– Задача ясна, товарищ контр‑адмирал, – сказал Брагин. – Разрешите идти?
Адмирал подошел к иллюминатору и задумчиво уставился на море. Он смотрел на волны, но мысли его были явно далеко.
– Идите, товарищи офицеры, и приступайте. В вашем распоряжении ровно шесть дней…
* * *
– Ну что, братья‑сталкеры, пора, однако, и разойтись. – Голос Спрута оборвал его воспоминания. – Завтра в рейд…
Глава 9
Московская Зона, поселок Дворики
Ветер, влетающий в настежь открытые окна бара, слегка побрякивал старой бамбуковой занавесью между общим и VIP‑залом и раздернутыми лиловыми портьерами. Под потолком вполнакала горели люстры в форме огромных пестрых бабочек.
Справа, за барной стойкой, занимавшей добрую треть торцевой стены, стоял, опершись обеими руками о полированный дуб, юный бармен. Он сосредоточенно наблюдал за перемещениями посетителей по залу, будто ожидая какой‑нибудь гадости с их стороны.
Народу в баре хватало. В основном тут собрались вольные бродяги, но люд был самый разношерстный. Кто в камуфляже, кто в штормовках и пыльниках; угрюмые одиночки и компании, даже развлекающиеся в том же составе, что ходили за хабаром; приблатненные бритоголовые качки, пившие водку из горла, и туристы, потягивавшие через соломинку «мохито» и «огни Москвы».
У лестницы вниз сидели две туристки и ели моллюсков, подцепляя их из раковин оструганными щепками (должными изображать китайские палочки для еды) и окуная в лимонный сок; а напротив них устроился сержант СВГО и хлебал суп‑ассорти из моллюсков, ракоскорпионов и мелкой рыбешки, обильно приправленный чесноком и розмарином.
В углу висел телевизор, соединенный со спутниковой тарелкой, и часть присутствующих с интересом наблюдали за экраном. Звук был установлен на максимум, но посетители громко говорили, орали песни, смеялись и просто о чем‑то между собой говорили.
Шла новостная программа – здешний люд смотрел все больше музыкальные шоу‑программы и комедии с «мылодрамами». А вот боевики категорически не уважал – крови, стрельбы и драк с погонями им и в жизни хватало. Но сейчас были новости.
– …Выражают протесты и требуют суда над виновниками расхищения средств, выделенных на помощь беженцам из Московского региона, – вещала миловидная девушка в строгом костюме.
За спиной ведущей растянулась цепь манифестантов. В их руках виднелись плакаты: «Воров и жуликов – под суд!»
Картинка сменилась. Теперь в кадре бесновалась толпа. Она накатывала на стену полицейских щитов и отползала назад. Над головами метались белые полотнища флагов, на которых русский витязь рубил нечто зеленое и усаженное щупальцами, жвалами, клешнями и еще черт знает чем, да еще вдобавок и скорпионьим хвостом.
– …Волнения вызваны слухами об отказе Думы принять к рассмотрению проект об особом статусе лиц, проживавших более определенного срока на геоаномальных территориях. Данный проект был разработан инициативной группой «Движения в защиту человека» и, несмотря на радикализм, получил достаточно широкую поддержку в обществе…
Затем весь экран заняло лицо седого одутловатого Лженеронского, призывающего не дать распространиться по Земле инопланетной заразе из Зон…
– Ой, да долбись оно все ананасом! – воскликнул бармен и вырубил телевизор.
Снизу, с первого этажа, доносились звуки веселья – там тоже отжигали вовсю.
Селение Дворики занимало то же место в Московской Зоне, что в большом мире Лас‑Вегас или Монако, – здесь гости со всего огражденного Периметром куска России и из большого мира играли в карты и рулетку и развлекались с женщинами.
В Верее лечились. На Развороте – торговали оружием. В Электростали – мутантами. Ушлые люди на‑учились изо всего извлекать доход. А вот здесь – здесь отдыхали.
Тут были рады всякому, у кого в кармане шелестели бумажки, какого бы цвета они ни были. Сюда ездили и с Большой земли, не за артефактами и экстримом с адреналином, а сыграть в запрещенных снаружи казино. Говорили даже, что Дворики не трогают, ибо там играют инкогнито большие люди. Была тут, конечно, и торговлишка артами какая‑никакая и даже игорные дома, где их принимали в качестве ставки, но поселок давно не жил с даров Зоны.
А еще от прочих поселков Дворики отличались тем, что здесь не стреляли – все гости сдавали оружие в сейфы или на въезде на КПП или в барах и гостиницах с игорными заведениями. За попытку протащить ствол нелегально следовала кара в виде «волчьего билета», а не дай бог еще и стрелять – за такое убивали без разговоров. Две сотни охраны из отборных «волкодавов» – не шутка.
Сюда «гидры» прибыли отдохнуть и развеяться после удачной находки. Вчера, пристав к берегу у Серого мыса, у самого уреза воды, как раз рядом с тем местом, куда ткнулся нос баркаса, под валуном, оплетенным гирляндой водорослей, их ждала удивительная добыча. Ни много ни мало, а тридцать пять только что вылупившихся из яиц детенышей полосатого панцирного осьминога. Местная извращенная эволюция защитила крошек от хищников, сделав их отменно ядовитыми, а грамм их яда стоил три тысячи баксов, поскольку в два счета излечивал от множества хворей, связанных с болезнями суставов и опорно‑двигательной системы. Потому и не скупились фармацевтические компании, наживавшиеся после соответствующей переработки сырья, чуть ли не в пять, а то и во все десять раз.
Вооружившись щипцами, они бережно переложили мальцов в ведро, заботливо укрытое водорослями – осьминожки плохо переносят жару, могли и сдохнуть, от чего качество продукта, ну и цена, само собой, упадут, и отвезли в Верею. И этот успех аквасталкеры только что, как говорится, «размочили». Взяли с собой половину вырученных денег и теперь, практически спустив их, возвращались пустыми, но довольными – легко пришло, легко и ушло. Это ж не добытый кровью и потом честный хабар, а шальная удача…
…Шквал спустился вниз. Там уже ждали товарищи – нагулявшиеся и навеселившиеся.
Забравшись в маленькую амфибию, сталкер махнул рукой, мол, трогай. Мормышка отжал сцепление, и они поехали по улицам, где фанерные щиты с выведенными масляной краской названиями заведений чередовались с неоновыми и диодными вывесками, а покосившиеся дома и чуть ли не избы – со вполне элегантными сооружениями из стекла и панелей. Стояла тихая теплая погода.
Жук с некоторой тоской озирал окрестности. Шквал осуждающе на него посмотрел. В прошлый раз Жук так загулял в Двориках, что ребята, разыскивая его, переполошили весь поселок. Он в это время умудрился сделать нескромное предложение замужней женщине, дать в морду ее мужу, а потом начал носиться по поселку, по‑обезьяньи залезая в окна и на крыши. Упав с дерева, морпех как ни в чем не бывало встал на обе ноги… В общем, глаз да глаз нужен.
Размышления его прервал рев мотора, и мимо, обгоняя их машинку и едва не задев ее бортом, пронесся на бешеной скорости средней обшарпанности джип с заляпанными номерами сгинувшего семьдесят седьмого региона. Резко‑визжаще затормозил, сдал назад, всхрюкнув движком, подкатил к бараку.
«Тачка свежая, – отметил про себя Шквал, – не из местного хлама собранная в автомастерской».
А больше ничего отметить не успел, потому что раскрылась дверца, и изнутри микроавтобуса пинком выбросили девчонку. Тоненькую, зареванную, помятую, испуганно вжавшую голову в плечи. Следом вылез накачанный здоровяк в дорогой кожаной куртке.
Девчонка явно не местная – белые босоножки на шпильках, джинсовая голубая юбка до колен, белая майка, дешевая, хотя с претензией на элегантность китайская бижутерия и яркая бейсболка. В Зоне так не ходят.
– Отпустите меня, пожалуйста! Кто вы такие? Зачем вы это делаете?
– Замолчи, лучше иди быстро подмывайся! – грубо заявил парень в кожанке.
Та еще что‑то умоляюще сказала, и второй, в наискось сбитой шляпе, ударил тощенькую хрупкую девушку резко под дых. Тут же добавил в печень и снова – в живот наотмашь. И все это молча, без эмоций, не меняя выражения лица. Зато первый просто кипел от ярости.
– Кровью умоешься, дырка на ножках! – проорал он. – Да я скорее дохлую крысу пожалею, чем тебя! Пошла быстро в дом и чтоб через полчаса была уже в койке и готовая к употреблению!
История, разыгравшаяся перед сталкерами, была ясна как день. Охмурит такой вот мерзавец юную глупышку, пообещает показать Зону и все ее чудеса. И хорошо, если, попользовавшись, отвезет обратно. А то ведь, бывало, увозили куда‑то в глубину аномальной территории, на свою стоянку, насиловали и там же и бросали.
Не так давно Мормышка, возвращаясь из рейда, наткнулся на такую несчастную – она шла по дороге от Периметра. Представить только ситуацию: пустошь, мутанты воют вдалеке, а по разбитому шоссе идет девушка, причем босиком…
История, разыгравшаяся перед сталкерами, была ясна как день. Охмурит такой вот мерзавец юную глупышку, пообещает показать Зону и все ее чудеса. И хорошо, если, попользовавшись, отвезет обратно. А то ведь, бывало, увозили куда‑то в глубину аномальной территории, на свою стоянку, насиловали и там же и бросали.
Не так давно Мормышка, возвращаясь из рейда, наткнулся на такую несчастную – она шла по дороге от Периметра. Представить только ситуацию: пустошь, мутанты воют вдалеке, а по разбитому шоссе идет девушка, причем босиком…
(Сейчас живут вместе, дело как будто идет к свадьбе. Бывает же и такое…)
Переглянувшись, Шквал и его друзья двинулись к противнику с самыми невинными улыбками. Жук небрежно поигрывал увесистым лодочным насосом, валявшимся на дне амфибии.
Он не любил, во‑первых, бандитов, во‑вторых, насильников, в‑третьих…
В‑третьих, на виске здоровяка белело пятно, как от ожога. Именно там, где «Секира Чернобога» ставила своим приверженцам клеймо – «три топора», или триксель – треугольную свастику, подражая тамплиерам.
Главари «Секиры» давно сгорели вместе со своим капищем, взорванные артефактной спецсборкой. Но и до сих пор человек с таким клеймом в полесской Зоне сильно рисковал – его могли зашить живьем в брезент и, привязав увесистую железяку, бросить в ближайший водоем или просто без затей грохнуть. Уж больно нехорошую репутацию заработали чокнутые язычники.
– Мужики, отпустили бы вы девку, не по‑людски как‑то получается, – вежливо молвил Шквал.
Как ни странно, иногда слова, сказанные спокойным доброжелательным тоном, действовали лучше удара или выстрела. Иногда, но не в этот раз.
– А вы че пришли? – повернулся в его сторону амбал, лысый, как коленка. – Вам тут что, комедия, да? А может, вы рыцари? Живо сели в свое мусорное ведро на колесиках и убрались на хрен!
За спиной у Шквала угрюмо заворчал Мормышка, глубоко оскорбленный таким отзывом о его четырехколесном любимце. Старенький плавающий вездеход, восстановленный им буквально на коленке, и в самом деле выглядел неказисто, но был надежной и качественной машинкой, не раз выручавшей сталкеров. И когда всякое хамло оскорбляло его железного друга… Да, не хотел бы Шквал оказаться на его месте.
– Ладно, ладно, сейчас уедем, – с улыбкой по‑обещал Жук между тем и с той же улыбкой вмазал собеседнику между ног насосом. Тот побелел и бухнулся на колени, а затем скорчился на асфальте, хватая воздух ртом в болевом шоке. Шквал тут же пнул носком в живот начавшего разворачиваться к нему приятеля наглеца. А Мормышка врезал хуком впавшему в ступор третьему.
– Это за мусорное ведро, мудак! – с хрустом добавил он тому по колену берцем, так что тот брякнулся спиной на растрескавшийся и вздутый старый асфальт. – Это тебе, козел ты драный, не мусорное ведро! Это – полноприводный плавающий автомобиль‑транспортер малой грузоподъемности «ЛуАЗ‑967». Состоял на вооружении ВДВ, использовался для эвакуации раненых, подвоза боеприпасов и военно‑технического имущества, а также для установки отдельных видов вооружения, – с чувством процитировал он. – Уразумел?
Бритоголовый амбал зашевелился и попытался сделать подсечку. Мормышка, разозлившись, что называется, со всей дури вмазал ботинком в лицо. Хлынувшая кровь и хруст подтвердили, что нос у урода сломан. Для надежности сталкер добавил еще и в пах.
Чувство опасности кольнуло Шквала, и он увидел еще троих, бегущих в их сторону. Впереди длинный, круглоголовый и рыжий, как кот. Второй крупный, но рыхловатый и с усами. Сталкеры редко носили усы. Считалось почему‑то, что за усы может ухватить и утащить Матушка‑Смерть – персонаж зонного фольклора, в которого почти никто не верил, но которого тем не менее уважали.
Задержался взгляд Шквала на последнем. Невысокий, какой‑то нескладный, напоминавший накачанного, точнее перекачанного, подростка с маленьким подбородком и злым прищуром. Тощий и вместе с тем жилистый, с особой волчьей статью, какая выдает бывших урок. Чутьем Шквал понял – это главный в кодле. А начинать во всяком деле надо с главного. Остальные сами разбегутся!
Но первым начал именно тот. Поддел сапогом груду песка, намереваясь ослепить своего противника или хотя бы отвлечь внимание.
Но это только в кино такой прием проводят без проблем. В песке оказался кирпич, и нога у нападавшего подвернулась. Споткнувшись, он потерял равновесие, и сталкер ударил с поворота сложенными в замок руками по костлявому затылку. И мгновенно вырубил худосочного недоноска.
Тот так и остался лежать. Шквал угодил ему точно в один из нервных узлов: глаза у бандюгана закатились, и даже щеки обвисли. В этот момент сталкер как‑то холодно и отстраненно подумал, что, если тот и сдохнет, совесть не будет его мучить ни на ломаную копейку.
Двое оставшихся наклонились над товарищем, обалдело рассматривая результат всего одного удара. Их поверженные приятели громко стонали, но в драку не лезли, видимо, уловив, что сегодня явно не их день.
Усач неуверенно поднял бейсбольную биту – единственное разрешенное в Двориках оружие. Бита, что может быть нелепее в Зоне?
– Брось палочку, чувак! – с самой, что называется, людоедской ухмылкой нежно промурлыкал Мормышка. – А то отберу и засуну в… продолжение спины. Я таким дрыном мутантов забивал, было дело, а кто вы против мутанта? Даже не мыши против кота…
– Это «гидры», я про них слышал, – проговорил вдруг длинный, пятясь задом, даже не лапая нож на поясе. – Пошли, братва, тут нечего ловить, нас на дьяволов местных нанесло…
Охая, отморозки потащились в машину, судорожно взревел мотор, и джип мигом исчез.
– Уроды… – Мормышка сплюнул, поддел ногой брошенную биту и перевел взгляд на всхлипывающую девчонку, державшуюся за бока. – Ну что? Жива?
– Жива… – растерянно произнесла та. – Я Ксения.
– Хорошее имя, – задумчиво произнес Жук.
– Я… спасибо, дяденьки… я, если хотите, на все согласная… – всхлипывая, процедила та. – Только отпустите.
И Мормышка, забыв обо всех условностях, шагнул к ней, крепко беря за руку. Девушка прижалась к нему, ее била нервная дрожь.
– На все? – усмехнулся Жук. – Тогда, Ксенька, пообещай нам, что больше не будешь садиться в машины с незнакомыми мужчинами. Особенно если они на сталкеров похожи…
Ксения шмыгнула носом. Она восхищенно смотрела на этих людей, которые показались ей сначала почти такими же страшными, как ее похитители, а потом вдруг оказались добрыми и неплохими людьми. А Шкал вспомнил, что у его товарища в Смоленске сестра возраста этой девчушки.
Они ехали по грунтовой дороге. Ксения, свернувшись калачиком, дремала. А Шквал думал, как теперь отправлять эту глупышку домой и еще о том, что сегодня он с товарищами сделал доброе дело.
Мир от этого лучше не стал, как пишут в плохих романах. Он остался таким, каким был, ничего‑то в нем не изменилось. Но вот эту девушку они спасли.
Ну да, понятое дело, словами и проповедями мир к лучшему не изменишь. А вот железякой по башке и берцем по тестикулам когда‑никогда и можно…
Добравшись спустя четыре часа до дому, они сдали Ксению с рук на руки слегка оторопевшей Тамиле. А Шквал доковылял до койки, рухнул на одеяло и провалился в сон, едва сомкнув веки. В сон глубокий и черный, как бездонный колодец.
Не снилось в этот раз Шквалу совершенно ничего. И не беспокоили его ни шум‑гам сходившихся ближе к вечеру посетителей кабака на нижнем этаже, ни страстные стоны за стеной в комнатке у Жука, куда неутомимому морпеху удалось заманить в дупель пьяную туристку.
Глава 10
Новая Зона, поселение Дарьино
Шоссе резко закончилось полуразрушенным КПП и свернутым в спираль шлагбаумом, за которым ржавела «Хонда» со спущенными шинами. Дальше, за изгибом асфальтовой ленты, покачивал зелеными вершинами сосняк, и краснела металлочерепица.
Бур въехал на хранившую следы былой роскоши парковку, махнул сонному охраннику с автоматом, оставил «УАЗ» и нырнул в лабиринт переулков.
День выдался ветреный, уже прохладный, хотя и ясный – редкость в Зоне. Блекло‑синее вечернее небо ранней осени быстро темнело, золотясь закатом. Скоро уже сократятся дни; стылое солнце заставит сиять по утрам иней на пожухшей траве. Нырять станет заметно труднее, даже с химическими грелками под гидрокостюмом больше десяти минут не просидишь под водой.
У мусорной кучи билась, словно попав под напряжение, чья‑то мохнатая тушка: не разобрать, кошка, а может, собака, а то еще какая местная зверушка вроде кроликовой мыши – одного из немногих безвредных мутантов Новой Зоны. Сбоку к ней приникло непонятное существо покрупнее. То ли совокуплялись, то ли одно ело другое.
Пересекая почти целехонький внешне коттеджный поселок, Бур часто оборачивался, как будто чувствуя спиной взгляд, но позади никого не видел. Лишь глухие высокие ограды, за которыми таращились выбитые окна, ослепшие навсегда. Должно быть, если пошарить по домам, многое можно найти даже сейчас.