И Ульяна сымитировала убийство, так, как они с Хорьковым и договаривались, в тех же декорациях. Пустой пузырек и записку она положила в сумочку. На всякий случай. Тогда она не думала о том, что будет дальше, после того, как у следствия появятся результаты вскрытия. Ульяне хотелось, чтобы Жорик умер, а что будет дальше… Что-нибудь да будет. Она умная, она как-нибудь выкрутится.
Когда Хорьков ее обманул и поиздевался всласть, Ульяна разозлилась. Ей ничего не стоило «упасть», и, пока Ульяна сидела на корточках, разыгрывая растерянность и отчаяние, она достала из сумочки завернутый в носовой платок пустой флакон и подложила его под переднее сиденье «мерседеса». Ее душила злость, и было желание отомстить. И она отомстила.
Теперь она сидела в зале суда и наблюдала за тем, как Хорьков тонет. Разыгралась настоящая буря после того, как поднявшиеся на свидетельскую трибуну женщины рассказали всем, какой подлец этот Юлий Хорьков. И он пошел ко дну.
Против него были две весомые улики: пузырек из-под снотворного и ключи.
Доказать самоубийство Розалии можно было, лишь найдя человека, который после ее смерти вошел в квартиру и забрал подтверждающую это самоубийство записку. А потом навел беспорядок, забрал драгоценности покойной, которые дворничиха нашла наутро в урне, и подбросил Хорькову пустой пузырек из-под снотворного. Но войти в квартиру мог только тот, кто имел от нее ключи, ибо сама Розалия уже была мертва и дверь открыть не могла. Все люди на записи с камеры видеонаблюдения, заходившие в подъезд до того, как нашли тело Хорьковой, были идентифицированы, пронумерованы и опрошены. Никто из них в квартиру к Хорьковым войти не мог. У всех имелось стопроцентное алиби.
Так как и чем можно объяснить наличие ключей у Ульяны Схованской и ее приход? Особенно после показаний госпожи Домны? Последней неопознанной оставалась женщина, похожая на Софью. Теперь этот вопрос был снят.
Хорьков был подавлен. Он сам прекрасно понимал, что тонет. Историю с обменом убийствами все признали фантастической.
«Что же мне делать? – раздумывала Ульяна. – Подняться на свидетельскую трибуну? И что в таком случае будет со мной? А с Хорьковым? Сколько ему дадут по статье «доведение до самоубийства»? Скорее всего, если и дадут, то условно».
А вот ее отъезд тогда под вопросом. Она ведь положила на голову Розалии Хорьковой подушку. А до того тщательно спланировала ее убийство. Вошла в чужую квартиру, тайно, ночью. Да, она не убивала, но хотела убить. Сняла с мертвой женщины драгоценности. Если все это озвучить… Тут даже симпатия следователя Кликушина не поможет. Дело отдадут на доследование, и результат непредсказуем.
«Я хочу, чтобы Юлий Хорьков сел в тюрьму!»
В конце концов, то была воля умирающей. Даже такой человек, как Розалия Хорькова, заслужил того, чтобы с ним поступили по справедливости. Розалия жаждала возмездия. Что ж…
Ульяна достала из кармана записку и стала рвать ее в клочья. Хорьков, который последние полчаса не отрывал от Схованской глаз, увидел этот жест и вскочил.
– Она уничтожает улику! – закричал он, указывая на Ульяну. – Держите ее!
– Да что ж это такое! – разозлилась судья и грозно стукнула молотком. – Сядьте!
– Моя жена покончила с собой!
– У вас есть доказательства?
– Я же говорю, она их уничтожает! Схованская! – отчаянно закричал Юлий.
– Теперь вы пытаетесь убедить нас в своем безумии, Хорьков, – насмешливо сказал государственный обвинитель. – Подсудимого освидетельствовал психиатр. Юлий Каевич Хорьков признан вменяемым. Все расстройства психики, в том числе и псевдогаллюцинации, – это попытка ввести суд в заблуждение!
Покончив с предсмертной запиской, Ульяна с улыбкой помахала Хорькову рукой:
– Прощай, Юлий!
Приговор никого не удивил, некоторые даже сочли его мягким: десять лет в колонии строгого режима. Все же убийство было преднамеренным и тщательно спланированным.
«Ему и столько хватит», – подумала Ульяна, идя к выходу. На парковке она столкнулась с госпожой Домной. Гадалка стояла у своей машины, внимательно разглядывая соседнюю. Это как раз была машина Ульяны Схованской.
– И как она? – спросила госпожа Домна, кивая на сверкающую иномарку.
– Меня устраивала.
– Устраивала?
– Завтра утром у меня самолет. Я уезжаю в Америку. Навсегда. А машину, как и все прочее имущество, оставляю бывшему мужу.
– И не жалко? – прищурилась гадалка. – Она ведь дорогая.
– Нет, не жалко. Меня ждут сын и любимый мужчина. Мы уже купили дом. Дом моей мечты. А здесь меня ничего не держит, тем более какая-то машина. Судиться из-за нее и тем самым задерживать свой отъезд я не буду. Я все уже решила.
– Да, я вижу, моя консультация вам не нужна. У вас вид счастливой женщины.
– Это так.
– А может, погадать вам? Хотите знать свое будущее?
– Я его и так знаю. Оно зависит только от меня, а я все свои ошибки осознала и не собираюсь их повторять.
– Что ж… Тогда удачи! – и госпожа Домна приоткрыла дверцу своей машины.
Ульяна какое-то время колебалась, но потом все же окликнула ее:
– Постойте… – и госпожа Домна задержалась. – Раз уж дело прошлое… Я имею в виду смерть Розалии Хорьковой. Скажите, а почему вы показали, что женщина, похожая на компаньонку Хорьковой – ваша клиентка? Ведь это неправда. – Ульяна спокойно смотрела в глаза гадалке.
– А… Я, кажется, понимаю… Но поскольку, как вы верно заметили, дело прошлое… Ко мне ведь приходил следователь, мы долго беседовали. Под конец я сказала ему, что Хорьков сядет. Есть, мол, женщина, которая очень этого хочет и которая все для этого сделает. Так вот: эта женщина – я.
– Вы?!
– Именно. Не в моих интересах, чтобы Юлия Хорькова освободили в зале суда. Я ведь догадываюсь, что случилось на самом деле. Кто-то вошел в квартиру, взял предсмертную записку… Я даже знаю, как выглядела эта женщина. Грим и парик, да?
– Не понимаю, о чем вы.
– Да вы не беспокойтесь, – усмехнулась госпожа Домна. – Я ведь сделала все, чтобы Юлий Хорьков сел. Что мне мешало сказать правду?
– Но зачем вам это нужно?
– Мне нужно парковочное место. Меня абсолютно устраивает дом, в котором я живу вот уже год, я собираюсь сделать отдельный вход. Времена наступают смутные, от клиентов отбою нет. Когда будущее непредсказуемо, все хотят его угадать. Хотя бы путь, по которому надо идти. Ну а кто укажет этот путь? Ясновидящая. Но парковочное место я, увы, сотворить не могу. Мне с самого начала понравилось то, которое занимали Хорьковы. Оно – лучшее. Покойная Розалия знала толк во всем, что касалось движимого и недвижимого. Но выцарапать у нее хоть что-то… Вы же знаете, что это была за женщина. Но теперь место мое, – довольно улыбнулась госпожа Домна. – Все остальные меня побаиваются. Вдруг я порчу наведу? И я могу купить дорогую новую машину, такую, как ваша. Вот и присматриваюсь.
– Так вы из-за парковочного места?!
– Вам кажется, что это мелко? Но у каждого свои проблемы. Для меня это очень важно, а Юлий Хорьков мне никто. Да и, честно сказать, человечишка дрянь. Разве он не хотел убить свою жену? Хотел. Вы лучше меня это знаете. Сделаем вид, что так оно и было. Он заслужил все то, что с ним сегодня случилось.
– Что ж… И вам удачи, – Ульяна достала ключи от машины.
Через несколько минут они с госпожой Домной разъехались в разные стороны.
Ульяна Антонова ехала собирать вещи. Все то время, пока Юлий Хорьков ждал суда, она занималась разводом. Потом запрос из США, томительное ожидание визы… Теперь документы были в порядке. После развода Ульяна вернула себе девичью фамилию. К Максиму она возвращалась Антоновой. Они все начнут сначала, с чистого листа.
Судьба дала Ульяне шанс. А ведь она действительно могла убить Розалию Хорькову! Но теперь Ульяна поняла, что никто не заслуживает смерти. Даже Жорик. Пусть живет.
Все это было так глупо! Обмен убийствами, отчаянные попытки обрести свободу и сохранить при этом имущество… Теперь Ульяна думала о себе тогдашней с грустной улыбкой. Надо было просто развестись, наплевав на все. Будет жизнь, будет и путь по жизни, каким бы он ни был, легким или трудным, будут и свои радости. Просто надо верить в себя.
Получив от Максима письмо, она все-таки рискнула ответить. И ее поняли. Ее простили и позвали. И теперь она улетает к своей мечте.
Что касается Жорика…
Схованский до сих пор в себя не может прийти от счастья.
Что стало с мечтой Жорика
Все ж таки он родился с серебряной ложечкой во рту. Все в жизни доставалось ему без труда, стоило только пожелать.
Правда, в случае с ненавистной женой пришлось подождать. Целых двадцать лет! Но настал тот счастливый день, когда она пришла и сказала:
– Схованский, я с тобой развожусь!
– Вау! – вырвалось у него. – А ты не шутишь?
– Нет. Пока мы не оформим развод, я уезжаю на дачу.
– Нет, это я поеду на дачу! – торопливо сказал Жорик. И тут до него дошло: Вавка и впрямь не шутит. – Постой! – спохватился он. – Ты, видать, нашла хорошего адвоката! Учти: я тебе так просто ничего не отдам!
– Схованский, я с тобой развожусь!
– Вау! – вырвалось у него. – А ты не шутишь?
– Нет. Пока мы не оформим развод, я уезжаю на дачу.
– Нет, это я поеду на дачу! – торопливо сказал Жорик. И тут до него дошло: Вавка и впрямь не шутит. – Постой! – спохватился он. – Ты, видать, нашла хорошего адвоката! Учти: я тебе так просто ничего не отдам!
– Да подавись ты своими мойками! И твоя квартира мне не нужна! И дача!
– Где же ты собираешься жить? – подозрительно спросил Жорик.
– Тебе-то что?
– Машина тоже моя! – напомнил он. – На мои деньги куплена!
– Я же сказала: мне от тебя ничего не надо. Судиться я с тобой не буду. Сын, слава Богу, совершеннолетний. Просто дай мне развод, и все.
Выслушав Жорика, друзья засомневались:
– Она тебя кинуть хочет. Как так: взяла и ушла? И все тебе оставила?
– Все, – подтвердил он.
– Ну… Так не бывает! Бабы – они жадные.
– Она в Америку уезжает. К сыну.
– Тогда понятно… Все равно Гришке все достанется. Умная, стерва!
Жорик тоже об этом подумал. Вавка не дура, понимает, что сын – единственный наследник. Через него она все и получит. Только шиш им! Схованский приободрился: что такое для мужика полтинник? Да он этих наследников еще кучу настрогает! Он так и сказал жене. Собираюсь, мол, размножаться.
Ульяна отнеслась к этому спокойно.
– Я тоже собираюсь родить ребенка, – сказала она.
– Это от кого? – вытаращил глаза Жорик.
– Тебе-то не все равно? – насмешливо сказала бывшая жена.
К этому моменту они уже подали заявление о разводе и ждали только штампа в паспорте. Жорик приехал в московскую квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи. Ну и заодно поскандалить с Вавкой. Без этих ссор он, признаться, заскучал. Вот и на этот раз полез в бутылку:
– Шлюха! Я всегда знал, что ты мне изменяла! – заорал он и замахнулся было: – Убью!
– Я даже руки о тебя марать не стану, – отчеканила Ульяна, не трогаясь с места. – Просто позвоню в полицию. Ты мне теперь никто. Огласки я не боюсь. Подумаешь, опозорюсь перед соседями! Мне теперь на это наплевать, я в Америку уезжаю. А ты посидишь пятнадцать суток в обезьяннике, подумаешь о смысле жизни. Чтоб ты знал: там не наливают.
И он отступил. Вот же сука! Ладно, пусть валит в свою Америку с голой задницей! А сынок уже взрослый, алименты проскочили. Что касается наследства, то он их обоих продинамит.
И, едва жена улетела, Жорик принялся пировать. Теперь никто его не одергивал, не звонил, чтобы проверить, как он там? Не поджег ли квартиру? Снял ли с плиты кипящую кастрюлю, выключил ли утюг? Жорик наконец-то остался один. Эх, вот это была житуха! Та, о которой он всю жизнь и мечтал!
Компания тоже вскоре нашлась. А как же? Свободный мужик, в самом соку, при деньгах. Жорик так и говорил всем, шатаясь по барам:
– Вот, развелся. Все у бывшей отсудил. Укатила с голой задницей, а я теперь в шоколаде! Денег куры не клюют. Думаю: кому бы все оставить? В смысле продолжения рода, – и он принимался ржать.
Слушали его с улыбкой, думали, что бахвалится. Но кое-кто навел справки. Однажды, когда Жорик всерьез заскучал, объявилась смазливая девица. Схованский сразу потащил ее на дачу. Чего, мол, в квартире сидеть? Сауна, бассейн, какой-никакой, а охолонуться после парилки сойдет. Девица (то ли Маша, то ли Наташа) сразу согласилась.
– А у тебя тут клево, – с улыбкой сказала она, осматривая хоромы Схованского.
– А то! В сейфе и бабки имеются. Будешь себя хорошо вести – получишь подарочек. Тут от жены много чего осталось. А она любила брюлики.
Он, как всегда, прихвастнул. Но такая уж у Жорика была натура, широкая.
«Эх, сбылась мечта!» – думал он, развалившись в кресле и попивая виски. Девица в это время кому-то звонила. «Все есть, квартира, дача, две классные тачки… Бизнес… Бабок полно. Дети? Будут и дети! Жениться больше не стану, ну его. Лучше так. Теперь я – хозяин жизни. Как скажу, так и будет. И заживем мы с Махой… Или с Натахой?..»
– Маме звонила, – сказала гостья, появляясь в гостиной. – Сказала, где я.
– Мамаша у нас строгая? – подмигнул Жорик.
– А как же? – хихикнула девица.
– Хватит с меня бывшей тещи. Не… – он зевнул. – Тещу больше не хочу. И жену тоже. Я, Маша, отныне в свободном полете. Давай выпьем?
Она с улыбкой взяла свой стакан. Потом сказала:
– Не, я лучше шампусика. Принесешь?
– Легко!
Он встал и пошел на кухню. Когда вернулся, девица с улыбкой протянула ему стакан с виски. Жорик торопливо открыл бутылку шампанского и окатил кресло, в котором сидела все-таки-Маша, пеной. Девица взвизгнула. Жорик заржал:
– На счастье!
«Сейчас выпьем на брудершафт – и в постельку», – счастливо подумал он. Жизнь оказалась полна приятностей. Вавка-мерзавка украла у него целых двадцать лет! Двадцать лет, которые он мог бы сполна наслаждаться жизнью! Как же хорошо, что Вавка свалила в Америку! От скуки он как-то не выдержал, позвонил.
Ответил сын. Неприветливо спросил:
– Чего тебе?
– Так… Узнать хотел. У вас там все нормально?
– У нас-то да, – насмешливо сказал Гришка.
И тут вдруг Жорик услышал смех. Смеялась женщина. Сначала Схованский даже и не подумал, что это его бывшая жена. Она никогда так не смеялась.
– Кто это у тебя там? – спросил он у Гришки. – Баба, что ли?
– Нет, это мама. Она с Максимом.
– Это еще кто? – проворчал Жорик.
– Ее муж.
Женщина опять засмеялась. Потом с кем-то заговорила. И было в этом голосе столько счастья, что Жорик невольно захлебнулся завистливой слюной. Выходит, ей там хорошо?! Ах, она мерзавка! Да как она смеет?! Он ей покажет!
«А что я могу сделать? Она мне больше никто, – вспомнил вдруг он. – Я в России, а она в Америке. И плевала она на мое наследство. Вон какие у них хоромы! Мужик-то, видать, богатый! И зачем я только позвонил?»
– Ну, все, пока, – торопливо сказал он. – У меня тоже все нормально.
И дал отбой. «Я вот тоже… счастлив», – подумал Схованский, открывая переполненный бар. Бутылки уже некуда было ставить, а он все покупал и покупал…
Почему-то сейчас он вспомнил тот звонок и тот смех. И торопливо налил себе виски.
– Пей, – ласково сказала Маша.
– Ты кто? – прохрипел Жорик, чувствуя, как перед глазами все плывет. Все же перебрал.
– Кто я? – женщина засмеялась.
Только это был совсем другой смех. Какой-то… ледяной. Будто бы из загробного мира. Жорик Схованский почувствовал, как сердце куда-то проваливается. Забилось вдруг сильно-сильно и ухнуло в бездонную яму. Дыхание перехватило, руки враз онемели. Жорик хотел было закричать от страха, но не смог.
– Я – твоя смерть…
Она улыбалась своими черными губами. Только теперь Жорик заметил, что у девицы слишком уж темная губная помада, почти черная. И глаза подведены, как у какой-нибудь проститутки. А звонила она не маме, а, скорее всего, сутенеру. Или просто сообщнику. Жорика решили обчистить. А он, как назло, перепил. Неужели подлили что-то в виски? Точно! Она же клофелинщица, эта девица!
Здоровье у Жорика Схованского и впрямь было на зависть. Уже умирая, он видел, как девица шарит по шкафам, и понимал, что именно она делает. Грубо перевернув его на бок, она стала рыться в карманах брюк, ища там ключи от сейфа. Потом, уже с ключами, торопливо побежала наверх.
– Там ничего нет, – силился сказать Жорик. – Драгоценности у меня в квартире…
Но он ничего не мог сказать, потому что умирал.
Где-то счастливо смеялась женщина… У которой тоже сбылась мечта…
Пойманная мечта… Птица, запутавшаяся в силках и бессильно опустившая крылья. Так, может, не надо? Пусть себе летит…