Прочитал Фомин не без интереса зарубежные отзывы о деятельности советской военной администрации и о ее добрых контактах с немецкими органами самоуправления и демократическими организациями. Англичанин Гордон Шаффер, находившийся продолжительное время в советской оккупационной зоне, писал: «Между русскими и немцами сложилось подлинное сотрудничество, не такое, как между победителями и побежденными, а как между товарищами по работе». А лейбористский депутат английского парламента заявил: «Я восхищаюсь работой советских оккупационных властей, которые с такой внимательностью и с такой большой гуманностью направляют жизнь в своей зоне и предоставляют демократическим силам в своей зоне полную свободу действий. Русские генералы, стоящие во главе администрации, произвели на меня такое впечатление: это люди, полностью освоившиеся со своими обязанностями, помогающие всеми силами немецкому народу при восстановлении народного хозяйства и гордые успехами, достигнутыми под их руководством».
Дежурный, позвонивший Фомину, сказал, что Кторов, отпустив сотрудников, сразу же ушел домой.
— Эх, жалость какая. А я надеялся еще с ним потолковать. Думал поработать завтра.
— Тебе тоже давно пора отдыхать, — сказал дежурный. — Уже шесть, а сегодня суббота. Отдыхать брат, тоже нужно, а то ног поешь не будешь. Сходи лучше в кино. За мое здоровье…
— Надеюсь, найдете дорогу без меня. Счастливо, — пожелал Фомин Скитальцу и его девушке, когда они вышли из кинотеатра, и побрел по аллее.
Почему-то стало очень тоскливо. Охватило чувство одиночества. Оно приходило к нему нередко в не заполненные работой часы. И он очень, обрадовался, когда на скамейке у фонтана увидел Кторова.
— Что, не спится? Мне в вашем возрасте нужно было только добраться до постели и тогда… — Кторов присвистнул.
— Да нет, был в кино. Потом решил побродить тут.
— Присаживайтесь. Я после ужина вздремнул, да перехватил лишку. Мои спят, а я, как и вы, колоброжу. Да и вечер хорош.
Фомин сел рядом.
— Георгий Васильевич, мне не удалось попасть к вам. Я хотел…
— Стоп! Давайте договоримся — о работе ни слова.
Они посидели молча, наслаждаясь прохладой по-южному темной ночи. Ветерок обдавал их мелкими брызгами, сбитыми с водяных струй фонтана.
— Теперь бы в самый раз стаканчик — другой крепкого чая, — заметил Кторов.
— Так это же мигом. Пойдемте ко мне, и я напою вас чаем. С преотличным вареньем.
— А не поздно? — Кторов посмотрел на светящиеся стрелки часов. — Двенадцатый… Поздновато, но, пожалуй, идемте.
Пока Фомин готовил на кухне чай, расставлял посуду, Кторов взял с тахты томик стихов Гете, открыл заложенную страницу. «Быть человеком — значит быть борцом»…
«Успевает и читать. Молодчина», — стал рассматривать корешки книг. Фенимор Купер и Джек Лондон. Рядом стояли учебники по государственному праву, психологии и, совсем неожиданно, толстенный том Плутарха на немецком языке.
— Прошу, у меня все готово.
Кторов оглянулся.
— Женя, да вы хлебосол. Ужин царский. Откуда вся эта прелесть?
На столе, в окружении фужеров и чашек, красовалась бутылка массандровского муската, ваза с яблоками, варенье.
— Мама все. Вино и варенье прислала еще к майским праздникам. Это клюква. Она знает — мое любимое. Открыть все как-то не было подходящего случая. Вот и дождалось.
— Что скажет гостеприимный хозяин о партии в шахматы? — спросил Кторов, отдав должное и вину, и чаю с вареньем.
— С удовольствием.
Они устроились на тахте, подолгу обдумывали каждый ход. Фигуры Фомина вскоре явно начали теснить шахматное войско начальника.
— Вам не кажется, Евгений Николаевич, сделав очередной ход, сказал Кторов, — что в игре со Старком мы пока находимся в положении защищающихся. А пора бы заставить противника, как говорится, плясать под свою дудку. Нам нельзя дольше сидеть и ждать, раскинув сети.
— Последние дни были какие-то сумасшедшие. Но я думал. Может быть, Мюллер?
— Мюллер? — Кторов долго не отвечал, то ли обдумывая позицию, то ли замечание Фомина. — Мюллер, — повторил он. — Не исключаю. Посмотрим, что сообщат из Днепропетровска. Но в лучшем случае — это полумера. Край, так сказать, круга, а нам нужно войти в самую середину.
— Шах, Теорий Васильевич, — объявил Фомин.
— И конец близок. Тут, видно, уже не вывернуться. Ваша взяла. Давайте еще. Мне думается, — безо всякого перехода продолжил Кторов, — что такой серединой могла быть Штаубе. Что остановились? Расставляйте, расставляете. — Он едва заметно, уголками губ, улыбнулся, наблюдая растерянно вопросительное выражение лица партнера.
— Середина-то, середина, Георгий Васильевич, но до нее трудно, ох как трудно добраться.
— А вы не ищите легких путей. Забудьте, что контрразведка — это только оборона. В принципе — оборона, верно, но ведь самый лучший вид обороны — наступление, хорошо продуманное и организованное. Вот видите, — огорченно заметил он, — опять вы меня прижали — зазевался. Сам запретил говорить о работе и сам же… И опять продул. И поделом мне. — Кторов повалил своего короля. — И как только не стыдно. Без зазрения совести дважды обыграть начальника. Ну ничего, в отместку я вам подкинул на воскресенье задачку. Со Штаубе. Здорово?!
Глава одиннадцатая
1— Вам не следует печалиться. Все складывается удачно, фрейлейн Мари. Хорошо, что Старк позвонил сам и торопится. Вы тут, так сказать, ни при чем и не переживайте.
— Но я потеряю его теперь, господин Бэтхер.
— Понимаю, Старк интересный мужчина и, возможно, искренне увлечен вами. Но не более. А вы, баронесса, кажется, забыли о нашей растерзанной родине. Германия должна восстать из пепла и вернуть себе прежнюю силу и величие, я уже не говорю о границах. И ваш Старк весьма нам пригодится в будущем. Впрочем, он не первый кирпич в фундаменте, который сейчас закладывается. Я сказал больше, чем следовало бы. И хватит об этом. Не распускайте нюни, вы же немка, аристократка, черт вас возьми. Скажите лучше, сколько ему потребуется времени, чтобы добраться сюда.
— Минут пятнадцать — двадцать.
— Служанки, надеюсь, нет дома?
— После нашего вчерашнего разговора я отпустила ее на весь день.
— Ну, вот и молодчина. Теперь просьба: сразу, как познакомите нас, уйдите к себе. Мы поговорим с ним конфиденциально.
— Понятно, господин Бэтхер, — Мари прислушалась. — Кажется, он.
На лестнице послышались шаги, требовательно прозвучал звонок.
— Готова? — вместо приветствия спросил Старк, переступая порог холла. — О, да ты не одна, — он поморщился, увидев через открытую дверь спину сидящего в кресле человека.
— Я хотела предупредить тебя, но ты не стал ничего слушать и бросил трубку, — заворковала Мари. — Это давний друг нашей семьи. Проходи, я познакомлю вас. Ну же…
Так и не сумев подавить раздражение, Старк вошел в комнату. Гость Мари с достоинством поднялся навстречу. Худощавый, выше среднего роста, с выправкой военного, он изучающе и не очень приветливо посмотрел в глаза Старка.
— Майор Эдвард Старк. С кем имею честь?
— Очень приятно, — ответил немец, но имени своего не назвал и, к удивлению Старка, обратился к Мари: — Идите к себе. Если понадобитесь, я позову. Очень приятно, господин майор, — повторил он, вновь устремляя на Старка свой холодный сверлящий взгляд. — Садитесь, поговорим, — он одернул пиджак и легко откинулся в кресло. Отличного покроя костюм из темного твида шел ему, это Старк отметил., как и то, что перед ним был кадровый военный. А друг семьи Мари спокойно закончил свой странный монолог: — Не буду возражать, если вы будете называть меня просто полковник.
Старк почувствовал, что в нем начинает закипать бешенство от такого бесцеремонного обращения. Он едва удержался от резкости и лишь спросил:
— Простите, полковник какой армии? Уж не немецкой ли? О существовании такой я давно не слышал. И потом, не слишком ли вы молоды для столь высокого звания?
Немец пропустил колкость мимо ушей.
— Садитесь же, майор. Мы принадлежим к одному роду войск, только разных армий. А звания? Их дают за дела, а не за возраст.
— Все-таки армий? Вы хотите сказать, что мы коллеги? Приятно. Хотя я не понимаю, зачем я вам понадобился здесь. Вы с таким же успехом могли заехать ко мне в оффис.
— Видите ли, Эдвард, — тихо сказал немец, — завтра мне некогда. Я сегодня хочу закончить свои дела. Сейчас вы все поймете. Только возьмите себя в руки и перестаньте злиться.
Старк почувствовал вдруг, как засосало под ложечкой и в животе появилось ощущение щемящей пустоты и холода. Что-то подобное было в детстве на качелях, когда взлетал выше обычного. Что? Страх? Но отчего? Он, однако, сел на стул.
— Прекрасно, коллега, посидите и послушайте, — немец говорил тоном старшего. — Интересно, как будет реагировать генерал Стюарт на сообщение о том, что содержание вашего сейфа и сейфа вашего заместителя с некоторых пор не является для нас секретом? Полюбуйтесь — вот фотокопии ваших наиболее секретных документов. — Полковник раскрыл лежавший перед ним на столе крокодиловой кожи бювар и бросил перед Старком пачку фотографий.
Старку ничего не оставалось, как посмотреть их. Он делал над собой усилие, чтобы скрыть дрожание рук. Проклятый бош действительно располагал секретными сведениями его отдела из сейфов комендатуры. Начало разговора не оставило никаких сомнений в намерениях немца. Старк полностью осознал опасность, нависшую над ним, и это придало ему силы. Он посмотрел в глаза немцу, снисходительно усмехнулся:
— Только-то и всего? Вы непростительно наивны, полковник. Это мелкие козыри.
— В чем же эта наивность? — Бэтхер насторожился. Добыча явно не желала добровольно идти в расставленные им сети.
— Оффис в комендатуре — лишь крыша. Стал бы я держать немок у себя в отделе? Что же касается материалов, — Старк кивнул на фотографии, — у меня, конечно, могут возникнуть неприятности. Но ведь и вам не поздоровится. Ваша самоуверенность вас опять погубит. Документы? Ерунда! О чем в них речь: полтора — два десятка агентов — ваших же соотечественников. Удивляет другое. Ваша наглость. Разве вы перешли на собственное обеспечение? Разве не для нас таскаете каштаны из огня и более не нуждаетесь в наших подачках?
Старку казалась, что он обретал утраченную было позицию, что уже он наступающая сторона.
— Вспомните-ка, коллега, — теперь он неприкрыто издевался над своим противником. — Кто уберег вас от галстука, который русские с удовольствием надели бы на вашу шею? Ну? Неужели вы всерьез надеялись извлечь пользу из того, что вам удалось похозяйничать в наших сейфах? Достаточно одного моего слова, и от вас не останется следа. Причем в данной ситуации интересы мои и американцев совпадут. Не забывайте, что кто-кто, а мы еще союзники. Вы зарвались… Теперь еще! Вы имеете хоть какое-нибудь понятие о создающемся при активных стараниях американцев Атлантическом союзе? В нем, судя по всему, придется поработать и разведчикам. И мне, и вам, и американцам. Предполагается целая коалиция стран Запада против коммунистических стран.
— А вы знаете, чья это была идея? Немца. Арнольда Рехберга — одного из рурских королей. Еще в сорок шестом году он вместе с генералом Гофманом предложил план, который связал бы Великобританию, Францию и Германию против страны большевиков. Пакт должна была бы подкрепить гигантская финансовая сила США…
— Если вы знаете это, то какого черта вбиваете клин в наши отношения. Вы же лезете в петлю, полковник. И, навредив мне, вы сами окажетесь в глупейшем положении. Вам этого вмешательства не простят.
Старк шел в психическую атаку, но немец был невозмутим и спокойно выслушал гневную тираду.
— Не спешите, господин майор. Политику, конечно, со счетов не сбросишь. Но я не собираюсь менять русло начатого разговора. — Он сделал предостерегающий жест рукой. — Речь идет о вас, только о вас. Мы в курсе ваших финансовых дел — я имею в виду семью Старков, — они ведь далеко не блестящи. Видимость благополучия вам удается создавать лишь за счет приданого жены, а шансы на будущее — надежда продвинуться по службе. Поэтому не усугубляйте своих дел…
— Ого, какой вираж, — ударил себя по колену Старк. — Что там еще?
Немец встал, приоткрыл дверь, попросил:
— Мари, пожалуйста, кофе и что-нибудь не очень крепкое.
Она не заставила ждать и быстро, словно ожидала этого, внесла поднос с дымящимся кофе, бутылкой ликера и крошечными рюмками.
— Позволю себе еще порассуждать, — сказал полковник, когда Мари вышла из комнаты. — Посмотрите вот это. Довольно пикантно, не правда ли? Но это уже для миссис Старк, — немец, жестом опытного картежника, веером развернул колоду фотографий. — Как вы находите эти козыри?
Старк побледнел. Попадись хоть один из этих снимков на глаза Ирен — их семейной жизни конец. Старый, избитый прием, но, как правило, действует безотказно. Мысли одна неприятнее другой роились в его голове. Какова Мари? Черт возьми, но почему, почему он так затянул эту связь? Любовь?.. Страсть?.. Сантименты!.. Полковник, давая своему противнику время в полной мере осмыслить глубину тупика, в который он загнал его, налил несколько капель ликера себе в кофе и, откинувшись на спинку кресла, стал отпивать маленькими глотками.
— Дьявольщина какая-то, — выдавил из себя Старк.
— И это еще не конец, — немец вновь отпил глоток кофе. — Некоторые снимки могут вдруг оказаться в каком-нибудь заведении. Ну и описание, как развлекаются офицеры английской разведки, представители, так сказать, старейшей английской аристократии? Полагаю, что не только вам, о вас уже речь не идет — вы мертвец, а вашему братцу, даже отцу вашей супруги придется оставить политическую деятельность: одному в правительстве господина Этли, если не ошибаюсь, а другому у консерваторов. И вряд ли они когда-нибудь еще появятся на политическом горизонте.
Старк молчал, стараясь привести в порядок мысли. Все больше ненавидел немца, его ненапускное спокойствие, его бесцветные жесткие глаза и чувствовал свое бессилие чем-либо выразить эту ненависть. Он понял, что получил удар, от которого никогда не оправится. Он сам не раз бывал в положении ловца, наблюдавшего, как жертва тщетно пытается уйти из уготовленной ей западни. И тогда торжествовал свою победу, любовался ее беспомощностью и от этого сам себе казался сильней. И опять щекочущий ветерок под сердцем, словно летишь на качелях.
— Глупо отчаиваться и заниматься самоистязанием, Старк, — теперь уже успокаивал его полковник, — собственно говоря, ничего особенного не произошло. Все может остаться на своих местах. Буквально все. И честь Британии не пострадает. И ваша. Вы в полной безопасности.
— Что вам наконец от меня нужно?
— Сущие пустяки. Добрые отношения со Стюартом дадут вам возможность в скором времени вернуться домой. Там, используя свое влияние на брата, — а он имеет вес в теперешних правительственных кругах, — заставьте его поубавить ораторский пыл на трибунах и на страницах газеты, совладельцем которой является ваш тесть. Ваш брат продолжает метать громы и молнии в адрес варваров-немцев. Смешно! Пусть берет пример с господина Черчилля, прозорливости которого можно позавидовать. Его блестящая речь в Фултоне… Короче, всеми возможными средствами вы начнете пропагандировать идею, что истинные враги англичан на Востоке, а не бедные и несчастные немцы. Нам надо помочь, иначе погибнет европейская цивилизация. Зачем рубить сук, на котором сидишь? Надеюсь, вам ясно.
— И это все? — спросил Старк. — И ничего о работе моего ведомства?
— Боже вас упаси! К чему нам это? Здесь мы и так найдем с вами общий язык.
— Будьте великодушны, полковник, не лишайте меня сразу двух квалифицированных сотрудниц. Кто?..
Бэтхер весело рассмеялся. Вопрос Старка — это белый флаг, свидетельство о капитуляции противника.
— Пожалуйста. Вы даже правы. Больше она мне не нужна. Катрин Рейнеке — стенографистка. Кличка — «Стелла»… Но не будьте с ней строги, Эдвард… А теперь мне придется вас немного огорчить. Составим один документик. Так, знаете ли, будет вернее. Я продиктую.
«Чисто он меня скрутил, — признался себе Старк, уже без злобы, пододвигая бумагу и вечное перо, приготовленные полковником. — А что? В конце концов мы действительно оба стоим по эту сторону черты, за которой находится коммунистическая Россия и ее сателлиты… И еще — очень может быть, придется работать сообща. Хотя бы в этом Атлантическом союзе, который так старательно сбивают американцы».
И напряжение упало, как тяжелый мешок с плеч.
— Диктуйте, — сказал Старк.
2— Вижу, вам не терпится поделиться соображениями в связи с новой задачей. — встретил Фомина Кторов. — Докладывайте, а я похожу и послушаю.
Фомин вкратце сообщил о последних показаниях Вышпольского-Курца. И тут же перешел к главному, к беседе, которая состоялась у него с Еноком. Потом достал листок бумаги.
— Это о Бломберге.
Кторов взял справку и прочел: «Переводчик технической группы бургомистрата Бломберг Юлиан Карлович, 1890 года рождения, немец, русского происхождения, родился и до 1940 года проживал в г. Риге. Накануне войны переехал на жительство в Энбург. С 1941 по 1945 год — переводчик в железнодорожной дирекции. С августа 1945 года — переводчик технического отдела бургомистрата. По мнению коллег, вполне лоялен. Женат на госпоже Мари Эрих Палевски 1900 года рождения, проживает в собственном доме на Шиллерштрассе, 5 (бывшая Герингштрассе)».