- Сто-ой! Вот шалопутная... Чего ж с ним делать? - спросил Николай Иванович.
- Да ну его к черту! Поехали, - сказал Севка.
Но сюда, уже заметив председательскую "Волгу", шли от дальних стогов пантюхинские бабы. Шли без граблей, с закатанными по локоть рукавами, все как одна в платках, и на некоторых, несмотря на смертную жару, были натянуты шерстяные носки. Николай Иванович пошел к ним навстречу.
- Что ж вы, горе не беда? Человек в воде валяется, а вы и ухом не поведете? - сказал Николай Иванович, подходя к бабам. - Хоть бы трактор вытянули.
- А он не наш... Погоревский!
- На чем его вытащить, на кобыльем хвосте, что ли?
- У них, видать, спросу нет на трактора-то... Намедни один их трактор неделю проторчал в затоне.
- Они рыбу ловить приезжали на тракторе.
- Жарынь... Кому работать хочется?
- Это что! Вчера на пожарной машине прикатили на рыбалку. Перепились все... У них и сети стащили.
Бабы обступили председателя полукругом, и наперебой корили погоревских, Николай Иванович посмеивался, подзадоривал их:
- Поди, сами вы и стащили сети. Не побоялись подолы-то замочить.
- Пастухи! - радостно всплеснув руками, подсказала проворная старушка в облезлом мужском пиджачке. - Эти "шумел камыш" играют, а те на другом берегу в кустах сидят. Эти наигрались да уснули. Те сети стащили, а колья от сетей в костер погоревским положили. Пусть, мол, погреются на заре.
- Смеху что было!..
- Озорники, вихор их возьми-то!
Смеялись дружно... В Пантюхине воровство сетей считается простой шалостью. Потом все бабы враз заговорили о деле, ради чего они и побросали грабли, увидев председателя.
- В столбовской бригаде вчера ячмень давали?
- Давали, - ответил Николай Иванович.
- По сколько? По два пуда на едока?
- По два.
- А нам когда дадут?
- Чем Пантюхино хуже Столбова?
- Завтра и вы получите.
- А чего-то говорят, будто из района запрет поступил?
- Не давать, мол, колхозникам ни грамма зерна, пока с государством не рассчитаются!
- Значит, столбовским дали, а нам нет?
- Тогда пускай они и работают.
- А мы и на работу не пойдем!
Николай Иванович поднял руку, и шум утих. "Вот тебе и бабье радио! И когда только узнать успели?" - подумал он. Запрет на выдачу зерна колхозникам и в самом деле поступил от Басманова. Но Николай Иванович запер эту бумагу в сейф. И все-таки выдали "секрет".
- Я вам сказал, что завтра получите. А нет - наплюйте мне тогда в глаза.
- Ой, Николай Иванович! Смотри, нас много... Заплюем!
- А може, слюна у кого ядовитая? Глаза лопнут.
- Никола-а-ай Иванови-и-ич! - вдруг, покрывая бабий гвалт, ухнул кто-то со стороны речки хриплым басом.
Все оглянулись; там, на дощатой "лаве" стоял Терентий, сторож со скотного двора, и махал рукой. За разговором никто не заметил, как прошел он всю "лаву" и теперь стоял на самом конце, широко расставив ноги в резиновых сапогах, как будто в лодке плыл. Терентий был стар и худ, синяя распоясанная рубаха просторно висела на нем, как на колу.
- Ну, чего машешь? - крикнул ему председатель. - Иль сам не можешь подойти?
- Не могу! Далее поручня нет! Боюсь оступиться... Упора в ногах нету-у.
- Говори оттуда! Чего тебе?
- Басманов тебя разыскивает... В правлении сидит!
- Кто тебе сказал?
- Мяха-аник! Из клуба... Послал за тобой.
- А что он сам не прибежал?
- Грит, некогда. Аппарат разбирает.
- Я ему ужо разберу. - Николай Иванович длинно и затейливо выругался. Ну, ладно, бабы, работайте! - и повернул к машине.
Но перед ним выросла сутулая широкоспинная баба Настя Смышляева. На ней был темный, в белую горошинку платок, повязанный плотно и низко, по самые глаза. Глядя куда-то в ноги председателю, она глухо и безнадежно спрашивала:
- Как же насчет паспорта, Николай Иванович? Иль моя девка пропадать на ферме должна?
- Пока у нас на фермах никто еще не пропал. И черти вроде не таскают людей. Вы вот до старости дожили. И ничего! Крепкая.
- Обо мне-то уж Арина мало говорила, - сказала баба Настя. - А ей двадцать один год. Пожить хочется.
- Ну, кто ей не дает? Пусть живет себе на здоровье.
- Ей замуж пора. А за кого она здесь выйдет? Небось других отпустил... Вон Маньку Ватрушеву.
- Так у Маньки аттестат, голова! Она среднюю школу окончила. В институт поступила. А твоя дочь прошла четыре класса да пятый коридор.
- А чем она хуже других? Дай паспорт! Хоть на фабрику устроится.
- Да не могу же я всех отпустить из колхоза! Кто же тогда землю останется обрабатывать? Небось вы-то недолго продержитесь. Вон, посмотри на своих подружек-то.
- Настя! Ну что ты человеку дорогу загородила? Отойди прочь! - крикнул кто-то из толпы.
- А мне что, подружки? Мне дите устроить надо, - упорно стояла на своем баба Настя. - Дай паспорт!
- Да не могу я, голова! Прав у меня таких нет. Севка, заводи машину! Николай Иванович обошел бабу Настю и крикнул бабам на прощанье: - Вы хоть из болота вытащите тракториста.
И уехал.
- А зачем его тащить? - сказала Дуня-бригадирша. - Он в воде-то скорее проспится. Чай, не зима.
- И то правда. Пошли, бабоньки!
Басманов был всего на три года моложе Николая Ивановича, но На вид в сыновья ему годился. Этот был и сед, и лыс, оттого брил голову, а Басманов еще черноволос, подтянут, с жарким взглядом желтых монгольских глаз на широком скуластом лице. Обоим им перевалило за сорок; но Николай Иванович и телом раздался, и осел на месте, а Басманов круто шел в гору.
Десять лет назад и тот, и другой начинали свой руководящий путь председателями колхозов. Николай Иванович был до этого директором школы, а Басманов инструктором райкома. Упряжка-то была у них одинаковая, да тягло разное. Если Николай Иванович тянул битюгом, упорно глядя под ноги, в землю, то Басманов сразу рысью пошел и ноздри держал по ветру. Он первым в области кормокухни построил. Первым коров обобществил... Первым построил кирпичные силосные башни. И хотя потом коров снова роздали по колхозникам, а кирпичные башни за ненадобностью растащили по кирпичику на печи, Басманов был уже далеко. За новые прогрессивные методы был выдвинут в председатели райисполкома. Он шел рысью, не сбиваясь, как хороший бегунец. И та пыль, которая поднималась за ним, не достигала и хвоста его. Пыль опадала на дорогу да на обочины, а Басманов шел вперед. Он отличился и на должности председателя РИКа - три с половиной плана по мясу сдали. Орден повесили на грудь Басманову, повысили в секретари райкома. В новый район послали - поднимать, подтягивать. А в тот район, где он хозяйничал, спустя полгода тоже новых руководителей прислали "поднимать и подтягивать". И Басманов "поднимал"... Первым в области травополье уничтожил, все луга распахал. А когда начался падеж скота, трех председателей колхозов поснимали с работы, Басманова же послали на учебу.
Теперь он возвратился дипломированным, получил самый большой район... И все говорили, что Басманов здесь не засидится... К прыжку готовится.
Николай Иванович и раньше сталкивался с Басмановым. Года три назад, когда тот был секретарем соседнего райкома, они сцепились на областном активе. Басманов выбросил лозунг: "Поднять всю зябь в августе!" И на соцсоревнование всех вызвал.
- Ну, какую же зябь поднимет Басманов в августе? - спрашивал с трибуны Николай Иванович. - Кукуруза еще растет. Свекла тоже... И картошку копать рано. Овса теперь нет, а проса - кот наплакал. Из-под чего же зябь собирается поднимать Басманов?
Но Николая Ивановича осудили за "демобилизующее" настроение. Предложение Басманова было принято и объявлена кампания "по раннему подъему зяби".
Теперь Басманов вроде бы и не напоминал о той стычке, но руки при встрече не подавал Николаю Ивановичу - здоровался кивком головы.
Николай Иванович застал Басманова в правлении. Несмотря на жару, на нем был серый дорогой костюм и белая рубашка с галстуком. Он сидел за председательским столом и сердито отчитывал стоявших перед ним Тюрина и Брякина.
- Наконец-то! - перевел Басманов взгляд на вошедшего Николая Ивановича. - Вас целый день собирать надо... Расползлись, как овцы по выгону. Тоже мне руководители! Никто не знает, где прячетесь.
- Нам не от кого прятаться, - сказал Николай Иванович, проходя к столу.
Он сел с торца и заметил, как недовольно дернулись широкие брови Басманова и сдвинули бугор на переносье. "Думал, что и я навытяжку встану перед ним, - догадался Николай Иванович. - Но уж это - отойди проць!"
Басманов был настолько сердит, что даже и кивком головы не поздоровался.
- Кто вам позволил разбазаривать государственный хлеб? - теперь Басманов глядел только на председателя.
- Мы таким делом не занимаемся.
- Как то есть не занимаемся? А кто вчера выдавал ячмень колхозникам?
- Мы выдавали.
- Вот это и есть прямое разбазаривание государственного хлеба.
- Пока он еще не государственный, а наш, колхозный.
- Когда рассчитаетесь с государством... Что останется, будет вашим.
- Когда рассчитаетесь с государством... Что останется, будет вашим.
- Рассчитаемся! Можете быть спокойны.
- А вы меня не успокаивайте! - повысил голос Басманов. - Пока не рассчитались с государством, не имеете права выдавать хлеб на сторону!
- Колхозники не посторонние.
- Да вы понимаете или нет, что в этом году неурожай? Погодные условия плохие!
- Это вон у погаревских. У нас урожай неплохой.
- Значит, на соседей вам наплевать?
- У них своя голова. Пусть она и болит от неурожая.
- Я знаю, психология у вас индивидуалистов. Но колхоз не единоличное хозяйство. И если вы не хотите считаться с интересами страны, то мы вас заставим.
- Считаемся с интересами страны... Потому и выдаем зерно.
- Выдавайте, когда положено. Вы подаете дурной пример другим. Понятно?
- Мы сами определяем, когда это положено.
- А не много ли вы на себя берете?
- Ровно столько, сколько законом позволено... И постановлениями партии.
- Вон вы как понимаете дух последних постановлений! Может быть, вы и руководящую роль партии теперь не признаете?
- Партию оставьте в покое.
- В таком случае, от имени райкома партии я запрещаю вам производить преждевременную выдачу зерна!
- У нас выдача своевременная. Примите это к сведению.
- Хорошо! Тогда решим на бюро, какая у вас выдача - своевременная или нет. Сегодня извольте явиться к пяти часам в райком. А теперь ответьте еще на один вопрос: почему вы не жнете пшеницу?
- Рано... Да и комбайны на ячмене.
- Все в округе половину в валки уже уложили, а у вас - рано. Район позорите! Из-за вас в хвосте плетемся. И потом - раздельный метод уборки еще никто не отменял.
- А у нас жаток лафетных нет.
- Но я же вам прислал одну жатку. Почему она не работает?
Николай Иванович посмотрел на Брякина и Тюрина; те в свою очередь переглянулись, и Тюрин чуть заметно подмигнул председателю. "Ох и жулики! Уже успели", - подумал Николай Иванович не без удовольствия и сказал:
- У нее колеса нет.
- Как нет? Я же ее только вчера прислал!
- Не знаю. Говорят, по дороге отвалилось.
- Но уж это слишком! - Басманов встал. - Покажите мне жатку!
Через минуту две палевых "Волги", по-утиному переваливаясь на дорожных ухабах, подымая пыль, катили в поле.
Николай Иванович еще издали определил по тому, как задрался один конец лафета, что жатка без колеса. Он вылез из машины и вместе с Басмановым подошел к жатке. Колесо было отвинчено второпях - даже две гайки валялись тут же. К дороге шел широкий в клетку след от колеса. "Вот идиоты! Приподнять колесо не смогли!" - выругался про себя Николай Иванович.
Басманов сразу определил, что колесо было не потеряно по дороге, а отвинчено здесь, на месте. Да и трудно было не определить этого.
- Все ясно! - сказал он, сумрачно глядя на Николая Ивановича. Сработано с умыслом. Но мы выясним, чьих рук это дело. Завтра же пошлю сюда следователя и участкового...
Не попрощавшись, сел в машину и крикнул на ходу:
- Не забудьте на бюро!
Николай Иванович достал из широкого кармана широких серых брюк платок и стал деловито, сосредоточенно обтирать голову. Севка осмотрел след от снятого колеса и сказал:
- Сам Тюрин с Брякиным и снимали.
- Почему?
- Рубах побоялись замарать, потому и катили колесо по земле.
- Дураки! - устало выдохнул Николай Иванович.
- Куда теперь? - спросил Севка в машине.
- Крой домой! Только не мимо правления, а с нашего конца въезжай в село. Не то меня еще кто-нибудь подцепит.
Но и на "собственном" конце села Николаю Ивановичу не удалось проскочить беспрепятственно. Неподалеку от крайнего дома Панки-почтальонши, обочь дороги в колхозной картошке паслась здоровенная свинья. Со двора, из-за приотворенной калитки выглядывала тетка Вера, Панкина мать.
- Останови машину!
Николай Иванович растворил дверцу и поманил тетку Веру:
- Ну, ты чего выглядываешь? Иль в прятки с кем играешь? Иди сюда!
Тетка Вера, позабыв бросить прут, умильно улыбаясь, пошла по картошке. На ногах у нее были короткие валеные коты. Зацепившись за высокую ботву, один кот спал с ноги. Тетка Вера нагнулась за ним и только тут заметила в руке прут. Она присела, украдкой поглядывая на председателя, незаметно положила прут в борозду, а коты взяла в руки и, босая, легкой рысцой потрусила к машине. Так, прижимая коты к груди, остановилась между свиньей и председательской машиной. Поздоровалась, слегка поклонившись:
- Здравствуйте, Николай Иванович!
- Чья свинья? - спросил председатель.
- А кто ж ее знает! - бойко ответила тетка Вера. - Сама вот гляжу... Дай-ка, думаю, выгоню с картошки. А тут вот и ты как раз подоспел.
- Значит, не твоя свинья?
- Ни, ни! Моя же ма-а-хонькая. Вот такая, - тетка Вера присела, показывая ладонью на вершок от земли. - А эта ж вон какая зверина. Черт-те знает откелева!
- А не врешь?
- Ей-богу, правда! Не моя... Знала бы - и сказала. Я ж тебя люблю, как сына. А вот Тюрина терпеть не могу. Это ж не человек, а самый что ни на есть боров. Своих свиней на колхозную картошку выгоняет, а моего поросенка и на траву не велит.
- Последний раз спрашиваю - чья свинья?
- Аж честное слово, не ведаю.
Севка ткнул Николая Ивановича в бок:
- А вот мы определим.
Он вынул из-под сиденья ружье, вылез из машины:
- Сейчас застрелю ее к чертовой бабушке... тогда и хозяин найдется!
Севка остервенело крутнул на себе кепку, сбил козырек на затылок и приложился, наведя ружье на свинью.
- Ой, стойте!.. Сто-ойте!.. - тетка Вера бросила коты и, раскинув руки, побежала было к свинье, но обернулась и так же, с раскинутыми в стороны руками, пошла на Севку. - Стойте!
Севка опустил ружье. Тетка Вера повернулась к избе:
- Па-анка! Па-а-анка!
В избе открылось окно, высунулась взлохмаченная Панкина голова.
- Чего тебе? - но, увидев председателя, снова скрылась.
- Да кто ж это свинью со двора выпустил? Ты, что ли?
- Нету-у! - отозвалось из дома.
- Ох, окаянные! Это все те, кто за письмами к нам ходит. Я ж тебе говорю, брось ты эту почтовую работу! Только один грех от нее. И свинья пропадет задаром. Как есть пропадет. Говорю тебе, ступай работать в колхоз. Не то Тюрин со свету нас сживет.
- Ну, хватит! - остановил ее Николай Иванович. - За представление тебе спасибо. А за потраву Тюрину уплатишь.
- Да какая там потрава? Она и со двора не успела выйти как следует. Схватилась я в разу-то - нет свиньи. Гляжу - вон она. И ты как раз едешь... Ты погоди-ко, погоди!
Но Николай Иванович махнул рукой, и "Волга" покатила.
- Приготовь "газик". Кабы дождь не пошел... - сказал Николай Иванович. - Прямо тошно... От жары, что ли, или так от чего.
1965