— Чего свистишь? — пробурчал он недовольно. — Или делать нечего?
— Заткнись, — ответил рыжебородый гном довольно невежливо. — И дуй за пивом! Я клиента нашел.
— Что ты хочешь? — спросил Аскарих подозрительно.
— Ничего, — масляно улыбнувшись, ответил гном. — Меня зовут Ностри. Сейчас мой брат принесет пива, и мы выпьем за смельчака, решившегося отправиться на битву с чудовищем!
— Мне некогда, — сказал рыцарь с досадой.
— Ты нас обидеть хочешь? — гном свирепо зыркнул из-под насупленных бровей. — Живым отсюда не уедешь.
— Ладно, но по одной кружке, — сдался рыцарь. Пить не хотелось, но поссориться с хозяевами гор было бы откровенной глупостью. Ведь еще придется возвращаться.
Вскоре сверху спрыгнул второй гном, с бочонком под мышкой.
— Аустри, — сказал он, вежливо кланяясь.
Аскарих поклонился в ответ.
Дальше низкорослые бородачи стали выскакивать из узкого прохода, выходящего из скалы на высоте двух человеческих ростов, один за другим, и Аскарих быстро запутался в одинаковых именах.
Гномы шустро притащили плоский камень, установили на него бочонки и кружки. Раздался хлопок вынимаемой пробки, и по воздуху потек аромат великолепно сваренного, ячменного пива. Аскарих ощутил, как рот наполняется слюной, а в животе что-то болезненно сокращается.
Одной кружкой дело не ограничилось. После третьей Ностри, которого легко можно было узнать по рыжей бородище, подошел к Аскариху и сказал, размахивая руками:
— Так значит, мы договорились?
— О чем?
— Как о чем? — деланно удивился гном. — О том, что половину сокровищ, добытых в логове дракона, ты отдаешь нам.
— Я еду не за богатствами! — ответил рыцарь резко, вставая. — Когда я убью ящера, приходите к нему в логово и забирайте хоть все!
Аскарих отвязал коня и двинулся вверх по тропе, не обращая на вопли гномов за спиной никакого внимания. На душе было мерзко, словно встал ногой в коровью лепешку. Хотелось плюнуть на все и повернуть назад.
Копыта коня звонко цокали по камням, а сбоку все так же шумела речушка, холодная и равнодушная, словно золото из драконьей сокровищницы.
* * *Жилище ящера, которое Аскарих полагал простой пещерой, оказалось окружено настоящей стеной, составленной из камней в два человеческих роста. За оградой не было видно ничего, и рыцарь был вынужден обойти ее почти кругом, пока наткнулся на вход, сделанный непонятно для кого. Не для тех же, кто приходит убивать хозяина?
Понимая, что конь в бою вряд ли пригодится, Аскарих привязал его к чахлому деревцу, а сам облачился в панцирь и двинулся внутрь ограды. Драться не хотелось, но данное слово обязывало, и молодой рыцарь, сжав зубы, вошел в проход между двумя тяжеленными глыбами.
Дракон обнаружился в самой середине огражденного пространства. Горой нетающего снега лежал он на серых камнях, солнечные блики бегали по белой чешуе. За телом ящера, что оказался не столь велик — раза в два больше хорошего быка, возвышалось нечто вроде хрустального ложа. На нем раскинулась, словно в обычном сне, принцесса. Крупная грудь рельефно проступала сквозь тонкое платье, черные кудри разметались по прозрачному изголовью, лицо девушки было бледным. Никакого золота, на которое так рассчитывал жадный гном, видно не было.
Пока Аскарих решал, что ему делать, дракон открыл глаза, оказавшиеся ярко-алыми. Поднял голову на длинной, как у аиста, шее, и заговорил:
— Что, ты пришел меня убивать, доблестный воин? — могучий голос раскатился меж камней, породив эхо.
— Я пришел за принцессой, — отозвался Аскарих. Он ловил каждое движение ящера, надеясь не прозевать атаки. В том, что она последует, он не сомневался. — Отдай ее, и я не буду тебя убивать.
Дракон рассмеялся, выгибая шею. Так он был похож на диковинного исполинского лебедя, обзаведшегося множеством зубов.
— Ты вправду этого хочешь? — спросил ящер, посмотрев рыцарю прямо в глаза. Тот ощутил головокружение под пронизывающим взглядом, и не смог соврать:
— Нет, — Аскарих не заметил, что его рука с мечом опустилась. — Я сам уже не знаю, чего хочу! Никто по пути сюда не поверил мне, что я еду сюда просто из-за того, что обещал! Одни считали, что меня ведет сластолюбие, другие-что алчность, гордыня, или стремление к власти! В чистоту помыслов не поверил никто!
— Я верю в нее, — сказал дракон тихо.
— Что мне до твоей веры? — ответил Аскарих горестно. — Уже поздно! Даже если я отобью дочь короля у тебя и вернусь, что толку? Пусть даже меня провозгласят героем и осыплют почестями, я все равно буду чувствовать себя оплеванным!
— А тебе незачем возвращаться, — сказал дракон, вставая. Длинный хвост щелкнул по камням, распахнутые крылья белее свежевытканного полотна на миг закрыли солнце.
— Это как? — Аскарих ошеломленно посмотрел на ящера.
— Все просто. Ты думаешь, мне нужна принцесса? — дракон стоял, невыразимо величественный, и в зрачках его бушевало багровое пламя. — Нет, мне нужен воин, чье сердце чисто и прочно, словно алмаз.
— Зачем?
— Равновесие мира держится на храбрых и верных воинах, что взяли на себя обет странничества, и сражаются с хаосом везде, где ни встретят его. Недавно одним из них стало меньше. Его звали Тристан, и погиб он не в бою, а от любви.
— Я слышал о нем, — прошептал Аскарих потрясенно.
— Но количество странствующих рыцарей всегда должно быть одинаково, и появилась нужда в новом воине, способном взвалить на себя нелегкую ношу.
— Так все это было подстроено? — не выдержав, перебил дракона рыцарь. — Все эти встречи и разговоры?
— Нет, — покачал головой, словно отлитой из серебра, дракон. — Они говорили то, что думали. Но если бы в тебе была хоть капля гордыни, то тебя убили бы эльфы, допусти ты жадность в сердце, гномы бы не пропустили тебя. Но ты здесь, и это значит — ты чист. То, что я предлагаю тебе, ты понял. Решай.
— А Лоэнгрин…, - спросил Аскарих. — Он тоже из… ваших?
— Да, — кивнул ящер. — И что ты решил? Если откажешься, я попросту отдам тебе принцессу и отпущу. А замену Тристану придется поискать в другой стране. Место за Круглым Столом не должно пустовать.
— А если я соглашусь, что будет с девушкой?
— Завтра я доставлю ее во дворец отца, целую и невредимую.
Аскарих склонил голову, вспоминая путь, приведший его к дракону, и с неожиданной четкостью вдруг понял, что другого шанса у него не будет, никогда.
— Хорошо, — сказал он, сдерживая спазм в горле. — Я согласен!
— Тебе придется сменить имя и герб, — сказал ящер. — Ты не сможешь вернуться в родной замок, и пути твои будут тебе неподвластны.
— Зато ни на одном из них, — Аскарих криво усмехнулся. — Меня не будет ждать дракон, свой дракон…
Белоснежный ящер раскрыл зубастую пасть, из которой исторгся поток оранжевого пламени. Он прянул прямо на Аскариха, и тот был вынужден закрыть глаза. Стало невыносимо жарко, но жара быстро сменилась прохладой.
Открыв глаза, рыцарь ощутил себя сидящим на коне. Тот бодро скакал по прямой, словно стрела, дороге, а вокруг расстилались совершенно незнакомые места.
Доспехи на нем были новые и непривычные, но сидели по фигуре. К седлу был привешен щит, незнакомый, чужой. Взятый в руки, он поразил ощущением легкости и прочности. На округлом поле с необыкновенным искусством было изображено озеро, окруженное травянистым берегом. Из голубой воды торчала рука, держащая меч.
Пока рыцарь разглядывал щит, в голове его появилось и засияло, оттенив все прочие мысли, одно слово, имя — Ланселот.
В мгновенном озарении пришла догадка: «Это мое имя… Меня теперь так зовут… А как меня звали раньше?».
Налетевший спереди ветер принес лязг оружия и женский крик, прервал тягостные мысли. Ланселот… да, именно Ланселот вытащил меч, и пришпорил коня. Под ноги скакуна ложилась дорога, и какие-то фигуры прорисовывались в жарком мареве впереди…
Смертью рожденный
Дробный стук копыт разорвал монотонный шелест дождя за окнами и посетители таверны смолкли на миг, прислушиваясь. Зазвучали требовательные голоса приезжих, ворчание слуги, принимавшего коней и, наконец, дверь таверны с грохотом распахнулась. В дверном проеме возник высокий, мощного сложения мужчина, одетый в длинный, до пят, плащ с капюшоном. Судя по длинному мечу, который не мог скрыть даже плащ, принадлежал он к благородному сословию. За ним двое слуг или оруженосцев внесли огромный мешок…
Дробный стук копыт разорвал монотонный шелест дождя за окнами и посетители таверны смолкли на миг, прислушиваясь. Зазвучали требовательные голоса приезжих, ворчание слуги, принимавшего коней и, наконец, дверь таверны с грохотом распахнулась. В дверном проеме возник высокий, мощного сложения мужчина, одетый в длинный, до пят, плащ с капюшоном. Судя по длинному мечу, который не мог скрыть даже плащ, принадлежал он к благородному сословию. За ним двое слуг или оруженосцев внесли огромный мешок. Рыцарь откинул капюшон, не обращая внимания на любопытные взгляды, обнажил лицо со следами свежих ожогов и зычный голос его огласил зал:
— Мир вам, свободные люди. Я рыцарь Бран из Луахайра, а это мои оруженосцы, юноши славного рода, — крутой нрав и тяжелая рука Брана были хорошо известны всем в Мунстере [6], и в таверне стало очень тихо.
— Не стоит бояться, — Бран улыбнулся, обнажив ряд острых белых зубов — сегодня у меня праздник и вы все еще славно погуляете сегодня за мой счет.
Он повернулся к оруженосцам и скомандовал:
— Доставайте!
Те вытащили мешок на середину залы, развязали веревку у устья, и вывалили содержимое прямо на пол. Слитный вздох ужаса пронесся по таверне, кое-кто даже вскрикнул, хозяин таверны побелел и вцепился в стойку: огромная, покрытая чешуей голова, пасть, полная острых зубов в палец длиной, уродливые роговые наросты на лбу и висках, один глаз выбит, другой застыл в бессильной уже ярости; голова эта принадлежала существу, которое вряд ли при жизни отличалось добрым нравом и миролюбием.
— Это голова дракона — просипел хозяин, отклеиваясь от стойки.
— Да, это голова дракона, дракона с горы Каррантуилл, которого убил я. Скоро вся Ирландия запоет о моем подвиге. А сейчас — всем пива!! — и мокрый плащ полетел на руки служанке.
Радостные крики огласили зал и посетители дружно кинулись к стойке, где корчмарь довольно потирал руки. Дракон уже многие годы досаждал обитателям западного Мунстера, таскал овец и коров, а при случае не брезговал и человечиной. Многие герои пытались обуздать чудовище, да никто не справился, а когда селяне пошли на него толпой, то монстр просто улетел от них.
Пиво лилось рекой, рыцарь пил, почти не пьянея, хотя иные из собутыльников уже успели свалиться под стол. Многие просили Брана рассказать о подвиге, и рыцарь не заставил себя упрашивать. Рассказ был долог, изобиловал описаниями чудес храбрости и боевого умения воина из Луахайра, а закончился описанием копейного удара прямо в глаз дракона, который и стал для Брана победным. Когда рыцарь закончил повествование и послали за новым бочонком пива в подвал, то до него донесся вопрос, который один из нетрезвых мунстерцев задавал другому:
— Откуда же берутся на свете эти драконы?
— Да дивно это — согласился невидимый собеседник — ведь никто никогда не видал драконьих детенышей?
— Дьявол посылает их к нам прямо из ада! — бас Брана легко перекрыл гомон.
— Я слышал, что рыцарь Кондл из Махи три года назад убил дракона у озера Лох-Эри, что далеко на севере и почти сразу там появился новый, — влез в разговор хозяин таверны.
— Было это… — Бран неожиданно замолк, лицо его побагровело.
— Что с вами, господин мой? — наклонился к нему один из оруженосцев и тут же в ужасе отпрянул, опрокинув стул.
Лицо Брана лопнуло посередине, как куколка бабочки, в стороны полетели клочья одежды и кожи. Пальцы рыцаря проросли острыми когтями, тело раздулось и начало покрываться чешуей. Люди в страхе отпрянули от бьющегося в судороге существа, что недавно было рыцарем Браном, оставив его в одиночестве в центре таверны. Бывший рыцарь рухнул на четвереньки, с огромного чешуйчатого тела слетели остатки одежды. Голова увеличилась, сильно вытянулась вперед, во рту блеснули огромные острые клыки, позвоночник пророс гребнем костяных пластин. Из спины выплеснулись в стороны кожистые крылья, руки удлинились, превратившись во вторую пару ног. Длинный змеиный хвост щелкнул по полу, в сторону отлетел задетый им стул. Посетители дружно завопили — посреди таверны стоял дракон, точная копия того, что был убит недавно. Утробный рев сотряс стены, люди в страхе кинулись к дверям и окнам.
Те, кто выжил в страшную ночь погрома в таверне, те, кто сумел избегнуть зубов, клыков и драконьего пламени, совершенно точно теперь знают, откуда в мире берутся драконы.
Темный путь
Египетский жрец Менехмет долгие годы проходил обучение, и теперь осталось последнее испытание. Добравшись до забытого оазиса в пустыне, он должен пройти Темный путь в пирамиде. Сможет ли жрец выдержать и это?
Вокруг, сколько хватало глаз, простирались горы песка, оранжевого, словно раскаленный металл. Из-под копыт ослика доносился монотонный скрип, воздух дрожал от жары, и солнце висело над пустыней ликом разгневанного бога.
Менемхет миновал гряду дюн, похожих на застывшие морские волны и остановил ушастого скакуна. Огляделся и едва не вскрикнул от радости — на западе виднелась темная точка. Вершина Черной Пирамиды, в которой жрецы проходят последнее испытание перед посвящением в высшую мудрость Светоносного Ра…
Ослик недовольно дернул ушами, когда седок ткнул его пятками, но затрусил в нужном направлении. Выведен он был для путешествий по пустыне, и жару переносил легко, почти как верблюд. Наездник же истекал потом, а горячий ветер пробирался под капюшон и сушил лицо.
Темная точка на горизонте приближалась, и вскоре стало видно, что это на самом деле пирамида. Гораздо меньше тех, в которых спят фараоны Первых Династий, и черная, словно помыслы злодея.
Стояла пирамида у небольшого оазиса, и вид зелени вызвал прилив бодрости у серого скакуна и нетерпения — у его наездника. Менемхет втянул ноздрями воздух, ощущая, что тот уже не такой сухой, а ослик заревел, настойчиво требуя воды.
Словно в ответ на ослиный крик заросли колыхнулись и к самому краю оазиса вышел человек. Высокий, в оранжевой, под цвет пустыни, накидке жреца. Солнечные блики играли на голой, словно валун, голове.
Менемхет поспешно соскочил с седла, склонился в низком поклоне.
— Встань и подойди, — раздался сильный глубокий голос. Так мог говорить могущественный сановник, или верховный жрец Солнцеликого Ра, или…
Додумать Менемхет не успел, потому что послушно встал и зашагал к встретившему его жрецу.
Ослик покорно трусил следом.
Вблизи стало видно, что глаза у обитателя оазиса редкого для страны Кемт синего цвета. Словно утреннее небо, когда оно еще не выжжено беспощадным солнцем.
— Меня зовут Ашнетах, — проговорил он, когда Менемхет подошел. — Я хозяин Темного Пути. Пойдем.
Менемхет послушно шагал за обитателем оазиса, тщетно пытаясь понять, что же такое «Темный Путь»? Старшие жрецы, прошедшие последнее испытание, молчали о нем, а среди младших ходили самые невероятные слухи. Но Темный Путь не поминал никто.
По сторонам шелестели листьями финиковые пальмы, откуда-то доносился веселый плеск воды, меж ветвей порхали незнакомые птицы. Нос щекотал аромат цветов. «О, великий Ра!» — мимоходом подумал Менемхет. — «Как может цвести жизнь среди беспощадной пустыни, в царстве Сета-Убийцы?».
Он мазнул мимолетным взглядом по роскошным цветникам, только раз посмотрел на выложенный голубым мрамором бассейн (под открытым небом!). Даже чудесное птичье пение, доносящееся из кудрявых как жители Эфиопии, кустов, привлекло внимание лишь на миг.
Когда миновали еще один бассейн, то слева из зелени выплыла стена пирамиды. Черная, неровная, покрытая шрамами, словно шкура огромного чудовища, побывавшего во многих схватках. Оскаленной пастью казался вход — небольшой портик с толстыми, как баобабы, колоннами.
Ашнетах остановился, повернулся резко. Глаза на его изможденном лице сверкнули.
— Хочешь ли ты есть? Пить? — спросил он. — Или же путь по пескам утомил тебя? Если необходимо, я могу предоставить тебе время для отдыха, еду и питье. Неразумно вступать на Темный Путь, не будучи в полной силе.
— Нет, — ответил Менемхет, ощущая, как сердце бьется в груди все чаще, словно обезумевший узник в темнице. — Спасибо, но я не устал.
— Хорошо, — Ашнетах удовлетворенно склонил голову. — Тогда давай сюда своего ушастого. Он подождет хозяина в тени, там, где будет много воды и сена.
С изумлением Менемхет увидел на лице сурового жреца добрую улыбку. Словно осел, никчемная скотина, упрямая, точно тысяча демонов, вызвала у него добрые чувства!
— Сними пустынную накидку, — проговорил Ашнетах, принимая повод и гладя ослика по серой голове. — Внутри она тебе не понадобится.
— А что там… в пирамиде? — голос Менемхета дрогнул, а пальцы, распутывающие шнурок на шее, на миг замерли.
— Темный Путь! — ответил бритоголовый жрец сурово. — Но не страшись этого слова! Ты выйдешь из пирамиды живым, так же как Творящий Ра каждое утро выбирается из Подземного мира!
Менемхет ощутил, что гора свалилась с плеч — жизни ничего не грозит! Но в душе червячком в плоде зашевелилось нехорошее подозрение — а куда тогда исчезают не прошедшие испытания? Ведь с него возвращаются не все…
Устыдившись собственных мыслей, Менемхет поспешно снял плащ из грубой материи, который защищает от иссушающего воздуха пустыни. Отдал Ашнетаху.
— Иди, — сказал тот неожиданно ласково. — А то решимость твоя исчезнет, точно вода на песке.
Менемхет развернулся и сделал несколько шагов к пирамиде. Но перед входом в портик невольно остановился. Что ждет его внутри — неведомые чудовища, с которыми предстоит сражаться, или искусы, которые придется преодолевать?