Я сунул теплый комочек за пазуху и пошел к порталу.
Циклоперид, осуществляющий допуск к порталу, доброжелательно кивнул мне, приглашая незамедлительно проходить, сделав вид, что не заметил серого пушистого комочка у меня под комбинезоном. Все он, разумеется, заметил. Эти ребята замечают абсолютно все и являются лучшими в метагалактике таможенниками. Абсолютно неподкупными. Нельзя — значит нельзя и никак иначе. По-видимому, в данном конкретном случае было можно.
Я подошел к входному проему и набрал на панели код Земли. Ввел номер ближайшего к моему дому портала, расположенного под Новосибирском. Глубоко вдохнул и шагнул в мерцающую пленку. Мгновенный перенос в пространстве каждый воспринимает по-своему. Для меня это вспышка, воспринимаемая не только глазами, но и всем телом, которая сначала обжигает, а потом медленно тает, вырождаясь в теплую ласковую волну. Для некоторых переход оказывается настолько болезненным, что испытав однажды это сомнительное удовольствие, они больше никогда не рискуют связываться с этим видом транспорта.
Котенок от первого (как я тогда думал) в своей жизни перехода испытал восторг. Настолько сильный восторг, что его воздействие на мой мозг почти целиком заглушило мои собственные ощущения. В этот раз я почти не ощутил привычного жара обжигающей вспышки.
«Зверюге на роду написано стать путешественником», — подумал я тогда, и не ошибся.
На пограничном узле Новосибирска я законопослушно предъявил своего «пассажира» привлекательной девушке, и был незамедлительно препровожден на экспресс-тестирование. Тесты показали земное происхождение котенка, отсутствие в его организме каких-либо внеземных форм жизни и присутствие в крови остаточных следов органического яда неземного происхождения в сочетании с земным снотворным. От блюдечка молока, предложенного пограничницами, сбежавшимися посмотреть на необычного путешественника, котенок не отказался, добросовестно вылакав и вылизав его.
— Как назовете приемыша? — спросила пограничница, умиленно разглядывая симпатичную мордочку котенка.
— Пусть будет Иннокентий.
— Так и запишем.
Пограничница занесла все данные в чип, взяла у меня котенка и, слегка потетешкав, посадила на стойку перед собой.
— Сейчас будет немножко больно, — честно предупредила она звереныша и приколола чип на его правое ухо.
У меня создалось четкое впечатление, что свежепоименованный Иннокентий не только понял то, что ему говорили, но даже кивнул в ответ. И достаточно болезненную процедуру чипирования перенес стоически, даже не дернувшись.
На стоянке у портального комплекса я арендовал флаер, запрыгнул в кабину, пристегнулся и загерметизировал салон. В этот момент я почувствовал под комбинезоном некие целенаправленные шевеления, и спустя несколько секунд из-под воротника выглянула любопытная мордочка.
— Ну, поехали, Кеша, — обратился я к своему будущему напарнику, включил двигатель и потянул штурвал на себя. Земля резко ушла вниз, за прозрачным обтекателем промелькнули низко висящие облака, и в глаза ударило солнце, тут же смягченное потемневшим светофильтром. Постепенно, по мере набора высоты, небесная синева темнела. Флаер поднимался в стратосферу. Наконец, в черноте неба вспыхнули россыпи звезд. Глазенки Иннокентия восторженно блестели.
Прошел год. Маленький котенок вымахал в пудового зверюгу, высотой в холке около 40 сантиметров и длиной более метра от кончика носа до кончика хвоста. Длинношерстного красавца с тигриным окрасом мощных лап в белых сапожках, белым же, коротко подстриженным брюхом и широкой черной полосой вдоль хребта, обладателя пушистого хвоста, который во вспушенном состоянии превышал в диаметре 10 сантиметров, шикарных белых усов и пронзительно-зеленых глаз, в которых отчетливо проглядывал разум.
Что делает существо разумным? Способность выполнять математические действия? Абстрактное мышление? Созидательная деятельность? Отсутствие животной мотивации? Создание инструментов? Ага, сейчас!
Любой калькулятор способен осуществлять математические действия. Он благодаря этому становится разумным?
Кто-нибудь видел циклоперида, склонного к абстрактному мышлению? А ведь это одна из древнейших в метагалактике рас.
Муравьи постоянно занимаются созидательной деятельностью. Это делает их разумными?
У современного человека полно животных мотиваций: он и есть хочет, и пить, и размножаться. Страх, опять же, атавистический. Переведем его в разряд животных?
Создание инструментов — это изготовление костылей, подпорок. Зачем коту, например, инструменты?
А вот просто загляни Иннокентию в глаза, обменяйся с ним эмоциями, попроси о чем-нибудь конкретном, выполни его просьбу и получи в ответ благодарность. Посмейтесь вместе над его шуткой. И все. Сомнений в разумности этого зверя у вас не останется.
Да, мозги у нас заточены по-разному. В высшей математике он, например, вообще не петрит. А зачем она ему сдалась? Вы думаете, бильярдист, пробивающий трехбортный карамболь, делает в уме математические вычисления? А Иннокентий может, не задумываясь, провернуть такой комплекс прыжков, причем не на плоскости, а в пространстве, что у человека, неподготовленного к этому зрелищу, челюсть отваливается.
Каким образом разум развился в его головенке, я наверняка не знаю. Возможно, сыграли роль два путешествия через портал в младенческом возрасте. Туда в бессознательном состоянии, а обратно в бодрствующем, но сильно ослабленном. Может, сыграла роль его повышенная способность к эмпатии в сочетании с наличием аналогичной способности у меня. Может быть, повлиял наш совместный перенос. В принципе, это не важно. Главное, это то, что Иннокентий разумен, а большинство людей об этом даже не подозревает. Он великолепно умеет притворяться обычным, не слишком умным котом.
Способность к эмпатии это одновременно и дар и проклятие. Ты можешь ощущать эмоции других, но не можешь не ощущать их. Слабых людей это превращает в тряпку, неврастеника, часто заканчивающего путь в сумасшедшем доме или пещере отшельника. Сильные люди находят способ отстраиваться, замыкать чужие эмоции глубоко внутри, четко отделять их от собственных эмоций. Это трудно, и удается далеко не всем. Меня, например, этому учили специально, и все равно оно требует от меня изрядных усилий. А Иннокентий, обладая способностью, сила которой во много раз превышает мои возможности, делает это играючи.
Это как со слухом. Слух кота на несколько порядков превышает человеческий. Он, например, легко улавливает «топот» мыши, пробегающей за каменной стеной. «Антенны» ушей кота находятся в постоянном движении, четко контролируя окружающую его обстановку по многим параметрам. Но он не слушает все подряд! Кот инстинктивно настраивает свои «локаторы» на нужный диапазон, игнорируя все остальное, что его в данный момент не интересует. Возможно, именно так настроено и его эмпатическое восприятие. Но есть и отличия. Он ведь является не только чутким «приемником», но и «передатчиком». Так вот, транслирует эмоции он абсолютно сознательно, направленно и дозированно. Это открывает перед ним настолько широкие возможности, что испугало бы меня, если бы я не знал своего напарника так хорошо, как я его знаю. Ведь между направленной эмпатией и активной телепатией всего лишь один маленький шажок!
В этот раз я решил воспользоваться собственным флаером. Не факт, конечно, что будет предпринята еще одна попытка моего устранения, но лучше перебдеть, чем недобдеть, как говаривал один из моих наставников в Разведакадемии ВКС. Полностью контролировать ситуацию можно только в том случае, если досконально знаешь все возможности своего транспортного средства и составляешь с ним единое целое. Мой флаер внешне почти не отличался от стандартной модели, но только внешне. В атмосфере он мог уйти даже от армейского перехватчика, а выходить на нем в космос мне пока не требовалось.
Иннокентий с удобством расположился в подогнанном под его габариты кресле второго пилота. Я прогрел двигатель, приподнял аппарат над полом и дистанционно открыл створки гаражных ворот. Флаер молнией вылетел из ворот и свечой ушел в зенит. Через несколько десятков секунд, когда я уже был в стратосфере, на заднем экране появилась новая точка, идентифицированная компьютером как взлетающий на форсаже частный флаер.
— Погоня стартовала, — информировал я Иннокентия. — Можно сразу же и забыть о ней. Им до Новосибирска почти час пилить, а мы там уже через несколько минут будем.
Я связался со стояночным терминалом при Новосибирском портальном комплексе и арендовал на неделю бокс для хранения флаера. Потом вышел на связь с лейтенантом, приезжавшим арестовывать Воронова. Предупредил его, что примерно через 40 минут у Новосибирского портала меня будет искать человек, действующий по той же наводке, что и Воронов. Лейтенант поблагодарил и сказал, что свяжется с коллегами из Новосибирска и те примут клиента.
А еще через 10 минут мы с Иннокентием нырнули в мерцающую пленку Новосибирского портала и через ничтожные доли секунды вышли из портала на Суоми за 1200 световых лет от Солнца.
Сергей
Суоми — пятая (крайняя) планета звезды Кеплер-62 — оранжевого карлика в созвездии Лиры. Тусклая звездочка с температурой поверхности чуть меньше пяти тысяч градусов и массой на 30 % меньше, чем у Солнца. Старенькая уже — 7 миллиардов лет стукнуло. Из пяти входящих в систему планет для жизни пригодна только одна — пятая и самая дальняя от звезды.
Ближайшая к звезде планета — каменный шарик, напоминающий Меркурий, но обожженный значительно больше него, так как вращается в непосредственной близости от короны. Поверхность, обращенная к звезде, представляет собой океан лавы.
Вторая и третья планеты — газовые гиганты, напоминающие Уран и Нептун, но значительно более горячие.
Четвертая планета каменная, больше Земли на 60 процентов и тяжелее, соответственно, вчетверо. Вода на планете имеется, и в больших количествах, но вся она находится в атмосфере в виде пара. Температура на поверхности не опускается ниже 200 градусов по Цельсию, а давление превышает 80 атмосфер. Малоприятные условия, особенно при четырехкратной тяжести.
Зато пятая из планет оказалась жемчужиной этого ожерелья. Голубым карбункулом. Каменная планета, с диаметром на 40 процентов превышающим диаметр Земли. По идее, сила тяжести на ней должна была превышать земную вдвое, но оказалось, что в ее составе преобладают силикаты, а содержание железа невелико. В результате сила тяжести на планете оказалась даже меньше, чем на Земле.
Температуры вполне комфортные — планета располагается почти в центре «Пояса жизни». И воды много. Чрезвычайно много. Вся планета — один мировой океан с многокилометровыми глубинами. Материков нет вообще. Только один архипелаг сравнительно небольших островов в Северном полушарии. Жизнь на планете была. Океан бороздили косяки рыб, киты неторопливо обжирались планктоном, острова зеленели хвойными лесами и просторными лугами.
А вот разумная жизнь на планете так и не сформировалась. Почему? Никто не знает. Может быть, слишком мало суши для образования цивилизации. Может, слишком тепличные условия. Раньше заселять планету даже не пытались. Ну, очень мало там места для нормальной цивилизации — на долю суши приходятся сотые процента от всей поверхности. Полезных ископаемых почти нет.
В галактике более 400 миллиардов звезд. Желтых и красных карликов — десятки миллиардов. Почти каждый четвертый из них имеет хоть одну землеподобную планету. Правда, далеко не все из них находятся в обитаемой зоне, в которой возможна жизнь. Таких примерно 4 процента — сотни миллионов. Разумеется, далеко не все они имеют твердую поверхность, жидкую воду, кислород. Не на всех имеется допустимая сила тяжести и пригодные для жизни климатические условия. Тем не менее планет, которые пригодны для жизни, в галактике миллионы, а цивилизаций — считаные тысячи. И далеко не все они в своем развитии выходят на галактический уровень.
Земная цивилизация вступила в галактическое сообщество с нарушением почти всех мыслимых и немыслимых норм и правил. Нет, часть условий была выполнена: за пределы Солнечной системы вышли, термоядерный синтез освоили, межзвездный двигатель придумали. Только лететь бы им с этим двигателем до ближайших соседей еще не одну тысячу лет, так нет же, измыслили ранее в галактике неизвестный способ мгновенного перемещения в пространстве. Пусть возможностью реализовать его на межзвездных расстояниях обладали всего несколько человек. Это уже роли не играло. Прибыли, навели контакты. Пришлось делать в процедуре приема исключение и принимать в сообщество цивилизацию, которая не только не успела объединиться в единое целое (в конце девяностых годов XXI века на Земле еще было несколько десятков стран с разным политическим строем), но и от животного мира ушла не слишком далеко.
Смонтировали на Земле несколько межпространственных порталов (от одного до трех на континент) и предоставили возможность организовать колонии на незанятых планетах. Вот тут и вспомнили о пятой планете Кеплера-62. Для больших государств эта планета никакого интереса не представляла, а для Финляндии пришлась в самый раз.
Портал на одном из островов был. Установили в незапамятные времена и периодически использовали в туристических целях. Вот через него планету и начали колонизировать. Ни о каком промышленном производстве не шло и речи — колония с самого начала задумывалась как аграрная. Сельское хозяйство, мясное и молочное животноводство.
Климат на архипелаге был мягкий, субэкваториальный. Летом, занимающим большую часть года, дневные температуры составляли от 20 до 30 по Цельсию, ночные градусов на десять пониже. Зима, скорее напоминала раннюю осень: 10–15 градусов днем и не более минус пяти ночью. Период обращения планеты вокруг звезды составлял 267 земных суток (190 местных), а продолжительность местных суток равнялась почти 34 земным часам. Много, конечно, но для никуда не торопящихся финнов это был поистине царский подарок.
К моменту нашего с Иннокентием прибытия 6 из 11 островов архипелага были уже заселены, а общая численность колонии приближалась к миллиону человек. Самое интересное, что собственно финнами из них было не более трети. Среди остальной части населения попадались, разумеется, и этнические шведы, но большая часть была представлена славянскими этносами. Государственных языков было два: русский и финский.
Жили себе, не тужили, хлебушек растили да масло сбивали, но вот появилась напасть, которой не ждали. Понаехали. Люди с Востока, танцующие жестоко.
Приезжали как туристы. Рыбку половить, грибочки пособирать, на красоты местные посмотреть. Приезжали, а назад возвращаться не стремились. Климат мягкий, курортный. Крыша над головой не нужна. Можно и в лесочке переночевать под кусточком. Пока деньги были — продукты закупали у населения. А потом, когда кончились, на подножные корма перешли. Тут коровка от стада отбилась, там погреб на отшибе стоит.
Полиция местная — одно название. Горячие финские парни так быстро торопились на происшествия, что к их приезду от коровы оставались рожки да ножки, а погреб сверкал первозданной чистотой. Варят люди на полянке кашу в казане. С мясом. А ты поди докажи, что это ваша корова была. Ну и что, что следы. Да, заходили мы туда, и рога видели, и копыта. А корову вашу мы не трогали.
Пока таких было несколько сотен, еще мирились. Но когда счет пошел на тысячи, народ понял, что пора и меры принимать. Вспомнили, что существует такое слово — депортация. Только вот закона соответствующего нет. Судили, рядили долго и решили, наконец, принять закон о насильственной депортации.
Назначили дату собрания Эдускунта — местного однопалатного парламента. Объявили созыв депутатов. А на следующий день в дом спикера этого самого парламента, пятидесятитрехлетней Унельмы Лайне вошли трое мужчин в масках. И вежливо попросили отменить созыв Эдускунта. Популярно объяснили женщине, что не доживет она до заседания.
— Нет, — сказали, — мы вам ни в коей мере не угрожаем. Просто предупреждаем о возможности бытового несчастного случая. На ступеньках можете споткнуться и шею свернуть. Или на нож упасть неудачно. Раз шесть. Это бывает.
На том и распрощались. Крепко подумала Унельма. Посовещалась с ближним кругом, проконсультировалась с метрополией, а потом связалась со мной и заключила контракт. Кто именно ей меня посоветовал, не знаю, но представление о моих расценках и условиях она уже имела.
Выйдя из портала с Иннокентием на плечах, я выставил часы на местное время, подошел к местным пограничникам и поздоровался. Да, я не оговорился. Иннокентий у меня располагался не на плече, а именно на плечах, как воротник. Голова и передняя лапа свешивались вниз слева от моей головы, а задняя лапа и хвост — справа. Обе левые лапы оставались на плечах, прочно зацепившись когтями за войлочную накладку, вшитую под ткань комбинезона на плечах и в верхней части спины.
Пограничники неторопливо оглядели нас и поинтересовались целью прибытия на планету. Не знаю, может быть, мне это почудилось, но просматривалась в их взглядах некоторая смешинка. Как будто перед нашим появлением они анекдот услышали и теперь с большим трудом сдерживаются.
— Личное приглашение Унельмы Лайне. Вас должны были предупредить.
— Да-а… нас предупредили… но… мы… ждали… вас только… завтра… Вам… нужна… машина?
— Спасибо, не нужно, я пешком доберусь. Тут ведь близко?
— Да-а… тут близко… Счастливого… вам… пути.
— Спасибо.
Да уж, давненько я не общался с финнами. Это напрягает. Хотя в сутках у них тут 34 часа. Иннокентий выглядел совершенно обалдевшим.