В этой предшествовавшей Луке традиции Иисус был создан как Сын Божий в момент воскресения. Эту точку зрения Лука заимствовал из предания, и она очень близко соотносится с той, которую мы уже встречали в тексте Рим 1:3–4. Похоже, именно она представляет собой древнейшее выражение христианской веры: Бог вознес Иисуса до положения своего Сына, воскресив его из мертвых.
Деян 2:36
Мы находим аналогичную точку зрения, выраженную в одной из ранних речей в книге Деяния апостолов. На данном этапе следует отметить, что одна из причин, по которой мы знаем, что речи своих главных персонажей написал именно Лука – то, что все эти речи очень похожи друг на друга: Петр, необразованный, неграмотный крестьянин из низших слоев общества, говоривший на арамейском языке, произносит речь, которая звучит почти так же, как речь утонченного, высокообразованного, грамотного, говорившего на греческом языке Павла. Почему же два столь разных человека выражаются почти одинаково? Потому, что ни одна из их речей им не принадлежит: за них говорит сам Лука. И, чтобы составить свои речи, он использует более старые материалы, включая в них долитературные традиции.
В Деян 2, в день Пятидесятницы, когда свершилось великое чудо и Петр объясняет его значение собравшейся толпе, он говорит о смерти и воскресении Иисуса, подчеркивая, что «этого Иисуса воскресил Бог, чему все мы свидетели». Затем он продолжает, говоря, что вознесение Иисуса явилось исполнением написанного в Псалмах. Но на сей раз он цитирует не Пс 2:7, а Пс 109/110:1 – еще один стих, который мы рассмотрели выше как относящийся к божественному характеру царя Израиля: «Ибо Давид не восшел на небеса, но он сам говорит: «Сказал Господь Господу Моему: сядь по правую сторону Мою, доколе Я не положу врагов Твоих в подножие ног Твоих»». Здесь Господь Бог обращается к своему помазаннику, который также назван «Господом». Петр в своей речи указывает на то, что слова Бога обращены к Иисусу, которого Он сделал Господом – и покорителем всех своих врагов – воскресив его из мертвых.
Затем он высказывается еще яснее о воскресении Иисуса: «Итак, твердо знай весь дом Израилев, что и Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли» (Деян 2:36). Самые первые последователи Иисуса верили, что Бог вознес его до положения величия и власти. Этот стих – лишь одно тому подтверждение. Здесь, из долитературной традиции, мы узнаем, что именно воскресив Иисуса из мертвых, Бог сделал его Господом и Мессией. Во время земной жизни Иисуса его сторонники видели в нем будущего Мессию, который станет править как царь в грядущем царстве Бога, принесенном на землю Сыном человеческим – как тому учил их сам Иисус. Но когда они пришли к убеждению, что он был воскрешен из мертвых, как на то ясно указывает текст Деян 2:36, они заключили, что тем самым он уже был сделан Мессией. Он уже правил на небесах как царь, возвышенный до положения наравне с Богом. Как тот, кто восседает рядом с Богом на престоле в Небесном царстве, Иисус уже есть Христос.
Более того, он – Господь. Во время земной жизни Иисуса ученики называли его «господин» – что представляло собой обычное обращение раба к хозяину, наемного работника к нанимателю или ученика к наставнику. Оказывается, в греческом языке понятие господин в каждом из этих различных значений передавалось тем же словом, что и понятие Господе применительно к Богу как «Господину всего». Точно так же, как термин Христос обрел новое значение после того, как последователи Иисуса уверовали в его воскресение из мертвых, то же относится и к термину господин. Иисус был уже не просто их учителем и наставником. Он в действительности правил как Господь всей земли, поскольку был возвышен до этого нового положения самим Богом. И это произошло именно в момент воскресения. Человек Иисус стал Господом Христом.
Деян 5:31
Аналогичная точка зрения изложена еще в одной речи из книги Деяния апостолов, которая, опять же, отражает очень древний взгляд на Христа как на того, кто был вознесен до божественного статуса в момент воскресения. В Деян 5 еврейские власти арестовывают Петра и других апостолов как возмутителей спокойствия за их проповедь в Иерусалиме. Но ангел чудесным образом помогает им бежать, к досаде властей, которые призывают их для дальнейшего допроса. Первосвященник запрещает им впредь учить от имени Иисуса, но Петр и апостолы отвечают, что «повиноваться должно Богу больше, чем людям» – имея в виду, что они намерены продолжить свою проповедь. Апостолы указывают на то, что еврейские власти несут ответственность за гибель Иисуса, но что «Бог отцов наших воздвиг Иисуса… Его Бог вознес десницей Своей, как Начальника и Спасителя» (Деян 5:30–31).
Здесь опять же в одной из ранних традиций, мы обнаруживаем, что воскресение Иисуса связывается с тем, что Бог «вознес» его «десницей Своей». Другими словами, Бог возвысил его до своего собственного статуса и дал ему выдающееся положение «Начальника и Спасителя» всей земли.
Лука и ранние традиции
Можно задаться вопросом, почему автор этих речей, «Лука», захотел использовать долитературные традиции, так расходившиеся с его собственным пониманием Иисуса. Как я уже отмечал, нигде больше Лука не изображает воскресение как тот самый момент, когда Иисус был возвышен до положения Сына Божьего. Тем не менее именно на это указывают стихи, обнаруживаемые в речах из Деяний. У кого-то может возникнуть искушение заявить, что эти взгляды встречаются в речах потому, что данные речи верно воспроизводят то, что в том или ином случае говорили апостолы. Но, как подчеркивалось выше, от древних историков мы знаем, что обычной практикой любого автора было сочинять речи своих главных персонажей самому, и сходство речей в Деяниях наводит на мысль, что все они были написаны одним и тем же автором – Лукой.
В действительности есть хорошее объяснение, почему Лука захотел использовать в своих речах долитературные традиции: потому что они так удачно вобрали в себя его основной акцент в обращении к «неверующим»: Бог решительно и радикально перевернул то, что люди сделали с Иисусом, тем самым доказывая, что он придерживался прямо противоположного взгляда на то, кем был Иисус. Люди надругались над Иисусом и убили его; Бог же обратил эту казнь во славу, воскресив его из мертвых. Люди насмехались над Иисусом, считая его нижайшим из низких; Бог же вознес его и усадил по правую руку от себя, превратив в прославленную божественную личность.
Эти долитературные традиции предоставили Луке тот самый материал, в котором он нуждался, чтобы доказать свою мысль. Поэтому он использовал их повсюду в речах, чтобы подчеркнуть свою весть с особой силой: Бог Всемогущий перевернул то, что сделали грешные люди, и Иисус, вместо того, чтобы стать лжепророком или лжемессией, был явлен как владыка всего сущего. Бог сделал его своим собственным Сыном, Царем-Мессией, Господом.
Оценивая ранние взгляды на Христа
До сих пор я не давал определения этой очень ранней форме христологических верований, в которой Бог воскресил Иисуса из мертвых не для того, чтобы продлить его жизнь здесь, на земле, но чтобы вознести его в качестве своего собственного Сына в Небесное царство, где он смог воссесть по правую руку от Отца, правя совместно с самим Господом Богом Всемогущим. Традиционно в богословских дискуссиях такое понимание Христа называлось низкой христологией, поскольку оно исходит из того, что Иисус изначально был человеческим существом, во всем подобным другим людям. Возможно, он превосходил остальных в праведности; возможно, он в большей степени, чем все прочие, заслужил особую милость Бога. Но он с самого начала был человеком и ничем больше. Обратите внимание, что в обсуждаемой выше долитературной традиции нет упоминаний о рождении Иисуса от девственницы и, уж конечно, ни слова не говорится о том, что он был божественным еще при жизни. Он – человеческое существо, возможно, Мессия. Но затем, в ключевой момент своего существования, он возвышен из низкой доли, которую делил с нами, простыми смертными, на земле, чтобы быть посаженным по правую руку от Бога, получив славу, могущество, и власть. Ниже я приведу возражение против использования термина «низкая» христология – но пока достаточно отметить, что в том, что некоторые богословы называли ее так, есть свой смысл. Здесь Иисус начинает свой путь «снизу», на земле, с нами.
Иногда эта точка зрения именуется также адопционистской христологией, поскольку Иисус не рассматривается в ней как божественное существо «по природе». Иными словами, он не существовал до того, как появился на свет; он не был божеством, спустившимся на землю; он не был «единосущен» Богу. Напротив, он – обычный человек, которого Бог усыновил и вознес до божественного статуса. То есть он не был Богом сам по себе, но лишь благодаря тому, что Господь и Создатель всего мира избрал его, чтобы возвысить до высочайшего положения, хотя начинал он как простой смертный.
Иногда эта точка зрения именуется также адопционистской христологией, поскольку Иисус не рассматривается в ней как божественное существо «по природе». Иными словами, он не существовал до того, как появился на свет; он не был божеством, спустившимся на землю; он не был «единосущен» Богу. Напротив, он – обычный человек, которого Бог усыновил и вознес до божественного статуса. То есть он не был Богом сам по себе, но лишь благодаря тому, что Господь и Создатель всего мира избрал его, чтобы возвысить до высочайшего положения, хотя начинал он как простой смертный.
Проблема с этой адопционистской терминологией – как и с термином «низкая христология» – заключается в том, что она говорит об этом взгляде на Христа в несколько снисходительном тоне, как если бы такое понимание само по себе было недостаточно (Иисус был изначально «только» человеком; он «всего лишь» приемный сын Бога). Правда, точка зрения, согласно которой Иисус изначально был человеком, но впоследствии вознесен до божественного статуса, была превзойдена другой – той, которую я намерен разобрать в следующей главе. Эта другая точка зрения гласит, что Иисус был божественным существом до того, как пришел в этот мир. Иногда ее называют высокой христологией, поскольку, согласно ей, Иисус изначально существовал «наверху», в Небесном царстве, рядом с Богом. В соответствии с этим взглядом Христос не был приемным сыном Бога – он всегда был Сыном Божьим по самой своей природе, а не благодаря тому, что сделал с ним Бог, чтобы превратить его в нечто иное, чем он был с самого начала.
Вместе с тем, хотя более поздние богословы стали считать «низкую» или «адопционистскую» христологию недостаточной, нельзя не заметить, насколько поразительной была эта точка зрения для ее первых сторонников. Для них Иисус вовсе не был «всего лишь» приемным сыном Бога. Такой акцент совершенно ошибочен. Они верили, что Иисус был вознесен до высочайшего статуса, какой только можно было себе вообразить – до невероятно высокого статуса. Это было самой фантастической вещью, какую кто-либо вообще мог сказать о Христе – что он получил место рядом с Богом Всемогущим, Творцом всего, которому предстояло судить все народы. Иисус был единственным в своем роде Сыном Божьим. Такое понимание Христа отнюдь не принижало и не умаляло его – оно было поистине удивительной, захватывающей точкой зрения.
По этой причине я предпочитаю говорить о таком понимании не как о «низкой» или даже «адопционистской» христологии, но как о христологии возвышения. В ней человек Иисус осыпан божественными милостями превыше самых смелых грез, получил от Бога невероятные почести, возвышен до божественного статуса и посажен по правую руку от Бога. В том, что такое понимание Христа не следует рассматривать как «низкое» или недостаточное, меня отчасти убедило новое исследование, посвященное тому, что означало быть приемным сыном в Римской империи – то есть, бесспорно, в том самом контексте, в котором эти взгляды впервые сформировались. Сегодня мы склонны думать, что приемный ребенок – не «настоящий» ребенок своего родителя, и, к сожалению, в некоторых кругах принято считать, что вследствие этого ребенок не принадлежит приемному родителю «по-настоящему». С точки зрения многих из нас, такой подход не может принести пользу, оказать помощь или внушить любовь, но, тем не менее, некоторые люди его придерживаются. То же самое относится и к рассуждениям о Боге и его Сыне. Если Иисус – «всего лишь» приемный сын, тогда он не «по-настоящему» Сын Божий, просто ему случайно был предоставлен более высокий статус, чем остальным из нас.
Исследование усыновления в римском обществе показывает, что такой взгляд не только весьма проблематичен, но и, по всей вероятности, ошибочен. Заслуживающая внимания книга, написанная специалистом по Новому Завету Майклом Леппардом, посвящена как раз этому вопросу: показать, что значило быть приемным сыном в то время и в том месте.4 Пеппард убедительно доказывает, что исследователи (и другие читатели) заблуждались, когда думали, что приемный сын имел более низкий социальный статус по сравнению с родным (то есть, действительно рожденным от своего отца или матери). На самом деле верно как раз обратное. В семьях римской элиты реальное значение имел именно приемный сын, а не сыновья, рожденные от брачного союза своих родителей. Вот лишь один очевидный тому пример. Юлий Цезарь имел сына от Клеопатры по имени Цезарион. Кроме того, у него был приемный сын, племянник, с которым мы уже встречались и которого он усыновил по завещанию. И кто же из них оказался важнее? Цезарион так и остался лишь примечаниям на полях истории; вы, вероятно, никогда о нем не слышали. А Октавиан? Как приемный сын Цезаря, он унаследовал всю его собственность, статус и власть. Вам он лучше известен как Цезарь Август – первый император Римской империи. И случилось это потому, что Юлий Цезарь его усыновил.
В действительности в римском мире нередки были случаи, когда приемный сын достигал более высокого и значительного положения, чем сын родной, родившийся в данной семье. Родной сын был тем, кем он был, в большей или меньшей степени благодаря случаю; его личные добродетели и достоинства не имели ничего общего с тем фактом, что он появился на свет от брака своих родителей. В то же время приемный сын – а усыновление обычно совершалось, когда он уже был взрослым, – был усыновлен именно благодаря своим достоинствам и выдающемуся потенциалу. Он достигал величия именно потому, что демонстрировал способности к величию, а не из-за случайности рождения. Это хорошо видно из панегирика, адресованного императору Траяну одним из его подданных, знаменитым писателем Плинием Младшим, который заявлял: «Ты уже и раньше заслужил быть усыновленным, но мы не знали бы, скольким тебе обязано государство, если бы ты был усыновлен раньше этого».5
Вот почему так часто приемные сыновья были уже взрослыми, когда становились законными наследниками какого-нибудь могущественного властителя или аристократа. А что означало – стать законным наследником? Это означало унаследовать все состояние, имущество, статус, подчиненных и клиентов своего приемного отца – другими словами, всю его власть и престиж. По словам историка Рима Кристиане Кунст, «приемный сын обменивал свой собственный [статус] на статус своего приемного отца».6
Когда первые христиане утверждали, что Иисус стал Сыном Божьим в момент воскресения, они говорили о нем нечто весьма примечательное. Он был поставлен наследником всего, что принадлежало Богу. Он обменял свой собственный статус на статус, принадлежавший Создателю и Владыке всех вещей. Он получил всю власть и привилегии Бога. Он мог победить смерть. Он мог прощать грехи. Он мог стать будущим судьей всей земли. Он мог править от имени Бога. Таким образом, он был во всех отношениях Богом.
Эти различные аспекты его возвышенного состояния тесно связаны с различными почетными титулами, которыми христиане наделяли вознесенного Иисуса. Он был Сыном Божьим. Это ни в коем случае не означало, что он был «всего лишь» приемным сыном Бога. Напротив, такое определение влекло за собой самые фантастические утверждения относительно Иисуса, какие только эти люди могли себе вообразить: как Сын Божий он был наследником всего, что принадлежало Богу. Кроме того, он был Сыном человеческим, тем самым, которому Бог поручил стать будущим судьей всего мира. Он был небесным Мессией, правившим – здесь и сейчас – царством своего Отца, Царя Царей. И, в качестве небесного правителя, он был также Господом, владыкой и повелителем всей земли.
Можно понять, почему кто-то захотел назвать такую христологию низкой, но в ней, безусловно, нет ничего «низменного». Это христология возвышения, которая утверждает поразительные факты, касающиеся учителя из сельской Галилеи: что он был вознесен и посажен по правую руку от Бога, воскресившего его из мертвых.
Важно также подчеркнуть, что как раз в то время когда христиане стали говорить подобные вещи об Иисусе, культ императора получал все более широкое распространение по всему римскому миру. Император почитался как сын Бога (поскольку он был усыновлен предыдущим императором, обожествленным после смерти); Иисус же был Сыном Божьим. Император был могущественным правителем, Иисус – Правителем, самым могущественным из всех. Император был господином и владыкой; Иисус – Господином и Владыкой всего. Этот крестьянин из низших слоев галилейского общества, оказавшийся не в ладах с законом и за то распятый, был в действительности величайшим существом во вселенной. Согласно христианской точке зрения, император не был ему достойным соперником, поскольку приемным отцом Иисуса был не просто предыдущий император, но сам Господь Бог Всемогущий.
Именно из-за своего высочайшего статуса Иисус считался достойным поклонения. Если ранние христиане придерживались столь возвышенных взглядов на Иисуса как на Сына Божьего, вознесенного на небеса сразу же после его воскресения, то, вероятно, уже на этой ранней стадии они начали оказывать ему знаки почитания, до сих пор предназначенные только для самого Бога. В своих двух важных книгах исследователь Нового Завета Ларри Хуртадо попытался разрешить дилемму, каким образом Иисус мог почитаться как божественное существо на раннем этапе истории христианской религии – фактически с самого начала – если сами христиане считали себя монотеистами, а не дитеистами (то есть почитавшими двух богов одновременно).7 Хуртадо полагает, что верно было и то, и другое: христиане придерживались убеждения, что существовал лишь один Бог, но в то же время почитали Иисуса наравне с Богом. Как такое было возможно? Хуртадо полагает, что в христианстве развилось Финитарное богослужение — в котором Иисус почитался как