Твоя вторая жизнь, или Шанс все изменить - Рафаэлла Джордано

Рафаэлла Джордано Твоя вторая жизнь, или Шанс все изменить

© Озерская Н. И., перевод на русский язык

© ООО «Издательство «Э», 2016

Эта книга – роман о личностном росте. Надеюсь, что читателей, прошедших вместе с Камиллой по пути к счастью, вдохновят ее успехи, и они найдут в себе силы и желание применить на практике все, что так изменило жизнь главной героини.

Я мечтаю о том, чтобы каждый осознал меру своего таланта и понял, что только он в ответе за свое счастье. Потому что нет ничего важнее в жизни, чем воплощение мечты.

В добрый путь!

1

Капли дождя, с каждым мгновением становясь все тяжелее, били в лобовое стекло. Раздражающе громко, до звона в ушах, скребли по стеклу дворники, а на душе скребли кошки. Вскоре дождь усилился, полило как из ведра. Я обеими руками вцепилась в руль и инстинктивно убрала ногу с педали газа: не хватало только попасть в аварию… Казалось, весь мир ополчился против меня. Кап, кап!.. И откуда только он взялся, этот библейский потоп!

Пятничные пробки я решила объехать окольными путями. Все лучше, чем тащиться по забитым до отказа автострадам, испытывая на себе так называемый эффект аккордеона, когда продвигаешься с мучительными остановками метр за метром. Нет уж, это не для меня! Тем более и шофер я никудышный, в вождении машины мне уж точно далеко до виртуозности великой аккордеонистки Иветт Орне.

Напрасно мои глаза вглядывались в указатели в тщетных попытках разобрать, что на них написано. Казалось, боги наверху, вдохновившись моими несчастьями, объединились в радостном порыве, насылая волны пара, от которого стекла машины запотевали, что еще больше увеличивало мое отчаяние. Но если бы только этим все и ограничилось! Навигатор, заведя меня в глухой и темный лесок, вдруг решил, что отныне мы пойдем разными путями. Технологический развод моментально возымел роковые последствия: я поехала прямо, в то время как навигатор, вместо того чтобы направлять движение, блокировал его. Короче говоря, он просто вышел из строя.

Нужно сказать, что я возвращалась из забытого богом и людьми места, название которого вряд ли отыщется на карте. Из такой глухомани, где навигаторы, даже в отличном техническом состоянии, не ловят Сеть. И, попав сюда, можно было бы сказать, что ты вообще перестаешь существовать. Тем не менее здесь располагалась группа предприятий, объединенных общим невразумительным названием ОПОД (Объединение предприятий с ограниченной доходностью, то есть едва сводящих концы с концами). Но они, видимо, представляли для моего шефа определенный коммерческий потенциал, раз он счел целесообразным отправить меня сюда.

Вполне может быть, что он руководствовался и другими, менее рациональными соображениями. С тех пор как он прибавил мне зарплату, у меня возникло смутное подозрение, будто шеф решил: я обязана отплатить ему за великодушие тем, что буду выполнять самые нудные поручения, от которых другие отказались. Именно этим и объясняется, почему я вынуждена бороздить дороги парижских пригородов ради призрачной выгоды…

Не хнычь, Камилла, сконцентрируйся на дороге!

Вдруг прогремел взрыв… Грохот был настолько оглушительный, что мое сердце забилось со скоростью сто двадцать ударов в минуту, а внутри все сжалось от ужаса. Стукнувшись лбом о ветровое стекло, я с удивлением обнаружила, что рассказы о том, как за секунду перед человеком пролетает вся его жизнь, далеко не выдумки. На несколько мгновений я отключилась, но вскоре пришла в себя и потрогала лоб. Ничего драматичного, всего лишь большая шишка. Быстро проверила, все ли у меня на месте. Уф, кажется, все, и нигде ничего не болит. К счастью, я больше испугалась, чем пострадала!

Кое-как накрывшись с головой плащом, я вышла из машины, чтобы определить степень повреждений. Так, понятно: лопнула шина и помято крыло. После того как первый шок прошел, страх уступил место злости. Не таким я представляла себе сегодняшний вечер! И надо же такому случиться, чтобы за один день произошло столько неприятностей… Я вцепилась в телефон, как утопающий хватается за соломинку. Но, разумеется, он тоже не ловил Сеть. И меня это совсем не удивило. Оставалось только одно – покориться судьбе.

Минута шла за минутой, а вокруг никого и ничего. Одна в этом пустынном лесочке. Тоска, как тисками, схватила за горло, пересохшее от волнений.

Черт возьми! Только без паники! Ведь живут же здесь люди, и наверняка отыщется какой-нибудь дом…

Напялив на всякий случай жилет безопасности, я вышла из своего убежища в полной решимости сразиться с судьбой.

На войне как на войне! Жилет, конечно, еще тот… но если уж быть до конца откровенной, мой внешний вид, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, сейчас заботил меня меньше всего…

Минут через десять, которые показались мне вечностью, перед глазами вдруг возникла решетка ограды частного владения. В совершенном отчаянии, как, вероятно, звонят в службу спасения, я нажала на кнопку видеофона.

Мне ответил нелюбезный мужской голос – в таком тоне обычно разговаривают с непрошеными гостями:

– Да? Что вам нужно?

В суеверном страхе я скрестила пальцы: лишь бы обитатели дома оказались вменяемыми людьми и проявили хоть малую толику участия в моей судьбе!

– Здравствуйте, месье… Сожалею, что вынуждена вас беспокоить, но у меня произошла авария. В лесу, позади вашего дома… Лопнула шина, мобильник не работает… И я не могу вызвать техпомощь…

От скрежета открывающихся металлических ворот я чуть было не подпрыгнула. Не знаю, что убедило хозяина предоставить мне убежище. Может быть, мой надрывающий душу печальный взгляд потерявшегося кокер-спаниеля, может быть, странный вид в спасательном жилете. Но на тот момент мотивы его поступков волновали меня меньше всего. Я прошла в ворота, не требуя от жизни ничего большего, и обнаружила великолепный особняк уникальной архитектуры с ухоженным, не менее роскошным садом.

2

На крыльце зажегся свет, входная дверь открылась, и в проеме показался мужской силуэт. Мужчина подошел ко мне, держа над собой огромный зонт. Когда он оказался совсем рядом, я увидела интересное, худощавое, с резко выраженными чертами лицо. Он был не молод, но был из тех, кому идут морщины, и напоминал Шона Коннери[1] во французском варианте. Я также отметила ямочки на щеках, которые продолжались неглубокими бороздками до задорно приподнятых углов рта, что, по мнению физиономиста, должно вызывать симпатию и располагать к диалогу. Ему было не менее шестидесяти, и у него был вид преуспевающего человека. Не знаю почему, но мне вдруг показалось, что восхождение к успеху напоминает игру в классики, когда скачешь по клеткам на одной ножке, чтобы в конце концов дойти до последнего квадрата под названием «небо», где уже можно крепко и уверенно стоять обеими ногами на земле. В его светло-серых глазах того редкого оттенка, который заставляет вспомнить о стальных шарах, отполированных детской рукой, прыгали шаловливые искорки. Удивительно густые для его лет волосы с приятной проседью лишь слегка поредели надо лбом, а короткая, идеально подстриженная бородка почему-то заставила меня подумать об идеально подстриженных кустах в саду. Думаю, потому, что изысканный вкус хозяина распространялся на все, что его окружало.

Он пригласил меня в дом, и я, едва перешагнув порог, онемела от удивления от роскоши.

– Входите же, вы ведь промокли до костей!

– Спа… спасибо! Это так любезно с вашей стороны. Еще раз прошу извинить меня за беспокойство…

– Не извиняйтесь, все нормально. Садитесь, сейчас принесу полотенце, чтобы вы могли немного обсушиться.

В этот момент появилась элегантная женщина. По тому, как она себя вела, я догадалась, что это его жена. Когда она подошла к нам, по ее миловидному лицу пробежала тень, брови нахмурились, но она тут же подавила недовольство, пусть я и вторглась бесцеремонно в ее жилище.

– Дорогой, все в порядке?

– Да, да. Не волнуйся. Эта дама попала в аварию, а в нашем лесу Сеть не ловит. Ей нужно позвонить и немного прийти в себя.

– Да, разумеется…

Видя, что я дрожу от холода, она любезно предложила мне чашку чая. Я сразу же согласилась, поблагодарив за предложение.

Женщина скрылась на кухне, а по лестнице спустился ее муж с полотенцем в руке.

– Спасибо, месье, это так любезно с вашей стороны.

– Клод, меня зовут Клод.

– А я Камилла.

– Держите, Камилла. Телефон вон там, можете им воспользоваться.

– Замечательно, я не отниму у вас много времени.

– Оставайтесь у нас сколько потребуется.

Я подошла к изысканному деревянному столику, на котором стоял телефон. Рядом – некий предмет современного искусства. Да, у этих людей бездна вкуса, и они, судя по всему, располагают немалыми средствами… Мне здорово повезло, что именно они встретились на моем пути (а не какие-нибудь неотесанные дикари, равнодушные к несчастьям ближнего).

Сняв трубку, я набрала номер страхового агента. Назвать точные координаты машины я не могла и предложила заехать за мной к моим спасителям, предварительно заручившись их согласием. Агент пообещал, что эвакуатор приедет через час. Я вздохнула с облегчением: все не так плохо, как могло бы быть.

Затем я позвонила домой. Не желая из деликатности присутствовать при моем разговоре, Клод, вооружившись кочергой, направился к камину в другом конце комнаты. Поленья в камине едва тлели. После восьми бесконечных гудков мой муж наконец соблаговолил снять трубку. По его голосу я поняла, что он дремал в кресле перед телевизором. Мой поздний звонок не удивил и не расстроил его, он уже привык к моим поздним возвращениям. Я стала рассказывать о своих злоключениях. Он без конца прерывал меня раздраженными репликами и обидными замечаниями. Не проявив ко мне ни капли сострадания, муж ограничил свое участие в моей судьбе тем, что задал несколько дежурных вопросов: «Когда за тобой приедут?.. Сколько это будет стоить?..» Нервы были напряжены до предела, и я с трудом сдержалась, чтобы не наброситься на него с упреками. Неужели нельзя было проявить чуть больше сочувствия ко мне? Неужели это так трудно? Взбешенная, я повесила трубку, сказав на прощание, что со своими проблемами разберусь сама, а он пусть ложится спать без меня.

Глаза помимо воли наполнились слезами, я с трудом сдерживала дрожь. Клод подошел ко мне так незаметно, что я даже вздрогнула от неожиданности, когда его рука коснулась моего плеча.

– Все в порядке? Как вы себя чувствуете? – спросил он. В его голосе слышалось желание помочь, доброжелательность. Именно этого я так и не дождалась от мужа.

Заглянув в мое лицо, он повторил еще раз:

– Вы хорошо себя чувствуете?

И в этот момент меня прорвало: губы задрожали, из глаз хлынули слезы, сдержать которые я уже не могла. Тушь потекла по лицу, и обиды, копившиеся в душе на протяжении последних часов, дней, месяцев и даже лет, прорвались наружу…

3

Вначале Клод не произнес ни слова. Он неподвижно стоял рядом со мной, а его теплая рука лежала на моем плече в знак симпатии и понимания.

Когда слезы иссякли, вошла его жена. Поставив передо мной чашку чая и положив несколько носовых платков, она незаметно поднялась на второй этаж, понимая, что ее присутствие может помешать благотворной исповеди.

– Извините меня, это так смешно! Сама не знаю, что со мной произошло… Я столько натерпелась сегодня, день был таким тяжелым…

Клод сел в кресло напротив и внимательно слушал мои излияния. Что-то в нем взывало к откровенности. В его взгляде не было ни праздного любопытства, ни пустого интереса, ни желания покопаться в чужой жизни. В нем светились доброта, сочувствие, понимание. Этим взглядом он будто открывал мне свои объятия.

Смотря в глаза Клода, я понимала, что не имею права лукавить, что могу с ним быть сама собой… Я говорила и говорила, не в силах остановиться. Одна за другой обнажались мои внутренние язвы. Ну что же, тем хуже! А может, тем лучше?

Откровенно, как на исповеди, я рассказала ему о том, как пусто у меня на душе, как накопившиеся микротравмы, обиды, фрустрации[2] отравили мое существование, лишили радости жизни, в то время как у меня, казалось бы, есть все, чтобы чувствовать себя счастливой.

– Видите ли, я не могу сказать, что я несчастна, но и счастливой себя не назову… Это ужасно, но у меня постоянное ощущение, что жизнь утекает как бы сквозь пальцы! И даже если я решу обратиться к врачу, уверена, что он мне не поможет. Ведь я хорошо знаю, на что способна современная медицина. Мне скажут, что у меня депрессия, примутся пичкать лекарствами. А на самом деле это никакая не депрессия – просто хандра, недовольство собой. Ничего существенного, но все же… Как будто сердце вынули из груди. Я вообще не знаю, имеет ли мое существование хоть какой-нибудь смысл.

Мне показалось, что эти слова задели его за живое. Он пришел в такое волнение, что я даже подумала, а не вызвал ли у него мой монолог какие-то очень личные воспоминания. Еще я подумала о том, что мы знакомы менее часа, но между нами установились на удивление доверительные, теплые отношения. Только что я была для него абсолютно чужим человеком, и вот я уже откровенничаю с ним, обнажаю перед ним свою душу. И нет, конечно, никаких сомнений, что в моей исповеди каким-то образом отразилась история его жизни. То, о чем я рассказала, видимо, затронуло самые чувствительные струны его души, вызвав желание поддержать меня.

– «Мы все в большей степени нуждаемся не в том, чем жить, а в том, ради чего стоит жить», – говорил аббат Пьер[3], – мягко прозвучал голос Клода. – И не думайте, Камилла, что он сказал это ради красного словца. Наоборот, все это оказывает колоссальное влияние на нашу жизнь. Душевные страдания нельзя сбрасывать со счетов. Когда я слушал вас, я подумал, что знаю, чем вызваны ваши переживания…

– Неужели? – спросила я с некоторым недоверием.

– Да…

Поколебавшись мгновение в попытке понять, готова ли я внять его словам или нет, он все-таки решился продолжить:

– По всей вероятности, вы страдаете острой формой рутинита.

– Острой формой чего?

– Рутинита. Это душевные страдания, которым подвергается все больше и больше людей в мире, особенно на Западе. Симптомы почти всегда одни и те же: снижение мотивации, постоянная хандра, потеря ориентиров и смысла жизни, невозможность быть счастливым, несмотря на обилие материальных благ, разочарование, хроническая усталость…

– Но… откуда вам это известно?

– Я рутинолог.

– Рутино… что?

Сюрреализм какой-то!

Казалось, Клод уже привык к подобному типу реакций, потому что оставался невозмутимым и продолжал пребывать в состоянии блаженного погружения в свою тему.

В двух словах он мне объяснил, что рутинология – это новая, еще неизвестная во Франции научная дисциплина, но уже завоевавшая популярность в других частях мира. Он рассказал, как исследователи пришли к пониманию того, что этот синдром не щадит никого и почему, даже если вы не склонны к депрессиям, вас может охватывать ощущение пустоты и безотчетной тревоги в душе. Обладая всем для того, чтобы быть счастливым, вы не можете в полной мере насладиться своим счастьем.

Я слушала его, широко раскрыв глаза, буквально впитывая каждое слово. А что, если это поможет мне распутать клубок противоречивых чувств, поселившихся в моей душе?

Заметив мое сосредоточенное внимание, Клод продолжил с еще большим воодушевлением:

– Знаете ли, Камилла, с первого взгляда рутинит кажется довольно безобидным заболеванием. Но на самом деле он может причинить непоправимый ущерб: навлечь эпидемиию панического ужаса, вызвать цунами душевного опустошения, спровоцировать ураганы катастрофической тоски и тревоги. А улыбки вообще скоро исчезнут с наших лиц. Не смейтесь, это правда! Я уж не говорю об эффекте бабочки[4]. Чем быстрее распространяется этот феномен, тем более широкие слои населения он захватывает… Неуправляемый рутинит может даже снизить уровень настроения целой страны.

Чувствуя, что за его многословием скрывается желание приободрить меня, я произнесла:

– А вы не преувеличиваете?

– Если и преувеличиваю, то совсем немного. Вы даже не представляете, сколько людей страдает атрофией чувства счастья! Я уж не говорю об эмоциональной безграмотности. Это настоящий бич… Думаю, и вам в голову приходила мысль о том, что нет ничего хуже этого удручающего ощущения… Ощущения, будто плетешься в хвосте собственной жизни и не имеешь ни смелости, ни решимости устроить ее в соответствии со своими желаниями. Будто ты пренебрег своими внутренними ценностями, изменил себе и своим детским мечтам…

– М-м… Да, это так.

– К сожалению, в школе не учат, как развивать способности к счастью, хотя существует множество разных техник. Можно иметь много денег и быть при этом глубоко несчастным, и можно, наоборот, извлекать максимум удовольствия из своего существования, даже не будучи богатым. Вот этому, последнему, реально научиться. Способность быть счастливым развивается, ее тренируют день за днем. И прежде всего нужно пересмотреть всю систему ценностей, научиться видеть свою жизнь и события, которые ее формируют, другими глазами.