– Дороги перекрыты! – прокричал полицейский. – Разворачивайтесь. Поезжайте туда, откуда приехали.
– Но я не могу, – сказал Джем.
Полицейский пожал плечами.
– Я не имею права пропустить вас на развилку. Вам придется вернуться.
– Я не могу, – повторил Джем. – Мне тут совсем недалеко, на Либерти-стрит.
Из-под капюшона были видны светло-голубые глаза, нос и сплющенные тугой тканью губы.
– Проезд закрыт.
– А если я попробую проехать, вы посадите меня в тюрьму? – спросил Джем. Тюрьма, в сравнении с домом Марибель, казалась куда более безопасным местом.
– Нет, в тюрьму я вас не посажу! – прокричал полицейский. – Но и проехать не дам. Мне очень жаль. Разворачивайтесь!
Джем кое-как развернул джип и двинулся обратно. Можно было бы свернуть к какому-нибудь дому и пересидеть ненастье. Но провести ночь в мокрой одежде в сырой и стылой машине без еды и питья, не добравшись ста ярдов до женщины, которую любишь?… Сразу представился Нейл Розенблюм: «Добейся ее!»
Джем подъехал к дому Марибель и какое-то время сидел в машине, раздумывая, как теперь объясняться. Выскочил из авто и припустил под дождем к дому. Нерешительно постучался в дверь.
Марибель уже оделась, хотя и кардиган так и не был застегнут.
– Я тебя люблю, – проговорил Джем.
– Тогда можешь меня обнять?
Он кивнул и ступил за порог.
Мак отпустил администратора и сам встал за стойку. В семь вечера, когда вырубили электричество, он вышел с черного хода и побежал вдоль номеров, стуча в двери и спрашивая жильцов, все ли у них в порядке. Повсюду царил боевой настрой. Гости жгли свечи, пили вино, ели сандвичи и читали романы. Убедившись, что все более или менее справляются, Мак вернулся к стойке. Зажег три восковых свечи из церкви и теперь сидел, слушая завывания ветра. За окнами разыгралась целая опера. Рокотал баритон, сливаясь с мерным посвистыванием сопрано. Пару раз в стену швырнуло песком, но большой воды не было. Пока.
Мак все гадал, что же сейчас происходит в доме Марибель. Хотелось приехать, вмешаться, прекратить все, пока еще не поздно. Но решимость перевешивала: после прошлой ночи он понял: Марибель надо отпустить, других вариантов нет. Да только как, как? Разбинтовал свою рану, всмотрелся. Хрупкая вроде девушка, а так расцарапала. Сильно вскипела. Они сошлись по ошибке, и ошибка длилась шесть лет.
К десяти вечера Мак порядком устал от раздумий. Он вышел через боковую дверь на улицу, где гулял ветер, и побежал к домику Лейси.
Старушка сидела, удобно устроившись в кресле. На столе горели свечи из пчелиного воска, стояла бутылка «Дьюара». Лейси облачилась в ночную рубашку и купальный халат из розового шелка, на ногах – новенькие плюшевые тапки. Чуть поодаль лежали фотографии Максимилиана, сложенные в аккуратную стопочку.
– Макс? – пробормотала она, когда он вошел. – Максимилиан?
Мак стряхнул с себя воду.
– Лейси, это я, Мак.
Лейси подскочила. Он, вероятно, ее разбудил.
– Мак!.. Здравствуй. Как там дела?
– Главное, пока ничего не затопило. На парковке песка по щиколотку, но это мы расчистим. Не хочешь поговорить?
– О боже, ну конечно, – оживилась Лейси. – Ты ведь знаешь, я неисправимая болтунья.
Мак рухнул на диван и спросил:
– С чего начнем?
– Со свадьбы, – предложила хозяйка. – Я решила купить себе новое платье. Ярко-красное. Хочу, чтобы меня в этот день называли порочной! – Она взбрыкнула ногами в розовых тапочках. – У нас с Максимилианом было две свадьбы. Я не рассказывала? В первый раз мы поженились в ноябре сорок первого, перед его отъездом на фронт. Судья Алькотт провел церемонию на пляже в Мадакете. А свидетелями были Толливеры – Изабелла и Эдик. После церемонии мы вчетвером отправились праздновать в «Шкипер». Десять дней спустя Макс отбыл в Мэриленд на сборы. А через несколько месяцев их отправили кораблем на Филиппины. Страшное было время. Японцы разбомбили Пёрл-Харбор, а там до Японии рукой подать, и он как раз поехал в те места. Пока Макс служил на Филиппинах, в Европе погиб наш хороший друг, Сэм Арчибальд. Пришлось написать Максу, сообщить ему.
Лейси отпила из бокала и задумчиво посмотрела на свечи.
– Так к чему это я? Ах да, две свадьбы. Мы обвенчались в церкви, когда Максимилиан вернулся с войны. Отцовские деньги на ветер. Мы ведь на ту пору уже были женаты! – Лейси осушила бокал. – Давай поболтаем про твое торжество. Хочу говорить только о будущем. Слишком долго я говорила о прошлом. Так что я умолкаю. Вперед, в будущее! – Она подняла пустой бокал в подобии тоста.
– Я не женюсь, – проговорил Мак.
– Не женишься? – оторопела старушка.
– Не женюсь.
– А Марибель в курсе?
– Ну, я дал ей понять. – Мака чуть не стошнило, когда он представил Марибель в объятиях Джема. – Думаю, она поняла намек. Не знаю, как это объяснить. Я просто не могу на ней жениться.
– Мне можешь не объяснять, – заверила его Лейси. – Я давно живу по принципу: «Бог дал – бог взял». Любовь непредсказуема, но в том-то вся и прелесть.
Оба умолкли и сидели тихо, и даже Фрида как будто угомонилась, решив сделать короткую передышку.
Опершись о стул, Лейси встала и подошла к Маку.
– Иногда мне кажется, что я – мудрая и старая, а иногда – просто старая. Пойду вздремну. Ты останешься?
– Я не буду шуметь.
– Не беспокойся, только свечи не забудь задуть. Мы же не хотим сжечь избушку, которую оставил мне Папаша Билл.
Мак обнял Лейси за плечи.
– Ты не считаешь, что я свихнулся, разорвав помолвку?
Лейси обхватила его лицо своими прохладными руками.
– Пойми, мой дорогой: я всегда буду любить тебя, что бы ты ни сделал. Это и называется «любовь».
Старушка взяла свечу и посеменила по темному коридору. Мак долгое время смотрел ей вслед.
Мак вернулся в вестибюль ближе к одиннадцати. Фрида трясла отель, словно чашу с игральными костями, твердо вознамерившись сорвать его с фундамента. Мак вытащил из кладовки подушку и одеяло, лег на полу возле стойки консьержа и моментально погрузился в сон. Проснулся он от оглушительного треска. Встал, обшарил фонариком зал. Где-то громыхнуло. Мак вышел в центр комнаты и прислушался. Удар, еще один и еще – волны бились о стены отеля, как о прибрежные скалы.
Кто-то постучал с черного хода. В дверях стоял жилец из третьего номера, Норрис Вильямс.
– Террасы ушли под воду. – Он пришел прямо в пижаме и мокрый, словно вылез из душа. – Я слышу, как бьются волны.
– В номер вода не затекла? – спросил Мак, немного растерявшись. Что теперь делать? Куда перевести гостей? К Биллу с Терезой? К Лейси?
– Нет еще, – ответил мистер Вильямс, «книжный червь» с мягкими белыми руками. – А можно нам с женой побыть в вестибюле? Тут немного спокойнее.
– Конечно, – ответил Мак.
Едва ушел мистер Вильямс, в дверь снова постучали.
– В комнату проходит вода. Коврик у двери уже мокрый, – сообщила миссис Фреммер из шестого номера. – Нам как, оставаться на корабле до последнего? Знаете, я смотрела «Титаник».
– Перебирайтесь сюда.
Сквозь открытую дверь хлестали пулеметные очереди дождя. Застегнув «молнию» на куртке, Мак выскочил на улицу и начал обход номеров. Он стучал в каждую дверь и кричал:
– Перебирайтесь в вестибюль!
Жильцы хватали верхнюю одежду и фонари и мчались к заветному укрытию. Все, кроме Клариссы Форд. Она подошла к двери, смерила взглядом толпу и проговорила:
– Убереги нас, господь.
– Кларисса, я не шучу, пора уходить.
– Я же сказала, Мак: не тронусь с этого места.
Мак протиснулся в комнату мимо Клариссы, схватился двумя руками за ручку входной двери и с силой ее открыл.
Волны перекатывали через ступени террасы. Одна волна окатила подошвы и выплеснулась на зеленый ковер. Но испорченный ковер – это меньшая из бед. Золотое побережье может и отколоться, его попросту смоет вода. Мак захлопнул дверь и запер на засов. Затолкал в проем под дверью два банных полотенца и взял Клариссу под руку.
– Надо выбираться, – сказал он.
Она отстранилась, вырвав руку. Мак вспомнил про Марибель.
– Повторяю: я остаюсь.
Где-то вдалеке, сквозь шум и завывания ветра, послышался вой сирен.
– Ну и отлично, – ответил он.
По Норт-Бич-роуд мчалась пожарная машина, и с ней два фургона. Они остановились, не доезжая до отеля – дальше дороги не было, все вокруг завалило песком.
Четверо мужчин в оранжевых накидках деловито зашли в вестибюль через боковую дверь.
– От вас поступил звонок по мобильному. Сказали, требуется эвакуация, – сообщил похожий на силача пожарный с квадратными плечами. Из таких получаются отличные спасатели. – Мы заберем вас в школу. Там есть генератор, вода и пища. Вам обеспечат ночлег.
– Это я звонил, – сказал Норрис Вильямс, радостно помахивая телефоном, будто лотерейным билетом на миллион. Он был по-прежнему в пижаме. – Я готов, поехали.
– Это я звонил, – сказал Норрис Вильямс, радостно помахивая телефоном, будто лотерейным билетом на миллион. Он был по-прежнему в пижаме. – Я готов, поехали.
Встав у боковой двери, Мак обеспечил организованный выход гостей, передав их с рук на руки широкоплечему спасателю. Тот проводил их до фургонов, прокладывая путь по песчаным дюнам. Мак пересчитал всех по головам. Мистер Сикахама с Гавайев посетовал, что платит шестьсот долларов за ночь не для того, чтобы ютиться под дверью математички, и смеет рассчитывать на компенсацию. Миссис Фреммер поцеловала Мака в щеку, словно не чаяла снова увидеть его живым. Препроводив постояльцев в фургон, плечистый повернулся к Маку:
– Это все?
– Да, – ответил Мак. – Я остаюсь.
– Есть здесь еще люди?
Фонарный луч осветил дверной проем хозяйского дома.
– Обождите-ка, – сказал Мак. Луч подпрыгивал и дрожал, и в темноте вдруг стал различим силуэт Терезы. Она выскочила босая, в ночной рубашке, накинув сверху ветровку дочери, которую та когда-то носила на соревнованиях.
– Я еду с ними, – сказала она. – Кто-то же должен сопровождать гостей, а Билл отказывается выходить из дома.
– Хорошо, – кивнул Мак.
– Лейси уже в фургоне? – спросила Тереза.
– Лейси, – пробормотал Мак. Он побежал в ее домик, распахнул дверь и бросился в спальню. Дверь была закрыта, он постучался.
– Лейси? – спросил он и заглянул внутрь.
Лейси сипло похрапывала во сне.
– Проснись, – позвал Мак.
Лицо старушки казалось мертвенно бледным в свете фонаря. Мак потормошил ее за плечо.
– Это я, Лейси.
Морщинистые веки затрепетали.
– Макс? – проронила она, подслеповато щурясь.
– Мы эвакуируем жильцов, – сказал он. – Пора уходить.
– Я знала, что ты скоро придешь, – проговорила она, – но я еще не готова.
– Лейси, мы укроемся в школе. Приехали пожарные.
Она открыла глаза и твердо спросила:
– В школе?
– Вода поднялась до террас. Мы вывозим жильцов.
– Ну, меня какой-то водой не напугаешь. А ты тоже поедешь в школу?
– Нет, – ответил он. – Я остаюсь.
– Ну и я, – проговорила Лейси. – Тонуть так тонуть. Разбуди, когда настанет утро, сделай одолжение.
На парковку нанесло горы песка. Кое-где плескалась вода. Визжал и надрывался ветер. Павильон начисто ушел под воду, будто его и не было. До ступеней отеля оставалось каких-то десять футов – здесь могла уместиться разве что малолитражка. Замерев у дверей, Мак окинул взглядом бескрайний Нантакетский пролив, обратившийся из доброго друга в злобного врага.
Донесся голос. Сквозь дверной проем хозяйского особняка пробивался упрямый луч, точно свет маяка. По песчаным дюнам в простых галошах брел Билл, а вокруг раскинулись лужи размером с детский бассейн. Из-под желтого макинтоша выглядывала пижама.
– Что происходит? – крикнул он что есть мочи.
Мак не ответил, лишившись дара речи от возмущения.
Так и хотелось крикнуть: «Стихийное бедствие. А что, не заметно?»
– Всех вывезли. Остались только Кларисса и Лейси.
– А что с погодой?
– С погодой плохо, – ответил Мак. Как он ни был зол, ему не хотелось рассказывать все новости: что вода поднялась в номера и что любимое детище Билла вот-вот будет разрушено.
Они выключили фонари и застыли вдвоем в полной темноте. Вокруг не было видно ни зги, лишь белая пена неуклонно подбиралась к отелю.
Билл крепко вцепился в его ладонь.
«Испугался. Сначала он потерял меня, потом дочь, а теперь и отель».
Мак не знал, что будет делать, если Билл заплачет. Бросил искоса взгляд: Билл улыбался. «Лишился рассудка, бедолага. Ну точно, от страха».
– Я его продаю, – проговорил Билл.
– Что?
– Я продам отель за двадцать пять миллионов долларов. У меня есть покупатель, и я решил его продать.
Мак направил луч фонаря на кромку воды. Волна поднялась и ухнула вниз, взметая белые хлопья пены.
– Не шутите так.
– Какие шутки? – удивился Билл. – Сесили ушла, ты уезжаешь, сынишка мертв. Я никогда не воспринимал отель как здание. Для меня важны люди, которые находятся в нем.
Волна накатывала за волной, словно баюкая, глаза стали слипаться. Мак стоял и грезил наяву. В его сне каждая волна обретала собственное имя. Вот – Дэвид Прингл, «твой романчик с островом». Вот – злобно оскалившийся Ванс. А вот – Марибель, взмокшая от пота, молит его о чем-то. «Что ей все время нужно?» Лейси в плюшевых тапках. Андреа и Джеймс с одинаковыми глазами. Тереза с седой прядью. Красавчик Джем, постыдно радостный Мистер Ноябрь, торопливо выскакивает из отеля. Вот Сесили плачет в трубку: «Я люблю тебя, Габриель». Волны баюкали Мака, и он проваливался в далекий май, когда в жизни его царили покой и порядок, и не было никакой Андреа и никакого Хавроши, и не звонил Дэвид Прингл, и все шло своим чередом. Что согревало его все эти годы? Что дарило ему радость жизни? Этот самый отель: стойка регистратора, тренькающий телефон и пляж; гости и персонал; Билл с Терезой, Сесили и Лейси – «Пляжный клуб» со своими обитателями. Конечно, отель – больше чем просто здание. Для Мака он стал целой жизнью, и даже в центре бушующего урагана он мог бы признаться: он там, где ему хочется быть.
Мак очнулся. Ветер стонал, точно роженица, хотя вода больше не прибывала. Билл стоял чуть поодаль, что-то бормоча. Читал стихи или молился.
– Нельзя продавать отель, – сказал Мак. – Вы вложили в него всю свою душу.
– Начну новую жизнь, – ответил Билл. – Возьму Терезу и подамся куда-нибудь на Гавайи или Сайпан, на край света.
– Билл, вы не можете продать отель. Я вам не позволю.
– Ты не в силах мне помешать, – проговорил Билл.
– А вдруг?
– Как?
– Я могу остаться.
Билл медленно кивнул.
– Ну что, в точку? – спросил Мак. – Тогда вы передумаете?
– А ты останешься?
– А это вас остановит?
Билл повернулся к нему и в глаза спросил:
– Это ты писал мне письма? Ты – С. Б. Т.?
– Нет, – ответил Мак.
Билл покачал головой.
– Нет, – проговорил он. – Я так и думал.
– Я остаюсь, – сказал Мак.
– Ладно, – проронил Билл. Посветил фонариком на парковку, и Мак проследил его луч взглядом – «Тойота-4-раннер» увязла в песке по самый кузов, а велосипеды на велостоянке засыпало до руля. Меж тем ветер не унимался.
И тут Мак услышал звук, тот самый глас: «Дом-м. Дом-м». Гул, протяжный и отчетливый, хорошо различимый на фоне бушующего ветра. «Дом-м». Мак подхватил Билла за локоть.
– Вы слышите?
– Что? – не понял Билл.
– Голос. Он говорит «дом». Слышите? Скажите, что слышите. Вот, опять. Дом. Признайтесь, вы слышите.
Билл забрался на песчаный холм и пошел к зданию, чтобы укрыться от ненастья.
– Не понимаю, о чем ты, – бросил он напоследок.
Мак проснулся от запаха кофе, сквозь веки пробивался солнечный свет. Открывать глаза было страшно. Сначала послышалось перешептывание, потом хихиканье и смех.
Мак был на грани пробуждения и уже понимал, что все тело ломит – спину, руки и ноги. Открыл глаза. Над ним склонились Ванс и Лав. Коридорный держал в руках две картонные коробки фасованных пончиков, а Лав – картонный поднос с порционным кофе.
Мак чуть приподнял голову и спросил:
– Уже все?
– Все, – ответил Ванс. – Но зрелище то еще. Вставай, сам увидишь.
Мак кое-как умудрился сесть, Ванс протянул ему руку. Сквозь ставни в комнату пробивались лучи света.
– Глазам своим не верю, – пробормотал Мак. – Это что, солнце?
– Ты пока обожди маленько, не выходи, – предостерег Ванс. – Для справки: я смог припарковаться где-то за четверть мили отсюда по Норт-Бич-роуд.
– Мы шли по песку, – добавила Лав. – Помог горнолыжный опыт: ни капли не расплескала.
Ванс обнял Лав за шею и поцеловал ее.
– Умница.
Мак подумал про Марибель и ощутил новую боль, не связанную с телесной.
– Кто-нибудь видел Джема? – спросил он с надеждой. – Или мой джип.
Они покачали головами. Лав опустила глаза.
– Попей кофейку, – сказал ему Ванс и протянул стаканчик. – Ты что, всю ночь не спал?
– Ну, почти, – проговорил Мак. – А свет дали?
– Пока нет, – ответил Ванс.
– Гости эвакуированы, – сообщил Мак. – Пожарные отвезли их в городскую школу. Я не захотел уезжать.
– Ты, как всегда, на посту, – покачала головой Лав.
– Он, как всегда, не в себе, – возразил Ванс. – Так что, готов выйти? Крепись, чувак. Имей в виду, я предупреждал.
– Готов я, – буркнул Мак. – Вчера еще насмотрелся.
– Тогда пошли. Я хочу на это взглянуть, – сказал Ванс. – То-то у тебя будет рожа!
Мак с Вансом вышли через боковую дверь. Первое, что бросилось Маку в глаза, – какой же замечательный наступил день! Тяжелая духота предыдущих дней растаяла без следа. Воздух был свеж, над головой голубело бездонное небо.
На месте «Пляжного клуба» раскинулась пустыня Сахара. На парковке было песка по грудь. Лестницу при входе в вестибюль, где еще вчера разговаривали Мак с Биллом, погребло полностью, а двери завалило наполовину. Павильон и вовсе скрылся с глаз, торчала только двускатная крыша, словно отделенная от туловища голова. Пляж усеивали водоросли, мертвые чайки и булыжники.