И, видя недоверие и удивление в глазах девушки, продолжал:
- А ты хоть своей головой подумала, что он женат? Что будет, когда через месяц в Москву вернёмся? Или ты думаешь, что ради тебя он жену бросит? Да ни за что! У него принципы. Мне не веришь, думаешь, вру? Ксюшу расспроси. Она уже лет пятнадцать его знает. И уж какая у них тогда любовь была. Да и сейчас ещё, наверно, тоже. Она и аборт из-за него делала, а теперь детей иметь не может. Он и ей жизнь сломал!
Марина плакала. До неё начал доходить смысл того, о чём говорил Сергей, но верить в это не хотелось.
- Нет. Он не такой, ты его совсем не знаешь. И меня он не трогал, чтоб ты знал! – Она всё ещё пыталась сохранить то светлое чувство, которое жило внутри, сознательно кривя душой и недоговаривая.
- Да? Ну, значит, удовольствие растягивает. Поздравляю, у тебя всё ещё впереди. Если у тебя такая любовь - чего от меня тогда хочешь? Зачем пришла?
Марина подняла заплаканные глаза:
- Серёжка, останься, пожалуйста. Ты мне друг. Даже не просто друг, ты мне как брат. Но ведь ты не прав, ты первый начал!
- Дура ты, так ничего и не поняла. Дело не в том, что он меня ударил, а как он с тобой поступает. Начал не я, а он. Я уезжаю. Не могу смотреть, как он из тебя подстилку делает. А ты его защищаешь.
Сергей встал:
- Только когда надумаешь вешаться или из окна прыгать – вспомни, что я тебя предупреждал, - он развернулся и пошёл в номер.
Глава 24
Климов не торопился открывать дверь номера. Он не знал, чего хочет больше: что бы Марина была там, или чтоб её там не оказалось. Разговора было не избежать, но каким он будет и чем закончится – предположить было не возможно. Хотелось отложить хотя бы до завтра, проснуться со свежей головой. Он по опыту знал - с проблемой лучше переспать.
Но Марина была в номере. Она лежала одетая на кровати поверх одеяла лицом вниз, и было непонятно, спит или притворяется. Аркадий плеснул в стакан коньяка, выпил залпом и закурил. Стало теплее и легче.
«Что ж, всё время так сидеть не будешь, нужно идти. Пожалуй, сигареты могут пригодиться», - подумал он.
Марина лежала в той же позе и не повернулась, когда он осторожно, не раздеваясь, лёг рядом. Закинув руки за голову, начал рассматривать потолок.
- Зачем ты его ударил? – не шелохнувшись, спросила она.
«Не спит. Так и знал» - подумалось. – «И что ей говорить? Как объяснить? Оправдываться? Смешно».
- Он меня оскорбил, - он говорил тихо, но уверенно.
- А по-другому было нельзя? Поговорить, например.
Климов усмехнулся:
- Вот мы и поговорили, - он помолчал, думая, как ей объяснить. - Марина, мужчины разговаривают немного на другом языке. Ты не поймёшь.
- И тебе его не жалко?
- Нет. Он взрослый человек, и должен отвечать за свои слова.
- Он мой друг.
- Друзья иногда тоже поступают неправильно.
- Я разговаривала с ним. Он это из-за меня, из-за нас.
- Я знаю, но это не оправдание. Это вообще не его дело.
Марина повернулась и села на кровати, поджав ноги и обхватив колени руками. Её лицо было отёкшим от слёз.
- Он сказал, что любит меня, и не хочет смотреть, как ты сделаешь из меня……, как ты поломаешь мне жизнь.
- Да? – Климов хмыкнул, и потянулся за сигаретами. Вообще-то, он никогда не курил в постели, но сейчас это было необходимо. - И что он ещё тебе сказал?
- Что ты вообще не способен любить. Только используешь.
- Ты тоже так думаешь?
- Я уже ничего не понимаю. Я не знаю, что думать. Господи, ну зачем ты его ударил!
- А что изменилось?
- Не знаю. Наверно – я. Мне было всё ясно. Я просто любила и была счастлива. А теперь… он заставил меня задуматься, зачем тебе я? Что будет дальше? Что потом?
Аркадию вдруг всё стало безразлично. Он уже тысячу раз слышал эти вопросы. Почти все его подруги рано или поздно задавали их, начинали требовать ответ. Он терял интерес, разворачивался и уходил. Хотя с Маринкой сложнее, действительно не хочется её обижать. Но что он может ей ответить? То, что уже давно живёт только сегодняшним днём? То, что у него жена и дети, которых он любит и не собирается бросать? То, что они действительно разбегутся в Москве? А может сказать, что он готов взять на себя её учёбу во Франции, или найти ей продюсера и помочь сделать сольную карьеру? А хочет ли она это услышать? И готова ли это понять?
- Давай спать, сегодня был не лучший день. Ещё будет время поговорить, если захочешь, - он сел и начал расстегивать рубашку. Марина встала:
- Ладно, я пойду.
- Куда ты собралась? Оставайся, уже поздно, Ксюшу разбудишь. Если не хочешь со мной – я на диване в гостиной лягу, - он всё-таки не ожидал такого поворота.
Девушка поджала губы, отрицательно покачала головой и, быстро затолкав в сумку одежду, которую сгребла с вешалок в шкафу, уже всхлипывая, вылетела из номера.
«Ясно. Пореветь захотела, а при мне – не тот кайф», - с горькой усмешкой подумал певец. – «Ничего. Успокоится – придёт. Ну, а если передумает – что ж, её дело. А может даже и хорошо, что так получилось», - сейчас ему вдруг захотелось разорвать, растоптать все эти отношения, которые едва начали складываться, и перед которыми он уже сейчас чувствовал себя обнажённым и беззащитным. Захотелось всё послать далеко-далеко и снова стать сильным, независимым хозяином положения, готовым подчинять себе всех вокруг.
Он долго ворочался, старался уснуть, но, возбуждённое огромным количеством событий сегодняшнего дня, сознание бунтовало и не прекращало своих трудов. В голову приходили какие-то уродливые образы, жуткие мысли и фантазии.
«В конце-то концов....!» - Климов встал, налил почти полный стакан коньяка и залпом выпил. Его взгляд упал на журнальный столик у дивана. На нём лежал планшет.
«Забыла?» - но зарядное и упаковка говорили о другом. Он горько усмехнулся: - «Оставила».
Аркадий взял в руки тонкую панель из пластика и стекла. Она показалась ему такой лёгкой, почти невесомой. То ли от спиртного, то ли от всех пережитых непростых событий дня, его снова накрыла волна бешенства.
«Тебе не надо? Мне тоже», - от сильнейшего удара об пол хрупкий гаджет разлетелся вдребезги. Наступая на осколки и не чувствуя боли, он прошёл в спальню, бросился на кровать и минут через десять уже спал тяжёлым хмельным сном.
Глава 25
Первые несколько дней после Маринкиного бегства пролетели для Климова незаметно. Он с головой ушёл в проблемы, связанные с уходом Сергея и приездом Григория. Теперь в новые залы со старым другом они приезжали первыми и, часами просиживая около аппаратуры, вместе разбирались в тонкостях новейшего оборудования.
Но, по мере того, как к Григорию приходила уверенность, у Аркадия появлялось свободное время, и он всё чаще начинал перебирать в памяти события последних дней. Ему, конечно, было бы проще, если бы Маринка не маячила постоянно рядом. Сегодняшний концерт он вообще отпел кое-как, простояв на месте, практически не отходя от микрофона и стараясь не поворачиваться лицом к своим музыкантам, чтобы случайно не встретиться с ней взглядом. А оставшись один в номере и перещёлкивая каналы спутникового ТВ, он вдруг поймал себя на мысли, что ведёт с ней внутренний диалог. Она как будто присутствовала рядом, и он пытался объяснить ей то, о чём промолчал в тот вечер. Его руки с пультом даже жестикулировали для убедительности.
«Да что я, в самом деле…? Сколько у меня таких Маринок было. Ну, хорошо, пусть не таких. Но иногда ведь и с другими что-то цепляло. На пару дней. А сколько из них демонстративно уходило и убегало, ожидая, что понесусь вдогонку. В чём разница?»
Ему хотелось выбросить всё из головы, но он опять и опять возвращался к прежним мыслям, то пытаясь объяснить ей, незримой, свои поступки, то стараясь убедить её в чём-то. И всё больше и больше сожалея о том, что не остановил её, не удержал тогда, не попытался сразу вернуть её понимание и любовь.
Он начал перебирать в памяти всю историю их отношений, стараясь понять, когда и чем его так зацепила эта юная мадмуазель.
Было понятно, что всё изменили эти три дня. Три дня, которые они провели вместе. Но в какой именно момент?
Может быть, это случилось, когда они устроили себе прогулку по незнакомому городу и кормили с рук кедровыми орехами белок в городском парке? Серо-рыжие хвостатые зверушки молниями проносились по верхушкам деревьев, почти неслышно стекали по стволам и наперебой хватали лакомство с их ладоней. Как же его тогда умиляли её восторги, горящие глаза и приглушённый шёпот: «Боже, какие вы красивые! На, бери орешек!» Он отошёл в сторону и просто любовался ей.
Или в том Торговом центре? Накануне он обратил внимание, как она щурится, когда читает со своего мобильника с небольшим экраном.
- Давай планшет куплю, чтобы глаза не портила.
- А можно? – она засияла.
Когда они возвращались к машине по длинным галереям центра мимо разнообразных павильонов с яркими витринами и зазывно выставленными в них манекенами, она не обращала на них никакого внимания и на ходу радостно объясняла, какие ещё возможности скрывает в себе эта навороченная доска. Аркадий резко затормозил, и, взглянув на неё, спросил тогда:
Или в том Торговом центре? Накануне он обратил внимание, как она щурится, когда читает со своего мобильника с небольшим экраном.
- Давай планшет куплю, чтобы глаза не портила.
- А можно? – она засияла.
Когда они возвращались к машине по длинным галереям центра мимо разнообразных павильонов с яркими витринами и зазывно выставленными в них манекенами, она не обращала на них никакого внимания и на ходу радостно объясняла, какие ещё возможности скрывает в себе эта навороченная доска. Аркадий резко затормозил, и, взглянув на неё, спросил тогда:
- Может, тебе ещё что-то нужно?
Она не сразу поняла, о чём это он, не сразу переключилась на другую тему. Потом, оглянувшись вокруг и поняв, что ей предлагают, отрицательно махнула головой:
- Нет, пошли, - ей не терпелось сесть в машину и включить своё новое приобретение.
- Ну, подожди. Может тебе из одежды что-то нужно, или из косметики.
- Да говорю же, всё у меня есть. И так эту сумку не поднять.
И с обидой в голосе протянула:
- Ты меня не слушаешь. Я тебе про планшет рассказываю, а ты мне - про шмотки.
Они сели тогда в машину и Марина начала демонстрировать возможности нового приобретения. Он делал вид, что внимательно слушает, а сам обнимал за плечи и думал:
«Господи, какой же ты ещё ребёнок. Получила игрушку – и радуешься. Чистая, как белый лист бумаги».
А может быть виноват тот долгий зимний вечер, когда из-за разыгравшейся непогоды они передумали ехать в ресторан и просто остались в номере. Марина лежала на кровати на животе, оперев голову на руки, и выспрашивала факты его биографии. Вначале он отвечал нехотя, короткими отрывистыми фразами, чтобы отделаться от неугодных расспросов. Но её это не устраивало, и она, то и дело перебивала его, уточняя: «А почему…?», «Зачем ты так сказал…?», «И что, это помогло…?». В её расспросах было столько искренней заинтересованности, столько желания понять его мысли и поступки, что незаметно для себя самого, он разоткровенничался, вспоминая массу деталей из своей жизни. А впервые за многие годы, проговаривая их вслух, начинал видеть некоторые события в совершенно ином свете. Её заинтересованность стала той лакмусовой бумажкой, которая окрашивала прошлые события в новые цвета и выделяла важное, то, что раньше либо просто казалось незначительным, либо специально загонялось в самые дальние уголки памяти, чтобы не дёргать попусту совесть осознанием того, что всё равно нельзя изменить ни при каких обстоятельствах.
Так откровенно он мог иногда поговорить, пожалуй, только с Лёшей. И уж точно ни с одной из своих женщин.
Осознав это, он с удивлением посмотрел на девушку. Её взгляд был серьёзным, умным и сосредоточенным, таким, каким бывал только на репетициях. Климова накрыло волной любви и нежности. Ему захотелось стереть с её лица это выражение, которое хоть и нравилось ему, но делало её старше.
- Всё! Допрос с пристрастием окончен!
Он резко перекатился на кровати, перевернув её на спину и подмяв под себя.
– Теперь моя очередь допрашивать. Когда уже закончатся? М? – он спросил это специально, зная, как сейчас смутится Маринка, и начнёт смешно поджимать губы и краснеть.
Так и произошло. Девушка пожала плечами и тихо ответила:
- Может завтра. Ну, послезавтра уже точно.
Его рука потянулась к её лицу, отведя в сторону непослушную прядь.
- Марина, ну ты ж не думаешь, что я с тобой только из-за этого? Мне действительно хорошо с тобой: легко, просто, весело. Ну… я, конечно, хочу тебя, я же мужчина. Но ты всегда можешь отказаться, остановить меня в любую секунду, сказать «нет», я не обижусь.
- Я не буду этого говорить, - она произнесла эти слова, не задумываясь. - Мне нужен только ты. Я хочу быть только с тобой. Я люблю тебя, и мне кажется, что с каждым днём всё сильнее и сильнее.
И вот теперь закончена трёхдневная сказка. Он снова один в этом стильном и комфортабельном, но таком пустом и холодном номере. И, похоже, опять надолго, ибо раз Маринка до сих пор не пришла, не позвонила, значит, слова Сергея заставили её посмотреть на их отношения по-другому, передумать. Что ж, её право! Только почему так тоскливо даже от одной мысли, что больше никогда они не будут так беззаботно валяться на кровати, болтать и целоваться, сводя друг друга с ума, и больше никогда она не поднимет на него взгляд, полный любви и смущения.
«Точно, хватит уже сходить с ума!» - оборвал он сам себя в очередной раз. – «Пошло всё…, лучше делом заняться».
Он резко поднялся с дивана и, выйдя в коридор, направился к номеру Гриши. Теперь Григорий жил со Славиком вместо Сергея. Дверь была не заперта. Поэтому стукнув разок для приличия, певец сразу вошёл. Картина предстала радужная. Двое мужчин сидели за столом, на котором стояла почти пустая бутылка водки, двухлитровая початая ПЭТ с пивом, и неаккуратно разбросанная закусь из колбасы, хлеба, нескольких консервированных салатов и рыбы. Климов поморщился от вида этих гастрономических изысков.
«Мда, настоящий гудёшь. Вон и вторая с беленькой у стола стоит. Вот тебе и Гриня приехал. Сейчас начнётся веселуха, только держись».
Однако ругаться не хотелось.
- Что празднуем? Никак, Гришка решил в коллектив влиться? Тогда чего вдвоём злоупотребляем? Почему всех не позвали, и меня в том числе? – он проговорил это с усмешкой. Но, взглянув в глаза друга, резко осёкся. Григорий плакал, горько и не стесняясь. Певец с недоумением взглянул на второго собутыльника. Славик пьяно покачал головой из стороны в сторону, поднёс указательный палец к губам:
- Тссссс-с-с! У него горе, кот умер. Как его…, Гриша, как кота звали?
Климов ответил сам:
- Антон. Антоха. Или просто Тоха. – Его голос дрогнул. Ему больше ничего не нужно было объяснять. Этот чёрный, нагловатый зверь был для Григория единственным дорогим и горячо любимым живым существом. Ему, как шкодливому ребёнку, позволялось всё: драть кресла и обои, метить углы и тапки, обрывать шторы и грызть провода. За все его проделки хозяин только укоризненно отчитывал его, глядя в ничего не выражающие огромные хищные глаза, и разговаривал с ним, как с ребёнком. Но и Тоха платил той же привязанностью. И сколько б ни гонял по молодости по крышам за всем окрестным кошачьим женским полом, всегда возвращался, и, наевшись, укладывался на хозяйские колени или начинал тереться о ноги, урча и приветственно задрав хвост. Он переезжал с Гришей с квартиры на квартиру, когда тот делил с очередной женой наследство. Он ждал хозяина в пустой студии, когда они практически туда перебрались.
Аркадий посмотрел на свою правую руку – на тыльной стороне ладони тонкой ниткой пробегал шрам. Когда-то, лет пятнадцать назад, зимой, когда они только познакомились с Ксюшей у Гриши и шли к нему на запись очередной песни, около подъезда сидел этот маленький, чёрный, пушистый, орущий комочек. Они не смогли пройти мимо и притащили его в студию. Ксюша с удовольствием и радостью стала возиться с ним: отмыла, почистила ушки, напоила молоком и котёнок, которого они тут же окрестили Антохой, с блаженным урчанием развалился у неё на коленях. Но когда Климов захотел погладить малыша, тот, очевидно, решив, что его хозяйку хотят отнять, вдруг заявил свои права на девушку, лихо ударив Аркадия своей лапкой с острыми, как бритва, коготками по руке, оставив отметину на всю жизнь. Певец тогда возмутился: «Ах, ты, тварь неблагодарная!» С тех пор и тянулась их взаимная нелюбовь друг к другу, чисто мужская, как будто соперническая, которая выражалась в вечном желании Климова наподдать пинка под зад ненавистному коту, а тот, в свою очередь, никогда не оставлял без внимания его ноги, и кусал их с завидным постоянством.
И вот теперь шрам есть, а кота уже нет. Пятнадцать лет. Как один день. Аркадию вдруг стало жалко и себя:
«Господи, какой же я уже старый. И на хрена я Маринке сдался? Вон молодых сколько. Быстро забудет, замену найдёт».
- Хороший был кот, настоящий мужик. Гриша, мне очень жаль, поверь, - он придвинул к столу ещё один стул. – Наливай.
Давно уже Аркадий не пил водку стаканами не закусывая, а лишь запивая пивом. Захмелел быстро. От разборок со Славиком, возмущённым уходом Серёги, его отвлёк Алексей, который из соседнего номера услышал знакомые крики. Успел. На сей раз обошлось без мордобоя. Но для того, чтобы уложить разбушевавшегося Климова пришлось звать на помощь Ксюшу. Только она могла справиться с ним, когда он был в таком состоянии.
Девушке удалось уговорить его лечь, но с условием, что сама ляжет рядом. Как ни противен ей был запах перегара, она переступила через свою неприязнь и терпела, зная, что только так его можно усыпить. Климов попытался пристать к ней, но она не давала распускать ему руки, удерживая их и уговаривая его, как ребёнка. Аркадий затих и уснул. Ксюша по опыту знала, что нужно полежать ещё минут десять, чтобы сон стал крепким. Время шло. Она уже готова была потихоньку подняться, как вдруг он резко повернулся к ней во сне: