Про таких как я в сводках пишут: «С оперативной работой знаком полностью».
Теперь после поверженного спецназовца можно добавить: «Владеет приемами
рукопашного боя». А еще: «При задержании соблюдать особую осторожность»… и: «Может
оказать сопротивление».
Я выпрямился и расправил плечи.
Фраза «Может оказать сопротивление» подействовала на меня магически. Стало легче
и появились трезвые мысли.
Прежде всего, я осмотрел свой внешний вид. Похоже, что за время нахождения в
подвале приобрелась легкая окраска бомжа. Брюки в каких-то безнадежных пятнах.
Куртка выглядела неплохо, но, ползая среди досок, я умудрился-таки порвать ее в
двух местах. Теперь оттуда торчал белый синтепон.
Задумался о спрятанных деньгах.
«Оставить или забрать? Есть ли в приметах белый алюминиевый кейс, который с моим
сегодняшним видом никак не вяжется?»
Закладка могла пролежать здесь достаточно долго. Криминальной сырости в подвале
не наблюдалось. Если только не авария… В любом случае можно вырвавшись из
оцепления, добраться до Иркутска или просто позвонить и выдать кому-либо
координаты стихийного клада. Но если попадусь с ним ментам в лапы — все: ОАО «МВД»
такие подарки делило между пайщиками и в более честные периоды жизни…
«Значит, оставляю, — решил я, — Беру только початую двадцатку, а остальное
пускай лежит себе... До лучших времен…»
Какими будут эти лучшие времена, ясно не было, но в голове неожиданно выскочила
Новогодняя картинка с фейерверками…
«Сопли! — оборвал я себя, — Давай-ка вперед».
Однако, прежде чем выбираться, просканировал с помощью «Малыша» внешнюю сторону
дома.
Камер наружного наблюдения не оказалось. А вот сотовых телефонов оказалось почти
двадцать штук! Все они молчали, но число их увеличивалось: еще три, пять.
Обозначало это одно — снаружи меня ждут.
Отсутствие Юрки прояснялось. На улице шла возня по формированию оцепления и
подготовке захвата. Связь у них сто процентов по радиостанциям, так что и здесь
полная слепота.
Оставалось одно — сдаваться.
До этого случая я плохо представлял состояние загнанного в угол зверя, и какое-то
решение находилось всегда. К тому же был я тогда не один на один с целой
системой, однако сдаваться мне не хотелось.
Еще в давнюю пору работы в уголовном розыске я испытывал особую теплоту к «побегушникам»
. В этих людях всегда жила неуемная страсть к свободе — эдакое состояние вольной
души. Да, все они преступники и часто люди, которых действительно нужно
изолировать от общества, но этой неуемной страсти к свободе благопристойным
гражданам стоит у них поучиться.
«Значит, кто кого пересидит, — задумался я, — И в молчанку переиграет… А не
посмотреть ли, что тут у Юрки в запасах? — окинул я взглядом внушительную кучу
туго набитых мешков, валяющихся в дальнем углу подвала, — Раз уж ты меня,
дорогой, продал, так уж не обессудь…»
Первые пять мешков оказались набиты тряпьем. Легкие и мягкие. Я их откинул,
решив осматривать только что-то отличавшееся от подвального «общепита»…
Искал, сам не зная чего. Но обнадеживала хозяйственность наших граждан. В
российских кладовках можно было выудить даже базуку. Все похожее на более или
менее полезные предметы россияне с муравьиной хозяйственностью тащили в подвал,
где после валялось годами.
Закончился первый десяток мешков.
Пару из них я подозрительно вытряхнул на пол, но там оказались только полевые
сумки и несколько заплесневевших портупей. В одном обнаружился патронташ с
латунными сигарами патронов. Воодушевленный, я прибавил оборотов.
Не знаю, что бы я делал, найди из чего стрелять. Но мне повезло больше.
Неожиданно руки наткнулись на нечто напоминающее рюкзак. Вытащив на свет, я
узнал изолирующий противогаз.
Снова вспомнился добрым словом покойничек батя. Он всю жизнь занимался именно
противогазами для населения. Нужно ли говорить, что мы с двоюродным братом
Петькой в пацанские времена с огромным интересом бывали у него в штабе ГО нашей
Иркутской области.
Изолирующий противогаз он показывал нам, когда я получил паспорт — в шестнадцать
лет. Началось все с разговора, что обыкновенный противогаз с коробкой не держит
дым, получающийся при горении. На вопросы, как работают пожарные, отец сначала
рассказал, а потом и принес домой точную копию того экземпляра, который я сейчас
держал в руках.
Расчет мой был прост: если я не сдамся после объявления ультиматума, но отзовусь
и объявлю, что вооружен, меня сначала будут травить слезоточивым газом. Спустя
минут пять сюда придет спецназ искать кашляющего и задыхающегося «преступника».
Появился шанс попытаться в общей суматохе выйти, по крайней мере, на улицу и
быть красиво задержанным.
Последняя мысль мне не очень нравилась, но сидеть как мышь тоже не дело. Возьмут
сейчас, да и решат тихонько посмотреть, где я — меня это не устраивало.
Тут же послышались осторожные шаги. Прислушался-понял — игры собственного «дымящегося»
воображения.
«Дымящегося воображения… — повторил я, — А что если… — подскочил с дивана, —
Точно, надо самому устроить пожар из досок и организовать суету!»
Оценить опасность решения или сделать что-либо я не успел.
— Михаил Птахин, — забулькал снаружи искаженный мегафоном голос, — Мы знаем, что
вы здесь. Не делайте глупостей и сдавайтесь. В противном случае начинаем штурм.
«Ну, вот и все, — хлопнул я по колену ладонью, — Началось».
В изолирующем противогазе все необходимые аксессуары для активации находились на
своих местах. Оставалось надеяться на качество оборонки от СССР.
«Ел же я в армии батоны, заспиртованные еще в 1953 году», — вспомнил я и сказал
вслух лежащему передо мной молчащему «партнеру», — Верю в тебя.
Помолчав несколько секунд, я злобно проорал:
— Давай! Пробуй! Живым не сдамся!
Соображения были просты, я нужен им целым и невредимым, иначе эти крепкие парни
уже сделали бы из меня отбивную, а раз так, сценарий должен быть мой…
План обороны напрашивался сам.
Расковырял патроны и высыпал мелкую дробь. После этого взял со стола спичечный
коробок, газеты, подхватил обломки досок и потащил добро ко входу в подвал.
— Михаил. Не глупите, — снова забубнил мегафон, — Вся ваша группа локализована.
Сдавайтесь. Считаю до десяти и начинаю штурм.
— До десяти, — шипел я, поджигая импровизированный костер, — Давай без счета! —
входил я в раж, укладывая в загорающиеся дрова латунные холостые заряды, —
Давайте, не ссыте! Вперед!
На улице раздался первый хлопок, и граната, пролетев через подвальное окошко,
ударилась в противоположную стену.
Из нее, шипя, повалил вонючий дым.
Я, понесся к противогазу. Вставил стеклянные стержни, закрыл крышку и надавил на
кнопку активации. Теперь надежда была на гений советских конструкторов.
Гранаты полетели в окошко с завидной частотой.
Костер у входа полыхал, но ни штурмовой группы, ни моих «выстрелов» еще не было.
Неожиданно прозвучала короткая очередь, напоминающая автоматную. Пламя костра
дрогнуло.
«Сработала артиллерия», — радовался я, пряча очки в карман и натягивая на голову
резиновую маску. Выстрелы моей «батареи» хлопали один за другим.
Качество оборонки от СССР меня еще раз не подвело. Химреактивы сработали, и
появился запас почти в двадцать минут на маневры в загазованном помещении.
Перебрался ближе к выходу и встал за выступом стенки.
Костер бахнул последний раз.
Наступила полная тишина.
Видимость — почти нулевая. Сизый дым плавал в помещении подвала, клубясь в
слабом дневном свете из мелких окон. Стекла на резиновой маске стали запотевать.
Штурм никак не начинался.
Неожиданно через двери залетела пара гранат и, кувыркаясь, в подвал покатились
спецы в каких-то хитрых масках.
Я сразу понял, что мне среди них не затеряться. Слишком уж громоздко мое
приспособление — это как прятать бомжа среди публики во фраках.
Игра — проиграна.
Абсолютно не таясь, я вышел в коридорчик перед выходом и стал неторопливо
подниматься по лесенке.
Две фигуры на входе инстинктивно потеснились, продолжая вглядываться в плавающую
сизую дымку. Успел даже подняться на две ступеньки, когда один опомнился и
попытался меня схватить.
Я лягнул ногой назад и выскочил улицу.
Стекла на противогазе запотели окончательно.
Стекла на противогазе запотели окончательно.
Представляю, насколько дико я выглядел даже для видавших виды спецов. Резиновая
харя. Шланги, а еще перемазанная подвальной грязью фигура настойчиво пыталась
скрыться.
Вел я себя так, будто играл в пятнашки.
Сейчас-то ясно, что это были фокусы чистого кислорода, который честно
производился остатками химикатов. Но долго хохотать и играть в регби у меня не
получилось, и когда я уже был сбит с ног, схвачен и остался без маски, то все
еще весело орал:
— Теперь моя очередь ловить! Теперь вы убегаете!
Глава 27.
Любое похмелье не сахар. Кислородное тоже. Что уж вырабатывалось там в ранце —
не знаю.
Сначала никак не проходило опьянение, а потом навалилась тошнота, и я чуть не
выблевал потроха.
Спецы все-таки ткнули меня по печени пару раз.
Расслабляющий удар. Этот термин я помнил из краткого милицейского курса боевого
самбо.
Садить в машину по-человечески тоже не стали, а сунули за спинками уазика чуть
не вниз головой.
Рвать меня начало на улице после десятиминутной езды.
— Укачало, — произнес один из конвоиров, и в этот момент я выплюнул ему на
камуфляж комок зеленой слизи.
— Вот сука, — развернул он меня к себе спиной и, судя по интонациям, хотел «расслабить»
еще раз.
— Отставить! — прозвучал неожиданно знакомый мне голос, — Давай пока его в
дежурку.
Глянул на говорящего сквозь пелену «похмелья» и сообразил, что именно он
предлагал мне сдаться. Меня еще корежило, но я постарался благодарно улыбнуться
своему нечаянному спасителю.
— Да что вы, — возмутился мой конвоир, — Он же Сергиенке нос сломал, а мы тут
нянчимся с ним …
— Отставить, я сказал! — еще жестче сказал командир, — Он ни тебя, ни меня не
боится! Это спец. Видал, какую кутерьму устроил из подручных средств? Ему дай
волю, он и сейчас бежать попытается.
Внутренности болели.
Пристроившись на узенькой лавке в одиночном боксике дежурки, я пытался найти
положение, в котором хоть немного отпустит.
Бесполезно.
Прогуливаться два шага туда, два шага сюда не мог — ноги не держали. Все
признаки отравления были налицо.
Прошло минут тридцать, пока в двери не провернулся ключ.
— На выход! — бесцветно произнесла стоящая в проеме фигура в камуфляже, — Руки
назад…
Клацнули наручники. Привычная процедура. Сколько раз, работая в уголовном
розыске, я надевал их сам, и сколько раз их впоследствии надевали мне.
Вспомнился один каторжанин, который все время таскал с собой канцелярские
скрепки в кармане пиджака. При досмотре их не изымают, а при случае, если «браслеты»
застегнуты впереди, или где-нибудь на батарее, есть возможность разомкнуться. О
жене и обысках, которые она пережила, не дал додумать толчок в спину.
— Пошел!
Улица. Валюсь бочком в услужливо открытую дверь сотого «Крузака». Бойцы внутри
смотрят на меня как-то ласково. Странное чувство, что ты уже дома.
Хлопнула дверца. Неожиданно на голову одели вязанную шапочку и раскатали закрыв
глаза.
— Новосибирск знаешь? — звучит голос.
— Нет, — и прошу, — Дайте попить,
— Терпи, сначала врач посмотрит.
Голос с легкой хрипотцой и снова слышу участие.
«Врач?» — оценил я и попросил, — Тогда наручники снимите…
— Нет. Это для тебя же. Скоро поймешь…
Замолкаю. Настороженность усилилась. Неожиданно слышу щелчок и чувствую укол в
руку. Понимаю — мне вкололи какой-то препарат прямо через одежду.
Тошнота отступает. Мысли мутятся. Неожиданно становится по-домашнему уютно. Нет
больше наручников, нет тесноты — только сладкий сон на старой квартире мамы…
Пробуждался долго. В голове шумело. Тошнило, но слабо. Перед глазами плавали
цветные круги.
Я лежал в палате, напоминающей больничную. От меня к мерцающим приборам тянулся
ворох проводов. Присоски расположились по телу.
Журавлем нависала капельница на стойке…
Воспоминаний оказалось немного. После укола в руку — провал, родительские
ласковые руки и темнота.
После состояние полного спокойствия. Голоса. По-моему, меня перекладывали еще
несколько раз и чем-то обтирали. Помню металлическую каталку, и холод через
тонкую простынь.
Ощупал себя. Лежу голый. Появились первые думы, и мелькнуло чувство странного
удовлетворения. Похоже на больницу и отдельную палату. На окнах решеток не видно,
значит не тюрьма, а что-то вроде базы, принадлежащей «альтернативе».
Вспомнились лица бойцов в «Крузаке» и участливые голоса.
«С чего вдруг такая ласка?» — стал искать я ответы, но загруженный лекарствами
мозг рассуждать отказывался. Сосредоточиться не получалось и мысли
безостановочно летели по кругу. Устав собирать эти обрывки воедино, я снова
закрыл глаза и провалился в темноту.
Следующее появление в реальном мире оказалось принудительным. Когда открыл глаза,
около кровати сидело на стульях несколько человек в больничных масках и халатах.
Лица закрыты. Один что-то «колдовал» возле моей стойки с системой.
— Ну, вот и он, — удовлетворенно прогудел баском «колдун», увидев, что я очнулся,
— Можете спрашивать…
Повисла тишина.
Уловив — сейчас начнется что-то вроде допроса, попытался сосредоточиться, но
мысленный поток не остановился даже на долю секунды.
«Лекарства, мать их», — оценил я.
— Вы догадываетесь, куда вас поместили? — прозвучал первый вопрос. Спрашивала
единственная в этой молчаливой компании женщина.
Решил не скромничать:
— База «альтернативной» сети, — хриплым голосом начал я, — Город Бийск под
Новосибирском.
«Маски» переглянулись.
— Откуда вам про это известно?
— Предположения…
— А Бийск?
— Инструкции…
— Будете упорствовать в показаниях касательно системной сети?
— Системной?
— Это название того сумасшествия, которому вы служите и где люди порабощаются
кажущимися привилегиями.
Мне уже надоело изображать из себя фанатика адепта, но что-то по-прежнему
останавливало меня от моментального предательства.
— А где мои товарищи?
Маски снова переглянулись.
— Похоже, вы не доброволец? — задала вопрос женщина.
— Не доброволец?
— Как вас привлекли для работы с сетью?
— Негласно вручили телефон. Потом оказалось, что существует договор с условиями,
который я необдуманно подписал.
— Сколько времени прошло от подписания договора до поездки в Новосибирск?
Сейчас явно что-то происходило, потому что все «маски» и даже доктор обратились
в слух и, похоже, отслеживали мои интонации.
«Что же им надо?» — спросил себя я и ответил.
Похоже, полученная от меня информация удовлетворила их полностью.
— Хорошо! — сказала женщина, — Отдыхайте. У вас сегодня будут еще гости.
Врачик снова что-то стал колдовать около стойки с капельницей, и в голове у меня
поплыла сиреневая муть, унося и затирая впечатления разговора.
Неожиданно из полной темноты явились сонные образы. Они смешивались,
видоизменялись. Такие обычные сонные виденья, вместо яростных цветов, выбитых
химией из подсознания.
Проснулся оттого, что неимоверно хотелось в туалет.
Открыл глаза. Я по-прежнему был раздет и лежал под простыней, но теперь на моем
теле не было никаких присосок и «журавлик» системы, стоял отодвинутый к приборам.
Рядом с кроватью на тумбочке лежал комплект больничной пижамы ядовито зеленого
цвета.
Рывком сел на постели. Вялости не было.
Задумался:
«Чудеса», — и понял, что одеться не успею.
Шлепая босыми ногами по полу, я побежал к единственной опознаваемой двери в
стене.
Угадал верно. Там где журчала вода в трубах, меня дожидались белый унитаз и
душевая стойка.
Не знаю, сколько я там плескался, но с каждой каплей, падавшей на мое тело, силы
прибывали, и уходила остаточно-лекарственная муть.
Синенькое полотенце оказалось коротковатым, чтоб закутаться.
Предположив, что за мной наблюдают и выйдя из запотевшей душевой стойки,
приветливо помахал рукой в никуда. Мол, давайте ко мне.
Хотелось есть.
Надел, пижаму и пошел осматривать палату. Закончил. Попытался еще раз привлечь к
себе внимание возможных наблюдателей, пробуя воображаемой ложкой пищу.
Все время раздумывал: почему я не пытался встать раньше. Чертова химия.
Вспомнил ответ на просьбу снять наручники: «…это для вас же…» Машинально потер