С Наташей Аверкиной Ленар познакомился месяца через три после того, как приехал в Москву. Когда подошло время очередного курса капельниц, к перенесшему инсульт дяде Рифату стала ходить медсестра, которую Ленар пару раз видел мельком и внимания не обращал, хотя и Динара, и Рифат постоянно ее вспоминали и нахваливали. Но молодой человек занимался своей работой, был весь погружен в сбор материала для будущего литературного шедевра и к разговорам стариков относился невнимательно. Мало ли кто там ходит ставить капельницы! Но однажды он застал медсестру во время процедуры и был совершенно потрясен тем, как ласково она разговаривала с дядей Рифатом и как ловко проделывала свои манипуляции.
– Потерпим, мой хороший, – говорила Наташа, – сейчас будет немножко больно, у вас веночка на этой руке спалась, но мы с ней договоримся, она пойдет нам навстречу, правда?
До этого Ленару никогда не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь пытался договориться со спавшейся веной и убедить ее пойти кому-то навстречу. Это показалось ему диким и забавным одновременно, он присел на край дивана, рядом с дядей, и стал смотреть, что будет дальше. Дальше ничего особенного не происходило, медсестра не пыталась разговаривать со стойкой или с лекарствами, она тоже сидела рядом с Рифатом Рушановичем, поглаживала его руку и что-то рассказывала. Ленар поймал себя на том, что не может сосредоточиться на ее словах и не понимает, что она рассказывает, потому что рассматривает ее руки. Они были крошечными, под стать невысокой девушке, на вид необыкновенно мягкими и нежными, с тоненькими хрупкими пальчиками, и он изо всех сил боролся с искушением протянуть руку и потрогать их. Голос у медсестры был таким же мягким и нежным, как и ее ручки, и на Ленара начала накатывать дрема. Он то и дело встряхивался, посматривал то на Рифата, то на сестричку, потом снова утыкался глазами в ее пальцы и снова незаметно задремывал. Когда процедура была закончена и медсестра ушла, он спросил тетю Динару, как зовут девушку.
– А что? – лукаво прищурилась Динара Айратовна. – Понравилась?
– Да я… – смутился растерянный Ленар.
Он и в самом деле совсем не думал в тот момент о том, понравилась ли ему медсестра. Она была необыкновенной, он таких раньше не встречал, и ему просто захотелось узнать, как ее зовут. Именно так он и сказал тете Динаре. А о том, что испытывает желание еще раз ее увидеть и взять за руку, он, разумеется, благоразумно промолчал. Спросил только, когда Наташа опять должна прийти.
К ее следующему приходу он был дома и сидел в комнате рядом с Рифатом Рушановичем перед телевизором, старательно делая вид, что ему безумно интересно то, что показывают, и уходить он никуда не собирается. Показывали документальный фильм про войну, и Рифат его с удовольствием смотрел на протяжении всего времени, пока капало лекарство. А Ленар на правах хозяина развлекал медсестру светской беседой. Потом пошел ее провожать. Жила Наташа очень далеко от дома Фазуловых, и Ленар не мог нарадоваться тому, что может побыть с ней рядом так долго.
Спустя пару недель тетя Динара и дядя Рифат обо всем догадались и не скрывали своей радости.
– Наташенька такая хорошая, – твердили они в два голоса. – Мы были бы счастливы, если бы у вас все сложилось.
– Она старше меня, – уклончиво отвечал Ленар. – Вряд ли я ей подхожу.
– Да ты тоже очень хороший, – уверяли они. – Из вас получится прекрасная пара. А возраст не помеха, это не имеет ровно никакого значения.
Он думал о ней постоянно и радовался, когда она была рядом, просто дышал Наташей, а вот сама она частенько напоминала Ленару о разнице в возрасте, давая понять, что ни на какие серьезные отношения с ним она не рассчитывает. Но что бы ни говорила Наташа, как бы ни относилась к тому, что он моложе ее на целых шесть лет, он должен, он обязан сделать все, чтобы ей помочь. Никто не верит в невиновность Наташи, ни следователь, ни адвокат, ни Марго с Борисом, но он-то, Ленар Габитов, точно знает, что она никого не убивала.
А что толку от того, что он знает? Он – ничтожество, слабак, который ничего реального не может. И раньше не мог. Не смог доказать в милиции невиновность Наташи и добиться, чтобы его услышали и ему поверили, не смог найти нужных слов, когда оперативник открыто его оскорблял, не смог достойно ответить матери Наташи, когда та устроила безобразную сцену на кладбище, не смог обеспечить адвоката, а вынужден был просить денег у родителей, с которыми поссорился. И теперь он вынужден признать, что родители оказались правы – он действительно пока ничего не может. А тут еще какие-то старики оказывают ему помощь, и он вынужден ее принимать, потому что у него нет другого выхода. Ну как ему при таких раскладах уважать самого себя? Никак.
Маргарита Михайловна Усольцева всегда знала, что не может расположить к себе человека с первой секунды знакомства. Наверное, эта особенность появилась в ней после многих лет занятия йогой: она стала закрытой и отстраненной, погруженной в себя и в свои мысли. Зато тех людей, которые хоть чуть-чуть ее узнали и начали ей доверять, она могла убедить в чем угодно и уговорить. А вот Борис Леонидович, напротив, обладал мощным обаянием, и люди начинали тянуться к нему и доверять, едва он успевал произнести хотя бы несколько слов.
Подъезжая к дому, где жила и была убита Катя Аверкина, они так и не закончили затеянный в самом начале дороги спор о том, кто должен играть активную роль в их самодеятельном предприятии, а кто останется как бы в тени.
– Гошка, нам предстоит огромная работа, нам придется опросить кучу людей, мы просто не можем терять время на то, чтобы они поняли, какая ты. Нам нужен быстрый результат, – горячился Райнер.
– Вот именно, быстрый, – хмыкала Марго. – У тебя натиск и напор, этого не отнять, и они порой приносят отличные результаты, но не со всеми. Вот ты представь себе восьмидесятилетнюю одинокую пенсионерку, которая откроет тебе дверь. И что она увидит?
– Она увидит доброжелательного симпатичного мужчину, – откликнулся Райнер.
– Нет, дорогой мой, она увидит дьявола во плоти. Лысый череп, жгучие черные глаза, высоченный рост, опять же напор и натиск. Да она перепугается до смерти и тут же дверь захлопнет.
– Точно? – с сомнением спросил он.
– Точно, – заверила его Марго. – Ты хорош в общении с молодыми дамами и мужчинами всех возрастов, а нам предстоят встречи в основном с пенсионерами. Ты же помнишь, что говорил Виталий? Люди активного возраста днем либо работают, либо развлекаются, а все свидетели того, что происходит в жилых домах и рядом с ними, – неработающие пенсионеры.
– Или молодые мамочки, – добавил Борис Леонидович. – Ладно, уговорила. Будем делиться в зависимости от того, кто откроет дверь. Старушки – твои, весь остальной контингент – мой. – Он припарковал машину во дворе и задумчиво спросил: – Интересно, кто-нибудь поверит, что у адвоката могут быть помощники нашего с тобой возраста?
– А кто-нибудь вообще видел их, этих помощников адвоката? – ответила Марго вопросом на вопрос. – Никто, поди, не знает, что это такое и как должно выглядеть.
Они начали методично обходить все квартиры, начиная с первого подъезда. Виталий четко проинструктировал их: представляться помощниками адвоката, задавать вопросы, в случае получения интересного ответа спрашивать, согласится ли человек встретиться с самим защитником и повторить все сказанное. При этом Кирган дал им в руки список тех свидетелей, которые давали показания следователю.
– Постарайтесь с ними не общаться, чтобы меня потом не упрекнули в попытках давления на свидетеля. Ищите тех, кто что-то видел, но показаний не давал.
– Но если такой человек найдется и окажется, что он показаний следователю не давал, где гарантия, что он захочет дать их вам? – не понял Райнер.
– Пятьдесят на пятьдесят, – пожал плечами Кирган. – Может быть, он не давал показаний из принципиальных соображений, не хочет связываться с нашим судопроизводством, тогда, конечно, он и со мной разговаривать не станет. А если его вообще не спрашивали? Вы что же думаете, оперативники большие мастера проводить поквартирные обходы? Они тоже люди, им тоже лень, особенно если в какой-то квартире дверь не открыли. Что успевают сразу сделать – на том и останавливаются.
Вооруженные инструкциями адвоката, Маргарита Михайловна и Борис Леонидович принялись за дело. Им действительно удалось найти несколько человек, которые видели, как Наталья Аверкина входила в третий подъезд дома 25 декабря около двух часов дня, и которых следователь не допрашивал. Кроме того, в одной из квартир дверь им открыла симпатичная девушка по имени Ксения, которую Борис Леонидович моментально очаровал и которая неплохо знала погибшую Катю. Правда, до личного знакомства дело у них не дошло, но живущая на первом этаже в квартире с окнами, выходящими на подъезд, Ксения интересовалась жизнью красавицы соседки и проявила недюжинную наблюдательность.
– Нет, постоянного парня у Кати в последнее время не было, – уверенно говорила она. – Она встречалась с одним, но я его уже примерно с сентября не видела. Зато у нее был очень симпатичный тайный поклонник. Даже удивительно, почему Катя не обращала на него внимания, такой классный парень, и машина у него хорошая.
– Почему вы думаете, что это был поклонник? – уточнила Марго.
– Я несколько раз видела, как он ждал ее в сторонке, – охотно пояснила Ксения. – Знаете, он явно от нее прятался. А когда она выходила, шел за ней следом, но не приближался и не заговаривал. Наверное, Катька его гоняла от себя и он просто не хотел, чтобы она в очередной раз его грубо отшила.
– Неужели такое может быть? – Марго изобразила недоверие. – И симпатичный, и машина хорошая, а девушка грубо отшивает. Может, он не в ее вкусе? Может, не очень симпатичный?
– Да вы сами посмотрите! Пойдемте в маленькую комнату, я вам покажу.
Они прошли в тесную комнатушку, в которой, судя по обстановке и вещам, обитал кто-то помоложе самой Ксении. Девушка указала на фотографию, висящую на стене над узким, видавшим виды диваном.
– Вот он! – торжествующе объявила Ксения. – Моя сестренка, ей четырнадцать, увидела как-то этого хмыря и запала с первого взгляда. Ну, я его и сфоткала ей на радость. Что, скажете, не симпатичный? По-моему, так просто Голливуд.
Да, действительно… Хорош, ничего не скажешь. А Кате Аверкиной почему-то не нравился. Интересно, почему? Неужели она была такой разборчивой? Или у нее все-таки был постоянный мужчина и ни на кого больше она внимания обращать не собиралась? Вроде бы Виталий спрашивал об этом у Наташи, и выходило, что никакого прочного романа у погибшей на момент смерти не было. Но ведь Наташа могла и не знать… А, собственно, почему? Почему она могла чего-то не знать о своей любимой младшей сестре? Потому что сестра что-то скрывала. Вот и вопрос: почему она скрывала от старшей сестры своего мужчину? Что с ним не так?
– Ксения, как бы нам получить эту фотографию? – обаятельно улыбнулся Райнер. – Вы бы нас очень выручили.
– Да не вопрос. – Девушка мотнула головой в сторону компьютера. – Я сейчас флэшку из фотика вытащу, в комп вставлю и на ваше «мыло» перешлю.
Процедура заняла несколько минут, после чего Марго и Борис могли быть уверены: фотография тайного поклонника Кати Аверкиной ждет их дома.
– Вы не помните, когда была сделана фотография? – спросил Борис.
– Так там же число стоит, в нижнем углу. Вот, десятого декабря.
– Если к вам придет адвокат, вы повторите ему то, что рассказали нам? Это вас не очень затруднит?
– А адвокат мужчина или тетка? – хитро прищурившись, спросила Ксения.
– Мужчина, – улыбнулась Марго. – В хорошем возрасте и с хорошей внешностью.
– Ну, тогда конечно, – кивнула девушка. – Вообще-то я пошутила. Мне все равно, кто адвокат; это я так, для прикола.
Домой Марго и Борис возвращались в приподнятом настроении, им казалось, что они добились очень важного результата. И дело было вовсе не в фотографии тайного поклонника, поскольку не было никакой уверенности в том, что это приведет к чему-то существенному. А вот что было по-настоящему важно, так это то, что нашлись люди, которые видели Наташу Аверкину входящей в подъезд, но никто, ни одна живая душа не видела, как она выходила.
Антон с четырехлетним Степой вернулся из парка, где они гуляли и катались на санках с горки. До конца отпуска еще долго, и Степа вообще сегодня в сад не ходил, Антон решил провести с сыном весь день. Жаль, что у Васьки каникулы закончились, сегодня такая солнечная мягкая погода, было бы славно погулять всем вместе. Но школа – это святое.
Едва вошли в квартиру, Степа кинулся рассказывать Эле, как они катались, как он несколько раз сначала упал, а потом научился съезжать и не падать и как папа купил ему горячих пончиков в сахарной пудре, а потом они поехали в магазин игрушек, и папа купил ему машинку.
Эля уже привела Васю из школы, так что обедать сели все вчетвером. Когда дошло до десерта, Эля протянула Антону тонкую тетрадку.
– Прочтите, это сочинение, которое Вася написала на тему: «Что интересного было в школе за первое полугодие».
Антон открыл тетрадку и углубился в чтение. Вася написала о многом, в том числе об экскурсии в музей шоколада и какао. «Если бы у меня была 1000 рублей, я бы накупила шоколада и съела за один раз».
– Что, неужели съела бы? – Он поднял на дочь недоверчивый взгляд. – И не лопнула бы?
– Вот еще! – фыркнула Василиса.
Девочка также написала про самостоятельный проект «Черепахи» и свои надежды дойти до Всероссийского тура. Были в сочинении и воспоминания о том, как Эля возила ее на конюшню, и она очень жалеет, что уже начала писать про черепах, потому что про лошадей ей было бы еще интереснее, она никогда не думала, что лошади такие красивые и необыкновенные. Особенно ей понравились рыжеватые лошади с длинными гривами и развевающимися хвостами кремового цвета. Но следующий проект Вася обязательно сделает про лошадей.
Антон дочитал сочинение и тяжело вздохнул:
– Вася, у тебя неприлично много орфографических ошибок, ты плохо знаешь русский язык. Надо больше заниматься, больше читать.
– Она и так много читает, Антон, – вступилась за девочку няня, – книжки из рук не выпускает.
– Значит, надо читать еще больше, этого недостаточно, – строго произнес он. – Человек, который плохо владеет родным языком, не вызывает уважения.
Вася обиделась и, глотая слезы, убежала в детскую. Эля укоризненно покачала головой, глядя ей вслед.
– Ну зачем вы так, Антон? Девочка огорчилась, ведь она так старается, – с упреком сказала она.
– И хорошо, что старается. Но она должна понимать, что старается пока еще недостаточно. Пусть привыкает к тому, что у нее есть недочеты и что их видят и замечают другие люди. Пусть знает, что за это не похвалят. Вырастет – крепче будет. А вот насчет конфет и шоколада я хотел с вами отдельно поговорить. Как вы думаете, она действительно способна съесть столько сладкого? Помните, на Новый год у нас уже речь об этом заходила, и Васька сказала, что накупила бы сладостей и фанты. Может быть, у нее повышенная потребность в сахаре? Может, ее надо врачу показать, кровь сдать на сахар?
– Не беспокойтесь, я все проверю, – улыбнулась Эля, – в ближайшее же время отведу Васю к терапевту и попрошу назначить анализы.
Господи, что бы они делали без Эли? Не дай бог, у нее кто-нибудь появится и няня захочет устроить собственную семейную жизнь. Как они тогда будут справляться одни?
Эля увела Степу спать, а Антон ушел в свою комнату, взял книгу и улегся на диван. Он может быть вполне доволен собой, за все время каникул только один день оторвал от общения с детьми, когда заезжал на работу, на Петровку, чтобы пробить данные Чернецова, и потом ездил к этому странноватому парню Денису. Все остальное время он честно посвятил сыну и дочери, гулял с ними, два раза водил на елки, возил в Коломенское и в парк Горького, играл с ними, читал Степке книжки и собрал с ним из конструктора целый город с улицами и машинами. Даже мультики вместе с детьми смотрел по телевизору, хотя никогда их особо не любил.
И все-таки племянник покойного наследодателя Чернецова не давал покоя Антону Сташису. В чем-то этот парень врал. Но в чем? Может, стоит покопаться в криминальных связях покойного, отсидевшего срок? Может, дядя приобщил племянничка к преступному бизнесу? По документам все чисто, в противном случае нотариус обязательно зацепился бы за неточности или неправильности. Но раз Галина получила свое наследство, значит, нотариусу придраться было не к чему. Что же могло связывать его одноклассницу Тишунину с бывшим зэком Чернецовым и его племянником, который явно что-то знает и пытается скрыть?
Антон больше не занимался этим до тех пор, пока не закончились каникулы. Он дал себе слово посвятить время детям и это слово сдержал. В конце концов, у него после окончания каникул остается еще почти три недели отпуска, и если придется заниматься какими-то изысканиями по поводу Галкиных денег, времени будет вполне достаточно.
С Галиной он с той предновогодней встречи больше не виделся и, прислушиваясь к себе, с ужасом понимал, что скучает по ней. Тоскует. Нет, это не любовь, совершенно точно не любовь, это какая-то животная тяга, которая тем острее, чем отчетливее он вспоминает свое отвращение к Галине. Стоит только подумать о том, какая она неправильная, глупая, порочная, жадная, грубая, – и ему уже хочется ей позвонить и договориться о встрече. Она начала ему сниться, он стал думать о бывшей однокласснице куда чаще, чем прежде. Ну, если уж положить руку на сердце, то раньше он о ней вообще не думал, просто звонил, обговаривал удобное обоим время, приезжал, ложился в постель, вставал и уезжал. А теперь постоянно вспоминает. С чего бы?