XIV «Малое и незначительное тело»
К 1626 г. Галилей надолго забросил свои «Диалоги», так что его друзья стали опасаться, что он может уже никогда к ним не вернуться. А если не Галилей, то кто осмелится исправить заблуждения людей относительно их эгоцентрического взгляда на космос? Кто лучше Галилея способен предложить для обсуждения самое что ни на есть радикальное изменение восприятия, когда-либо доступное интеллектуальной мысли: «Мы не есть центр Вселенной. Неподвижность нашего мира - иллюзия. Мы вращаемся. Мы стремительно летим сквозь пространство. Мы обращаемся вокруг Солнца. Мы живем на блуждающей звезде».
Видимая устойчивость Земли стала источником ложных представлений о ее стабильности. Ноги человека так твердо ступают по земной поверхности, что разум естественным образом объясняет ежедневное появление и исчезновение на небосклоне Солнца и Луны, планет и звезд движением этих внешних объектов по отношению к Земле. Даже ночью, при ясном небе, пораженный очевидной бесконечностью светящихся точек на темном своде, разум скорее готов вообразить вращение Вселенной, чем отказаться от утешительной мысли о прочности земной тверди.
Неоспоримое в своей простоте восприятие Земли как неподвижного тела находило доказательство во всем, что можно наблюдать вокруг. Медленное падение каждого осеннего листа становилось дополнительным доводом в пользу концепции неподвижности Земли. В самом деле, если Земля и правда с огромной скоростью поворачивается на восток, то падающие с деревьев листья должны перемещаться на запад. Не так ли?
Разве не должно ядро, вылетевшее из пушки в западную сторону, лететь быстрее, чем то, что направлено на восток?
Разве не должны птицы терять ориентацию во время полетов?
Эти вопросы, ставившие под сомнение суточное движение Земли, занимали собеседников в течение второго дня «Диалогов».
Здесь Галилей демонстрирует, что движение Земли - если она вообще движется - будет передавать свой глобальный импульс всем находящимся на ней объектам. Вместо того чтобы придавать им движение в одну сторону и мешать их перемещению в обратном направлении, все объекты обладают собственным движением, как пассажиры, находящиеся на борту корабля, могут подниматься на палубу или спускаться в нижние отсеки, несмотря на то, какое движение совершают их тела вместе с судном, - причем это, гораздо более стремительное, движение никак не мешает их собственным перемещениям на пути в две тысячи миль от Венеции до Алеппо.
Выстраивая свидетельство в пользу теории Коперника, Галилей вводит тем не менее осторожные обороты, призванные подчеркнуть, что лично он придерживается нейтральной позиции. «Я выступаю в споре от имени Коперника и надеваю эту маску, - поясняет Сальвиати двум собеседникам, - как нечто внешнее по отношению ко мне самому, выдвигая аргументы в пользу этой теории, но я хотел бы, чтобы вы руководствовались не тем, что я говорю в разгаре нашего представления, но лишь тем, что я произношу, снимая костюм, и, вероятно, тогда вы найдете меня иным, не таким, каковым я являюсь на сцене».
Это давало ему свободу более настойчиво вести спор, и Сальвиати показывает, как пушка, дуло которой направлено на восток, перемещается на восток вместе с Землей, как и загруженное в нее ядро. Следовательно, после выстрела на восток ядро это так же свободно летит вперед, как и то, что выпущено на запад. И на птиц, которые летят, конечно, медленнее, чем вращается Земля, не оказывает влияния ее суточное вращение. «Сам воздух, сквозь который они летят, - поясняет Сальвиати, - естественным образом следует за вращением Земли, перенося с собой птиц и все прочее, в нем находящееся, как он переносит облака. Так что и птицы не испытывают проблем, следуя за Землей, а потому они могут даже спать в потоке воздуха».
Действуя на земной поверхности, люди не замечают того, что вращаются вместе с ней, поскольку это движение так глубоко связано с самим ее существованием, что остается неощутимым.
Чуть позже, в тот же второй день спора, Сальвиати заявляет:
«Спуститесь вместе с кем-либо из друзей на одну из нижних палуб корабля и там замкнитесь на некоторое время в ходе путешествия, а еще захватите с собой несколько мух, бабочек и других мелких летающих существ. Также возьмите с собой большой сосуд с водой, в которой плавают рыбы; подвесьте бутылку, из коей, капля за каплей, будет вытекать вода в находящийся под ней сосуд. Пока корабль стоит у причала, внимательно наблюдайте, как мелкие существа летают по каюте с одной и той же скоростью в любом направлении. Рыбы тоже плавают одинаково в любую сторону; и капли будут равномерно падать в сосуд; и, бросив что-нибудь другу, Вам не придется прилагать большие усилия в зависимости от направления при равном расстоянии; прыгая в любом направлении по полу, Вы будете каждый раз преодолевать равное расстояние. Когда Вы внимательно понаблюдаете за всеми этими явлениями (ведь нет сомнения, что, когда корабль стоит у причала, все должно происходить именно так), судно тронется с места с любой возможной скоростью, главное, чтобы движение было равномерным и направленным в одну сторону. И Вы не обнаружите ни малейших перемен в описанных выше явлениях и ни по одному из них не сможете судить о том, движется корабль или стоит на месте».
Примечательно, что во время своих первых демонстраций в области относительности Галилей утверждал, что ни один эксперимент с обычными предметами, проведенный на поверхности Земли, не может служить доказательством того, вращается она или нет. Только астрономические свидетельства и логические рассуждения, основанные на простейших фактах, должны служить аргументами. Таким образом, суточное вращение Земли логически укладывается в общую схему движения Вселенной и показывает космический баланс сил. Потому что если небеса действительно обращаются с достаточной мощью, чтобы приводить в движение огромные тела бесчисленных звезд, то как могла бы ничтожно малая Земля сопротивляться потоку, увлекающему все вращающиеся объекты?
И Сальвиати сам отвечает на этот риторический вопрос: «Мы не находим подобных противоречий, если допускаем движение Земли, малого и незначительного тела по сравнению с размером Вселенной, в силу этого не способного совершить такое нарушение общих законов».
Когда наступает вечер долгого второго дня «Диалогов» и три друга обмениваются прощальными словами, Симплицио обещает рассмотреть современные аргументы последователей Аристотеля против годового обращения Земли, таким образом задавая тему дискуссии следующего дня. Сальвиати также засиживается допоздна, чтобы изучить антикоперниковский текст о кометах и «новых звездах», предоставленный ему Симплицио, а Сагредо лежит без сна, в то время как мысли его перелетают от одного космологического порядка к другому в поисках решения. Но было кое-что в этой ночи размышлений, заставившее Галилея остановить работу над сочинением, и беседа трех друзей оставалась в таком подвешенном, не завершенном состоянии на протяжении нескольких лет, пока автор «Диалогов» продолжал обдумывать чрезвычайно сложную систему доказательств, которую следовало представить в книге, а также вынужден был заниматься другими насущными делами.
В 1627 г. давно обещанный пенсион для сына Галилея наконец стал реальностью благодаря булле папы Урбана VIII. Винченцо должен был получить пост каноника в Брешии, а также ежегодный доход в 60 скуди, который он потерял бы, если бы отказался от назначения. Все еще посещавший школу в Пизе, Винченцо, которому уже исполнился двадцать один год признавался, что чувствовал «горькую ненависть к священному сану». Это вбило новый клин в отношения между отцом и сыном и вынудило Галилея подыскать другого кандидата для получения испрошенной милости. Таковой вскоре нашелся в их разветвленном и многочисленном семействе.
В мае 1627 г. Галилей получил письмо от брата Микеланджело, который продолжал неприбыльное музыкальное дело их отца в Мюнхене. Микеланджело просил разрешения прислать свою жену Анну Кьяру с некоторыми из детей (всего у них было восемь отпрысков) к Галилею во Флоренцию на неопределенное время; он надеялся, что там его семья будет пребывать, ибо Германию сотрясала Тридцатилетняя война. Этот вооруженный конфликт начался в 1618 г., когда разъяренное протестантское дворянство выбросило двух губернаторов-католиков из окон королевского замка в Праге. «Пражское убийство путем выбрасывания из окна» дало новый толчок затихшему на время, но не угасшему кровавому раздору между протестантскими и католическими государствами Германии. Конфликт стремительно перекинулся и на сопредельные страны, жаждавшие извлечь из ситуации главную политическую выгоду: установить контроль над Священной Римской империей германской нации. К1627 г. противостояние это распространилось практически на всю территорию Германии, в войну вмешались армии Голландии, Испании, Англии, Польши и Дании. Если обедневший Микеланджело и искал благовидный предлог для того, чтобы отправить семейство в Италию, то война, безусловно, давала ему веское и серьезное оправдание.
«Это соглашение было бы выгодным для нас обоих, - заверял брата Микеланджело. - Твой дом получил бы хороший присмотр и управление, а я бы отчасти сократил свои расходы, а то я сейчас просто не знаю, как свести концы с концами; поскольку Кьяра взяла бы некоторых детей с собой, они стали бы для тебя отрадой, а для нее утешением. Полагаю, для тебя не станут чрезмерной нагрузкой один-два дополнительных рта. В любом случае, они обойдутся тебе не дороже, чем те, которые теперь находятся при тебе, хотя сии и не так близки по крови, а возможно, и не так нуждаются в помощи, как я»1.
Папская печать Урбана VIII.
Секретные архивы Ватикана
Анна Кьяра прибыла в июле в сопровождении всех детей, а также няни-немки, так что в доме появилось целых десять дополнительных ртов. Таким образом, шестидесятитрехлетний Галилей неожиданно получил шумный выводок детей, состоявший из его новорожденной племянницы Марии Фульви, двухлетней Анны Марии, Элизабеты, трех неуправляемых мальчиков - Альберто, Козимо и маленького Микеланджело, - а также Мекильде - заботливой и деловитой старшей дочери брата. Галилей отправил старшего племянника, Винченцо, достигшего двадцати одного года, изучать музыку в Риме. Позже он предоставил юноше папский пенсион, выхлопотанный для собственного сына.
Дом Галилея в Беллосгвардо, где он жил с 1617 по 1631 г. Институт и Музей истории науки, Флоренция
И хотя племянник Винченцо выказывал недюжинный музыкальный талант, он пренебрегал серьезными занятиями. Бенедиктинский монах Бенедетто Кастелли, принявший на попечение сына Галилея в Пизе, через некоторое время был переведен в Рим и теперь тщетно пытался обуздать уже племянника Галилея. Но этот Винченцо бродил ночи напролет по злачным притонам, делал бесконечные долги и выказывал столь явное непочтение к религии, что хозяин дома, в котором он жил в Риме, пригрозил послать на жильца донос в Святую Инквизицию.
Тем временем в Брешии местные чиновники не захотели отдавать пенсион ни одному, ни другому Галилею, они выбрали себе каноника из числа жителей города. (Галилею пришлось ждать несколько лет, пока умрет популярный в Брешии каноник и вновь откроется вакансия, чтобы еще раз попытаться продвинуть на этот пост одного из членов своей семьи.)
В середине марта 1628 г., когда начался новый приступ болезни, Галилей покинул дом в Беллосгвардо, теперь полный нахлебников, и нашел прибежище у своих знакомых во Флоренции.
Сестра Мария Челесте писала отцу, когда он поправился и вернулся в собственное жилище:
Сегодня день выдался такой прекрасный и мирный, что что-то дало мне слабую надежду вновь увидеть Вас, господин отец. Поскольку Вы не приехали, мы удовлетворились прибытием дорогого маленького Альбертино и тети, доставившей нам новости, что Вы чувствуете себя хорошо и скоро будете здесь, чтобы повидать нас; но все же мое удовольствие едва не было полностью разрушено, когда я узнала, что Вы уже вернулись к своим обычным трудам в саду, что страшно меня беспокоит; поскольку воздух еще очень сырой, а Вы, господин отец, еще слабы после недавней болезни, я боюсь, что эта деятельность принесет Вам вред. Прошу Вас, не забывайте так быстро о своем тяжелом состоянии, уделите себе чуть больше любви, чем саду; и хотя я подозреваю, что дело вовсе не в чрезмерной любви к саду как таковому, а в той радости, которую Вы из него извлекаете, не стоит подвергать себя такому риску. В этот период Поста, когда каждый должен совершать определенные жертвы, принесите одну особую, достославнейший господин отец: лишите себя на время удовольствия, получаемого от сада.
Галилей обдумывал повторное паломничество в Лорето в 1628 г., чтобы десять лет спустя вновь посетить Casa Santa. Он упоминал о такой возможности в письме к брату и даже размышлял, не взять ли с собой в долгое путешествие Анну Кьяру, но болезнь помешала ему отправиться в дорогу. Вместо этого Анна Кьяра с детьми, которых сестра Мария Челесте теперь называла «маленькими разбойниками», решила покинуть дом Галилея. Католические силы в Германии, судя по всему, взяли верх, а кроме того, после года пребывания в гостях пора уже было возвращаться в собственный дом.
Вскоре после того, как весной 1628 г. его столь долго гостившие родственники уехали в Германию, Галилей оказался втянут в спор с Университетом Пизы. Его изначальное назначение при Тосканском дворе, состоявшееся в 1610 г., предполагало также и пожизненный пост профессора на факультете университета, так распорядился Козимо II. Галилей сохранял почетное звание, но не посещал Пизу: у него и не было таких обязательств, да и не предполагалось, что он будет вести обязательное преподавание, которое отрывало бы его от более важной миссии совершать открытия и сообщать о них миру к вящей славе великого герцога. Однако руководству университета надоело постоянно продлять почетный контракт, и внезапно его решили расторгнуть. Галилей с огромной энергией вступил в борьбу, пользуясь полной поддержкой Фердинандо II, поскольку, несмотря на то что главным его титулом считалась должность придворного философа и математика, он продолжал все предшествующие годы получать от Университета Пизы жалованье в размере 1000 скуди в год.
В апреле Галилей сообщил сестре Марии Челесте о своих планах отправиться в Пизу. Кроме судебного разбирательства с университетом (которое длилось в присутствии и в отсутствие Галилея в течение двух лет и завершилось его победой) он намеревался посетить выпускную церемонию в школе Винченцо. Сестра Мария Челесте попросила отца оказать милость двум бедным монахиням ее обители и заодно приобрести в Пизе несколько ярдов дешевой местной шерстяной материи, на которую они собрали вдвоем восемь скуди.
На академической церемонии в Пизе Винченцо получил степень доктора права, ставшую кульминацией его шестилетнего обучения. (Сам Галилей так никогда и не удостоился подобного звания, поскольку оставил школу, не завершив полный курс.) Теперь повзрослевший и возмужавший Винченцо возвращался в отцовский дом в Беллосгвардо - это произошло в августе, когда ему исполнилось двадцать два года. Он регулярно навещал сестер в Сан-Маттео, а в декабре порадовал Галилея своим решением жениться на юной Сестилии Боккинери, чья семья занимала весьма привилегированное положение при Тосканском дворе.
ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ГОСПОДИН ОТЕЦ! Неожиданные новости относительно готовящейся свадьбы, доставленные сюда нашим Винченцо, его предстоящий брак с представительницей столь почтенной семьи - все это доставило мне столько счастья, что я даже не знаю, как лучше выразить его. Скажу только, что любовь моя к Вам, господин отец, велика - также велика, как то наслаждение, второе я испытываю от каждой Вашей радости, которая, как я могу вообразить, в данном случае огромна; и потому я праздную и ликую вместе с вами и возношу хвалы нашему Господу, прошу Его защищать и оберегать Вас долгие годы, чтобы Вы смогли насладиться успехами, кои наверняка, будут проистекать из достоинств Вашего сына и моего брата, которого я с каждым днем люблю все сильнее и который представляется мне весьма спокойным и мудрым молодым человеком.
Я бы с гораздо большей радостью праздновала вместе с Вами, достославный господин отец, но если Вы будете так добры, я заклинаю Вас по крайней мере рассказать мне в письме о своих планах организовать встречу с невестой Винченцо: я имею в виду, будет ли лучше совершить это в Прато во время поездки Винченцо туда или во Флоренции, когда она прибудет в город, потому что между нами, сестрами, существуют определенные формальности, а так как эта девушка провела несколько лет в монастыре, она знакома со всеми обычаями. Я жду Вашего решения. В настоящее время от всего сердца говорю Вам: до встречи.
Самая любящая дочь,
Сестра Мария Челесте
XV «Благодаря милости Бога я встал на правильный путь»
Семья Сестилии Боккинери, нареченной невесты Винченцо, жила в двенадцати милях от Флоренции, в городе Прато, известном своими текстильщиками, а также тутовыми деревьями и шелковичными червями. Там ее отец служил мажордомом в местном дворце Медичи, а его брат Джеронимо занимал такой же пост при флорентийском дворе во дворце Питти. Секретарь Тосканского совета помог осуществить сватовство - к полному удовлетворению Галилея. Невеста принесла с собой приданое в размере 700 скуди - эта сумма обеспечила бы девушке пожизненное существование в монастыре, если бы ей не нашли мужа. Свадьба была назначена как раз накануне ее шестнадцатилетия, на 29 января 1629 г., так что у родственников оставался еще почти месяц на подготовку к торжеству.