– Где машина? – спросил он. – Нам нужно ее осмотреть.
Евгения дала ему адрес автосервиса, где работал Тофик.
– А у него не будет неприятностей? – забеспокоилась вдруг она. – Он тут совсем ни при чем! Я сказала ему, что сбила оленя.
– Посмотрим, – сверкнул глазами следователь.
В душе у Евгении возникла тихая паника. Боже, она втравила в эту историю Александра и незнакомого ей мастера из автосервиса! Не хватало еще, чтобы они пострадали из-за ее глупости и малодушия! Хотя насчет мужа Дубровская ей пояснила, что он не несет ответственности за то, что не сообщил в органы о факте наезда на пешехода. Он – муж, она – его жена. Доносить друг на друга закон их не обязывает.
– Значит, вы отдали машину в ремонт? С целью уничтожения следов происшествия? – спросил следователь, презрительно кривя губы.
– Да… То есть нет, – она отчаянно искала выход. – Вернее, не совсем. Я была в шоке и действовала машинально. Теперь я одумалась и решила рассказать все, как было. Неужели это не понятно?
– Если мы поедем в этот ваш автосервис, что мы там сможем увидеть? Исправную машину без всяких следов наезда на пешехода? – В его голосе явно звучало раздражение.
– Да. Но у вас же есть мое признание!
– Да откуда я знаю, в какую игру вы играете? Сейчас вы признаетесь, а потом вдруг окажется, что вы покрывали истинного преступника, – вырвалось у него. – Вся эта история выглядит довольно странно! Вы приходите сами, никто вас не приглашает. Даете признательные показания, которые ничем, кроме ваших собственных слов, не подкрепляются. Но нам нужны доказательства!
– Простите, что я прерываю вашу маленькую речь, – вмешалась Дубровская. – Но мне кажется, что вы слишком многого от нас хотите. Вы не находите, что гражданка Швец и без того уже сделала немало? Она явилась с повинной не тогда, когда у нее под ногами горела земля. Она пришла к вам, когда вы потеряли след водителя, сбившего несчастную женщину. Евгения могла бы предпочесть остаться неузнанной. Так поступили бы на ее месте большинство людей.
– Да ладно! Уж вы хотя бы не воспевайте ее героизм, – отмахнулся он. – Ваша клиентка удрала с места происшествия, оставив пострадавшую на верную смерть. Но вот сейчас, увидев, что девушка жива и может дать против нее показания, она решила прийти и сдаться.
– Бьюсь об заклад, пострадавшая, когда придет в себя, не в силах будет вспомнить ни марку машины, ни ее цвет, ни тем более указать ее государственный номер. Наезд автомобиля стал для нее шоком, неожиданностью. Вряд ли от ее показаний будет много толку.
– Это мы еще посмотрим.
– А тут и смотреть нечего. Если бы подобная информация была у вас в руках, стали бы вы тогда дожидаться нашей явки с повинной!
Следователь и адвокат сцепились так, словно уже находились не в кабинете, а в зале судебных заседаний, где истина устанавливается путем состязания сторон защиты и обвинения. Евгении же было грустно. Конечно, она не ожидала, что ее появление в милиции воспримут с восторгом и похвалят за совестливую гражданскую позицию. Но то, что в ее поступке примутся искать некий скрытый подтекст, стало для нее полной неожиданностью. Следователь возненавидел ее с первой минуты так, словно она сбила его родственника. Быть может, его раздражала ее модная куртка, отороченная мехом. Такую он вряд ли мог купить своей жене. О том, что сыщик женат, Швец узнала по фотографии в рамке, стоявшей на заваленном бумагами столе. Молодая женщина и ребенок улыбались прямо в объектив. Вряд ли отец семейства возил их на «БМВ», да и название элитного поселка, в котором она проживала, вызвало у него гримасу отвращения. Должно быть, в его глазах она была богатой дамочкой на крутой тачке, для которой весь мир ограничивался пределами ее собственного двухметрового забора. Ей очень хотелось сказать ему, что это не так. Что это – ошибочное впечатление. Что они с мужем вовсе не «новые русские» и в настоящий момент у них серьезные денежные проблемы. Что на жизнь они зарабатывают честным путем. Да как еще могут зарабатывать журналист и педагог? Быть может, они крутятся больше, чем некоторые их коллеги, и не сидят с протянутой рукой, ожидая помощи от государства. И машина у нее не новая, ремонтированная уже не единожды. И коттедж их весьма скромных размеров, с элегантной отделкой, но, как говорится, без излишеств. Что им давно уже требуется обновить мебель и перекрыть крышу на веранде. Хорошо хоть, сыну Ване не нужно оплачивать учебу. Он поступил на бюджетное отделение без всякого блата. Короче, у них столько же проблем, сколько у любой другой среднестатистической семьи. Но разве следователю есть до этого дело? Он смотрит на нее, как на классового врага, сколотившего состояние за счет нищеты простого народа.
– А чем вы там занимаетесь? – спросил он. – На своей, так сказать, работе?
– Я – главный редактор журнала «София».
– А-а… – протянул он пренебрежительно. – Всякий там гламур?
– Не совсем, – поправила она. – Это ежемесячный журнал для деловой активной женщины. Он содержит различного рода познавательный материал.
– Знаю. Типа «Как выйти замуж за миллионера»?
«Нет, почему же? Можно и за милиционера. Был бы человек хороший. Тем более, что для многих наших женщин поиск спутника жизни превратился в серьезную проблему», – хотела было сказать она, но передумала. Следователь мог бы заподозрить в ее словах подвох и обидеться.
– Мы пишем статьи на различные темы, интересующие современных женщин. Построение карьеры, межличностные отношения, психологические консультации, советы по воспитанию детей, мода, кулинарные рецепты, – сказала она спокойно, но следователя ее ответ не удовлетворил, и он продолжал смотреть на нее, словно она публиковала на страницах своего журнала призывы к свержению конституционного строя.
– Посмотрим, посмотрим, – задумчиво сказал он. – Мы проверим ваше заявление и, возможно, дадим ему ход. Вам адвокат сказал, что это значит? Мы решим вопрос о возбуждении в отношении вас уголовного дела.
Евгения молчала. Да и что она могла ему сказать? Сожалеть о том, что она уже сделала, было бессмысленно. Она добровольно явилась в органы правопорядка, и пока что все, что с ней тут происходило, не подтверждало правильность сделанного ею выбора. К ней отнеслись как к преступнице.
– Надеюсь, вы понимаете, что вам необходимо являться по первому вызову следователя? – спросил он. – Иначе у вас будут неприятности.
– Но я же пришла к вам сама, – напомнила ему Евгения. – Разве это не характеризует меня как человека? Зачем вы грозите мне неприятностями?
– Кто вас знает, – уклончиво ответил следователь. – Может, вы решите, что какая-нибудь презентация важнее визита в органы. Тогда я сразу возьму вас под стражу, а в изоляторе, знаете ли, вам будет уже не до гламура.
«Дался ему этот гламур!» – сердито подумала Швец. Похоже, стражу порядка она пришлась не по душе вовсе не потому, что нарушила закон. Для него как раз это было лишь следствием, а причина, по его мнению, крылась в том образе жизни, который она вела. Этот образ жизни был ему непонятен и поэтому глубоко неприятен. Все эти презентации, фуршеты и коктейли, бранчи, корпоративы и деловые ужины были для него явлениями чужеродными, перенесенными на отечественную почву тлетворным влиянием Запада. И она, с ее глянцевым изданием, в его глазах была проводником тех идей, которые казались ему опасными, дурно влияющими на людей. Почитав статейки в таком журнале, нормальные девчонки превращались в отвратительных стерв, судящих о людях только по толщине их кошелька. И не было ничего удивительного в том, что одна из таких фифистых дам, сбив на дороге человека, удрала прочь, даже не оказав ему помощь. Правда, ее почему-то принесло в органы, но следователь свято верил, что в ее признании на самом деле нет ничего чистосердечного. Стоит копнуть – и обнаружится подвох. Люди такого сорта никогда не делают ничего просто так.
– Вы можете идти, – сказал он с видимым сожалением. – Во всяком случае, пока…
Глава 7
Она вернулась домой довольно поздно. Александр и дочка, склонившись над столом, чем-то увлеченно занимались. Услышав, как щелкнула дверь, оба подняли головы. Щеки Василисы были перепачканы краской.
– Ура! Мама пришла! – воскликнула девочка, подбегая к матери и крепко обхватывая ее своими маленькими ручками. Та слегка отстранилась, чтобы не запачкаться. Сумку она обессиленно опустила на пол.
– Наша мама в последнее время работает на износ, – насмешливо заметил супруг, окидывая жену внимательным взглядом. – Что там еще у тебя стряслось?
– Да так, – уклончиво ответила Евгения. Она мимоходом бросила взгляд в зеркало и убедилась, что выглядит неважно, особенно на фоне цветущего красавца мужа. Ее лицо казалось изможденным, а под глазами залегли серые тени. Она решила, что всему виной слишком яркий электрический свет и отсутствие на ее лице пудры.
– Да так, – уклончиво ответила Евгения. Она мимоходом бросила взгляд в зеркало и убедилась, что выглядит неважно, особенно на фоне цветущего красавца мужа. Ее лицо казалось изможденным, а под глазами залегли серые тени. Она решила, что всему виной слишком яркий электрический свет и отсутствие на ее лице пудры.
– Чем вы занимаетесь? – спросила она, стараясь придать голосу оттенок беспечности.
На столе лежали тетрадные листы, исписанные почерком мужа, альбом с разноцветными каракулями дочери. Дополняли этот натюрморт акварельные краски и стакан с бурой водой, в котором мокли перепачканные кисточки.
– В детском саду объявили интеллектуальный конкурс, – объяснил Александр. – Нужно предложить пять способов использования обмылков.
– Использования чего? – не поняла Евгения.
– Обмылков. Кусочков мыла, которые остаются после использования. Свои предложения нужно записать и, желательно, нарисовать.
– За это дадут приз! – округлила глаза Василиса.
– Вот сейчас нам мама что-нибудь подскажет, – решил Александр, подмигивая дочери. – Ну, дорогая, куда же девать обмылки?
– Выбросить в ведро, – произнесла Евгения, разматывая шарф. На фоне ее переживаний по поводу возбуждения уголовного дела вопросы мужа и дочери показались ей издевательством. Какие только кретины придумали этот конкурс?
Лицо Василисы приняло унылое выражение. Она уже готова была разрыдаться.
– В ведро нельзя! – сказала она. – За это мне точно ничего не дадут.
– Твой вариант не годится, – улыбнулся муж. – Гляди, мы написали, что можно взбить из них мыльную пену и использовать ее для выдувания мыльных пузырей.
– Ради бога, Сашка! – простонала Евгения. – Вы занимаетесь ерундой.
Александр посмотрел на нее внимательно.
– Беги-ка к себе, детка, – ласково шлепнул он малышку. – Нам нужно поговорить с мамой. Я уверен, что она знает массу способов использования обмылков, но желает сохранить их в тайне. Я сейчас все у нее выпытаю, а потом расскажу тебе.
Василиса недоверчиво посмотрела на мать.
– Вообще, ребенку пора спать, – категорично заявила Евгения. – Убирай игрушки, я приду пожелать тебе спокойной ночи.
Хмурая девочка поплелась в детскую, а Александр закрыл дверь кухни.
– Не понимаю, почему тебе так нравится портить нашу дочь, – сказала она, проверяя содержимое кастрюль. – Девочка должна ложиться спать в девять часов вечера. Разве это не ясно?
– Ясно, что при таком раскладе она вряд ли будет видеть свою мать, – заметил Александр. – Разве это справедливо по отношению к ребенку?
– Какие могут быть ко мне претензии? – оскорбилась Евгения. – Я, между прочим, не хожу по салонам красоты. Я работаю!
– Я тоже, – напомнил ей муж. – Раз мы оба так заняты, не проще ли отдать Василису в дом ребенка?
– Не говори чушь! Я же не отказываюсь заниматься с ней.
– Да? – поднял он бровь. – А я не заметил. По твоему мнению, я, помогая ей выполнить домашнее задание, занимаюсь ерундой.
– Обмылки – это ерунда!
– Эта ерунда важна для твоей дочери! Объявлен конкурс, за который обещан приз. Она желает победить и, как любой ребенок в ее возрасте, рассчитывает на нашу помощь, но вдруг приходит чрезвычайно занятая мама и говорит, что все ее желания – только глупости. Какой жизненный урок ты ей даешь? Не слушать, что говорят взрослые? Подозрительно относиться к заданиям воспитателей, а потом и учителей? Сидеть сиднем, пока другие дети будут завоевывать призы и награды?
– По-моему, ты преувеличиваешь. Это всего лишь обмылки.
– Важно не задание, а отношение к нему. Мне кажется, что в последнее время ты занимаешься исключительно своими делами, позабыв, что у тебя есть обязанности и по отношению к семье.
– Мне кажется, это ты забыл, что у меня сейчас довольно сложный период, – бросилась в наступление Евгения. – Мне трудно отдаваться семье, тем более рассуждать на тему типа: «Есть ли жизнь на Марсе?», когда моя собственная судьба висит на волоске!
– Это ты ее сама подвесила на этот волосок, рыдая и печалясь, словно тебя уже упекли за решетку.
– Пока не упекли, но это может произойти в любой момент. Во всяком случае, так сказал следователь.
– Следователь?! – Александр остановился как вкопанный. – При чем тут следователь? Я что-то пропустил?
Отпираться не имело смысла. Все равно, этот разговор должен был состояться не сегодня, так завтра. Правда, Евгения предпочла бы говорить об этом не сейчас, когда она смертельно устала и желала лишь одного – забраться побыстрее в постель и забыться сном.
– Я сегодня была у следователя, – сказала она с решимостью человека, кидающегося вниз головой в ледяную воду. – Все в порядке. Мы оформили явку с повинной.
Александр смотрел на нее во все глаза.
– Я, конечно, была там с адвокатом. Мне сказали, что мое заявление проверят и, возможно, дадут ему ход. Вернее, они просто будут обязаны сделать это, то есть возбудить в отношении меня уголовное дело…
Александр молчал, не сводя с нее глаз. Это ее начинало беспокоить. Ну, почему он стоит как истукан, сверля ее тяжелым взглядом? Мог бы и сказать что-нибудь, в конце концов!
– Возможно, в ближайшие дни мы поедем в больницу для того, чтобы провести… как оно называется? Кажется, опознание потерпевшей. Странно, как я могу ее опознать, если даже не видела ее лица! Мне кажется, что это пустая формальность… Никогда не думала, что в милиции сидят такие бюрократы. Явку с повинной мы оформляли три часа.
Александр развернулся и порывисто вышел из кухни. Дверь, стукнувшись о стену, едва не вылетела из петель…
Она нашла супруга в спальне у дочери. Подоткнув одеяльце под бока Василисы, он что-то нашептывал девочке, а та улыбалась. Кажется, они нашли еще один способ использования обмылков.
– Взбить с водой в блендере до получения пены, а потом замочить в них носки. – Это звучало ужасно, а еще ужаснее было то, что ее переживания стоили в их глазах гораздо дешевле, чем идея бредовой экономии.
Может быть, ей нужно было добавить, что обмылком можно натереть веревку, чтобы она лучше скользила? Но такой вариант был слишком мрачным и не годился для детского сада.
– Мог бы сказать мне что-нибудь, – заметила Евгения с обидой, когда они вышли из спальни дочери, предварительно включив там ночник. – Такое впечатление, что до меня тебе нет никакого дела.
– Не вижу смысла говорить с тобой, – сказал он глухо. – Ты заварила эту кашу – ты и расхлебывай.
Она даже опешила от неожиданности.
– Значит, твоя хата с краю? – спросила она.
– Значит, теперь это будет именно так, – сказал он и жестко посмотрел ей в глаза. – Ты же не слушаешь ничьих советов, а поступаешь так, как считаешь нужным. Чего же ты тогда ждешь от меня? Сочувствия? Тебе оно не нужно. Ты – сильная женщина, раз решила действовать сама. Помощи? Ты отвергла мою поддержку. Я сделал все, что мог, надеясь, что ты забудешь о своем приключении как о страшном сне, и что же? Теперь меня затаскают по допросам, требуя пояснить – с какой целью я отправил твой автомобиль в ремонт? Достанется и Тофику, а уж он-то тут вообще ни при чем. Зато святая Евгения – великомученица – будет теперь спать спокойно!
– Я сказала, что отдала автомобиль в ремонт сама, а Тофик думает, что я сбила оленя. Ему ничто не грозит, – оправдалась она.
– Спасибо за заботу, – он зло шаркнул ногой и поклонился. – Все равно, у тебя нет ни грамма здравомыслия! О чем ты думала, направляясь в милицию с этой своей драгоценной явкой с повинной?!
– Я выполняла свой гражданский долг, – ответила Евгения, но как-то не совсем убедительно. В ее устах это прозвучало казенно, как лозунг.
– А о нас ты подумала?
Евгения удивилась: при чем тут они?
– Если ты о том, что меня могут взять под стражу, то следователь, конечно, блефует. Во всяком случае, адвокат заверила меня, что это маловероятно. Скорее всего я буду находиться под подпиской о невыезде, а потом мне назначат условный срок, – проговорила она, надеясь, что заверения Дубровской его успокоят.
Он недоверчиво хмыкнул.
– Твой сын учится на юриста и мечтает работать в прокуратуре. Ты помнишь еще об этом? – спросил он. – Думаешь, возьмут его туда при наличии судимой матери?
Она поразилась. Этот довод она даже не рассматривала. То, что говорил сейчас Александр, определенно не имело никакого смысла.
– Но, Сашка, это же ерунда! Анкета уже давно никого не интересует. Сын не отвечает за мать, – пробормотала она. – Какое значение будет иметь моя судимость? Иван отлично учится. Что ему может помешать?
– Глупость его матери, вот что, – веско ответил Александр. – Возможно, наш сын и не узнает, по какой причине, рассмотрев документы, его так и не примут на работу. Стандартный ответ: «Вакансий нет. Ждите». Только ты вспомни, пожалуйста, об этом, когда будешь обзванивать знакомых с просьбой найти ему место юриста.