— Я дам вам лекарство в обмен на информацию, — сказал доктор.
— Что вас интересует?
— Каким образом вы так перенапряглись?
— А вам зачем?
— Считайте, что это профессиональный интерес.
Жена доктора закончила свою работу, бросила последний ватный тампон на стол и протянула Ричеру рубашку. Он надел ее и начал застегивать.
— Все произошло примерно так, как вы сказали. Я попал в ураган.
— Я вам не верю, — сказал доктор.
— Это не был природный ураган. Я находился под землей. Начался пожар. Там была лестница и две вентиляционные шахты. Мне повезло. Пламя пошло по вентиляционным шахтам. Так что я продирался наверх сквозь ураган. Дважды меня сбрасывало вниз, я не мог устоять на ногах. В результате мне пришлось подниматься на руках.
— На какую высоту?
— Двести восемьдесят ступеней.
— Невероятно… Да, пожалуй, такое возможно. И где это случилось?
— Данные сведения лежат вне сферы ваших профессиональных интересов.
— Что произошло потом?
— Это также лежит вне сферы ваших профессиональных интересов.
— Но это произошло недавно?
— Кажется, будто вчера, — ответил Ричер. — А теперь несите шприц.
Доктор принес шприц с очень длинной иглой — такой вполне сгодился бы для лошади, — заставил Джека снова снять рубашку и сесть, положив локоть на стол. Затем он вонзил иглу между суставами, и Ричер почувствовал, как она проходит сквозь сухожилия и мускулы. Доктор начал медленно давить на поршень шприца, жидкость наполнила сустав, и рука сразу начала расслабляться, как будто процесс исцеления пошел быстрее. Затем эскулап повторил ту же процедуру с другой рукой. И с тем же результатом.
— Замечательно, — сказал Джек.
— О чем вы хотели поговорить? — спросил доктор.
— О давних временах, — сказал Ричер. — О тех, когда ваша жена была ребенком.
Глава 24
Ричер снова оделся, и они втроем сели пить свежезаваренный кофе в гостиной — узкой, вытянутой комнате, где мебель была расставлена вдоль двух стен в форме буквы L, а третью занимал огромный экран плоского телевизора. Под экраном стояла полка с электронной аппаратурой, соединенной толстыми проводами, по бокам экрана — два дорогих усилителя. Четвертую стену занимало незанавешенное окно, из которого открывался великолепный вид на тысячи акров пустоты. Голая лужайка, ограда, земля, уходящая до самого горизонта. Ни холмов, ни долин, ни деревьев, ни ручьев. И никаких тебе грузовиков или патрулей. Полная тишина и покой. Ричер сел в кресло, откуда мог видеть дверь и окно одновременно. Доктор устроился на диване. Жена села рядом с ним. Она явно не хотела разговаривать.
— Сколько вам было лет, когда пропала дочь Дороти?
— Четырнадцать, — ответила она.
— На шесть лет старше Сета Дункана.
— Около того.
— Другое поколение.
— Верно.
— Вы помните, как он появился в первый раз?
— Не слишком отчетливо. Мне было десять или одиннадцать. Ходили какие-то разговоры. Скорее я помню их, чем само его появление.
— И что говорили люди?
— А что они могли говорить? Никто ничего не знал. Никакой информации. Все решили, что он родственник. Возможно, сирота. Может быть, в другом штате произошла автокатастрофа.
— Дунканы ничего не объяснили?
— Зачем им что-то объяснять? Это их личное дело.
— Что произошло, когда исчезла дочь Дороти?
— Настоящий кошмар. Словно нас предали. Случившееся изменило людей. Такие вещи пугают, но должны иметь счастливый конец. Однако мы не дождались счастливого конца этой истории.
— Дороти думает, что в ее исчезновении виноваты Дунканы.
— Я знаю.
— Она сказала, что вы ее поддерживали.
— Так и было.
— Почему?
— А почему нет?
— Вам было четырнадцать, — сказал Ричер. — Сколько ей? Тридцать? Тридцать пять? Она была более чем в два раза старше вас. Так что не стоит говорить о солидарности между двумя женщинами, двумя матерями или двумя соседями. Во всяком случае, не в обычном смысле. Вы что-то знали, не так ли?
— Почему вы спрашиваете?
— Считайте это профессиональным интересом.
— С тех пор прошло четверть века.
— Для Дороти все случилось вчера.
— Но вы не отсюда.
— Я знаю, — сказал Ричер. — Я направляюсь в Вирджинию.
— Ну так продолжайте свой путь.
— Я не могу. Пока не могу. Мысль о том, что Дунканы это сделали и им все сошло с рук, не дает мне уйти.
— Почему это имеет для вас такое значение?
— Я не знаю. И не могу объяснить. Но имеет.
— Поверьте мне, Дунканам многое сходит с рук. Каждый божий день.
— Остальное меня не волнует. Мне без разницы, кто будет увозить урожай или когда и сколько за него заплатят. О таких вещах вы в состоянии позаботиться сами. Дело нехитрое.
— В тот год я работала у Дунканов нянькой, — сказала жена доктора.
— И?..
— На самом деле они во мне не нуждались. Дунканы редко уходили из дома. Точнее, все время выходили, но почти сразу возвращались. Словно это какой-то фокус или обман. И они всегда очень долго собирались, когда приходило время отвезти меня домой. Словно платили мне за то, чтобы я находилась с ними. Со всеми, а не только с Сетом.
— Как часто вы на них работали?
— Всего я была у них раз шесть.
— И что произошло?
— В каком смысле?
— Что-то плохое?
Она посмотрела Ричеру в глаза.
— Приставали ли они ко мне?
— Да.
— Нет, такого не случалось.
— Вы ощущали исходившую от них опасность?
— Немного.
— А можно ли сказать, что они вели себя в каком-то смысле недостойно?
— Пожалуй, нет.
— Так почему же вы поддержали Дороти, когда пропал ее ребенок?
— Просто у меня возникло такое чувство.
— Какого рода чувство?
— Мне ведь тогда было четырнадцать — вы помните? Я ничего не понимала. Но мне было у них как-то не по себе.
— И вы сообразили почему?
— Постепенно до меня дошло.
— И что же это было?
— Они были разочарованы, что я не младше. Мне давали понять, что я для них слишком старая. И это вызывало у меня жуть.
— В четырнадцать вы чувствовали себя слишком для них старой?
— Да. И я еще совсем, ну… знаете, еще не созрела. Я была маленькой девочкой.
— А что бы с вами произошло, будь вам меньше лет? Как вам казалось?
— Честно говоря, мне не хотелось об этом думать.
— И вы рассказали полицейским о том, что чувствовали?
— Конечно. Мы им все рассказали. Полицейские были великолепны. Это произошло двадцать пять лет назад, но они вели себя вполне современно. Даже к детям отнеслись очень серьезно. Они выслушали всех. Они сказали нам, что мы можем говорить все, важное и не слишком, правду или только слухи. И все вышло наружу.
— Но ничего не удалось доказать.
Жена доктора покачала головой.
— Дунканы оказались чистыми, точно свежевыпавший снег. Удивительно, что им не дали Нобелевскую премию.
— Но вы продолжали поддерживать Дороти.
— Я знала, что чувствовала.
— Как вы считаете, расследование проводилось честно?
— Мне было четырнадцать. Что я понимала? Я видела собак и парней из ФБР. Все происходило как в телевизионном сериале. И тогда я думала, что все честно.
— А теперь? Оглядываясь назад?
— Они так и не нашли велосипед Маргарет.
Жена доктора рассказала, что большинство фермерских детей начинали водить старые родительские пикапы, когда им исполнялось пятнадцать, или даже раньше, если они были достаточно высокими. Остальные дети ездили на велосипедах. На здоровых старых «Швинах», с бейсбольными карточками в спицах и кисточками на руле. Округ большой, добираться куда-то пешком долго. Восьмилетняя Маргарет ездила от дома по уже знакомой Ричеру дороге — только мелькали колени и локти — на розовом велосипеде, который был больше девочки. И никто так и не нашел ни девочку, ни велосипед.
— Я все время ждала, что они найдут велосипед, — продолжала жена доктора. — Ну, вы знаете, где-нибудь на обочине, в высокой траве. Он должен был где-то лежать. Так всегда бывает в телевизионных сериалах. Улика. С отпечатком следа или клочком бумаги, который обронил преступник, или что-то в таком же духе. Но ничего такого не случилось. Расследование зашло в тупик.
— И к какому выводу вы пришли в то время? — спросил Ричер. — Относительно Дунканов? Виновны они или нет?
— Не виновны, — сказала женщина. — Ведь факты нельзя отрицать, не так ли?
— И все же вы поддержали Дороти.
— Частично из-за чувств, которые я испытывала. Чувства отличаются от фактов. А еще из-за последствий. Дунканы вели себя очень самодовольно. И люди начали ощущать власть, которую те над ними взяли. Вроде как появилась полиция мысли. Сначала предполагалось, что Дороти должна извиниться, но она отказалась; потом все стали считать, что ей следует помалкивать и вести себя так, словно ничего не произошло. Она не могла даже горевать, потому что это было равносильно новым обвинениям в адрес Дунканов. Весь округ чувствовал себя неловко. Иными словами, Дороти пришлось вести себя как все, стать одной из нас. Как в старых легендах, в которых женщина должна принести своего ребенка в жертву чудовищу ради блага всей деревни.
На этом разговор закончился. Ричер собрал три пустые кофейные чашки и отнес их на кухню, ему хотелось проявить вежливость — и выглянуть из другого окна. Пейзаж все еще оставался чистым. Никаких машин. Покой и тишина. Через минуту вошел доктор.
— Что вы намерены делать теперь? — спросил он.
— Я собираюсь в Вирджинию, — ответил Ричер.
— Хорошо.
— Но по дороге я сделаю две остановки.
— Где?
— Навещу полицейских округа. Это всего в шестидесяти милях отсюда, хочу посмотреть на их отчеты.
— А они сохранились до сих пор?
Ричер кивнул.
— При таких расследованиях, когда объединяются разные департаменты, образуется много бумаг. И они не стали их выбрасывать. Ведь дело до сих пор не закрыто. Все документы должны где-то храниться. Наверное, они занимают не меньше кубического ярда.
— Они разрешат вам на них взглянуть?
— Я тринадцать лет был полицейским. Обычно мне удается уговорить клерков со мной сотрудничать.
— И что вы хотите посмотреть?
— Нужно проверить, есть ли дыры в расследовании. Если мне ничего не удастся найти, я поеду дальше. В противном случае могу вернуться.
— Для чего?
— Чтобы заполнить дыры.
— А как вы туда доберетесь?
— На машине.
— Украденный пикап не поможет вам войти в доверие к полиции.
— Я поставил на него ваши номера. Они ничего не узнают.
— Мои номера?
— Не беспокойтесь, потом я все верну обратно. Если бумаги в порядке, я оставлю машину рядом с полицейским участком с правильными номерами; рано или поздно они разберутся, кому он принадлежит, потом это дойдет до Дунканов, и они поймут, что я уехал окончательно. И они оставят всех вас в покое.
— Это было бы замечательно. А какой будет ваша вторая остановка?
— Полицейские — это вторая остановка. Первая ближе к дому.
— Где?
— Мы заедем к жене Сета Дункана. Мы с вами. Навестим больную, чтобы выяснить, поправляется ли она.
Глава 25
Доктору предложение Ричера категорически не понравилось. Он не хотел навещать эту пациентку. Он расхаживал по кухне и ощупывал пальцами разбитое лицо, поджимал губы, трогал языком шатающиеся зубы.
— Но там может оказаться Сет, — наконец заявил доктор.
— Надеюсь, так и будет, — ответил Ричер. — Заодно мы проверим, как он себя чувствует. И если с ним все в порядке, я врежу ему еще разок.
— С ним наверняка кто-то из футболистов.
— Нет, они в полях, ищут меня. Те, что остались в строю.
— Ну, я не знаю…
— Вы врач. Вы давали клятву. У вас есть обязательства.
— Это опасно.
— Вам известно, что иногда даже вставать с постели опасно?
— А вам известно, что вы сумасшедший?
— Я предпочитаю считать себя сознательным человеком.
Ричер и доктор сели в пикап, выехали на окружную дорогу и свернули направо. В двух милях южнее отеля и двумя милями севернее трех домов Дунканов они покинули дорогу. Через две минуты, когда они проезжали мимо, доктор не удержался и посмотрел на них. Ричер также их внимательно изучил. Вражеская территория. Три белых дома, три припаркованных машины, никакого движения. По оценкам Ричера, второй Бретт уже успел доставить его послание. Вероятно, они решили, что это пустая бравада. Впрочем, сожженный внедорожник должен навести их на размышления. Дунканы проигрывали, медленно, но верно, и они это понимали.
Ричер свернул налево в том же месте, где накануне на «Субару», и поехал дальше, пока впереди и справа не появился дом Сета Дункана. При дневном свете он выглядел почти как при электрическом освещении. Белый почтовый ящик с фамилией Дунканов, пустая лужайка, древняя телега. Длинная прямая подъездная дорожка, надворные постройки, три двери. На этот раз две из трех были открыты. В темноте виднелись две стоящие машины. Красный спортивный автомобиль, возможно «Мазда», очень женский, и большой черный седан «Кадиллак», очень мужской.
— Машина Сета, — сказал доктор.
Ричер улыбнулся.
— Которая?
— «Кадиллак».
— Хорошая, — сказал Джек. — Может быть, стоит ее разбить. Теперь у меня есть собственный разводной ключ. Хотите, я это сделаю?
— Нет, — поспешно сказал доктор. — Ради бога, не нужно.
Ричер снова улыбнулся и припарковался на том же месте, что и прошлым вечером. Они вместе вышли из машины и немного постояли на холодном ветру. Тяжелые тучи все еще нависали над землей, под ними клубился туман, близился полдень, угадывалось приближение вечера. Из-за тумана воздух казался осязаемым, серый, с перламутровым оттенком, он искрился, точно жидкость.
— Наш выход, — сказал Джек и направился к двери.
Доктор следовал за ним, отставая на пару ярдов. Ричер постучал и подождал долгую минуту, пока не услышал шаги. Легкая неуверенная поступь. Элеонор.
Она открыла дверь и осталась стоять, положив левую руку на косяк, правой опираясь о стену, словно с трудом удерживала равновесие или считала, что рука защищает дом от внешних опасностей. Она была в черной юбке и черном свитере. Ожерелье из жемчуга она сняла. На заживающих губах появились корки, нос распух, белая кожа натянулась вокруг желтых синяков, которые не мог скрыть макияж.
— Вы, — сказала она.
— Я привез доктора, — ответил Ричер. — Чтобы он посмотрел, как вы себя чувствуете.
Элеонор Дункан взглянула на доктора.
— Он выглядит так же паршиво, как и я. Сет его отделал? Или кто-то из его футболистов? В любом случае я приношу свои извинения.
— Нет, они тут ни при чем, — сказал Ричер. — Похоже, в городе появилась еще парочка крутых парней.
Элеонор Дункан ничего не ответила, лишь убрала правую руку от стены и пригласила их войти.
— Сет дома? — спросил Джек.
— Слава богу, нет, — ответила Элеонор.
— Однако его машина здесь, — заметил доктор.
— За ним заехал отец.
— Как долго его не будет? — спросил Ричер.
— Я не знаю, — ответила Элеонор. — Но складывается впечатление, что им многое нужно обсудить.
Она провела их на кухню, где доктор обрабатывал ее раны накануне вечером. Вероятно, такое случалось уже много раз. Элеонор села на стул, повернув лицо к свету, и доктор подошел, чтобы ее осмотреть. Он осторожно касался лица и спрашивал, не болит ли у нее голова или зубы. Она отвечала, как и многие другие люди в ее положении. Элеонор вела себя храбро, но при этом всячески умаляла собственную отвагу. Да, нос и рот немного болят, да, у нее сохраняется легкая головная боль, и зубы беспокоят. Однако ее речь оставалась четкой, она не страдала от потери памяти, и зрачки правильно реагировали на свет, так что доктор остался доволен. Он сказал, что с ней все будет в порядке.
— А как Сет? — спросил Ричер.
— Он очень зол на вас, — ответила Элеонор.
— Что посеешь, то и пожнешь.
— Вы намного больше, чем он.
— Он намного больше, чем вы.
Она не ответила. Лишь долгую секунду смотрела на него, потом отвернулась, и на ее лице вдруг появилось неуверенное выражение, смягченное лишь застывшими губами и распухшим носом.
«Она испытывает сильную боль, — подумал Ричер. — Элеонор получила два удара, первый в нос, второй пришелся в рот. Первый был достаточно жестоким, чтобы оставить кровавый след, но не сломать кость; второй разбил губы, но не повредил зубы».
Два тщательно направленных удара, нанесенных специалистом.
— Это ведь не Сет? — спросил Ричер.
— Нет, — ответила Элеонор.
— Кто?
— Я процитирую ваши слова: «В городе появилась еще парочка крутых парней».
— Они приходили сюда?
— Дважды.
— Почему?
— Я не знаю.
— Кто они такие?
— Я не знаю.
— Они говорят, что представляют Дунканов.
— Ну, это не так. Дунканам не нужно нанимать людей, чтобы меня бить. Они и сами неплохо с этим справляются.
— Сколько раз вас ударил Сет?
— Может быть, тысячу.
— Это хорошо. Не для вас, конечно.
— Но хорошо с точки зрения вашей совести?
— Что-то в таком роде.
— Делайте с Сетом что хотите. Весь день, каждый день. Бейте его, пока он не превратится в кровавое месиво. Сломайте все кости в его теле. Будьте моим гостем. Я серьезно.
— Почему вы здесь остаетесь?
— Понятия не имею, — ответила Элеонор. — Целые книги написаны на эту тему. Я прочитала большинство из них. Но куда мне ехать?
— Куда угодно.
— Это совсем не просто. Такие вещи никогда не бывают простыми.
— Почему?
— Верьте мне, ладно?
— Так что произошло?
— Четыре дня назад к нам заявились двое громил. Судя по акценту, с Восточного побережья. Похожи на итальянцев. Одеты в дорогие костюмы и кашемировые пальто. Сет отвел их в свой кабинет. Я не слышала, о чем они говорили, но поняла, что у нас проблемы. В доме запахло животным страхом. Через двадцать минут они закончили разговор. Сет выглядел заметно напуганным. Один из громил сказал, что они получили инструкции сделать ему больно, но Сет договорился, чтобы они сделали больно мне. Сначала я подумала, что они намерены меня изнасиловать на глазах у мужа. Атмосфера была именно такой. Воняло животными. Но — нет. Сет меня держал, и они по очереди меня ударили. По одному разу каждый. В нос, потом в рот. Вчера вечером они вернулись и сделали то же самое. Потом Сет поехал в ресторан. Вот что произошло.