Зал ресторана был полупустым. У окна компания из четырех человек попивала водочку и громко травила неприличные анекдоты, заливаясь жизнерадостным смехом. Ближе к двери, смущенно поглядывая друг на друга, сидели девушка с парнем, скорее всего студенты. Рука молодого человека лежала поверх бледной девичьей ладошки, в центре стола торжественно возвышалась бутылка шампанского. На лицах молодых безмятежность, а желания простые и самые земные. У стены, вблизи танцплощадки, сидела очень привлекательная девушка не старше двадцати двух лет, закинув ногу на ногу. Она производила впечатление на всякого, кто входил в зал ресторана. Короткая юбка слегка задралась, приоткрыв замысловатый узорчатый вензель на черных непроницаемых колготках; острые плечи обтягивала такая же черная кофточка, что добавляло ее облику еще больше таинственности; на пальцах два тонких золотых колечка с прозрачными и темно-зелеными камешками, неброские, но, безусловно, эксклюзив; на шее плетенная змейкой золотая цепочка со знаком Зодиака – судя по символике, барышня принадлежала к славному племени Стрельцов. Ни на кого не обращая внимания, она курила темную и необыкновенно длинную сигарету. Взгляд ленивый и сытый, какой бывает у матерой львицы, только что отведавшей ляжку антилопы.
– Это она, – негромко произнес Григорий Моисеевич, показав взглядом на девушку, сидящую в одиночестве. – Ее зовут Зоя.
Олег Васильчиков уловил в голосе Григория Моисеевича не свойственную ему теплоту. Нетрудно было догадаться, что двуспальная кровать в каптерке метрдотеля помнила прелестные овалы роковой красавицы. Григорий Моисеевич что-то хотел добавить, но, посмотрев на сержанта, взиравшего на Зою с открытым ртом, обронил:
– Слюни прибери, а то висят на полметра! Такая баба не про тебя. Одна ее ночь столько стоит, сколько ты за год не зарабатываешь. Желаю успеха, капитан, – спрятал ироничную улыбку в длинные рыжие усы Григорий Моисеевич и, выгнув спину, важно затопал к выходу.
С такими женщинами капитану Васильчикову приходилось встречаться нечасто. Они редко передвигаются пешком и для своих вояжей предпочитают шикарные лимузины. Такие лица можно встретить на рекламных проспектах, в роликах, расхваливающих залежалый товар, на крупных презентациях, но уж никак не на оживленных проспектах с продовольственной сумкой, из которой выглядывает пакетик кефира. Встречаются они и в ресторанах, но реже. И сейчас капитан подумал, что это и есть тот самый случай.
Ощутив малоприятную робость, Васильчиков пошел к столу, потащив за собой сержанта. Рот восторженно распахнут, глаза искрятся, в этот момент он напоминал кобеля перед сучкой.
Капитан уверенно опустился на соседний стул, сержант поступил скромнее – сел поодаль.
Зоя выпустила очередную порцию дыма и, даже не взглянув в сторону нахалов, сдержанно заметила:
– А вам не кажется, молодые люди, что, когда вы садитесь за стол к незнакомым, надо спрашивать у них разрешения?
– Извините, не подумали, – искренне огорчился Васильчиков. – Можно присесть за ваш столик?
– Нет, нельзя, – процедила сквозь зубы красавица.
– Разрешите полюбопытствовать, отчего же нельзя?
– В зале предостаточно мест, вы можете выбрать любое, – перевела на Васильчикова свой взор Зоя. Она не то чтобы посмотрела на него, а как бы сфотографировала его целиком, определив по слегка потертому пиджаку и простоватой рубашке его социальный статус, годовой доход, круг знакомых и еще много чего. И сделала для себя неутешительный вывод – не потянет! И, пренебрежительно улыбнувшись, отвернулась.
– А мы хотели посидеть именно с вами, Зоя.
В этот раз она посмотрела на него внимательнее. Неужели ошиблась и ее подвело профессиональное чутье?
– Вот как, вы даже знаете, как меня зовут. Какая честь. – И, взглянув на Алексея, который лыбился так, словно только что отведал килограмм шоколада, продолжила брезгливо: – У вас ко мне какие-то вопросы?
– Нет, скорее предложение, – невозмутимо ответил капитан.
– Наш разговор начинает приобретать пикантный оборот. – И жестковато, что трудно увязывалось с ее внешностью, произнесла: – Я слишком дорогая для вас девочка, милые мальчики. Если вы все-таки рискнете взять меня на ночь, то вам год придется сидеть на сухарях и молоке. Вас устраивает такой расклад?
– А если все-таки поторговаться? – очень серьезно поинтересовался Васильчиков. – Мы действительно ребята небогатые, но так хочется познакомиться с такой киской, как вы, барышня.
– Мальчики, будете торговаться на базаре. Если у вас нет денег, идите на вокзал, там девушки для удовольствия стоят значительно дешевле.
– Жаль, что придется разделять служебные обязанности и личные удовольствия, – глубоко выдохнул Васильчиков. – Вы хорошо знаете Ольгу Крачковскую?
Зоя неприятно сузила красивые глаза и произнесла, словно окатила ушатом колодезной воды:
– Послушайте, молодой человек, а вам не кажется, что вы сильно злоупотребляете моей любезностью? – Уверенным движением она одернула на бедрах юбку, зло воткнула сигарету в блюдечко и попыталась подняться. Но капитан остановил ее за руку.
– Прошу садиться!
– Это что такое?! – Глаза Зои зловеще блеснули. – Да как вы смеете?!
– Я – капитан Васильчиков. Уголовный розыск. Если ты не хочешь, чтобы мы у тебя отобрали… лицензию на интимные услуги и чтобы ночь ты провела вместе с бомжами, от которых можно подхватить не только лобковых вшей, но и туберкулез, то расскажи о Крачковской все, что знаешь.
– Ах, вот оно что. Этот молодой человек с ехидной улыбкой тоже из ваших? – посмотрела она на Алексея, который откровенно пялился на ее коленки.
– Да. Мы работаем вместе. Но с этим парнем можете быть вполне откровенны, как с врачом. Он сохранит любую вашу интимную тайну.
Зоя презрительно хмыкнула.
– Да уж. Знаю я таких, насмотрелась. Все вы, от сержантов до полковников, красивой бабе норовите в трусы залезть. – Васильчиков откровенно усмехнулся. – А я сразу подумала, что вы из уголовки, едва только порог перешагнули.
– Да вы и не смотрели в нашу сторону, – попытался возразить Алексей.
– Это вам так показалось, молодой человек, а на самом деле я разглядела даже цвет ваших носков. Когда идете в ресторан, не надевайте носки красного цвета, они вам не к лицу, – чуть раздраженно заметила она.
Алексей приподнял одну штанину и с восторгом согласился:
– Действительно, красные! Вы думаете, у меня их целый гардероб? Какие были, такие и напялил.
– А что касается Ольги Крачковской, то здесь нет никакой тайны. Мы с ней вместе работали два года назад. Это сейчас она превратилась в барышню, а тогда работала по звонку и была рада каждой сэкономленной десятке.
– А как она попала в Москву?
– Сюда ее привез какой-то парень, вроде они были из одного района… Отношения между ними были странные. Не понять, не то он друг ее, не то сутенер. Возможно, и то, и другое. Кажется, однажды он проигрался в карты и отдал ее в качестве долга. Потом он куда-то сгинул… темная история. По мне, лучше во все это не влезать.
– Вы с ней были подруги?
Зоя неопределенно пожала плечами.
– Что вы подразумеваете под словом «подруги»? – спросила она, еле сдерживаясь. – Если то, что мы спали с одними и теми же мужиками, жили в одной квартире и ели из одних тарелок, то да!
– Вы квартиру снимали?
– Сначала снимали на двоих, а позже она выкупила эту квартиру, меня же выставила.
– А из-за чего вы с ней разругались?
– Хотела у нее денег немного взять. Шубу мне нужно было купить, говорю, попроси у своего фраера хотя бы тысячу баксов, так она мне такого наговорила. – Девушка потянулась за сигаретами, но потом, раздумав, сцепила пальцы в кулак. – Вопросы еще будут?
– Будет. Единственный. Как найти Ольгу Крачковскую? Мы знаем, что вы с ней встречались в последнее время.
– Ах, вот как! А я думала, вы будете меня спрашивать, сколько я зарабатываю в месяц. Что-то глазенки у вас жадные. А о том, что мы с ней встречались, это Григорий Моисеевич вам напел? – И, не дождавшись от капитана подтверждения, продолжила: – Да, виделись мы с ней. Только это трудно было назвать встречей.
– А что, собственно, произошло?
– Сначала поговорили, а потом она мне едва лицо не расцарапала. Конечно, после всего этого видеться с ней мне больше не хочется. Хотя, конечно, чисто по-человечески расставаться с ней было жаль. Пускай пути наши разошлись, но когда-то нас многое связывало. Не все же время мы в золоте ходили. Вот ее адрес. – Зоя вытянула из вазочки узорчатую салфетку и на краешке размашисто начеркала. – Это недалеко от Кутузовского проспекта.
Капитан Васильчиков взял салфетку, прочитал и, аккуратно сложив, втиснул ее в накладной карман.
– Ладненько.
Капитан Васильчиков взял салфетку, прочитал и, аккуратно сложив, втиснул ее в накладной карман.
– Ладненько.
– Только прошу вас, не надо передавать ей от меня никаких приветов.
– Об этом можете не беспокоиться, – вернулся Олег к официальному тону.
– Теперь я свободна?
– Как никогда, – заулыбался капитан.
– Тогда не мешайте мне работать, каждый кормится, как умеет.
Зоя вскинула острый подбородок, отчего тяжелая прядь каштановых волос рассерженно взмыла и волнующе успокоилась на прямой спине.
Она решительно поднялась и поспешила к двери изящной пантерой, будто двигалась
не по ресторанному залу, где могли разместиться несколько десятков танцующих. И Олег с Алексеем восхищенными взглядами проводили ее гибкую тренированную фигуру. Оба одновременно подумали, что только крепкая нужда способна спихнуть волевую и красивую женщину на обочину жизни.
Глава 19
На Виолетте был ярко-красный шелковый халат с какими-то каббалистическими знаками. Она любила все броское и таинственное, возможно, это одна из разгадок их странного романа.
– Я приготовила борщ, есть будешь? – ласково пропела девушка.
Голос у нее был особенный и обладал завидным сексуальным зарядом. В нее можно было влюбиться, даже не видя ее, скажем, заочно, по телефону; впечатление усиливалось, если заглянуть ей в лицо. Длинные ресницы, правильный аккуратный ротик, большие темно-синие глаза и неправдоподобно белая кожа делали ее похожей на Дюймовочку, только что спустившуюся с цветочного лепестка. И каждый, кто видел ее впервые, невольно поражался скрытой эротической силе, спрятанной за самыми обыкновенными словами. Виолетта спрашивала так, словно приглашала отведать не овощного супа, а вмиг, прямо с порога, окунуться в океан плотского греха.
На губах Шевцова появилась довольная улыбка.
– А может, подождем с борщом, куда он от нас денется-то?
Его рука, видимо, подчиняясь языческим знакам, которыми был расшит домашний халат, потянулась к отвороту, под ним призывно выглядывала верхняя часть груди. Виолетта никогда не носила лифчика, и поэтому при каждом шаге ее телеса возбужденно колыхались.
– Но-но! – запротестовала Виолетта, отстранившись. – Ты даже ботинок не снял.
Улыбка Шевцова сделалась еще шире:
– Для этого совсем не обязательно снимать ботинки. Разве не так?
– Господи, ты невыносим, – нахмурилась Виолетта. – Неужели у вас в милиции все, как это сказать… такие озабоченные?
– Нет, я единственный, – признаваясь, прошел в комнату Шевцов.
Из кухни шибануло запахом борща. Еще пахло разваренным мясом и специями. В Виолетте красивая внешность очень гармонично сочетались с даром обыкновенной домохозяйки.
– Не забудь помыть руки! – строго наказала она.
Наверняка в начальных классах она была санитаркой и перед занятиями придирчиво осматривала руки озорников-мальчишек и заглядывала им в уши.
– Будет сделано, – охотно согласился Шевцов, направляясь в ванную комнату, чувствуя, как от усилившегося аппетита рот наполнился липкой слюной.
– Когда я выгуливала Графа, ко мне подошел мужчина и представился твоим старинным другом.
Из-за напора воды слов было почти не разобрать, Шевцов распахнул дверь и поинтересовался:
– Как его звали?
Из кухни раздавался стук кухонного ножа – наверняка Виолетта шинковала какую-то зелень, до которой Вадим был особенно охоч.
– Он сказал, что зовут его Стась Куликов.
Смысл произнесенных слов дошел до Шевцова не сразу. Виолетта по-прежнему стучала ножиком, раза два громыхнула посудой, видно, раскладывая тарелки на столе. Но теперь все это было несущественно, опасность просочилась через порог некогда спокойного и мирного дома и замерла где-то в углу дремлющей гадиной.
В глотке мгновенно пересохло. Он вышел из ванной и намыленными руками ухватился за плечи Виолетты.
– Что ты сказала? – просипел он.
Девушка, не ожидавшая столь разительной перемены, со страхом взирала на побелевшее лицо Шевцова.
– А что случилось? Ты меня пугаешь.
– Да говори же ты наконец, – затряс он ее плечи с такой силой, что голова ее, как у китайского болванчика, зашаталась из стороны в сторону.
– Сказал, что он твой давний знакомый и зовут его Стась Куликов. Что все-таки случилось, ответь ты мне, наконец!
Лицо Виолетты напряглось – теперь прежнюю Дюймовочку напоминали лишь огромные синие глаза. Шевцов обхватил девушку за плечи, прижал к груди и с интонацией, о которой Виолетта даже не подозревала, заговорил:
– Ну прости меня, прости. Я виноват. Я не хотел тебя пугать. Господи, зачем я все это затеял, зачем я тебя втравил в это дело! Но как он узнал?! – Виолетта обмякла и тонко попискивала у него на груди, вытирая тыльной стороной ладони выступившие слезы. Шевцов чуть отстранил ее от себя и все тем же напряженным голосом, заглядывая в мокрые глаза девушки, спросил: – Как он выглядел?
– Молодой… Лет тридцать пять. Немного выше среднего роста. Шатен. Улыбчивый.
– Это он, не продолжай. Чтобы ты знала впредь, это очень страшный человек. Не хочу тебя пугать, но если ты еще раз увидишь его, беги без оглядки. Ты поняла меня?
– Да, – тихо сказала Виолетта.
Дюймовочка повзрослела, в этот раз слез в ее глазах Шевцов не увидел:
– И прошу тебя, сними ты этот халат!
– А халат-то здесь при чем? – вскинула удивленно брови Виолетта, оправившись от шока.
– Да просто он мне не нравится! От него всегда одни неприятности.
Несколько секунд Виолетта безмолвствовала, напоминая изваяние. А потом, скинув пальчиком с плеч злополучный наряд, предстала нагой, готовой для шабаша. Глаза горящие, с металлическим отливом, сейчас она напоминала божество. Некий одухотворенный посредник между добром и злом.
Шевцов едва не задохнулся от увиденного.
– Ну, у тебя всегда был колоссальный дар убеждения, – восторженно воскликнул он, сграбастав Виолетту за плечи.
– Там остынет борщ, – предупредила она, нерешительно уворачиваясь от его настырных и по-кошачьи поспешных мужских ласк.
– Теперь это уже неважно, – ткнулся Вадим губами в шею любимой, выпивая ее до дна.
– Господи, только не на пороге, – не на шутку забеспокоилась Виолетта, слабея в коленях, – иначе крики радости будут раздаваться по всему подъезду.
– Как скажешь, – улыбнулся Вадим. – Пускай о твоем счастье буду знать я один.
И он бережно, будто срывал полевой цветок, поднял ее на руки и понес в спальню.
Глава 20
Поначалу Стась Куликов не был волком-одиночкой.
Он представлялся сильным, уверенным вожаком, ярко выраженным авторитарным лидером и не терпел никакого инакомыслия. Его авторитет был непререкаемым, и всякая его команда воспринималась братками едва ли не как божественное откровение. Многие считали его полубогом. И поэтому, когда по Москве пронеслась весть о его смерти, мало кто поверил в нее, а когда по прошествии времени для многих стало очевидным, что Куликов сгинул всерьез, его мгновенно причислили к лику святых.
И только очень ограниченный круг людей понял, что он обрел новое качество – волк-одиночка.
Одинокий волк – это особый зверь. Он изгоняется из стаи за несоблюдение законов и неприкаянно бродит по окрестностям, не желая вверять свою судьбу чужой воле. По-другому, это неформал, живущий не так, как все.
Лишь очень редко волки-одиночки сбиваются в стаю, и тогда даже медведи уступают им дорогу.
У такого волка кровь замешена погуще, его не страшат загоны и ружейные хлопки, он легко перепрыгивает через красные флажки и, не внимая голосу предков, способен вцепиться в горло одинокому путнику.
Стась Куликов был именно таков. И глупо было бы ожидать от него благородства, когда он чувствует, как от жаркого ментовского дыхания у него на спине начинает потрескивать шерсть.
Куликов зашел за флажки – изящно, красиво, даже с некоторой галантностью, и тем не менее он нарушил табу, негласный уговор, который всегда существовал между следаком и подозреваемым. Ему не следовало этого делать. Поведение Куликова в какой-то степени можно было бы объяснить, если б Шевцов хоть однажды был уличен в мошенничестве, запачкан во взяточничестве или, скажем, попытался спихнуть нераскрытые преступления на какого-то лоха. Но он оставался честен даже к самому заматеревшему преступнику, что порой бывало весьма непросто.
Будь он хотя бы на йоту менее чистоплотным, то любая «шестерка» вправе была бы подойти к нему и с кривой ухмылкой, нахально подмигнув, полюбопытствовать, славно ли он покуролесил с девочками на денежки, полученные из общака.
Значит, Куликов все-таки явился. Нужно быть глупцом, чтобы не понимать – в следующий раз последует более серьезная акция. Вчерашнюю же его выходку можно было воспринимать как некую демонстрацию силы перед законом: вот ты меня ищешь по всей России, а я здесь, в Москве отсиживаюсь, а еще, от нечего делать, в свободное время с бабой твоей любезничаю. И не удивляйся тому, что однажды ты придешь с дежурства и застанешь меня в постели с твоей любавой ненаглядной. Бабы ведь такие, за ними, как за бестолковой скотиной, присмотр нужен.