? Что-то не расслышал. Ладно, потом обсу-удим это… в более подходящей обстановке. И я так понял, что ты согласен?
— Да! — рявкнул Гарен. — Делай свое дело!
— А я уже все сделал, — король цвергов пожал плечами. — Ах, да, чуть не забыл!
И прежде, чем князь успел опомниться, Эйкела размахнулся и со всей силой ударил его по щеке, оставив следы когтей — четыре глубокие борозды.
— Это чтобы ты помнил о том, что нельзя давать ложные клятвы, — сообщил он дружеским тоном. — Кажется, сюда-а уже идут — тебе не придется ждать до утра. Приятного отдыха в гостях у альвов, бра-атец мой Нераг…
5
Изумлению альвов не было предела: вместо мертвого человека они обнаружили в темнице совершенно живого цверга — очень спокойным голосом он разъяснил каждому из тюремщиков, что именно с ним сделает король Эйкела, когда узнает, как обошлись альвы с его братом.
Тотчас его освободили, вывели наверх и принялись умывать, причесывать, обрабатывать раны. Он позволял им ухаживать за собой, лишь порыкивал изредка — а потом прогнал всех из комнаты и повалился без сил на белоснежную постель.
Но сон не шел к нему…
Гарен встал, осмотрел комнату — она была большая, просторная, и этим отличалась от большинства комнат в его собственном замке.
В углу стояло большое зеркало. Князь взял свечу и приблизился…
…в зеркале отражался высокий цверг с кабаньей головой — широкоплечий, темнокожий. Маленькие глазки горели злобным красным огнем, а левой щеке виднелись четыре глубокие царапины, из которых ещё сочилась кровь.
"Матильда…"
— Будь ты проклят, Эйкела, — сказал Гарен.
Кто-то робко постучал в дверь. Гарен бросил короткий взгляд на свое отражение: не составляло никакого труда принять суровый вид…
Вошедший альв был очень стар. Он носил белые одежды и опирался на посох. Седые волосы струились по его плечам, кожа была бледной и почти прозрачной.
Князь Гарен знал, что Кэйн, советник короля Оберна был стар уже во время Великой войны, которая закончилась триста лет назад — но он понятия не имел, мог ли об этом знать Нераг, брат Эйкелы.
Вероятно, мог…
Кэйн заговорил первым.
— От лица его величества приношу извинения, принц Нераг. Надеюсь, доставленные неудобства… э-э…
— Переполнили чашу моего терпения, совершенно точно, — прервал его Гарен. — Я зол, Кэйн… и очень голоден.
— Это поправимо, — альв улыбнулся. — Ты приглашен на пир в честь дня рождения Альтеи.
"Альтея? Кто бы это мог быть?"
— Сочту за честь, — ответил Гарен и улыбнулся. Его оскал, вероятно, произвел впечатление на Кэйна — альв поспешил откланяться, сообщив напоследок, что пришлет слугу с одеждой.
Гарен сел, обхватив голову руками. Эйкела вполне мог обмануть его — снять своё заклятие посреди пира или заявить, что у него нет и не было никогда брата по имени Нераг — при этом он ни капли не солжет. И если при этом Гарен последует его советам…
"Что же делать?"
Князь Илларский никогда ещё не попадал в подобную ситуацию.
…когда слуга, присланный Кэйном, наконец-то собрался с духом и вошел в комнату к принцу Нерагу, цверг стоял у окна и разглядывал что-то в ночной темноте. На слугу он даже не посмотрел, лишь прорычал что-то невнятно.
Дрожащий от страха и плохо скрываемой ненависти альв вышел и остался за дверью — ему было поручено проводить высокого гостя в пиршественный зал. Когда цверг вышел, слуга заметил, что тот плащ наоборот — красной подкладкой наружу.
Заметил — но промолчал…
…по пути в тронный зал Гарен думал о том, что никогда раньше не был во дворце Оберна — король альвов, равно как и Эйкела, встречался с Отейном и его вассалами в приграничной полосе.
По сравнению с великолепием Альвхейма дворец короля Отейна казался хибарой.
Белый камень, редкие породы дерева, шелковые занавесы…
Гарен не увидел в коридоре ни одного светильника — мягкий свел лился точно отовсюду. Не иначе, его излучали сами стены из белого камня, украшенные барельефами; Гарен с трудом подавил желание остановиться и рассмотреть их поближе. Цверг вряд ли заинтересовался бы искусством.
Хотя, что он знает о цвергах?…
…а пиршественный зал вовсе не был залом — Гарен и слуга попали на поляну под открытым небом.
Гости сидели прямо на траве, над ними деревья склоняли ветви, тяжелые от плодов — об их названии Гарен мог только догадываться. Там и тут летали, щебеча, стайки разноцветных огоньков. Гарен ощутил, как ноздри щекочет запах цветов, которые никогда не росли в его мире.
А ещё он увидел, как из зарослей выбрался единорог размером с кошку и утащил со скатерти булочку…
— Садись рядом со мной, Нераг, — сказал король Оберн. — Будь моим гостем.
По левую руку от высокого светловолосого Оберна сидел Кэйн — он тотчас встал, уступая место "принцу Нерагу". А по правую…
— Отчего ты выглядел, как человек? — спросила лучница, сверкая зелеными глазами. — Отчего сразу не сказал, кто ты на самом деле?
— Альтея, прекрати, — король положил руку ей на плечо. Почему-то Гарену показалось, что в голосе Оберна слышится обреченность. — Моя дочь не владеет собой, прости.
— Я заметил, — сказал Гарен, демонстративно схватившись за простреленное плечо. — Я жду извинений, принцесса.
Её ноздри раздувались от ярости — выглядела она прелестно, но Гарен думал только о Матильде. Кто знает, как поступил бы цверг, но он решил поступать по-человечески.
— И ты их получишь, — хмуро пообещала принцесса.
— Садись, — повторил король ласково. — Мне жаль, что первое посещение Альвхейма произошло так… неожиданно.
Гарен кивнул и улыбнулся. Он заметил, что придворные напряженно наблюдают за их разговором — как будто чего-то ждут.
— Что ж, — сказал Оберн. — Надеюсь, что ты простишь нас. Будь нашим гостем сегодня!
— Буду, — пообещал Гарен и, протянув руку, взял со скатерти яблоко. — В знак примирения хотел бы разделить это яблоко с той, которая нанесла мне рану.
Король взглянул на него удивленно, недоверчиво, но согласился.
Альтея вонзила острые зубки в свою половину так, словно это было его горло.
Пир начался — и вскоре Гарену показалось, что он ничем не отличается от человеческого.
Мед, во всяком случае, был такой же хмельной…
…— Что вы собирались сделать со мной, когда считали, что я человек? — спросил Гарен. Король покачал головой.
— Мы посчитали, что перемирие нарушено человеком. Наказание за это — смерть, ты знаешь. Но мы приняли тебя за князя Илларского…
Дальше Гарен не слушал. Эйкелла сказал ему чистую правду.
— Благодарю, что разделил с моей дочерью яблоко, — сказал король, заметив, что принц его не слушает. — Я рад…
Радости при этом в его лице не было совсем. Гарен начал понимать, что его действие было понято не совсем так, как он хотел.
— Я сделал это, потому что не увидел другого выхода, — сказал он осторожно.
— Всё верно, — король вздохнул. — Она пыталась убить цверга, принадлежащего к королевскому роду. Она моя единственная дочь… пусть Железный лес, пусть… я рад, что мне не придется… она ведь не знает об этом законе…
Гарен слушал Оберна — и от ужаса не мог даже пошевелиться.
Ужасный замысел Эйкеллы теперь был как на ладони — лишь чудом удалось избежать того, что планировал король цвергов. Но то, что ненароком натворил Гарен, было ненамного лучше: откуда он мог знать, что предложение разделить яблоко в Альвхейме — все равно, что предложение руки и сердца?
А если плащ при этом надет подкладкой наружу — это значит, что цверг говорит правду…
6
Войдя в комнату, Гарен увидел, что его ждут.
Она стояла у окна — в этом мире по-прежнему была ночь, — и в лунном свете казалась ещё прекрасней. Её одеяние было легким, как крылья бабочки, и почти прозрачным.
Но он готов был поклясться, что в рукаве у неё спрятан нож.
— Уходи, — сказал он, постаравшись, чтобы голос его прозвучал сурово. — Я устал.
— Да неужели? — Альтея обернулась. На губах её играла зовущая полуулыбка, но взгляд прищуренных глаз не обещал цвергу ничего хорошего. — Меня прислал отец, чтобы ублажить дорогого гостя… будущего мужа… и я не могу ослушаться!
— Я разрешаю тебе, — он подошел к принцессе. — На правах будущего мужа. Уходи.
— Не уйду, — она презрительно посмотрела на цверга. — Ты обрек меня на жизнь в Железном лесу. Тебе теперь терпеть меня до конца жизни… моей или твоей.
С этими словами она замахнулась — но Гарен перехватил её руку в воздухе, сжал.
Нож улетел за окно…
— Ты предпочла бы быть мертвой? И стать причиной войны?
— Ты предпочла бы быть мертвой? И стать причиной войны?
Она поняла не сразу.
— Ты пролила кровь принца. Тебя полагается отдать на съедение трупоедам, а за каждую каплю моей крови — убить сто альвов. Неужели ты думаешь, что после такого Перемирие сохранится?
— Но… — от волнения она охрипла. — Но это… вышло случайно!
— Ты ведь не поверила князю, когда он сказал, что перешел границу случайно, — укоризненно сказал Гарен.
Это оказалось последней каплей для Альтеи. Она опустилась на пол и разрыдалась.
На ветке возле окна появилась тень. Гарен вздрогнул — ему показалось, что эта та самая.
Тень, однако, не обратила на него внимания. Она прыгнула на пол комнаты, а оттуда — на колени Альтее.
— Кто это? — спросил Гарен, помня о том, что цверг не должен знать о тени.
Но он просчитался.
— А то ты не знаешь, — пробормотала девушка, с трудом успокаиваясь. — Это диса, лесная… вы их всех повывели в Железном лесу… вот они и перебрались к нам…
Лесной дух у неё на коленях тихонько заурчал — и превратился в кошку. Князь вспомнил, что когда-то слышал о таких существах: древесные духи, шаловливые, но добрые, они умели принимать почти любой облик, и жили до тех пор, пока жило их дерево — если только им не находилось место на другом дереве…
Гарен смотрел на альву и видел, как она прощается со свободой, чистым воздухом родного леса, всеми, кого знала — и готовится уйти в Железный лес, к чудовищам, одно из которых станет её мужем.
Альвы и цверги живут долго…
— Я убью себя, — тихо сказала она, словно прочитав его мысли. — Я не достанусь тебе…
Гарен вздохнул.
— Альтея, чего ты хочешь больше всего на свете? Я постараюсь исполнить твое желание…
Она бросила на него испепеляющий взгляд.
— Чтобы тебя не было!
— Меня нет, — тотчас отозвался Гарен. — И не было. Послушай, что я расскажу тебе…
7
Когда отряд цвергов исчез за поворотом, Оберн с грустью посмотрел на дочь.
— Надо приготовить твое приданое.
— Ничего не надо, отец, — тихо сказала Альтея. Выглядела она, против всех ожиданий короля альвов, спокойной, хоть и задумчивой.
— А как же принц Нераг?
— Нет никакого принца, — она покачала головой. — Послушай, что я расскажу тебе…
…— Я изменил своё мнение о людях, — Оберн обнял дочь за плечи. — Этот человек спас нас от страшной опасности и от позора. Жаль, он женат…
— Жаль… — эхом откликнулась Альтея. — Я не сказала ему о том, что время между нашими мирами течет по-разному, отец.
— О-о! — король нахмурился. — Это будет ударом для него. И я догадываюсь, какую плату запросит Эйкелла. Отчего вы оба не рассказали мне все сразу? Я бы мог помочь…
— Он не хотел, — она вздохнула. — Он сказал, альвы не верят в случайности — и этим мы отличаемся от людей…
…когда дозорный сообщил, что со стороны леса приближается группа всадников, у Матильды сжалось сердце.
— Целый год прошел, — сказал Бодуэн. — Ты все ещё на что-то надеешься?
— У меня есть причина, чтобы надеяться, — ответила Матильда. Они стояли во дворе, ворота были открыты.
— Это могут быть враги, — намекнул Бодуэн, но княгиня отмахнулась от него и с нетерпением уставилась на дорогу.
Всадники приближались, и стало видно, что это цверги — один другого страшней. Впереди ехали двое — белый волк и дикий вепрь.
При виде волка Бодуэн невольно отступил…
— Приветствую тебя, княгиня Иллара! — цверг с головой волка изобразил поклон.
— Рада видеть тебя, король Эйкела… — вежливо ответила Матильда, не отрывая глаз от вепря — а он спрыгнул на землю и теперь стоял, держа лошадь под уздцы.
И смотрел на княгиню, не мигая…
— Не одиноко ли тебе здесь без супруга? — спросил Эйкела. — Целый год ведь прошел, так?
— Мне помогают, Ваше величество, — сказала Матильда.
— Вот и я решил помочь, — степенно кивнул король цвергов. — Привел тебе вот этого цверга, — он указал на вепря. — Хочешь — бери его в слуги…
Бодуэн при виде того, что за этим последовало, потерял дар речи.
— Год назад мне сон приснился, — промолвила Матильда, подходя к цвергу. Говорила девушка спокойно, но губы её дрожали. — Так что я, пожалуй, возьму его не в слуги, а в мужья…
С этими словами она поцеловала страшную кабанью морду — Бодуэн от ужаса даже зажмурился.
…а когда он открыл глаза, на месте цверга стоял Гарен — живой, хоть и с перевязанным плечом и глубокими царапинами на щеке.
Матильда, уткнувшись в плечо мужа, что-то ему шептала, а он повторял еле слышно: "Виноват… прости… виноват…"
— Оплата, князь, — негромко сказал Эйкела.
Гарен обратился к жене.
— Его желание, Матильда. Отдай ему то, о чем я не знаю.
Она побледнела.
— Но… ты и в самом деле не знаешь!
— Я слово дал, — тихо ответил князь.
…и, когда из замка вынесли колыбельку, в которой мирно посапывал младенец, Гарен с криком упал на землю — но что-то менять уже было слишком поздно.
— Прощай, князь! — Эйкела взял колыбельку. — Удачной тебе охоты в следующий раз!
…— Ты и в самом деле не знаешь, — сказала Матильда, опускаясь на землю рядом с Гареном. — После того, как я родила ребенка, его… подменили.
— Что?! — Гарен не поверил своим ушам.
— Это не наш ребенок, — повторила Матильда. — Когда я посмотрела на младенца в колыбели, я сразу поняла, что это подменыш… я никому не сказала, Гарен! И… у него на шее был медальон, который я дала тебе перед охотой, помнишь? Когда я увидела этот медальон, то сразу поняла, что ты жив, и все будет хорошо. Я не знаю, где мой мальчик, но… мне кажется, что те, кто его взял, о нем заботятся.
— Заботятся, — князь обнял жену. — Они умеют отдавать долги…
Где-то послышался вой разъяренного волка — не иначе, добыча сбежала у него прямо из-под носа.
Деревья в приграничной полосе зашелестели листвой, хотя ветра не было.
— Я уже иду, мальчик мой, — сказал Гарен. — Подожди немного…