ПОПРОСИ У МЕНЯ ВЗГЛЯДА СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО И ТАК СПАСЕМСЯ
Я поднялся со скамейки и ввинтился в толпу.
3
Фолрэш придвинул ко мне тарелку с мясом, от которого валил ароматный пар.
– Да ты ешь, ешь, – сказал он чудным певучим голосом, в котором всегда слышался плач и насмешка одновременно.
Я благодарно кивнул. Фолрэш расслабленно опустился на большое кресло, вырезанное целиком из одной большой кости – и я даже догадывался чьей. Позолоченная резьба на кресле складывалась в причудливые узоры, такие же, как и на алом атласе мягкого чехла. Я отвел глаза.
На каждой планете физическую красоту прикрывают уникальным веером смыслов. На Пэллан к красоте относятся спокойно. Мы сохранили прагматизм и свободу варивикков в вопросах отношений полов. В юности, когда человек еще не знает себя и старается узнать, многие пробуют себя в самых разных отношениях. Некоторые находят себя в любви к людям своего пола. Мне никогда не хотелось даже пробовать некоторые вещи, но сейчас, глядя на Фолрэша, я понимал тех юношей и девушек, стайка которых жила в его покоях, мечтая о миге, когда богу, может быть, вздумается прикоснуться к ним. Я не собирался провести всю жизнь, моделируя согготов. Я надеялся когда-нибудь достигнуть той степени мастерства, которая позволит работать мне в медицинских мастерских, выращивая органы людей. Наши технологии позволяют вырастить любой нужный орган или их комбинацию. Однако людей целиком в медицинских мастерских Пэллан не растят, хотя на других планетах Альянса и даже Союза, любящего хвалиться своим гуманизмом, так иногда поступают. Мою родину миновали бесконечные споры о том, этично ли создание клонов – мы никогда не смотрели на этот вопрос с такой точки зрения. А от кровавых бунтов клонов, выращенных на таких фабриках, нас спасло очень трезвое и спокойное понимание того, что в тот день, когда мы не сможем договориться друг с другом, чтобы люди появлялись на свет естественным путем, нам, пожалуй, стоит положить конец нашей цивилизации.
Однако, если бы не это, я бы поклялся, что Фолрэш пришел в этот мир именно из утератора, где смешали самые качественные с точки зрения экстерьера гены. На эту мысль наводил не только фиолетовый цвет его глаз – я знал, что среди истинных вельче, хотя и очень редко, встречается такая окраска радужки. Глаза моей бабушки были точно такого же цвета, но этот ген был, увы, рецессивным. Фолрэш был совершенен так, как человек не может быть. Его тело, и лицо, и голос… «И мозги», – добавил я сам себе, чтобы не поскользнуться на этом извилистом пути. Соображал Фолрэш отлично, что явствовало из его дерзкой задумки с трафаретом.
Фолрэш улыбнулся и сказал успокаивающе:
– Пройдет неделя, Авенс, и ты привыкнешь. Все привыкают.
– Неделя! – прорычал я, отрывая зубами кусок мяса. – Нам придется торчать здесь еще целую неделю? Твой друг с поверхности не торопится!
– Праздник возвращения Зеркалодыма состоится через десять дней, – меланхолично ответил Фолрэш.
Мне стало стыдно. Я мог отсиживаться в своей пещере столько, сколько мне вздумается. А срок жизни Фолрэша исчислялся днями, оставшимися до праздника, где ему предстояло сыграть главную, но и последнюю свою роль. И все равно он ждал и продолжал искать меня – а ведь возможность вывести его отсюда представлялась его таинственному другу далеко не каждый день.
Фолрэш принялся рассеянно поигрывать круглым зеркалом, которое носил на поясе на длинной золотой цепочке. Я уже имел возможность хорошенько рассмотреть Дымящееся Зеркало, символ статуса Фолрэша. Он относился к нему довольно легкомысленно – и к статусу, и к символу, хотя эта вещь явно была ровесником Чаши, что я носил за пазухой. Это было не зеркало, а два круглых стекла. Тонкие в центре, они становились заметно толще по мере приближения к кожаной раме. На ней были вытиснены золотом черепа слонов с гротескно длинными бивнями и слишком большими провалами глазниц. В пустоте между стеклами медленно переливалось нечто, похожее на серебристый дым.
Я пробился к живому богу легче, чем ожидал. Самым сложным оказалось протиснуться сквозь плотную толпу в задних рядах, а ближе к зеленой дорожке все уже стояли на коленях. Я перешагнул через изнемогающих от счастья людей и оказался на ковре, шагах в пятидесяти перед живым богом. Он тоже заметил меня и вопросительно улыбнулся. Я вскинул руки и прочувствованно, как если бы работал на камеру, воскликнул:
– Молю тебя о взгляде через зеркало на меня, недостойного, о сердце пустоты!
Фиолетовые глаза Фолрэша озарились темным пламенем счастья, а затем он милостиво кивнул и поднял зеркало. Лицо его, искаженное линзами и растекающейся серебристой дымкой, в тот миг показалось мне действительно лицом бога – когда-то безумно красивого, а теперь безумного и жестокого. Но это впечатление было обманчивым. Ясность рассудка Фолрэша была абсолютной.
– Твоя душа прекрасна, – нараспев произнес живой бог ритуальную фразу. – Она мне подходит. Я беру тебя с собой.
Толпа взвыла – от зависти и восторга. Как я узнал потом, если ему не нравилось то, что он видел сквозь зеркало, по его знаку несчастного тут же разрывала разъяренная оскорблением бога толпа. И смельчаков, желавших взгляда через зеркало, по этой причине находилось немного.
– А как тебя сюда занесло? – спросил я, когда тарелка опустела.
Для геолога он был слишком красив, и про себя я бы поставил скорее на какие-нибудь модельные или рекламные съемки на фоне гор.
Фолрэш улыбнулся, отложил Дымящееся Зеркало и спросил:
– Авенс, что ты знаешь о планете Нру?
– Ты инопланетянин, что ли? – сообразил я.
Инопланетный туризм давал неплохой доход. Это зависело от округа, но гости из других миров, желавшие прогуляться по Кладбищу Морских Тварей (и приобрести сувенир из моржовой кости), приносили не меньше тридцати процентов всей годовой прибыли Вельчера.
– Ты, наверное, отправился на экскурсию в Подземный Приют! – сообразил я.
Он поднялся с кресла и прошелся по комнате взад-вперед. Зеркало ритмично покачивалось на цепи и легонько постукивало его по ноге.
– Нет, – сказал он. – Я родился здесь, на Пэллан. А с Нру никто не торгует уже около тысячи лет. Но и не воюет тоже. Я даже не знаю, с чего начать…
– Попробуй сначала, – предложил я.
Фолрэш остановился, взял в руки Дымящееся Зеркало и задумчиво посмотрел в него, словно ответ ему должны были подсказать серебристые брызги.
– На Нру была гражданская война, – сказал Фолрэш. – И те, кто проиграл ее, были вынуждены покинуть родную планету. Они оказались здесь, их звездолет был поврежден. Они врезались в Пэллан на полном ходу, этот кратер…
– А, так вот что это было, – рассеянно заметил я. – Да, я сразу заметил, что ведут они себя не по-людски. Инопланетяне, значит. Нрунитане. Это многое объясняет. Но мне кажется, сейчас у нас с тобой есть проблемы поважнее, чем кто в кого врезался тысячу лет назад. Мы вот выберемся с тобой наверх, и первое, о чем думается, – как нам прорваться к горам? Но вот поверь мне, когда мы к ним подойдем, мы поймем, что самое сложное у нас впереди.
На лице Фолрэша отразилось мучительное колебание. Затем он, видимо, на что-то решился.
– Мы не пойдем к горам, – сказал Фолрэш. – То есть ты, конечно, можешь делать так, как велит тебе твое сердце. Я уверен, ты дойдешь и один.
Он сделал такой жест, словно наматывал что-то себе на нос. Я неловко усмехнулся. Впервые в голову мне пришла мысль, что я ни разу не видел, что на самом деле происходит с теми людьми, которых я расстреливал из своего ментального пулемета.
– А я и мой друг – мы пойдем в центр кратера, – продолжал Фолрэш.
– Зачем?
– Мы должны, – ответил он.
Я задумчиво посмотрел на него.
– А теперь ты, наверное, хочешь отдохнуть, – сказал Фолрэш и покинул меня.
Он не дал мне шанса задать ему ни единого вопроса. Но я, честно говоря, и сам толком не знал, что спросить.
Фолрэш милостиво кивнул. Но выспаться мне не удалось. Часа через три он растолкал меня и сунул в руки плащ.
– Мы уходим сейчас, – торопливым шепотом сказал Фолрэш. – Другой возможности у него не будет.
Он уже спрятал свое роскошное алое одеяние живого бога под таким же плащом, который всучил мне. Я сбросил отрепья давно убитого мной человека и защелкнул на горле застежку плаща. Тут я сообразил, что в карман комбинезона Чашу не спрячешь.
– Мне бы сумку какую, – сказал я.
Фолрэш, видимо, ожидал этого, потому что тут же протянул мне большую и прочную сумку. Я переложил Чашу туда и неприязненно покосился на него.
– Я могу только видеть, ты забыл? – сказал он спокойно. – И мне нужен тот, кто может из нее пить.
Я немного успокоился. Фолрэш достал два загодя приготовленных фонарика, отдал один из них мне.
– Нас теперь будет видеть каждый дурак, а мы не увидим его до тех пор, пока он не набросится на нас, – заметил я, когда мы шли через длинную анфиладу покоев.
– Нас теперь будет видеть каждый дурак, а мы не увидим его до тех пор, пока он не набросится на нас, – заметил я, когда мы шли через длинную анфиладу покоев.
Ночью освещение на подземных улицах выключали совсем, и пройти без фонариков мы не смогли бы, но были бы прекрасно заметны любому, кто вздумал бы поджидать нас в темноте.
– Это было бы крайне неприятно, – согласился Фолрэш. – Но в темноте мне не найти дорогу. Может быть, твои способности могут помочь нам?
Я глубоко вдохнул и медленно поднялся на свой чердак. Мы как раз выбрались на площадь перед дворцом живого бога – это здание было целиком вырублено в скале. Я увидел огромную статую Зеркалодыма ничуть не хуже, чем днем, только она стала серой. Я взял Фолрэша за руку, чтобы он не потерялся.
– Говори, куда идти, – сказал я.
– Надо выйти с площади, мимо водоразборной колонки, – ответил он. – И на третьем перекрестке направо.
Так мы и двинулись – Фолрэш говорил, где и куда свернуть, а я вел его сквозь серую мглу, мимо дверей в жилые помещения и административных зданий. Никто не встретился нам в гулких пустых коридорах, и я так расслабился, что с перепугу чуть не убил человека, поднявшегося нам навстречу со ступенек у одной из дверей. Для меня, в том измененном состоянии сознания, в котором я находился, он выглядел как покрытый густой рыжей шерстью слон. Он приветливо качнул головой, при этом его бивни легонько коснулись моих и ловко отодвинули их в сторону – а я грозно наставил бивни ему прямо на лицо, увенчанное круглыми ушами и длинным гибким хоботом. Пулемета у него тоже не было.
– Наконец-то, – сказал он, и голос его показался мне очень знакомым.
Мне захотелось увидеть нашего спасителя, и я ловким и уже почти привычным движением спустился со своего чердака. Наш проводник тем временем нажал что-то на стене, и в ней открылась дверь. Я увидел за ней кабинку лифта. Пора было зайти в нее и выбраться отсюда, и я не стал рассматривать нашего спутника. Да и пока мы поднимались, мне не представилось такой возможности. На друге Фолрэша оказался темный плащ с капюшоном, тень от которого скрывала почти все лицо. Меня мучила мысль, что сейчас что-нибудь произойдет, что лифт остановится и нас поймают. Слишком уж гладко все шло. Но нет, мы добрались до поверхности без всяких приключений. Створки лифта разъехались, и мы оказались в большом ангаре, освещенном целым созвездием ламп под потолком. Лифт загудел, возвращаясь в подземелье.
– Ну, хвала Белому, этот нож вроде убаюкали, – проворчал наш спутник, откидывая капюшон.
Я вздрогнул. Еще не веря, уставился на его рыжие кудри, что взметнулись, как лукавое пламя. На его очень светлую кожу. А затем бросился на него. Мы покатились по бетонному полу. Я вцепился ему в горло. Орузоси отбивался и хрипел. Фолрэш огрел меня по голове Дымящимся Зеркалом. Мне захотелось прилечь, что я и сделал.
– Мне тоже иногда хочется так поступить, но я себя сдерживаю и тебе, Авенс, очень рекомендую, – очень холодно сказал Фолрэш.
Орузоси кашлял, потирая горло.
– Ты… – произнес я. – Ты не понимаешь… Это предатель, Фолрэш! Это он завел нас прямо в лапы к стражникам!
Я вспомнил, что Фолрэш собирался идти с Орузоси куда-то в центр кратера.
– И тебя к ним заведет! – добавил я яростно.
Орузоси покосился на меня, но промолчал.
– Он не захотел меня слушать, – со вздохом пояснил Фолрэш. – Ну, я и решил ничего не говорить.
– И я все время был с вами. Ни на секунду не отошел, даже чтобы отлить, – мрачно заметил Орузоси.
– Да! – воскликнул я и осекся.
Перед моими глазами встал обрезанный конец белой веревки. А ведь мне еще тогда показалось это странным, вспомнил я. Уж кто-кто, а Орузоси должен был знать правила поведения в подземных походах. «Мне не хотелось привлекать внимание общественности», – кажется, так он тогда ответил на наши упреки. Или это ответил уже не он?
Я перевел взгляд с Фолрэша на Орузоси.
– Даже удивительно, – вежливо сказал Фолрэш. – Что именно тебе, биоинженеру, никак не приходит в голову эта простая мысль.
– Я еще даже не младший лаборант, – пробормотал я.
– И навсегда им останешься, – заметил Орузоси. – Если не научишься мозгами шевелить…
И тут я понял. Кровь капала с моего разбитого носа, оставляя темные потеки на бетоне, – Орузоси успел ударить меня головой в лицо. Я машинально вытер нос.
– Но клонирование запрещено, – сказал я.
Орузоси пожал плечами:
– Это у кого как.
– Тараканы, – упавшим голосом произнес я. – Та деревня, где не было женщин…
– Да. Зачем? Форма может быть любой, она не имеет значения, – кивнул Фолрэш. – Генетический банк – практически единственное, что нрунитанам удалось спасти.
– Когда они проиграли в гражданской войне и их вышвырнули с родной планеты, – машинально закончил я.
– Здорово тебе Дымящееся Зеркало мозги прочистило, – сказал Орузоси одобрительно. – Пора валить. Одного мерге пошлем к горам, чтобы отвлечь внимание, а вот на втором…
– Мне кажется, уже поздно, – самым любезным голосом заметил Фолрэш.
Тут и я услышал топот множества ног, приближавшийся к ангару. Теперь я заметил, что он не был пустым. В просторных стойлах вдоль стен спали большие животные – мерге, догадался я. Это были огромные сухопутные крабы с клешнями размером с ковш экскаватора. Я вспомнил, что Дарнти говорила о подобных животных. Орузоси выругался и вскочил. Он снял с ближайшей стены большую сумку и извлек оттуда уже знакомую мне длинную серебристую палку, нрунитанский вариант нашей пиэрсы. В сумке таких пиэрс было несколько – были видны блестящие набалдашники.
– Дай и мне, – меланхолично произнес Фолрэш, протягивая руку. – Я ведь и нож, и кровь на нем…
Только в этот момент я вспомнил, что у дворца живого бога всегда стояли стражники. Их функции были двоякими, как у клеточной мембраны. Они не пропускали внутрь обезумевших от любви к живому богу людей – и не выпускали никуда Фолрэша. Спросонок я даже не обратил внимания на то, что мы их не встретили.
Орузоси расхохотался, отдал Фолрэшу свою палку и вытащил себе другую.
– А ты посиди здесь, – сказал мне Орузоси.
Топот и голоса приблизились. Двери ангара заходили ходуном – их пытались открыть снаружи.
– Не понял, – рассердился я. – Да я могу их всех один…
Я повторил жест Фолрэша – сделал вид, что наматываю себе что-то на нос.
– Да, разумеется, можешь, – согласился Фолрэш. – Но видишь ли, ты такой один. Во всем кратере Небесного Огня больше Красных Бивней нет. И как только ты применишь свою силу, они будут знать, где ты – и где Чаша, которую ты украл. И тогда за нами бросится вся свора. Сейчас они не столь взволнованны – побеги пленников случались и раньше. Одним живым богом меньше, одним больше…
В этот момент двери с грохотом упали, и не столь взволнованные нрунитане бросились на нас. Фолрэш поднял Дымящееся Зеркало на вытянутой руке, а второй нацелил свое оружие прямо в центр линзы.
– Взгляд через зеркало, – пробормотал он и нажал спусковой крючок.
Расщепленный луч накрыл пространство с той стороны Дымящегося Зеркала широким конусом невыносимо белых, как дуга при сварке, лучей. Стены ангара вспыхнули. Люди мгновенно превратились в живые факелы. Самому шустрому, который почти успел добежать до Фолрэша, повезло меньше всех – он взорвался, как спелый помидор под ногой, забрызгав Фолрэша своими внутренностями. Крики, запах паленого мяса и треск горящего дерева заполнили ангар. Орузоси сообразил, что и ему подраться не удастся. Но не сильно расстроился по этому поводу, а бросился открывать стойло.
– Пробей ту стену! – крикнул он мне.
Действительно, воспользоваться горящими воротами ангара мы уже не могли. Пока Орузоси выводил мерге – животное было готово к путешествию, на гладкой хитиновой спине в такт его шагам мерно покачивалась небольшая кабинка, нечто вроде паланкина для седоков, – я прошел к дальней стене ангара, еще не тронутой огнем, включил свое оружие и прорезал в ней большой квадрат. Кусок стены выпал наружу. Я оглянулся, кашляя. Глаза мои слезились, и я почти ничего не мог разобрать среди оранжевых языков пламени и клубов дыма. Оглушительно заревели мерге. Эти неповоротливые великаны соображали так же медленно, как и двигались, а теперь огонь добрался и до них. Я услышал тяжелые шаги. Из дыма вынырнул тот самый краб с паланкином на спине. Орузоси сидел на шее краба, зажмурившись и крепко держась за крючковатые хитиновые антенны. Я догадался, что он ментально управляет зверем. Из паланкина свесился Фолрэш и протянул мне руку. Я ухватился за нее. Мерге притормозил и услужливо согнул толстую ногу. Я оттолкнулся от нее, как от ступеньки, и взобрался наверх. Фолрэш втащил меня в паланкин.
– Погнали! – крикнул он.
Мерге рванулся с места так, что меня отбросило к дальней стене кабинки. Там имелась смотровая щель, и я увидел причину такой спешки. За нами мчалось стадо разъяренных болью животных, которые вырвались из своих стойл.