Течение останавливало его. Потом словно невидимый силовой поток обрушивался сверху, придавливая шар ко дну, и он, крутясь, начинал опять свой дикий невероятный и вместе с тем как будто осмысленный танец. Неизвестно, сколько он тут летает и что это вообще такое.
Опять засияв до рези в глазах, шар пронесся мимо, чуть не задев макушку сталкера. Быстро, очень быстро.
Очень быстро.
Черт, это же точно так, как было, когда та мерзость сгубила Сучка! Давя страх и пытаясь сообразить, что с ним стряслось и что вообще происходит, Спрут посмотрел вверх: шар, оторвавшись от илистого дна, всплывал в облаке, похожий сейчас как никогда на ночное светило.
И тут он тоже по инерции начал всплывать.
Какое‑то время ему удавалось притормаживать, используя поддержку струй течения, водоворотов, в которых он кружил над баржей. Затем он отчего‑то подумал, что никакого течения нет, что все это определенно какая‑то чудовищная галлюцинация.
Внезапно Спрут почувствовал, что он здесь не один. Повернул голову и остолбенел: рядом с ним сидела девушка, неестественно большая, в купальнике‑бикини и ластах. Она смотрела прямо на него. Он различал Ее лицо до мельчайших черточек, и его, знающего, что у видений Зоны обычно знакомые лица, сейчас удивляло, что он девушки этой никогда не видел. Ошеломленный Спрут протянул к ней руку, но ничего не обнаружил. А что он ожидал, что двухметровая красавица его обнимет и поцелует прямо в стекло маски? Само собой, это определенно какая‑то галлюцинация от близости артефакта или переутомления. Или азотное опьянение дает о себе знать?
Потом ему почудилось, что вода медленно густеет, застывая, превращаясь в нечто вязкое и плотное.
В памяти возник сам собой экспонат из музея ЦАЯ (занесла его судьба как‑то в это закрытое заведение). Огромный янтарного цвета семигранник, и в этом янтаре, как древняя муха, парит человек – руки распахнуты и почти касаются стенок этой гробницы, на лице – недоумение пополам с ужасом, а на груди – бесполезный автомат.
Он в слепом отчаянии рванулся и внезапно начал погружаться, с облегчением ощутив, что это не сон и не морок. То, что его окружало, было, несомненно, водой, самой обычной водой. И вода неожиданно начала поднимать его куда‑то, но он услышал крик в коммуникаторе и опомнился.
– Не всплывай, батя! – надрывался Мормышка. – Батя, слышишь?! Не всплывай! Тут озерники! Озерники!!!
* * *
Чувство опасности, то самое шестое чувство, сработало чуть раньше, чем сигнал ручного сонара предупредил Слона о явлении незваных гостей.
Оглянувшись, он увидел несколько пар светящихся глаз с разных сторон. И через мгновение‑другое уразумел, что в темноте притаились земноводные мутанты размером со взрослого человека. Строением тел хищники отдаленно напоминали людей, но ящероподобного в их облике было гораздо больше.
Вытянутые морды с желтыми немигающими глазами, клыкастые пасти, слегка сплющенные хвосты и перепонки между когтистыми пальцами, по шесть на каждой лапе. Гребень внешних жабр, прижатых к спине сложенным веером.
Одна за другой устремились в глубину серебристо‑серые тени, и через несколько секунд сбоку вынырнул первый озерник, выставив перед собой что‑то вроде длинного копья из ржавой тонкой трубы с косо срезанным и расплющенным молотом остро отточенным наконечником. Озерники хоть и редко, но пользовались примитивными орудиями. Ходили слухи, что пьевры иногда даже каким‑то образом заставляют порабощенных ими людей делать их для своих лучших слуг.
– Вррррешь! Не возьмешь! – прорычал Крестовик, забывшись, и чуть не выпустил загубник, но успел зубами прихватить в последний момент.
Его рука скользнула к бедру и выдернула из кобуры «китайца».
Один за другим три выстрела глухо ухнули в водной толще – все три нашли цель. Два тела нелюдей начали медленно опускаться на дно, а еще один завертелся на месте, хватаясь за простреленную нижнюю конечность. Сквозь толщу воды послышалось тонкое переливистое уханье. Знакомый всем морским сталкерам звук – так озерники кричат от боли. (А если этот мутант кричит от боли, значит, точно серьезно ранен.)
В тот же миг лезвием своего грубого, но от этого не менее смертоносного инструмента озерник сделал неожиданно искусный выпад и сумел перерубить у сталкера шланг от баллона акваланга. Крестовик замолотил руками, рванул вверх, но не успел.
Слон нажал спуск «АПС», но оружие молчало. Подвел ли механизм или боеприпасы, уже оказалось не важным. Враги были совсем рядом. Слон успел ударить тесаком в живот одного мутанта, но в спину и грудь вонзились сразу два копья, и он медленно стал опускаться на грунт.
Скрипач выдернул из держателей разгрузки автомат, не обычный, как у приятеля, а «Морской лев», и пули‑иглы устремились навстречу кружащимся серым теням.
Вода окрасилась бурыми облачками. Еще очередь, и два последних озерника устремились прочь. Но того, что «Гидра» стала меньше на двух бойцов, что двое их товарищей погибли, этого уже было не изменить.
Наверху Шквал, матерясь отчаянным злым полушепотом, натягивал гидрокостюм, пока Кощей со злыми слезами заряжал «хеклер‑кох», трясущимся руками втыкая снаряженные стволики в гнезда. Что происходило внизу, было непонятно, но два всплывших на поверхность мертвых озерника говорили сами за себя.
Внезапно в воде, окутанной мраком, что‑то зашаталось. Огромная тень надвинулась снизу. И в мелких волнах шевелилось нечто огромное, угловатое, черное, как скала.
«Не может быть…» – замер в растерянности Шквал.
Над водой вознеслась хитиновая морда гигантских размеров, нависла над водой.
Сталкеры ясно видели его фасеточные глаза числом восемь или десять, огромную пасть, исказившуюся в какой‑то противоестественной улыбке.
К ним пожаловал не кто иной, как дракс – собственной персоной.
* * *
Спрут ощутил, что боится. Боится по‑настоящему, как не боялся давно, – настоящим подлинным страхом. Как боялся первобытный волосатый предок, слыша рев пещерного льва или убегая от наводнения.
Он никогда не бравировал показным бесстрашием, но заслуженно имел репутацию человека хладнокровного и не пасовавшего перед опасностью.
И вот в его душе разом проснулся маленький слабый человечек…
Взирая из открытого люка на мечущиеся силуэты мутантов, он только что не плакал. Срок жизни его был ограничен объемом воздуха в баллонах, а озерники бывают на редкость упорны и могут не отстать от врага, пока не погибнут или их противник не отступит.
Он со злостью посмотрел на обрез. Американский дробовик мог дать шанс в схватке с сивулфом или с тем же озерником, но лишь с одиночками. А вот при встрече со стаей этих тварей человека ждет верная и мучительная смерть. Так что стоит ему себя выдать…
И, глядя вверх, он совершенно забыл о резаке. А между тем инструмент, лежавший на накренившейся палубе, медленно скользил в сторону двери, где лучилось мягким золотом «сияние».
* * *
Шквал замер, так и не застегнув ремни акваланга. Время точно остановилось, сделалось тягучим, как смола или растопленный солнцем асфальт, оно тянулось нехотя, как в кошмарном сне. А затем чудовище ушло в воду, подняв вал воды, который качнул «Зарю» точно деревяшку.
По их душу пришел подводный кошмар Новомосковского моря, одинаково хорошо чувствующий себя и на воде, и на суше. Отношение к ним было примером редчайшего единодушия. Их старательно истребляли и все сталкеры, какие имели такую возможность, и мародеры, и военные, и даже ученые, обычно бранившие вольных бродяг за то, что те убивали мутантов без нужды почем зря. Ибо драксы жрали всех людей независимо от рода занятий. Людей эти мегараки отчего‑то сильно не любили, словно некто их на это запрограммировал.
Урод плавно приподнялся над водой, балансируя хвостом. Огромная туша начала подниматься из воды, как всплывающая подлодка – с какой‑то противоестественной легкостью.
Ударило вразнобой несколько выстрелов. Лопнул один из глаз твари, и из зияющей дыры потекла желтая лимфа.
Тварюга поворачивалась неспешно, походя на танкер‑стотысячник. Огромное тело выгибалось, пластины панциря надвигались одна на другую с клекочущим скрежетом.
И вот тварь совсем рядом…
Многометровое тело. Панцирь головогруди с корявыми буграми. Широкие лопасти боковых ласт. Куцые гребни плавников, прижатые к бокам. Огромные жвалы. Шевелящиеся антеннки усов, каждая с бревно толщиной. «Гидры» смотрели, как медленно поднимается верхний ротовой щиток‑губа, расходятся зазубренные мандибулы. Челюсти задвигались быстро и ритмично, как ножи жатки или комбайна.
Каждому на борту сейчас показалось, что именно на него ринется двадцатипятитонный живой кошмар. Сталкер успел лишь ужаснуться, когда блестящие желто‑зеленые глаза оказались в считаных метрах…
Каждому на борту сейчас показалось, что именно на него ринется двадцатипятитонный живой кошмар. Сталкер успел лишь ужаснуться, когда блестящие желто‑зеленые глаза оказались в считаных метрах…
Не прошло и пары секунд, как огромный хвост обрушился на «Зарю», буквально впечатав Мормышку в палубу и походя снеся с юта Кощея.
Сверху на него обрушилась массивная туша чудовища.
«Я уже, считай, мертв!» – промелькнула в голове мысль.
Когда монстр, поднявший новую волну, развернулся, раскрыл чудовищную пасть и ринулся на Мормышку, тот попытался увернуться, но хитиновые челюсти с легкостью сомкнулись на теле и начали рвать сталкера.
– Да сделайте же что‑нибудь, черт бы вас побрал! – орал из‑за борта Скрипач. – Да помогите же, братья, вашу мать!
Тварь приближалась. Ее движения были отточены и ловки. Ее броня – неуязвима. Пули расчертили хитин глубокими бороздами, а тварь даже не шелохнулась. Тело в пасти уже не дергалось…
– Еще стреляй! – рявкнул Шквал.
– На дракса ПТУРС нужен!
Шквал, кое‑что вспомнив, ринулся вниз, благодаря себя за то, что сегодня взял эту вещь с собой.
За те полминуты, пока его не было на палубе, ситуация накалилась. Жук орал матерно с кормы бота все неприличные слова, какие мог вспомнить, потрясая опустошенным автоматом в сторону дракса. Ошалевший от надвигающейся неизбежной смерти Скрипач барахтался рядом с бортом «Зари», вереща, как поросенок.
Из‑под панциря мутанта выдвинулось суставчатое щупальце – противоестественная нелепая конечность.
Щупальце изогнулось и подобно хлысту, занесенному для удара, нависло сверху, словно желая схватить солнце и разломать, раскрошить ненавистный нечисти сияющий диск светила. Похоже, дракс играл с жертвой, перед расправой наслаждаясь последним драматическим моментом удачной охоты.
И тогда Шквал поднял показавшийся очень легким «М‑202» на плечо и выстрелил. Все четыре ракеты ушли под головогрудь, туда, где она переходила в гибкий хвост.
А потом внизу рвануло…
Ракеты взрывались не одновременно, а с секундными паузами, согласно очередности их проникновения в голову подводной твари. И каждый взрыв сотрясал тело монстра, выбрасывая кверху ошметки мяса и фонтаны крови противоестественного зеленого цвета. После третьего взрыва мимо сталкеров пролетело щупальце, похожее на какой‑то кожистый бамбук, усаженный жалами и присосками. А четвертый, последний взрыв выбросил во все стороны облако размолотых в фарш внутренностей.
И все…
Лишь водоворот неспешно крутится там, где вода поглотила тело ужаса Новомосковского моря, только что выплывшего навстречу своей гибели.
И тут из глубины по глазам через толщу воды резанула яркая вспышка. Как будто там, в глубине, исполинский фотограф нажал фотовспышку великанского аппарата. Или рота сварщиков врубила сварочные аппараты. Или разразилась подводная гроза.
Вертикальная молния, яркая, сотканная из множества бледно‑лиловых спиралей, располосовала морскую глубину. Сияние, которое продлилось всего долю секунды. Затем еще молния, и еще.
Раздался тонкий звон, как от приближения комара размером с лошадь, за ним жуткий выдох, похожий на стон, оглушающий плеск – и волна накрыла Шквала с головой.
Рация захрипела, защелкала и умолка. Толстая синяя искра сорвалась со снастей. А затем на месте, где колыхался буй, полыхнул яркий столб света, на вид какого‑то твердого. Необыкновенно мощный, ослепительно‑зеленый, взорвавший, казалось, и сами небеса и заливший пронизывающей своей флуоресценцией воду.
«Это все…» – подумал Шквал, крутя головой, словно контуженный.
Думалось почему‑то отрешенно, будто он смотрел на случившееся со стороны, а не был непосредственным участником разыгрывающейся драмы.
Все, кто был на палубе, попадали на доски, схватились кто за что успел, но это не помогло. Волна прокатилась до кормы, схлынула в море.
«Зарю» развернуло лагом к волне, она покачнулась, но устояла, второй вал воды накрыл их с головой, и после него на палубе оказалось немало червей и улиток.
Один почли перерубленный пополам слизень упал рядом со Шквалом – огромный, старый уже, покрытый слоем тины. Сталкер инстинктивно отшвырнул его ногой к борту, и он закружился на мокрой палубе, как юла.
При распространении взрывной волны в воде все живое размером больше креветки гибнет мгновенно. Скрипач превратился в мешок с переломанными костями за миг до того, как вода над местом взрыва забурлила и взлетела вверх огненным столбом.
«Зарю» подбросило, и тут же бот провалился, подсев под бортовую волну. Вместе с тоннами воды в воздух взмыли серебристые рыбьи тушки, какие‑то непонятные обломки, нити водорослей, желеобразные тела медуз и каракатиц и похожее на дохлую лягушку тело их погибшего товарища.
Через миг взлетевшая в воздух вода обрушилась вниз вместе с рыбой, водорослями, медузами, озерниками и изломанным телом мертвого Скрипача.
Шквал проводил падающий труп непонимающим взглядом, и только когда то, что мгновения назад было их товарищем, ударилось о палубу со звуком, напоминающим шлепок огромной мокрой тряпки, он заорал…
Волна обрушилась на бот и перескочила через него, покрыв палубу сплошным слоем. Потоки хлынули в рубку через открытые иллюминаторы, смывая все, и ухнули по трапу в тесную каюту. Шквал успел ухватиться за леер и удержался на палубе. Взвыв, захлебнулся генератор, но вода успела сделать свое дело – он плюнул зелеными искрами и замолк.
Жук сидел на палубе и крутил головой по сторонам, устоявший на ногах доктор протянул ему руку, да так и замер, глядя куда‑то в пространство.
– Твою мать! – выругался Гамбургер, отплевываясь.
Глаза у него были круглые, на пол‑лица.
– Ох, ничего ж себе…
Измочаленный труп Мормышки качался на волнах лицом вниз, и вода вокруг него окрашивалась красным. Он сейчас более всего напоминал мертвую морскую звезду – руки и ноги его были раскиданы в стороны, а тело нелепо изломано, так что было понятно, что позвоночник разбит в нескольких местах.
Снизу, перед форштевнем, медленно всплывали оглушенные взрывом озерники – три или четыре. Там же колыхались останки Слона. Крестовика нигде не было видно.
Потом они с Жуком поднимали тело Скрипача, и Шквал поразился, насколько тяжелым казался их товарищ. Правильно говорят, что мертвый тяжелее живого. Глаза сталкера были широко открыты, в них не читалось ни муки, ни боли – одно бесконечное удивление. Он лежал на носу между двумя пустыми баллонами, как куча мусора, и голова его нелепо болталась на переломанной шее…
– Что это было?! – завопил Жук, тряся друга за руку. – Что это, мать твою, было?
– «Сияние»… – пробормотал Шквал. – Эх, Спрут! Ну что ж ты…
Порыв ветра принес душный горячий пар со стороны обширного дымящегося белого пятна. Что уж там случилось и в чем ошибся старый опытный водолаз, останется неизвестным. Да и не важно уже.
Тяжело переступая, он прошел в рубку.
Магнитный компас вышел из строя и ничего не показывал: или его размагнитило, или заклинило. Гирокомпас бессмысленно вращался. Работал только эхолот, выпуская на экранчик линию искрящихся точек – абрис дна. Шквал поднял тяжелую трубку судового телефона.
– Машинное, ответьте мостику.
– Здесь Капитан, – донеслось из мембраны. – Шквал, ты? Я только сейчас… Башкой в швеллер когда торкнуло, так и вырубился… – заплетающимся еще языком вымолвил Капитан. – А где Спрут? Че вообще это было??
«Нет больше Спрута», – хотел сказать сталкер, но вместо этого по‑уставному сухо осведомился:
– Машинное, доложите обстановку.
– Докладываю… – минуту с чем‑то спустя ответил механик «Гидры» не совсем уверенно. – Один винт срезало, дизеля сместились с фундамента, компрессор сдох, генератор сгорел, работает аварийный… Заклепки расшатаны, в трюме вода… Насос еще еле чапает.
– До базы дойдем?
– Как‑нибудь…
– Тогда двигаем помаленьку! – ответил Шквал.
Дизель завелся не сразу, но затарахтел, захлебываясь, и бывший водолазный бот задрожал всем корпусом, двинулся, рассекая серую волну. Вода у кормы бурлила, дымила дрянная «копанная» соляра, но серый выхлоп сразу отнесло дующим со стороны берега ветром.
Надо достать из воды тела погибших и уходить, тут больше нечего делать…
Позади него раздались странные всхлипывающие звуки.
Обернувшись, Шквал даже удивился. У входа в рубку сидел Жук и взахлеб, горько рыдал, при этом мелко и часто крестясь…
– Не надо, братишка, – попытался утешить его, хотя понимал, что слова здесь не помогут. Присел рядом с другом. – Знаешь…
Глава 12
Примерно за четыре года до описываемых событий. Тарсус