— Дурак ты деревенский, — зевнул Дайбо миролюбиво. — Ламантина он убивает. Ножей солдаты не используют. Качай мышцы, стреляй из бластера и меньше рассуждай про войну.
— Все равно, — упрямо повторил Томаш, хлюпнув носом. — Все равно это неправильная война. Сам полковник говорит, что столетняя война несет только смерть и зло!
— Полковник может говорить все, — усмехнулся Дайбо. — Он же полковник. Он говорит то, что считает нужным, но ты никогда не узнаешь, что у него на уме. Запомни: он всех видит насквозь, он знает все, что ты скажешь, раньше, чем откроешь рот. А когда надо воевать, он абсолютно безжалостный. Он как робот, понимаешь? Никаких эмоций: только тактика. Он ничего не говорит и не делает без расчета. Плохого слова не скажет без нужды. Но когда есть смысл убить — убьет кого угодно, не задумываясь. Ты просто не видел, как он казнит пленных лазерником: спокойно, быстро, как хлеб режет. Ни один мускул на лице не дрогнул.
— Врешь ты, Дайбо! — покосился Томаш.
— Сам видел, — объяснил Дайбо, — ты еще здесь не служил. Да ты пойми: он полковник. У него все в роду были полковниками, и всех звали Зоран. Зоран Грабовски, герой Метрополии, которому памятник в столице, — это его прадед. А его сын, Зоран Грабовски, погиб в бою за Вегу двадцать лет назад. У него никого нет, у него война в крови, он сдохнет за независимость, но не уступит имперцам. Учись у него, салага!
Вездеход выехал из балки и покатился по полю, уставленному ветряками. Ветряки крутились вяло, на стальных лопастях поблескивал далекий Денеб. Зрелище завораживало. База осталась далеко позади, пора было разворачиваться.
— Интересно, что он будет делать, когда война за независимость закончится? — пробормотал Томаш. — Он же совсем старик, кроме войны, получается, ничего не умеет.
— Война никогда не закончится, — откликнулся Дайбо. — Сто лет тянется, и никогда не закончится. Пока живы люди, они найдут повод драться. Так полковник говорит.
— А все-таки, если война закончится?
— Я трактир открою. — Дайбо притормозил и начал закладывать неспешный разворот.
— Да я про полковника нашего, — перебил Томаш.
— Понятия не имею. Я про себя. Сгоню мышцы, отращу пузо. А еще бороду и хвост на затылке. Буду носить кожаный фартук и подтяжки, стоять за барной стойкой, жарить лангеты и разносить пиво. А к стойке будут подсаживаться посетители и вести неспешные беседы. Про жизнь советы спрашивать. И девки будут приходить, садиться передо мной на барные табуретки, закидывать ногу на ногу в черных колготках…
Томаш не понял, что произошло. Лобовое стекло взорвалось ослепительной вспышкой, а следом взвыла аварийка разгерметизации, потянуло резким холодом, и кабину заволокло туманом, как всегда бывает, когда снаружи просачивается холодный аргон. Вездеход резко дернулся, и двигатель смолк. Остро закружилась голова. Томаш бросился на пол кабины, сжимая зубами мундштук кислородника.
— Руки за голову! — надрывался над ухом незнакомый голос, а в шею тыкался раскаленный раструб. — За голову, сказал, убью, сука! Бластер отцепить! Медленно!
Томаш медленно завел руки за голову и отцепил браслет. Бластер тут же вырвали из его рук и отбросили — Томаш слышал, как он упал на песок шагах в десяти от вездехода.
— Коробка связи где? — надрывался голос в самое ухо. — Отвечай, убью!
— Слева… В кармане… — прохрипел Томаш. — Не убивайте…
Жесткая перчатка ощупала комбинезон и выдрала связную коробку вместе с карманом. Она упала на песок, а следом раздался залп лазерника. Со связью было покончено.
— Встать! — скомандовал голос. — Медленно! Не оборачиваться!
Томаш медленно поднялся, приходя в себя. На полу кабины виднелась лужа крови, саднила прокушенная губа, и кислородный мундштук казался на вкус соленым — видно, он слишком сильно сжал его зубами. Но откуда столько крови? Не снимая рук с затылка, Томаш поднялся на колени, а затем медленно встал.
Кабина оказалась залита кровью и засыпана осколками. В кресле водителя сидел Дайбо. Руки его сжимали руль, но голова была неестественно откинута, и он смотрел вперед широко открытыми глазами. В могучей груди Дайбо чернела оплавленная дыра с засохшей коркой крови.
— Не оборачиваться! — повторил голос. — По моей команде выйти наружу из вездехода, сесть на песок!
За спиной послышался лязг, заскрипел песок под подошвами — незнакомец первым вылезал из кабины. Томаш решил пока не спорить. Он медленно выполз и сел, прислонившись спиной к теплому траку. Лицо и легкие жег холодный аргон атмосферы. Томаш судорожно сжал кислородный мундштук и затянулся поглубже. И только когда головокружение улеглось, поднял взгляд. В десяти шагах перед ним стоял незнакомый чернявый парень в оранжевом камуфляже. Без шапки на таком холоде — значит, шлюпку оставил недалеко. Лицо его было скрыто кислородной маской, а в руке он сжимал «Вакс» — тот самый, которым имперцы вооружали своих десантников и диверсантов. Если Томаш правильно помнил занятия в корпусе, бластер этот был короткофокусный, шестизарядный, а мощностью чуть ли не восемнадцать амстрель. У нас таких не делали. А это значит, шансов никаких.
— Имя? — требовательно спросил чернявый.
— Томаш.
— Полное имя?
— Томаш Мирослав Тереза Новак.
— Повстанцы, сепаратисты… — Чернявый презрительно сплюнул в оранжевый песок. — Что за имя для бойца — Тереза?
— Дурак ты, — спокойно объяснил Томаш. — Полное имя гражданина свободной галактики, кроме имени и фамилии, включает имя отца и имя матери. Это вы, имперцы, как безродные собаки с кличками!
Томаш пригнулся, и вовремя — чернявый вскинул бластер и дал залп высоко над кабиной. Сверху полыхнуло огнем.
— Еще раз скажешь такое — убью, — объяснил чернявый. — Отвечай быстро: численность гарнизона?
— Тысяча человек! — бойко ответил Томаш. — Непробиваемый подземный бункер, двенадцать катодных зениток и два крейсера на орбите!
— У вас пустая орбита, — снова плюнул чернявый и поднял раструб. — Еще раз соврешь — я тебя убью.
— А если скажу правду, не убьешь? — усмехнулся Томаш.
Чернявый смутился.
— Не убью, — пообещал он, подумав. — Свяжу и брошу в овраг без одежды.
«Вот что ему нужно!» — подумал Томаш, представив, как лазутчик пробирается на базу в его, Томаша, комбинезоне.
— Даешь слово Империи? — спросил он.
— Да, — кивнул чернявый, помедлив.
— Хорошо, — ответил Томаш, понимая, что терять нечего, а время надо тянуть. — На базе тысяча человек. Комендант базы — бригадир-полковник Зоран Зоран Петра Грабовски. Заместитель — файер-капитан Замир Пауль Ольга Юсупов. Планета небольшая, называется «Велга-328», состоит из гадолиния, его и добываем.
Томаш мог рассказывать все это совершенно спокойно — эти факты были известны кому угодно, и имперцам тоже. Но вряд ли они знали, что по тяжелым временам гарнизон базы сокращен в десять раз, катодная зенитка всего одна, и зарядов у нее мало. Сколько — полковник не рассказывал, но старшие поговаривали, что аккумуляторы пусты.
— Снимай комбинезон, — скомандовал чернявый, качнув бластером, — покажешь, где вход на базу.
— Я же замерзну! — возразил Томаш.
— Снимай! — рявкнул чернявый. — А то бластером отогрею!
Томаш подумал, что парень — тоже совсем еще мальчишка, тоже лет двадцать, не больше. Он нарочито медленно стал расстегивать комбинезон. Специально опустил взгляд и смотрел в песок, чтобы чернявый не смог ничего прочесть в глазах. И специально начал стягивать куртку с левого рукава — чернявый не мог знать, что он левша. Только бы успеть и все сделать правильно. Сердце бешено заколотилось, в крови забился адреналин. Томаш потянулся к правому рукаву — не к самому рукаву, чуть повыше, за отворот. И когда ладонь нащупала рукоятку ножа, отсчитал три удара сердца и пригнулся, одновременно делая бросок.
* * *Кабинет полковника Грабовски был обставлен со вкусом — мебель натуральной древесины, настоящий рошанский ковер на стене с коллекцией старинных бластеров. Сам полковник сидел в кресле и раскладывал на экране старинную «косынку», чуть склонив на бок седую голову. На его носу стильно топорщилось старомодное пенсне.
Загудел селектор, и полковник, не оборачиваясь, нажал клавишу.
— Плохие новости, господин полковник, — послышался голос Замира. — Поймали имперского лазутчика. Погиб один из наших, разбит вездеход.
— Общая тревога по форме три, — быстро произнес полковник. — Если лазутчик жив — перевести в бункер ноль и доложить мне. Выполняйте!
Полковник нажал отбой и положил руки на консоль. «Косынка» сразу исчезла, а на экране появилась таблица орбитальных вспышек за последние сутки. Спустя несколько минут полковник сам нажал вызов селектора.
— Кто дежурил сегодня на локаторах и проспал посадку капсулы? — спросил он. — Обоих выпороть электрохлыстами и в карцер.
— Так точно, господин полковник, — ответил Замир.
— Кто поймал диверсанта — объявить благодарность. — Полковник помолчал. — Кто погиб? — спросил он наконец.
— Дайбо.
— Жаль… — сухо сказал полковник. — Прекрасный был боец, сильный и толковый. Вечная память герою Метрополии!
— Вечная память! — откликнулся Замир.
Оба помолчали.
— Диверсант доставлен в бункер ноль, — доложил Замир.
— Ждите, я спускаюсь, — кратко кивнул полковник.
Диверсант сидел на железном стуле посредине бункера. Его правая рука висела как плеть, а плечо было замотано коллоидной повязкой, через которую проступала кровь. Вид у парня был испуганный.
— Кто задержал имперского диверсанта? — спросил полковник, оглядев бункер.
— Я, господин полковник. — Томаш шагнул вперед.
— В одиночку?
— Так точно, — кивнул Томаш слегка смущенно. — Подлец убил Дайбо, господин полковник!
— Томаш Мирослав Тереза Новак, — размеренно констатировал полковник, в упор разглядывая пленника, — самый молодой и слабый курсант, голыми руками, с ножиком, обезоружил и взял живым шпиона-диверсанта имперской армии?
Чернявый парень затравленно дернулся.
— Другого я и не ожидал… — усмехнулся полковник. — Слабаки имперцы!
Он вдруг шагнул к диверсанту и резко приподнял его голову за подбородок.
— Кто тебя подослал и зачем? — спросил он тихо.
Парень молчал.
— Оскар, подготовьте электрохлысты, иглы, кислоту и две ампулы с болестимулятором, — скомандовал полковник.
Руки парня затряслись.
— Как тебя зовут, мальчик? — участливо спросил полковник.
— Клаус Бонд, — ответил тот.
— Клаус, — спокойно начал полковник, — твоя жизнь тебе уже не принадлежит. Ты имперец, ты воюешь против свободной Метрополии. Ты влез на военную базу и убил нашего друга, и уже за это достоин смерти. Если ты думаешь, что будешь геройски молчать, — это ошибка. Героизма не существует, поверь. Героизм бывает в бою, когда салага ловит диверсанта с помощью ножика. А вот в плену героизма не бывает. Ты простой кусок страдающего мяса, который расскажет в ближайшие полчаса все. Это знаем мы, это знаешь ты, это знают и те, кто тебя послал, — никто от тебя не ждет героизма. Но ты можешь облегчить всем эту неприятную процедуру, если станешь отвечать на вопросы сам. И тогда у тебя есть шанс остаться в живых. Обещать не буду, но шанс есть. Думай. У тебя есть несколько минут, пока готовят оборудование.
Полковник отошел к стене и принялся разглядывать клепки на стальной двери. Вернулся Оскар и поставил на каменный пол поднос с лязгнувшими инструментами.
— Хорошо, я буду говорить, — выпалил диверсант, нервно облизнув губы. — Вы со мной откровенны, господин полковник, и я с вами буду откровенен. Меня послали в разведку, чтобы я доложил о численности базы. Я посадил свою капсулу за полем ветряков в яме у заброшенной мачты.
Полковник быстро взглянул на Замира, и тот показал глазами, что это правда.
— Я должен был выйти на связь час назад, — продолжал пленный, — но я не вышел, и это значит, что я убит или в плену. Если вы меня заставите что-то передать — моим донесениям уже не поверят. Вам нет никакого смысла меня убивать, потому что сюда движется эскадра и через два дня возьмет планету штурмом. Империи понадобился гадолиниевый рудник.
— Что за эскадра? Кто ее ведет? — спросил полковник.
— Это эскадра адмирала Эрнесто Мариануса из шести эсминцев. И с ней добавочный корпус из двух эсминцев ко-адмирала Санчеса Диего Хуана Мигеля Фернандеса.
— Он врет! — воскликнул Замир и поднял электрохлыст. — Нет никакой эскадры!
— Отставить, — тихо скомандовал ему полковник. — Продолжай, Клаус Бонд.
— Эскадра выйдет на связь с вашей базой завтра к полудню, а послезавтра начнет атаку. Вы не успеете вызвать помощь и не сможете дать отпор, полковник. У вас пустая орбита, нет оружия и энергии. Вас бросила ваша Метрополия в этой дыре. Но вы, — теперь парень явно передразнивал полковника, — сможете облегчить нам всем эту неприятную процедуру, если сдадитесь. У вас есть шанс остаться в живых, хотя обещать не буду. Думайте. У вас есть время.
Клаус Бонд гордо поднял голову.
— Он врет! — снова воскликнул Замир, взмахнув хлыстом.
— А что, — спокойно продолжал полковник, не обращая на Замира никакого внимания, — Эрнесто Марианус все еще входит в изумрудный клан и носит зеленую треуголку?
— Да, — кивнул Клаус гордо. — Мы десантники изумрудного клана!
— А этот… э-э-э… как ты его назвал? Санчес, он тоже в клане изумруда?
— Нет. Он из клана тигров.
— Кто он такой? Сколько ему лет?
— Не знаю точно, полковник. Я сам его не видел. Но думаю, тридцать пять — сорок. Говорят, он молодой ко-адмирал. Говорят, потерял в боях глаз и имеет личную награду Императора.
— Кто из них командует всей эскадрой? — продолжал полковник. — Кому подчиняется Санчес? Сколько тигров на двух эсминцах? Сколько зеленых треуголок?
— Зеленых треуголок — двадцать тысяч, — начал бойко Клаус, — тигров — пять тысяч…
— Замир, вот теперь дай мне хлыст, — тихо попросил полковник, и Клаус осекся. — Клаус Бонд, я с тобой был честен, и ты обещал быть честным. И за каждую твою ложь…
— Я перепутал! — быстро поправился Клаус. — Зеленых треуголок полторы тысячи, тигров — не знаю, они на своих крейсерах живут…
* * *Сбор в кабинете полковник называл советом, хотя ни с кем не советовался, а лишь отдавал распоряжения. Пригласил он только бригадиров и почему-то Томаша — видно, за недавние заслуги. Распоряжение были в основном самые будничные. Хозбригаде полковник велел провести в нижний ангар водопровод и канализацию. Кладовщику сказал выписать новые скатерти для столовой. Адаму, который считался художником, полковник вручил эскиз и велел раскрасить заднюю стену столовой, не жалея красок.
Затем полковник неожиданно для всех прочел небольшую пламенную речь, в которой повторял общеизвестные, в общем-то, вещи — о свободе Метрополии, о подвигах отцов и дедов, о лжи и подлости Империи, о том, что победа всегда будет за Метрополией, потому что за нами правда. А еще о том, что жалкие имперские собаки достойны лишь унижений и насмешек. Что и будет им продемонстрировано через час, когда они выйдут на связь.
— Господин полковник, разрешите вопрос? — спросил Замир. — А если диверсант врет?
— Он не врет, — объяснил полковник. — Ведь это сразу видно, когда человек врет, а когда нет.
Замир удивленно пошевелил бровями, но уточнять не стал.
И действительно, через час в эфире появился запрос контакта и зазвучал Имперский гимн — самое мерзкое музыкальное произведение из всех, написанных человечеством.
— Вызываю базу «Велга-328»! — послышался в эфире голос имперского связиста. — Сейчас с вами будет говорить его превосходительство адмирал Эрнесто Марианус и его сиятельство ко-адмирал Санчес Диего Хуан Мигель Фернандес. Наш сеанс связи транслируется на всех кораблях эскадры!
«Вот это они зря, — подумал Томаш, — сейчас им полковник покажет!» На экране появились три фигуры, но связь была неустойчивая, картинка пестрела квадратами, и выражение лиц разглядеть было нельзя.
Полковник откинулся на спинку кресла и оглядел свой маленький штаб гордым взглядом.
— Вам отвечает комендант базы «Велга-328» бригадир-полковник Зоран Зоран Петра Грабовски, — произнес он в микрофон так же торжественно. — И мой заместитель — файер-капитан Замир Пауль Ольга Юсупов. Я плохо расслышал, кто там у вас пристроился рядом с адмиралом Эрнесто?
— Его сиятельство ко-адмирал Санчес Диего Хуан Мигель Фернандес, — старательно повторил имперский связист.
Полковник удивленно хмыкнул.
— Что, мальчик из проблемной семьи? — отчетливо спросил полковник и первым захохотал.
А следом захохотал Замир, прыснул Томаш и загоготали остальные.
Судя по тому, как побагровели лица на экране, имперцы догадались, почему над ними смеются.
— Грабовски! — послышался властный голос. — Тебе недолго осталось смеяться, к тебе движется эскадра. Если ты сдашь базу, ты и твои люди останутся в живых.
— Эрнесто, — спокойно возразил Грабовский, — ты же меня хорошо знаешь, я никогда тебе не сдамся живым. И вы, трусливые имперские собаки, это прекрасно знаете, не зря же собрали такую эскадру. Но у нас есть чем ответить, поверь, Эрнесто. Вы получите сполна и подохнете в страхе и позоре, как сдох вчера ваш шпион Клаус.
— Грабовски, — Эрнесто повысил голос. — Клянусь, твоя голова…
— Ты старое бездарное ничтожество, Эрнесто, — перебил полковник. — И твои десантники — трусливые щенки, которые оставят в нашем песке свои жалкие кости. Это будет страшный бой, и никто из вас не уйдет живым, клянусь! У нас на базе есть такое оружие, которого никогда не знала ваша плешивая Империя. Даю тебе свое слово — слово Зорана Грабовски! Больше я не желаю с тобой разговаривать!