Он протянул Дэвиду и Люку по металлическому кругляшу с выбитой надписью «Каменная 7». Перевернув кругляш, Дэвид увидел, что там написано: «Пропуск на одного посетителя».
– А-а, – протянул Люк. – Бюрократия! Кстати, ты не мог бы как-нибудь намекнуть Дэвиду, что ему искать? А то он боится, что не узнает его, когда увидит.
– Да я и сам про это думал, – сказал рыжеволосый. – Должен узнать. Но для верности, Дэвид, если решишь, что нашел то, что надо, взгляни на этот кругляш. Если это действительно он, ты увидишь нужное слово под названием палаты. А если там ничего не написано, ищи дальше.
Они шли вперед. Дэвид ожидал увидеть еще и мистера Ведна, но, хотя они встретили немало людей – один лежал на каталке, которую завозили в лифт с табличкой «Операционная», – мистера Ведна среди них не было. А в конце следующего длинного коридора они увидели коричневую дверь с табличкой «Каменная палата».
Рыжеволосый открыл им дверь.
– Увидимся, – улыбнулся он. – Ты уж постарайся на совесть ради него, Люк!
Дверь перед ним захлопнулась, и Дэвид с Люком остались одни.
Дверь вела прямо на склон холма, поросший белесой травой. Вокруг – рукой подать – клубились большие свинцово-серые тучи. Проплывая мимо, тучи обдавали Люка с Дэвидом залпами мелкого ледяного дождя. Трава колыхалась и шелестела на ветру, но, несмотря на ветер, было не холодно, потому что склон был охвачен огнем. Дэвид подумал, что они очутились рядом с каким-нибудь пожаром. Раздвоенные ярко-оранжевые языки пламени вздымались футов на двадцать[8]. Они колыхались под порывами ветра, с ревом и треском стелились по небу; клочья пламени уносились в облака, шипели под дождем и взметались еще яростней после каждого заряда сырости. Казалось, вот-вот вспыхнет весь склон и Дэвиду с Люком придется удирать обратно, за больничную дверь. Трава у них под ногами занялась мелкими беглыми язычками пламени, и Дэвид уже взялся было за ручку двери, готовясь ее отворить. Но тут снова налетел дождь. Стена пламени колыхнулась и взревела. Огоньки в траве потухли, оставив после себя голубой дымок, а траве как будто ничего и не сделалось. Высокое пламя впереди снова выровнялось и замерло у подножия холма, где стояли Дэвид с Люком.
– А почему трава не загорелась? – спросил Дэвид. – Мокрая слишком?
– Нет, – сказал Люк. – Это пламя – оно особенное. Оно стоит на месте и сжигает лишь само себя.
Он смотрел вперед, на вершину холма, почти так же, как смотрел тогда на горящее здание: и нежно, и свирепо, и языки пламени отражались в его красновато-карих глазах.
– Это ты его зажег?
Люк улыбнулся:
– Ага, давным-давно. И пылать оно будет до конца времен – а может, и после тоже.
Дэвид начал подозревать, что его ждет.
– И куда же мне теперь надо? – спросил он.
– Боюсь, что туда, сквозь пламя, – ответил Люк. – Понимаешь, это все вне пределов времени, и я уверен, что он там. Погасить пламя ради тебя я не могу, но могу помочь его миновать. Ну что, прямо сейчас пойдешь?
– Да, – кивнул Дэвид, понимая, что чем дольше стоять и смотреть, тем ужаснее будет казаться пламя.
Они вместе поднялись на холм. Дождь казался теплым, и щеки у Дэвида раскраснелись от огня, а у Люка лицо сделалось узким, бледным и восторженным. Но пламя не казалось таким уж невыносимо горячим. И даже теперь, когда Дэвид стоял вплотную к огню, глядя в его клубящуюся, изменчивую сердцевину, ему было всего лишь жарко, не более того. Он обернулся к Люку, спросить, почему так, и увидел, что Люк стал маленьким, бледным и напряженным.
– Не слишком горячо, нет? – спросил Люк.
– Нет, – мотнул головой Дэвид.
– Ну, ступай тогда, раз уж собрался, – произнес Люк. – А то я этот жар долго сдерживать не смогу.
Он присел на корточки в траву, и Дэвид увидел, что он слегка дрожит от какого-то непонятного напряжения.
– Спасибо! – сказал Дэвид. И, прикрыв руками лицо и голову – примерно как Алан, когда шел сквозь строй, – он ринулся вперед, в пламя. Он услышал, как горят его волосы. Увидел, как дымятся подошвы, ступая по раскаленной докрасна земле. Почувствовал запах горящей одежды. Но ему по-прежнему было всего лишь жарко, и не более того. Никаких болезненных ожогов, которые он себе представлял, Дэвид не почувствовал. «Может, я умру и даже не замечу», – подумал он с благодарностью Люку.
А потом пламя расступилось, и он вынырнул на ту сторону. Точнее, он очутился внутри пламени – в жаркой зловещей пещере, со всех сторон окруженной бушующим огнем. Наверху время от времени проглядывало грозовое небо, но чаще пламя перекрывало все вокруг, так что ничего, кроме огня, было не видно. Дэвид, ослепленный ярким светом и сбитый с толку постоянным движением, огляделся по сторонам. Перед ним стояло нечто вроде надгробия, оставшегося от разрушенной церкви: высокого, прямоугольного, с лежащей сверху статуей. А больше там ничего и не было, если не считать травяного круга.
– Значит, наверно, мне нужна эта могила, – сказал себе Дэвид и подошел к ней.
Это была даже не могила. Просто груда камней, сложенная на вершине холма. И на ней лежала статуя. Дэвид посмотрел на статую и с ужасом обнаружил, что это не статуя, а тело. Тело лежало на спине, как статуи на надгробиях, таким образом, что одна его рука сжимала необычное старинное копье с широким плоским наконечником – пламя окрашивало его в цвет меди. Вторая рука была пуста, но выглядела так, будто в ней тоже что-то должно быть. Тело было одето в необычные старинные доспехи, не совсем такие, как у рыцарей, но чем-то похожие, и их пламя тоже окрашивало медным. Дэвид прикинул, что, если бы этот человек ожил и встал на ноги, он оказался бы таким же высоким, как мистер Ведн.
Тут он заглянул мертвецу в лицо и увидел, что это женщина. Это отчего-то его расстроило. Дело было не только в том, что она мертва без причины и лежит тут, посреди вневременного пламени: она была еще и красива – такая красивая, какой он никогда в жизни не видел. Даже сейчас, с закрытыми глазами, покрасневшая от пламени, она была прекрасна. Она чем-то напомнила Дэвиду ту девушку, что водила машину мистера Ведна, только у этой мертвое лицо было исполнено живых чувств. Не то это было лицо, чтобы быть мертвым. Дэвид смотрел-смотрел, и до него вдруг дошло, что он еще никогда не видел, чтобы человек был таким печальным. Наверно, когда эта женщина умерла, она была несчастна, так несчастна, как никто на свете.
Это было так обидно, что Дэвид протянул руку и бережно коснулся волос женщины – волосы длинными вьющимися прядями выбивались из-под ее странного шлема. На самом деле они, наверно, были каштановые, но в свете пламени отливали медью. И, коснувшись волос, Дэвид понял, что она живая. В ней было тепло, исходящее не от пламени. Так что Дэвид осторожно ткнул ее в щеку костяшками пальцев.
Спящая не шелохнулась. Дэвид удивился, в чем же дело, и посмотрел на ее грудь, чтобы понять, дышит она или нет. Но из-за доспехов было непонятно. Однако теперь, когда Дэвид посмотрел на ее грудь, он увидел, что поперек груди у нее лежит очень странный предмет. Он немного смахивал на кирку и, похоже, был сделан из камня – во всяком случае, из чего-то такого, что пламя не могло окрасить в медный цвет. Навершие было с одного конца тупым и квадратным, а с другого – изогнутым и как бы заостренным. На рукояти оно крепилось с помощью туго намотанного черного шнура. Дэвид подумал, что в качестве кирки эта штука не очень удобная: ручка коротковата. И камень, и рукоять были исписаны странными буквами или символами. Все говорило о том, что эта вещь куда древнее, чем доспехи и оружие женщины…
Люк предупреждал, что предмет, который он ищет, будет выделяться среди остальных. Дэвид сказал: «Ну да, конечно!» – и совсем уже было торжествующе схватил эту кирку, но спохватился. Что толку, если он его принесет, а это окажется не тот предмет? Получится, что все это было впустую, а Люк снова окажется в темнице хуже прежней… И Дэвид достал из кармана больничный кругляш.
На кругляше значилось: «Пропуск на одного посетителя». Дэвид его перевернул. Цифра на другой стороне исчезла. Теперь на кругляше было написано: «Каменный» – и пониже: «молот».
Дэвид снова неуверенно взглянул на кирку. Ну да, пожалуй, тупой конец может сойти за молот… да, наверно, это молот… ну, если на кругляше написано «молот», значит это молот и та самая вещь, которую он ищет! Но колебался он совсем не поэтому. Ну да, разумеется, это был молот, и теперь Дэвид знал, как зовут его хозяина. Штука в том, что теперь он знал и кто такой Люк. И он уже никогда не сможет относиться к Люку по-прежнему…
Дэвид протянул руку, чтобы взять молот, и пламя перед ним слегка расплылось. Он посмотрел на несчастное лицо той женщины и подумал, что, наверно, может себе представить, что она чувствовала… ну, отчасти. Но почему она лежит здесь такая грустная – это для него по-прежнему оставалось загадкой.
Молот оказался невероятно тяжелым. Дэвиду пришлось ухватиться за него обеими руками, и то ему едва хватило сил его поднять. Стащив его с груди женщины, он удивился, что та даже не шелохнулась – ведь такую тяжесть с нее сняли! Но она осталась неподвижна. Дэвид побрел назад, таща молот, думая о том, что теперь ей, по крайней мере, будет легче дышаться. Он собирался остановиться и посмотреть, так ли это, но молот и так был совершенно неподъемный, и сейчас Дэвид мог думать только об одном: как бы он не выскользнул из рук и не грохнулся ему на ногу. В конце концов, когда руки уже совсем готовы были разжаться, Дэвид додумался положить изогнутый конец себе на плечо и поддерживать рукоять обеими руками. Так было еще ничего, можно нести.
Молот оказался невероятно тяжелым. Дэвиду пришлось ухватиться за него обеими руками, и то ему едва хватило сил его поднять. Стащив его с груди женщины, он удивился, что та даже не шелохнулась – ведь такую тяжесть с нее сняли! Но она осталась неподвижна. Дэвид побрел назад, таща молот, думая о том, что теперь ей, по крайней мере, будет легче дышаться. Он собирался остановиться и посмотреть, так ли это, но молот и так был совершенно неподъемный, и сейчас Дэвид мог думать только об одном: как бы он не выскользнул из рук и не грохнулся ему на ногу. В конце концов, когда руки уже совсем готовы были разжаться, Дэвид додумался положить изогнутый конец себе на плечо и поддерживать рукоять обеими руками. Так было еще ничего, можно нести.
Тут он бросил последний взгляд на спящую. Она так и не шелохнулась. И лицо у нее было все такое же печальное, но грудь тихо вздымалась и опадала. Может быть, ей теперь все-таки поспокойнее… Дэвид, сам охваченный смятением и печалью, повернулся и тяжело побрел сквозь пламя. Огненные языки клубились вокруг раскаленным ураганом, но на этот раз Дэвид был поглощен другими мыслями и почти не обращал на них внимания.
Когда он вышел на склон горы, гроза улеглась и разгорался закат. Люк скорчился на земле прямо перед ним. Он выглядел смертельно усталым, вдесятеро более усталым, чем тогда, когда его поймал мистер Ведн. И едва Дэвид его увидел, как обнаружил, что оттого, что ты все знаешь о ком-то, твои чувства вовсе не меняются. Ну и что, что Люк владыка пламени и мастер на всякие козни? Ну да, он натворил много всего ужасного и наверняка много чего еще натворит в будущем. Но сейчас Дэвид был очень рад его видеть, и ему стало жутко неловко, что он так долго провозился с молотом и Люк из-за этого так устал.
– Добыл! – крикнул он.
Люк вскинул рыжую голову и расплылся в широкой, усталой улыбке.
– Ну как хорошо! Сойди пониже, чтоб я мог его отпустить!
Дэвид, увлекаемый весом молота, съехал вниз по склону ярдов на десять. В спину внезапно пахнуло жаром, он обернулся и увидел, что Люк медленно встает и потягивается, так, будто весь окоченел.
– Я боялся, что ты там сгорел! – прокричал Люк, перекрывая рев пламени. Он, неуклюже шагая, спустился вниз – было видно, что он так же обрадовался Дэвиду, как и Дэвид ему. – Я все думал, ты ведь всего лишь человек, и смертельно боялся, что тебе конец. Говорил себе, что, когда кто-то покидает пределы времени, никогда не знаешь, сколько он там пробудет, но сейчас я уже и надежду утратил…
– А сколько же я там пробыл? – спросил Дэвид.
– Ну, – тон у Люка был довольно-таки извиняющийся, – сейчас уже вечер воскресенья.
– Воскресенья?! – воскликнул Дэвид. Как же Люк тут просидел почти целых два дня и ночь напролет, унимая пламя?!
– Ну да, – кивнул Люк. – Что же скажет тетя Дот?
– Дурак ты! Я же не из-за этого… – начал было Дэвид, но тут его отвлекли мелькнувшие в пламени черные крылья, с перьями как растопыренные пальцы.
– Я могу ему передать, что он у вас? – крикнул ворон, кружа над головой Люка.
– Ага! – ответил Дэвид.
Птица взмыла в небо и улетела прочь. Видимо, она отправилась к мистеру Ведну, потому что одновременно с этим от подножия холма раздался радостный возглас и Дэвид увидел, что к ним мчится хозяин молота. Дэвид был несказанно рад его увидеть. К этому времени плечо у него ужасно разнылось от тяжести молота. Он начал спускаться вниз, навстречу рыжеволосому.
– А, вот и вы! – выдохнул он. – Вас ведь Тором зовут, да?
– Ну да! – улыбнулся рыжеволосый. – Спасибо тебе!
Он без малейшего труда поднял молот с плеча Дэвида и вскинул его себе на плечо – точно так же, как держал его Дэвид. Сделал он это привычным жестом, видно было, что ему удобно.
– Вот, так-то лучше! – промолвил Тор. – Как мне его не хватало!
Тут на холм стали один за другим подниматься высокие люди, и все они поздравляли Дэвида. Явились Фраи, огромные и хохочущие, и мистер Тью, который больно стиснул Дэвиду руку и сказал: «Ну и ну, даже не думал, что у тебя получится!» Вслед за ними подходили еще многие и многие, и все они что-нибудь говорили Дэвиду, хотя далеко не все говорили что-нибудь Люку. К Люку подошел Тор, и рыжеволосая девушка, которая, едва поблагодарив Дэвида, тут же кинулась Люку на шею. А потом на холм поднялся мистер Ведн с вороном на плече. Он улыбнулся Люку через голову девушки, а потом улыбнулся Дэвиду.
– Спасибо тебе, Дэвид, – сказал он. – Сделка всегда лучше, когда ее стороны заодно.
На миг Дэвиду даже показалось, будто мистер Ведн смотрит на него, как на молодого человека с драконом, но он не успел понять, так ли это: тут наскочила Астрид в своих дурацких туфлях, отпихнула в сторону мистера Ведна и крепко-крепко обняла Дэвида. Дэвид к такому не привык и страшно застеснялся.
– Ох, радость-то какая! – воскликнула Астрид. – А то ведь я уже испугалась, что ты погиб. А ты знаешь, что от тебя несет подгоревшим тостом?
– Ну, ничего не могу поделать, – улыбнулся Дэвид.
Мистер Ведн расхохотался.
Дэвида выручил Тор. Он наклонился и спросил:
– Хочешь поглядеть, на что способен этот молот?
– Еще бы! – обрадовался Дэвид.
– Ну, тогда посторонись, – велел Тор.
Они отошли вниз по склону, а Тор отыскал подходящее место на земле. Найдя его, он отступил на пару шагов – огромный, темный силуэт на фоне пламени – и, сняв с плеча молот, взмахнул им над головой и обрушил его на склон холма. Холм содрогнулся, как от взрыва бомбы. Голубая молния с яростным шипением вонзилась в то место, куда ударил молот, озарив Тора белым светом, и пламя сделалось бледнее рядом с ней. Следом грянули оглушительные раскаты грома – долгие, гулкие, – и каждый сопровождался серией звонких хлопков. А потом хлынул проливной дождь, прибивший даже негасимое пламя.
Дэвид, ослепший и оглохший, без единого возражения позволил Астрид с Люком утащить себя вниз с холма.
– Простудитесь же насмерть! – сказала Астрид. Ее «мини» был припаркован у подножия холма, Астрид распахнула дверцу и втолкнула обоих в машину.
После этого они наблюдали за грозой сквозь дворники, расчищающие ветровое стекло. Вместе с ними грозу смотрел восседавший на переднем пассажирском сиденье мистер Ведн. Ворон у него на плече удовлетворенно пощелкивал клювом.
Когда раскаты грома немного поутихли, Астрид сказала:
– Ой, Дэвид, ты себе не представляешь! Дот, Бернард и Рональд сбежали!
– Как сбежали? От кого? – удивился Дэвид.
– Из дома сбежали, дурачок! – фыркнула Астрид. – Полиция считает, что они вообще за границу выехали. До того перепугались, когда решили, что ты пропал. Ну и я вместе с тобой…
– Но почему? – спросил Дэвид. Чего он себе ни за что не мог представить, так это кузена Рональда, выезжающего за границу с подбитым глазом, – или дядю Бернарда, который вообще куда-нибудь выезжает.
Астрид принялась объяснять. Мистер Ведн временами ей помогал. Оказалось, что родственники Дэвида – о чем ни Астрид, ни Дэвид не подозревали – много лет безбедно жили на деньги, которые на самом деле принадлежали Дэвиду.
– Даже странно, – сказала Астрид, – представляешь, этот «мини» – твой!
По соседству об этом немало судачили, однако никто ничего не предпринимал, пока в конце улицы не поселился мистер Фрай – настоящий старенький мистер Фрай.
Мистер Фрай был адвокатом. Он еще до знакомства с Дэвидом думал, что надо бы что-то делать с этим безобразием, а встретившись с Дэвидом, взялся за расследование весьма энергично.
– Он сказал, что ты для него сделался чем-то вроде хобби, – рассказывала Астрид. – Он вообще так выражается. Только не проси объяснять: он такой разговорчивый, что у меня уши в трубочку сворачиваются и узлом завязываются! Я только знаю, что мистер Ведн мистеру Фраю кое-что подсказал, и обнаружилось, что Рональд с Бернардом что-то такое химичили с твоими деньгами и нарушили законы по меньшей мере раз двадцать.
Благодаря мистеру Ведну к субботе у мистера Фрая набралось достаточно доказательств, чтобы было с чем пойти в полицию. Но тут – возможно, тоже благодаря мистеру Ведну, хотя мистер Ведн говорил об этом весьма уклончиво – об этом пронюхал кузен Рональд.
– И они ночью сели в такси и уехали, – сказала Астрид. – Это притом что ты потерялся, а меня они бросили одну. У меня прямо гора с плеч свалилась, Дэвид, потому что я очень беспокоилась: ты же мне не родственник, я же по закону не могла просто взять и уйти вместе с тобой! Ну а теперь, я так думаю, ни у кого к нам претензий не будет. Ну что, переезжаем к Алановой маме?
– Здорово! – выпалил Дэвид. Он просто не мог найти другого слова.
Тут он обнаружил, что ему хочется задать сразу сотню вопросов – не про кузена Рональда, дядю Бернарда и тетю Дот, а про другое. Но теперь он стеснялся расспрашивать – он же знал, что мистер Ведн, сидящий в «мини» рядом с Астрид, не кто иной, как Вотан, или Один, Всеотец и Скрытый Под Маской. Он ведь мог и отказаться отвечать! Дэвид сумел сдержаться и не стал расспрашивать о Люке. Теперь он вспомнил, что Люка заточили в темницу за то, что он убил кого-то, кого звали Бальдром. И про Тора он, кажется, знал, и про Фраев, и про мистера Тью, в честь которого вторник называется Tuesday. Но об одном он все-таки не мог не спросить.