– Ты зачем в закрытую дверь ломишься? – прошипел кто-то над моим ухом, и я медленно осела на пол, закрыв глаза. Может быть, решат, что я сплю? – Ирка, ты окончательно свихнулась или развлекаешься на досуге?
Моментально открыв глаза, увидела очертания знакомой фигуры и от радости выговорила только «…ташка!». Первый слог сам по себе проглотился.
– Понимаешь, я всю ночь не сплю. Твое снотворное не помогает.
– И не поможет, – прыснула Наташка. – Хотела посмотреть время, а вижу, у тебя на тумбочке таблетки лежат. Я тебе нечаянно мочегонное подсунула. На кровати тебя нет. Решила навестить в туалете. Он, между прочим, с другой стороны… Э-э-э, подруга! Да у тебя температура! – определила она, приложив к моему лбу прохладную ладонь.
Решив не пугать Наташку ужасами про самооткрывающуюся входную дверь, жалобно пропищала:
– Я пить хочу – умираю без воды.
– Пошли на кухню. Там в холодильнике минералка была. – Наталья рванула вперед. Разлившийся по кухне свет моментально развеял все страхи. Побултыхав чайником, она со словами «одна накипь!» вылила остатки в раковину. В холодильнике воды не оказалось. Кран вообще отозвался недовольным шипением. Мне стало казаться, что часы мои без воды сочтены. Подруга нахмурилась и хлопнула себя по лбу: – Вспомнила! В подвале две упаковки с минералкой. Кажется, «Кашинская». Видела, как Димка грузил их в машину. Хотела ему подсказать, что он неправильно разместил упаковочки, а твой муженек легким движением руки чуть в нокаут меня ни отправил. Мы еще поговорим с ним на эту тему… Так! Я свет включу, а ты сбегай. Упаковки прямо у входной двери, слева. Мне пришлось их даже подвинуть – некрасиво стояли. А почему ты без тапок? На´ мои…
Мы вышли из кухни в темноту холла. Наташка, вцепившись в меня одной рукой, другой нащупала на стене выключатель, и лестница в подвал осветилась ровным светом люминесцентной лампы. Я хорошо помню, что страшно мне не было. Подвал оказался отделан лучше, чем холл. Нестерпимая жажда толкала вперед. Я мысленно уже отвинчивала крышку полуторалитровой бутылки и…
И в это время погас свет. На секунду я оторопела, и тут услышала удивленный голос подруги:
– Фига себе! Наверное, горючее в генераторе кончилось. Не бойся, сейчас спущусь к тебе. Здесь одной еще хуже.
Я открыла дверь в подвал и принялась шарить двумя руками по полу в поисках хотя бы одной упаковки минералки. Так и нащупала одновременно одной рукой чью-то теплую руку, а второй – эту самую упаковку. Дыхание перехватило, способность соображать мгновенно улетучилась. Сознание отмечало только Наташкино непрерывное бормотание о преимуществах нашей дачной жизни. Подруга осторожно, по стеночке, спускалась ко мне – неподвижно застывшей на корточках с чьей-то чужой рукой и упаковкой воды.
– Блин! – споткнулась об меня Наталья. – Что молчишь? Нашла? – Я молча кивнула, не задумываясь о том, что моих жестов увидеть невозможно. – Ирка?! – Тревога в голосе подруги заставила меня выйти из ступора. Я бросила безжизненную руку, дернула на себя упаковку и шлепнулась на собственный зад. Чувствуя, как шевелятся на голове волосы, и помогая себе ногами, попыталась задом въехать на первую ступеньку. В голове билась только одна мысль – ни в коем случае не поворачиваться спиной к подвалу. Наталья, услышав мое сопение, взбодрилась: – Ты что, голос потеряла? Не мудрено. Весь день из воды не вылезаешь. Надо же, не нахлебалась вдосталь! – Сдавленный смешок демонстрировал полное спокойствие подруги. – Хотя с моей помощью у тебя, скорее всего, начался процесс обезвоживания… – Приняв мое молчание за обиду, она возмутилась: в конце концов не нарочно подсунула мне фуросемид. Потом удивилась, заметив, каким странным способом я поднимаюсь по ступенькам. – Вставай и иди по стеночке, как я, – заявила она, пытаясь привести меня в строго вертикальное положение. – Ах, да, у тебя же вода в руках! Давай помогу…
Нащупав край упаковки, подруга решительно рванула его на себя. Целлофан лопнул, и бутылки полетели вниз под аккомпанемент Наташкиного чертыхания. К тому моменту я уже вообще не понимала, зачем с ними мучаюсь. Каким-то чудом одна бутылка все же задержалась в упаковке, и я упорно тащила ее за собой. Подруга, чувствуя себя виноватой, уже не настаивала на своем способе восхождения вверх.
Казалось, ступенькам не будет конца, поэтому ровная поверхность холла несказанно обрадовала. В обнимку с упаковкой, в которой болталась одна-единственная бутылка, позволила себе встать. Неожиданно умолкла Наталья. Зато заговорила я. Вернее сказать, замычала что-то нечленораздельное – сама различила только одно внятное слово: «дверь…»
– Посмотреть, закрыта ли входная дверь? – тихо переспросила Наталья, и я легким пожатием ее руки подтвердила свою просьбу. Подруге, видимо, не слишком пришлось по душе такое спецзадание. – Пошли посмотрим вместе. – Дверь оказалась закрытой, и Наташка в очередной раз пожалела мою больную голову. Не разжимая рук, мы прошествовали в свою комнату, облегченно отметив, что темнота за окнами постепенно начинает отступать. Дверь я судорожно закрыла сама, несколько раз подергав ее для спокойствия. Не надеясь на положительный результат, подруга выключила и снова включила неработающий ночник. – С твоей температурой вполне можно обеспечить подсветку, – проворчала она. – Даром жар расходуешь. Не путайся под ногами, сядь! – толкнула меня на диван. – Сейчас фонарик достану… И постарайся не трястись так. Бесполезно градусник ставить – стряхнешь. Эк тебя штормит!
Фонарик нашелся быстро. Следом из аптечки был извлечен градусник. На кровати, не просыпаясь, завозилась Аленка…
Меряя температуру, я терзалась мыслями о человеке, валявшемся в подвале. В том, что наткнулась именно на руку, а не на медвежью лапу, сомнений не было. Они были только по части моего недостойного трусливого поведения. И терзали душу хуже когтистой медвежьей лапы. Надо собраться с духом и все рассказать Наталье. Если мы втроем здесь, то в подвале наверняка кто-то из троицы домашних аборигенов. Тогда почему была открыта входная дверь? Ладно, не будем пока на нее отвлекаться. Ну, сколько можно уделять ей внимание? Господи, как хочется прилечь! Голова раскалывается, все тело ломит. Можно по косточкам пересчитать все мои составные части. Ноги просто выворачивает коленками назад. И очень хочется пить.
– Пить! – внятно произнесла я и потянула на себя остатки упаковки вместе с желанной бутылкой.
– О! Прямо как на поле боя! Подожди, не шевелись, я градусник вытащу… – Наташка посветила фонариком на шкалу и завопила: – Мама дорогая! Тридцать девять и четыре с половиной!
Аленку мигом сдуло с кровати:
– Что?! – взвыла она. – Мама опять утонула?
– Да нет же, на сей раз холодной воды не мешало бы. Хоть на компресс. У нее очень высокая температура. Я твою маму в холле отловила, когда она в беспамятстве пыталась выйти на улицу через закрытую дверь. Потом как-то мобилизовалась и в подвал полезла за водой…
– Как жаль, что я шприцы не взяла, – засуетилась дочь. – Надо хотя бы анальгин в нее запихать.
– Да дайте же наконец попить, – чуть не плача от жалости к самой себе, простонала я, – нет сил ни говорить, ни открыть эту окаянную бутылку…
Половину выпила сразу. И стало казаться, что в теперешнем своем состоянии чувствую себя гораздо хуже, чем обладательница теплой руки из подвала. Может быть, Наина, беспокойная душа, опять сорвалась с места и упорхнула спать в подвал? А вдруг это Дульсинея? И у нее сердечный приступ! Обещала же остаться в этом доме через труп! Только я так и не поняла, чей именно? Ее собственный или Юленьки…
– Пойдемте в подвал, – дрожа всем телом и поминутно то натягивая, то стягивая с себя одеяло, накинутое на меня дочерью, предложила я и опять принялась за воду. Убывала она катастрофически быстро.
– Обязательно! – Алена мне не возражала. – Вот сейчас спадет немного температура, и пойдем. Погуляем.
– А в подвал все-таки придется тащиться, – взгрустнула Наталья. – Твоя мамочка сейчас вылакает всю бутылку. Но это просто замечательно. Пить ей необходимо как можно больше. Не вовремя она родниковой водички из озера нахлебалась, ох не вовремя! Ну да за окном все светлее и светлее. Утро начинается. Можно и без света обойтись. Только пойдем вместе, – обратилась она к Алене. – Больше принесем. Бутылки внизу, прямо у входа в подвал валяются.
– Не ходите, – простонала я. – Там, в подвале, чье-то тело…
– Бредит! – Подруга выражала мне явное сочувствие, глядя в потолок. – Не волнуйся, Ириша, я помню, что там было тело. Твое. И ты его удачно прихватила с собой. А главное – очень своевременно. Если что и растрясла по дороге, так мы прихватим. Не волнуйся и ложись в койку. Утро уже – спать пора.
Забираться в кровать сил не осталось. Я просто брякнулась на диван, позволив укрыть себя одеялом, и была убеждена, что скоро эта шустрая двойка в панике прискачет назад и поневоле сыграет общий подъем…
Забираться в кровать сил не осталось. Я просто брякнулась на диван, позволив укрыть себя одеялом, и была убеждена, что скоро эта шустрая двойка в панике прискачет назад и поневоле сыграет общий подъем…
2
Проснулась я почти в одиннадцать часов в состоянии великой слабости. В комнате была только Аленка. Она сидела на краешке дивана, улыбалась и с любопытством наблюдала за моим пробуждением.
– Ура-а-а! Полчаса тебя караулю. Вставай скорее, если можешь, ты уже родилась! С днем рождения! – Звонкие чмоканья пробежались по моей физиономии. – Как ты?
– Да поживу пока, – шмыгнула я носом. – Пить хочется…
– Еще бы! После фуросемида да дикой температуры… На, держи. – Она протянула мне пластиковую бутылку «Кашинской», и я, окончательно очнувшись, рывком села на кровати.
– Вы были ночью в подвале?! – Наверное, от моего вопроса веяло настоящим ужасом, поскольку Алена перестала улыбаться и озабоченно потрогала мою голову.
– Сейчас смерим температуру. Судя по тому, как ты маскируешься под бледную поганку, она не должна зашкаливать, тем не менее… Мам! Да что с тобой? Пожалуй, ты еще бледнее этой самой поганки…
– Что вы видели в подвале?
– Да ничего хорошего! Дался тебе этот подвал! Успокойся в конце концов! Докладываю: внизу, у входа, валялось семь бутылок минералки в живописном беспорядке. Одна от падения лопнула и, пользуясь случаем, утекла. Ночью, как выяснилось, остановился генератор. Наверное, горючее кончилось. Юлька с утра с ним разбиралась. Наталья Николаевна ей помогала своим присутствием. Она там картошку набирала. Сейчас готовится персональный праздничный завтрак для тебя. Юлечка немного отошла. Наину накормили второй раз, она безотказная. Первый раз в шесть утра – Дульсинея, второй раз мы, полчаса назад. Слопала мою порцию каши по второму заходу только так! Но я на нее не в обиде. Сама знаешь, молоко не переношу. Главная утренняя новость – Дульсинея отчалила с острова. Юлька лодочное такси на половину седьмого утра заказала по ее настоятельной просьбе. Домомучительница пригрозила вернуться только после того, как наша хамская компания покинет эту фазенду.
Алена продолжала болтать опять что-то про сольные номера бабушки Наины, а я в полном недоумении анализировала события прошлой ночи. Неужели у меня и вправду были глюки? Но я же слишком хорошо помню, что входная дверь в особняк оказалась открыта, и потом… жуткое ощущение чужих неподвижных пальцев в собственной руке… Нет, это не может быть бредовым чувством… В подвале лежал беспомощный человек. Надеюсь, не труп. Рука не была холодной. Вопрос – куда он (или она) делся?
Я беспомощно оглянулась на окно. Солнце здесь появляется во второй половине дня, но все равно ясно, что погода хорошая. И металлические решетки целые. Птицы вовсю заливаются. Совсем не страшно.
– Давай сюда градусник! – Я покорно вытащила его и передала дочери. – Удивительно… Тридцать пять и четыре! Явный упадок сил. Фига себе, какие перепады! Такое впечатление, что ты вчера сама себя подогрела, а сегодня обесточилась…
– Не-е-ет, Наина Андреевна, вам не сюда. Вон там ваша дверь! Мы ее сейчас за вами благополучно и закроем… До лучших времен! Сидите спокойно и ждите – скоро гулять пойдем. И в таком виде не надо портить праздник Ирише, а то она до следующего не доживет. Зачем вы кашей в окно плевались, а? Уже забыли? Ладно, для начала причешемся… – Наталья в коридорчике заливалась на разные голоса. Как птицы в лесу. Интонация напева менялась в зависимости от содержания.
Судя по всему, Наина досталась нам как переходное Красное Знамя. Юленьке не до нее, а Дульсинея мстительно радуется, рисуя в своем воображении картины нашего коллективного «отдыха»…
– Самое ужасное, – до меня наконец дошел голос дочери, – что эта Баба Яга убрала куда-то все лекарства. Непонятно, чем пичкать Наину Андреевну? Как выяснилось, Юля вообще ничего не знает. Одна надежда на завтрашнее возвращение Валерия…
Подруга буквально вломилась в дверь:
– Ну что ты здесь сидишь с мокрым носом? Температура есть? Фига себе! Стряхнули, что ли? – Не нуждаясь в ответах, она сунула градусник мне под мышку и принялась петь хвалебные гимны Дульсинее, удивляясь, как та не сбрендила раньше. Полчаса в обществе Наины равносильны году исправительно-трудовых работ. Никак не меньше. Самое ужасное, что лекарства наверняка закрыты в комнате слинявшей сиделки, а ключ от этой комнаты Евдокия Петровна в сердцах наверняка уперла с собой. Юлька целый час ищет запасной. Наина опять жалуется на пулю, застрявшую в матрасе, изображая из себя принцессу на этой самой пуле. А заодно привычно призывает всех Юленек собраться в кучу и спасаться. Конец света, короче говоря! Кто знает, что придет ей в голову ближе к ночи? Вдруг надумает спасти весь окружающий мир? Радикальным, так сказать, способом… Наташка пригорюнилась. Мы тоже расстроились. – В конце концов на ночь подопрем ее дверь колом или лопатой. Главное, чтобы она не стянула спички. Юлька пробовала дозвониться Валерию, я – нашим. Бесполезно. Все отключены. – Тяжело вздохнув, она вытянула мой градусник и удовлетворенно заявила: – Ну хоть с тобой пока все в порядке, тридцать шесть и две! Тогда пойдем на кухню – будешь принимать официальные поздравления. Сразу предупреждаю, – подруга для убедительности выставила вперед ладони, – все подарки на даче. Мы так с Димкой договорились. Потом сюрприз будет. – Она заговорщицки подмигнула Аленке. Та, нехотя улыбаясь, распрямляла мои высохшие джинсы, стоявшие трубой. Наташка не стала ждать окончания сборов и улетела на кухню.
Широкое кухонное окно было залито солнечным светом. Он отражался на полу и в Натальиных очках, которые она держала в левой руке. На столе громоздился здоровенный ломоть черного хлеба, в котором торчало семь маленьких свечек. Ровное пламя чуть колебалось. От удивления я споткнулась о собственную ногу и удачно шлепнулась на вовремя подвинутый дочерью стул.
– Прямое попадание! – прокомментировала Аленка это событие и обняла меня за плечи. – С днем рождения, мамусик!
– С днем рождения! – весело гаркнула подруга. – Ты уж извини, но в последнее время у меня сформировалось только одно пожелание: живи долго и не сходи с ума, чтобы не сводить с него окружающих! Задувай свечи!
– А почему только семь? Намек на то, что впала в детство? – выполнив приказ, немного обиженно поинтересовалась я.
– Больше нет! Остальные в уме! В конце концов должно же у тебя быть воображение? Да и лишние намеки на критический возраст ни к чему.
– Почему критический?
– А после сорока у тебя каждый год критический. Меня лично тянет на критику всех и вся уже давно – сразу после тридцати пяти. Ты несколько подзадержалась в своем развитии… Ленусик, вытягивай скотину!
Ярко-желтая в коричневых пятнышках корова с забавной мордочкой украсила заварной чайник.
– Мы не выдержали и прихватили эту безделушку с собой. А на даче тебя и твои старые паласы ждет подарочный пылесос. Мои – он тоже ждет. Но это так, к слову. Теперь твои пожелания – начнем гулять прямо с данной минуты или повременим?
– Повременим. Мне еще надо привыкнуть к своему новому возрасту. Кофейку бы…
– Ирочка, с днем рождения! А сказали, ты больна. Я была у тебя, вернее, у вас, в комнате: там пусто, – налетела на меня от входной двери Юля.
– А-а-а, меня, вернее, нас, там уже нет, – промямлила я.
– Да, догадалась. Держи в подарок! Одно время занималась росписью по ткани. – Она протянула мне две подушечки, расписанные диковинными цветами. Кофе был забыт, все сгрудились над подарком.
– Надо же! – восхитилась Наталья. – Цветовая гамма удачно подходит к моим тапочкам и Бориным шортам после покраски веранды! Юля, ты просто обязана устроить ликбез! Ирка, слабо´ расписать все в доме, начиная от мужских трусов и кончая постельным бельем у соседей по даче?
– Легко! – с энтузиазмом ответила я, благодарно целуя Юленьку. – Кое-какой опыт у меня уже есть. В прошлом году красила металлическую решетку от забора. Только Димка распыхтелся – много краски израсходовала.
Похоже, Юля и вправду немного отошла от своей несчастной любви. Да и была ли она на самом деле? Заела рутина семейной жизни. А может, это результат безделья? В женских журналах частенько жалеют жен новых русских, страдающих от черной зависти к утомленным многодетным матерям. Порой и не многодетным даже, но хотя бы обремененным постоянными мыслями о хлебе насущном. Впрочем, мне тоже иногда хочется побездельничать. Особенно безделье удается, если меняешь вид бурной деятельности – например, отдыхаешь от работы в грядках на даче. Еще лучше – среди цветочных зарослей. А какой балдеж – поваляться с книжкой в руках, зная, что торопиться некуда…
– Юль, ты работаешь? – спросила Аленка.
Девушка немного растерялась. Наверное, удивилась резкому переходу от художественной росписи по ткани к прозаичным будням.