Османы и национальные меньшинства
ДЛЯ ХРИСТИАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ БАЛКАН воздействие упадка имперской мощи было еще более фундаментальным и наступило раньше. Это произошло во многом оттого, что Балканы были передовой линией фронта между османами и их христианскими соперниками. Слабость османов проявилась, как только австрийская и русская армии вторглись в балканские территории империи. К тому же христианское население неминуемо было менее лояльно делу исламской империи. По мере ослабления империи ослабевало ее влияние на настроения христианских провинций. Ярмо, к которому относились толерантно еще и потому, что оно казалось неизбежным, стало выглядеть совершенно иначе в глазах многих христианских подданных, когда христианские армии нанесли поражение османам, вторглись на Балканы и провозгласили своей целью освобождение народов.
Мамелюки - здесь: воины личной гвардии египетских султанов, набиравшейся из рабов тюркского и кавказского происхождения, впоследствии захватившие власть и превратившиеся в высший слой господствующего класса.
Из этого совершенно не следует, что османское правление на Балканах держалось только на силе, инерции и сознании превосходящей имперской мощи - сколь бы значительными эти факторы ни являлись, - как это характерно для империй вообще. Хотя никто и никогда не спрашивал его мнения, христианское крестьянство Балкан, без сомнения, приветствовало закон, мир и порядок, которые на протяжении первых двух веков несло с собой османское правление. Даже впоследствии тысячи бессарабских крестьян бежали от «освобождения», которое им несла христианская, но крепостническая Россия, когда их провинция была аннексирована в 1812 году. Османское правление выглядело в их глазах более предпочтительным даже при условии потери своего домашнего хозяйства. Что еще важнее, большинство балканских христианских элит имело основательные причины приветствовать и поддерживать османское правление, поскольку при нем оно им приносило основные финансовые выгоды. Сюда относились рагузанские торговцы, греки-фанариоты - правящий класс румынских княжеств и иерархия Греческой православной церкви. Последние с благословения османов получили большую власть над всем православным населением, будь то этнические греки, славяне или даже арабы. Фактически при османском правлении они обрели такую власть над славянской православной церковью, какой у них никогда не было даже в последние века византийского правления. Греки и армяне, часто связанные с верхушкой духовенства, были преуспевающими торговцами и (армяне) финансистами. Почти до самой середины девятнадцатого века их собственность и самая жизнь никогда не были полностью защищены от деспотических нападок османских властей. Однако в этом их положение мало отличалось от положения богатых мусульман. Большая часть греческой и армянской деловой элиты поддерживала империю как наследника Византии и хотела улучшить свое положение в Османской империи, а не уничтожить ее. Когда западные концепции национализма проникли в христианские сообщества и выросла светская, радикальная и популистская интеллигенция, и греки, и армяне пережили острый конфликт между этой новой интеллигенцией и старой религиозной и торговой элитой.
Отношение османов к христианам и евреям продолжало традиции Магомета и раннего халифата, а также доисламской империи Ближнего Востока. До тех пор пока те или иные религиозные сообщества платили налоги и проявляли политическую лояльность, им разрешалась автономия и к ним относились толерантно во всем, что касалось их религиозной и культурной жизни. Гораздо более суровая позиция традиционно занималась по отношению к схизматикам и еретикам внутри доминирующей имперской религии, особенно если их дело поддерживалось извне враждебными державами. В ранней османской истории наиболее жестокое отношение к религиозным меньшинствам наблюдалось при Селиме I и было направлено против шиитского населения Анатолии, На обеих сторонах политической и религиозной границы между османами и Сефевидами соперничающие режимы прибегали к беспощадному кровопролитию, изгнанию и насильственному обращению мусульманских сообществ, которые правителями суннитов и шиитов считались еретиками и политически подрывными элементами.
Восточная Анатолия и Закавказье в дальнейшем так и не смогли избавиться от последствий соперничества между этими двумя империями, всегда приводившему к жестоким конфликтам между местными суннитами, шиитами и христианами и повсюду сопровождавшимся широкомасштабной резней и изгнанием населения. Как мы увидим, Российской империи тоже было суждено пострадать от этой региональной традиции, И русские, и османские власти боялись, что меньшинства, исповедующие одну религию с внешним врагом, впоследствии могут сыграть роль троянского коня. В начале двадцатого века отношение османов к армянскому населению Восточной Анатолии во многом определялось подобными страхами. Отдавая османам справедливость, приходится признать, что все предыдущие альянсы христианских меньшинств с великими державами давали им (османам) основательные поводы для беспокойства. Армянский геноцид, беспрецедентный по масштабам и жестокости, должен до известной степени рассматриваться в контексте упомянутой региональной традиции.
Этот этнический конфликт и последовавшее за ним кровопролитие совсем не похожи на гораздо более толерантное поведение правителей Османской империи в начале ее существования. «Проще быть толерантным, когда ты силен, чем когда ты слаб и чувствуешь себя в опасности». Отношение османов к христианам и евреям, по сути, напрямую связано с тем, какое место в османском обществе занимала религия. Хотя в эпоху своего расцвета османский режим регулировал некоторые аспекты экономической и культурной жизни, в целом роль политических властей в исламском обществе была жестко ограничена. Повседневная жизнь почти полностью регламентировалась религиозным законом - шариатом. Он не только определял семейную и культурную жизнь и вопросы образования, но и оказывал значительное влияние на экономику и даже на политику в широком смысле слова. Таким образом, для османских властей вполне логично было оставить вопросы образования, семейной, культурной и общественной жизни на усмотрение сообществ религиозных меньшинств, требуя взамен, чтобы эти сообщества соблюдали закон, платили налоги и были лояльными по отношению к султану. Это было квинтэссенцией так называемой системы милетов которая регулировала взаимоотношения османского режима с немусульманами. Хотя, строго говоря, сам термин является анахронизмом, если применять его к событиям, происходившим до девятнадцатого века, он (термин), тем не менее, является удобным символом такого типа имперских межэтнических отношений, которые гарантировали лояльность правителям и культурную автономию большому числу подвластных им этнических и религиозных групп.
Милет- охраняемое законом религиозное меньшинство.
Система милетов в чем-то напоминает нам о современных попытках решить национальные проблемы. Культурный плюрализм сочетался с политической лояльностью в государстве, которое предоставляло обществу существенную автономию во многих сферах жизни, В каком-то смысле это предвосхитило современный мультикультурализм. Однако в конечном итоге милеты с османской точки зрения имели серьезные недостатки. Меньшинства, не будучи изгнаны, уничтожены или ассимилированы, сохраняли собственную идентичность, и, как только на интеллектуальную и политическую повестку дня встал вопрос национализма, они стали серьезной угрозой османскому режиму. В девятнадцатом веке вековые традиции автономии решительно защищались христианскими сообществами, твердо намеревавшимися воспрепятствовать попыткам османской централизации и созданию общеупотребительного понятия османского гражданства и лояльности. Тем не менее организации и институты милетов обычно не слишком хорошо сочетались с националистическими устремлениями, по крайней мере до реформ 1856 года. Религиозные границы еврейских милетов совпадали с национальными. Но из всех османских меньшинств евреи оставались самыми лояльными и имели меньше всех причин для недовольства. Ядром еврейского сообщества были сефарды, которые в пятнадцатом и шестнадцатом веках бежали от преследований в Иберии и имели все основания ценить османскую толерантность и защиту. Хотя в девятнадцатом веке они не были уже такими преуспевающими, как первые поколения переселенцев в Османскую империю, их лояльность оставалась непоколебимой. Известия о погромах в России и на христианских Балканах, не говоря уже о конфликтах с греками внутри Османской империи, только усиливали эту лояльность. Более того, за исключением небольшой группы сионистов, евреи не видели альтернативы империи в форме собственного национального государства. Они имели все основания опасаться арабского и даже в большей степени христианского национализма, для которого они бы, возможно, послужили одной из главных мишеней. Та самая логика, которая делала большинство евреев лояльными подданными Габсбургов и впоследствии марксистских режимов, работала и в случае с Османской империей,
В христианском и особенно в греческом православном милете ситуация была совершенно иной. Греки не бежали от преследований, а были завоеванным народом, который прежде составлял ядро великой христианской империи. Память о Византии и надежда на ее воскресение витала в умах греческих масс. Православный милет до девятнадцатого века определялся по религиозному, а не по этническому признаку. В восемнадцатом веке церковная элита милета пыталась применить свое влияние, чтобы эллинизировать часть славянского сообщества. Поскольку в большинстве случаев власти милета имели на жизнь его обитателей гораздо более сильное влияние, чем османские власти, христианский арабский и славянский национализм часто были, по крайней мере, столь антигреческими, сколь и антитурецкими. Вкупе с армянской церковью и, безусловно, с консервативной религиозной и политической османской элитой, религиозные лидеры греческого милета имели все поводы не любить нарождающуюся светскую интеллигенцию и ее националистические мировоззрения. Османские реформы структуры милета в середине девятнадцатого века фактически способствовали росту влияния этого нового класса и его националистических настроений среди немусульманского населения, ослабляя в то же время консервативных союзников режима.
Разумеется, систему милетов не стоит идеализировать. При этой системе немусульмане недвусмысленно являлись людьми второго сорта. Они платили специальные налоги и по закону были подвержены дискриминации (например, в вопросах одежды или передвижений), что не могло не быть унизительным. Хотя религиозные лидеры милетов пользовались уважением и властью при османском режиме, правящее ядро последнего почти исключительно состояло из мусульман даже после реформы 1856 года, которая в принципе открыла дорогу к руководящим постам для подданных любого вероисповедания. Тем не менее по стандартам многих империй и большинства христианских государств система милетов выделяется своей толерантностью к религиозным и этническим различиям.
Последнее столетие: борьба за выживание и коллапс
НО ИМПЕРИЯ МОЖЕТ СОХРАНЯТЬ МИР и относительную толерантность к национальным и религиозным меньшинствам только до тех пор, пока она сильна и пока ее мощь считается несокрушимой. Османская империя, несомненно, была мусульманской страной, где мусульмане являлись главным, правящим сообществом. Это было общепризнанным фактом и во многом поддерживало систему милетов, причем все действующие лица прекрасно понимали, что османское государство имеет средства и намерения подавить любой бунт и даже любое сомнение в достоинствах системы. В девятнадцатом веке рост благосостояния и уверенности в своем положении османских христиан и усиление мощи их зарубежных союзников подорвали основные посылки, на которых строилась система милетов, что привело к трагическому межнациональному конфликту.
Османских христиан, безусловно, не могло не коснуться всемирное наступление христианской цивилизации и христианских держав в девятнадцатом веке. Исламское мировое сообщество подверглось нападкам, его могущество было подорвано, его владения на каждом континенте, где у него имелись хоть какие-то корни, были завоеваны. Христианство, прогресс и могущество казались неразрывно связанными между собой, а ислам отступал на всех фронтах. Западный пример не только внушал османским христианам растущее чувство уверенности в себе, но и указывал на национализм и народный суверенитет как на приметы будущего и как на принципы, сообразно с которыми должно быть образовано легитимное государство.
Интервенция могущественных европейских государств оказала немедленный и очевидный эффект на Балканах. Серия сокрушительных поражений от России в конце восемнадцатого и в девятнадцатом веке стала наиболее важной причиной независимости греков, сербов, румын и болгар. Россия определенно представляла угрозу для османов не только потому, что обладала значительной мощью, но и потому, что исповедуемое в России православие было господствующей религией для большинства христианских подданных Османской империи. Эти две причины втянули Россию в балканские события и усилили ее привлекательность в глазах османских христиан, Россия была самой серьезной, но не единственной угрозой. Франция захватила Алжир, британцы завоевали Египет и Кипр, а австрийцы - Боснию. Ансамбль великих держав, которые доминировали в международных отношениях между 1815 и 1914 годами, состоял исключительно из христианских государств, и христианские подданные султана могли рассчитывать на сочувствие этих государств. Христианские мятежи поднимались с расчетом на прямую военную помощь России и, как правило, ее получали, А греческое восстание получило даже военную помощь от Британии. Ко второй половине девятнадцатого века сложилась такая международная ситуация, что даже когда османам удавалось подавить мятеж, средства, которыми это было достигнуто, обычно вызывали волну возмущения среди христианских государств, а вместе с ней и перспективу интервенции для защиты того или иного христианского сообщества, К 1890-м годам эта схема была надежно отработана. Армянские революционеры могли спокойно планировать мятежи и террористические операции, пребывая в уверенности, что ответ османов спровоцирует европейскую интервенцию.
Русские победы и успешные балканские восстания вызвали массовые кровопролития и эмиграцию среди мусульманского населения утраченных провинций. Первым мусульманским регионом, завоеванным христианской державой, был Крым, из которого в конце восемнадцатого века около 100 000 татар бежало в Османскую империю, В 1854-1856 годах, когда османские, французские и британские армии вторглись в Крым, лояльность татарского населения Российской империи оказалась под подозрением, и многие деревни были уничтожены казаками, что привело к эмиграции в Османскую империю еще более 300 000 татар, причем тысячи погибли во время эмиграции. Русское завоевание Кавказа также привело к массовой эмиграции, причем большей частью насильственной: «из 1,2 млн. черкесов и абхазов, покинувших свою землю», по оценкам, «выжило только две трети»; а всего в середине девятнадцатого века «беженцы из Крыма и Кавказа составили десять процентов населения Анатолии». Однако даже это огромное количество беженцев с причерноморских территорий, захваченных Россией, было превзойдено мусульманским исходом из Балкан. Окончательным результатом упадка и распада Османской империи стало то, что к 1923 году подавляющее большинство мусульманского населения Балкан было изгнано или перебито. То же самое случилось со всем, хотя и небольшим, христианским населением Анатолии.
Поток мусульманских беженцев неизбежно обострил межнациональные противоречия в оставшихся провинциях Османской империи, но не менее важны были и другие факторы.
В девятнадцатом веке большая часть османской экономики находилась практически в руках европейских и османских христиан. Если в семнадцатом веке иностранная торговля еще велась в основном с другими частями Азии, то теперь подавляющая ее часть приходилась на Европу, и неудивительно, что османские христиане благодаря языку, культуре и контактам заняли в этой торговле ключевые посреднические позиции. Накануне Первой мировой войны все 40 частных банкиров и все биржевые брокеры Константинополя были немусульманами. «Треть османской торговой палаты состояла из греческих фирм и организаций». Даже в таких областях, как сельское хозяйство и ремесла, где можно было бы ожидать преобладания мусульман, иностранцы играли большую роль. К примеру, производство ковров в Западной Анатолии теперь было в руках шести крупных британских фирм. «Пока мусульмане по традиции собирали основную часть урожая зерновых, милеты контролировали и собирали куда более ценные урожаи валюты, экспортированной на иностранные рынки».
Господство христиан в османской экономике поддерживалось, хотя и не было напрямую вызвано политикой европейских держав, В 1838 году, когда османы полностью зависели от помощи великих держав в войне против египетской армии Мухаммеда Али, британцы навязали Константинополю договор о свободной торговле. Впоследствии похожая политика применялась и в Египте, хотя и без этого вмешательства дорогостоящая и неэффективная протекционистская стратегия развития внутренней экономики Египта скорей всего была обречена на провал. Банкротство османского государства в конце 1870-х годов привело к образованию в 1881 году Администрации народного долга, контролируемой иностранцами. В 1912-1913 годах в ней было больше чиновников, чем в министерстве финансов. Еще в шестнадцатом веке султан согласился на так называемый режим капитуляции; который гарантировал представителям иностранных держав право торговать на территории империи и быть при этом подсудными только своим собственным консулам. Но тогда это ни в коем случае не было проявлением слабости, а продолжением традиционной для османов политики невмешательства в дела немусульман, которая в любой момент могла измениться. Однако к девятнадцатому веку «режим капитуляций» трактовался уже не просто как стеснительные международные соглашения, он также был средством обеспечить тысячи османских христиан зарубежными паспортами и консульской защитой их деловой активности. Дополнительной привилегией иностранного гражданства было освобождение от османского налогообложения.