Кто кому теперь угрожает, подумал Алан, но вслух не произнес. Он только откинулся на спинку кресла и посмотрел на Китона в упор.
Тот встретился с его взглядом, но почти сразу опустил глаза на свою сигару и продолжал вытаскивать ее из целлофановой упаковки.
— В следующий раз, когда ты припаркуешься в неположенном месте, я пришлепну тебе талон сам, лично, и тогда, обещаю, штраф заплатить придется, — сказал Алан. — А если ты еще хоть раз потянешь на кого-нибудь из моих помощников, я привлеку тебя к уголовной ответственности. И это случится вне зависимости от того, какими бы идиотскими правами не были облечены члены городского управления. Ведь у меня тоже есть права, ты понимаешь?
Китон продолжал разглядывать свою сигару. Когда он снова поднял глаза на Алана, они превратились в крохотные льдинки.
— Если ты взял себе целью проверить мою задницу на прочность, шериф Пэнгборн, валяй, проверяй. — На лице Китона была, очевидно, написана ярость, но кроме нее. Алан не сомневался, из глубины глаз проглядывало еще кое-что. И ему показалось, что это страх. Он видел его? Чувствовал? Трудно сказать, да это и неважно. Гораздо важнее то, чего именно боялся Китон. Вот именно это было важно чрезвычайно. — Ты меня понял? — повторил он.
— Да, — сказал Китон.
Неожиданно резким движением он сорвал наконец целлофан и швырнул его на пол. Сунув сигару в рот, промычал:
— А ты меня понял?
И снова заскрипело кресло, когда Алан подался вперед. Он смотрел на Китона не мигая.
— Я понял то, что ты сказал, Дэнфорд, но убей меня Бог, если я понимаю что ты делаешь и зачем. Мы никогда не были с тобой лучшими друзьями…
— Это уж наверняка, — перебил Китон и откусил кончик сигары. Алану показалось, что он сплюнет на пол и уже заранее приготовился сделать вид, что не заметил — политика есть политика, но Китон сплюнул себе в ладонь, а потом аккуратно сбросил в чистую пепельницу на столе. Огрызок остался там лежать как маленький кусочек собачьего дерьма.
— …но мы с тобой тем не менее всегда превосходно сотрудничали. А теперь — на тебе. Что-нибудь случилось? Если так, я готов помочь…
— Ничего не случилось, — тут же выпалил Китон, вздрогнув. Он снова разозлился, даже более чем разозлился. Алану казалось, что у него вот-вот пар из ушей повалит. — Просто я уже не в силах выносить бесконечного… преследования.
Во второй раз он употребил это слово. Алану оно казалось совершенно неуместным. Впрочем и весь разговор в целом был несуразен.
— Ну, короче, ты знаешь где меня найти, если что.
— О, Господи, да, — Китон направился к выходу.
— И прошу тебя, Дэнфорт, помни о правилах парковки.
— К чертям собачьим все правила! — Китон захлопнул за собой дверь.
Алан еще долго смотрел на закрытую дверь и на лице его застыло выражение беспокойства. Наконец он встал, поднял с пола целлофановый пакетик и, бросив его в корзину для мусора, пошел звать следующего посетителя — Пароход Вилли.
6
— Мистер Китон кажется очень расстроился, — сказал Роуз. Он удобно расположился в кресле, которое только что освободил городской голова, брезгливо взглянул на окурок сигары в пепельнице и возложил свою белую Библию на сдвинутые колени.
— Вероятно, озабочен предстоящими собраниями и заседаниями, небрежно откликнулся Алан. — Это наверняка очень утомительно.
— Да, — согласился Преподобный Роуз. — Господь учил: — Кесарю кесарево. Богу — богово.
— Угу, — неопределенно промычал Алан. Ему вдруг непреодолимо захотелось закурить что-нибудь покрепче и позанозистей, типа Пэл-Мэл или Лаки. — Чем могу служить Ро… Преподобный Роуз?
Он испугался, что чуть было не назвал посетителя Преподобным Вилли.
Роуз снял круглые очки без оправы, тщательно протер их и водрузил на место, спрятав два красных следа на переносице. Его черные волосы, прилизанные с помощью снадобья, запах которого Алан отчетливо чувствовал, но не мог определить, блестели в свете лампы дневного света, укрепленной на потолке.
— Речь пойдет о гнезде разврата, которое Отец Джон Брайам именует Казино Найт, — соизволил наконец доложить Преподобный Роуз. — Если припомните, шериф Пэнгборн, я уже обращался к вам с требованием не давать санкции на организацию такого мероприятия в свете его в высшей степени аморальности.
— Если вы припомните, Преподобный Роуз…
Роуз театральным жестом поднял одну руку, а другую засунул в карман. Оттуда он извлек небольшую книженцию, размером с дешевое издание в мягкой обложке. С глубоким вздохом, но без всякого при этом удивления Алан увидел, что это сокращенный вариант Свода Законов Штата Мэн.
— И вот теперь я снова обращаюсь к вам, — продолжил Роуз уже на слегка повышенных тонах. — И снова требую, чтобы вы запретили упомянутое мероприятие не только в силу его аморальности, но также во имя Закона!
— Преподобный Роуз…
— Раздел 24, подраздел 9, параграф 2 Свода Законов Штата Мэн, перебил Роуз. Щеки и скулы его к этому времени уже покрылись красными пятнами, и Алан внезапно подумал, что за последние несколько минут он умудрился сменить у себя в кабинете одного психа на другого. — Где сказано э-э-э, — Преподобный Роуз уже читал, доведя голос до того полуистерического визга, — который вызывал восхищение у его прихода. Азартные игры, вышеупомянутые в разделе 23 данного э-э-э. Свода, в ходе которых денежные ставки считаются одним из условий, должны быть оценены как противозаконные. — Он захлопнул книжицу и поднял глаза на Алана. Взгляд его метал громы и молнии. — Должны быть оценены как э-э-э противозаконные! — завопил он истошно.
Алан чуть было не воздел руки к небу и не взмолился в фанатическом порыве: «Слава Господу нашему Иисусу!» — Когда желание прошло, он сказал:
— Я знаком с теми разделами Свода, которые связаны с азартными играми. Преподобный Роуз. Я тщательно изучил их сразу же после вашего первого визита и более того, показал Альберту Мартину, который занимается законопроектами штата. Его мнение таково: учреждение Казино Найт не противоречит содержанию указанных разделов. — Он помолчал и добавил: — Должен вам признаться, что таково и мое личное мнение.
— Безобразие! — прорычал Роуз. — Они намерены превратить обитель Господа в притон, а вы утверждаете, что это законно!
— Точно так же законно, как лото, в которое играли в Монастыре Дочерей Святой Изабеллы с 1931 года.
— Это не лото… э-э-э, тут речь идет о рулетке, азартная игра на деньги. Это… — голос Преподобного Роуза задрожал. — Это — грех!
Алан снова вовремя перехватил свои руки, которые собирались изобразить очередную птицу, и на этот раз крепко сцепил пальцы в замок.
— Я просил Альберта сделать письменный запрос Джиму Тирни, Генеральному Прокурору Штата. Ответ был тот же. Мне очень жаль, Преподобный Роуз. Я понимаю, что это вас оскорбляет. Меня, например, возмущает, когда детишки катаются по улицам на роликовых досках, подвергая опасности себя и окружающих, я бы с удовольствием наложил запрет на такое развлечение, — но не в праве. Имея в виду демократическую основу нашего существования, частенько приходится мириться с тем, что нам не по душе.
— Но ведь тут речь идет об азартных играх! — Не унимался Роуз, и в голосе его слышался неподдельный ужас. — Игры на деньги! Как это может быть законным, если в Своде ясно сказано…
— Дело в том, что они организуют это не как игру на деньги. Каждый участник платит за вход. И взамен получает равноценную сумму для участия в игре. А в конце разыгрываются призы… заметьте: не деньги, а призы. Кондиционер, микроволновая печь, фарфоровый сервиз, и тому подобное. — Неожиданно для себя он добавил: — Думаю, со входной платы будут даже браться налоги.
— Грех, разврат, — как заведенный повторял Роуз. Краска сползла с его лица. ноздри трепетали.
— Это вопрос морали, а не закона. — сказал Алан. — И так принято по всей стране.
— Да, — торжественно произнес Роуз, поднимаясь и защищая грудь томом Библии, как щитом. — Да, так принято у католиков. Католики жить не могут без азартных игр. И я намерен положить этому конец, шеф э-э-э Пэнгборн. С вашей помощью или без нее.
Алан тоже поднялся.
— Еще пару замечаний, Преподобный Роуз. Во-первых, шериф Пэнгборн, а не шеф. И, во-вторых, я не могу вам указывать, какие именно проповеди читать с кафедры, не могу и Отцу Брайаму советовать, чем именно заниматься во вверенном ему храме, или запрещать то, что происходит в Монастыре Дочерей Святой Изабеллы, во всяком случае до тех пор, пока все, что там происходит, не ломает рамок закона — вот так. Но зато я могу предупредить вас — будьте осмотрительны. Я имею право вас предупредить и предупреждаю — будьте осмотрительны!
Роуз подозрительно сощурился.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду то, что вы расстроены. Листовки, которые ваши люди расклеивают по всему городу опасений не вызывают, письма в газету тоже, но старайтесь не переходить черту разумного. Мой вам совет оставьте это дело в покое.
— Когда Иисус увидел блудниц и менял в Храме, он не стал сверяться со Сводом Законов, шериф Пэнгборн. Когда наш Господь увидел этих грешников в доме Божьем, он не задумался переступать черту или нет. Наш Господь сделал то, что считал единственно э-э-э верным.
— Да, — спокойно согласился Алан. — Но вы — не Он.
Роуз снова метнул в него взгляд, да такой испепеляющий, что Алан поежился. Ого, подумал он, этот парень кажется совсем спятил.
— Всего доброго, шеф Пэнгборн, — холодно произнес Преподобный Роуз.
На этот раз Алан даже не стал его поправлять. Он лишь кивнул и протянул руку, понимая, что она останется не пожатой. Роуз повернулся и направился к выходу, по-прежнему прижимая Библию к груди.
— Пусть все будет как есть, правда, Преподобный Роуз? — крикнул ему вслед Алан.
Не оглянувшись и не удостоив Алана ответным словом, Роуз вышел и с такой силой хлопнул дверью, что стекла в окне задрожали. Алан снова опустился в кресло и сжал ладонями виски.
Несколько минут спустя в дверь просунулась любопытная мордочка Шейлы Брайам.
— Алан?
— Он ушел? — спросил шериф, не поднимая головы.
— Проповедник? Да. Вылетел со свистом как мартовский ветер.
— Элвис вышел из дома, — невнятно пробормотал Алан.
— Что?
— Ничего. — Он наконец поднял голову. — Мне срочно нужно принять что- нибудь от головной боли. Лучше всего наркотик и покрепче. Загляни-ка в наш шкафчик с вещественными доказательствами.
Шейла улыбнулась.
— Уже заглядывала. Пусто. Могу предложить лишь чашку крепкого кофе.
Он улыбнулся в ответ. Началась вторая половина дня, и она должна быть лучше, чем первая. Должна быть.
— Идет, — согласился Алан.
— Вот и хорошо. — Шейла закрыла за собой дверь, и тогда Алан выпустил на свободу свои руки. Вскоре по солнечной дорожке, на стене, к окну летела целая стая черных дроздов.
7
По четвергам вторая половина дня в средней школе Касл Рок отводилась под общественную работу. Как отличник Брайан Раск был от этой работы освобожден вплоть до того времени, когда должны были начаться репетиции к рождественскому спектаклю «Зимняя Сказка», поэтому он уходил в этот день рано, что компенсировало его длинные вторники.
В этот четверг он вышел из дверей школы еще до того, как отзвенел звонок на шестой урок. Кроме учебников и тетрадей в его рюкзаке лежал свернутый плащ, который заставила с утра взять мама, и теперь он потешным горбом топорщился у него на спине.
Он ехал на велосипеде, как только мог быстро, и сердце бешено колотилось в груди. Ему предстояло сделать очень важное
ДЕЛО
Дело необходимое и при этом в некотором роде забавное. Он теперь точно знал, какое именно. Его осенило, когда он ковыряла носу на уроке математики.
Пока Брайан катил по Школьной улице, сползающей с Касл Хилл, солнце впервые за этот день показалось из-за облаков. Он посмотрел налево и увидел мальчика-тень на велосипеде-тень, торопящегося вслед за ним по влажному асфальту.
Крути колеса, подруга-тень, подумал Брайан, если хочешь за мной угнаться. Мне сегодня надо побывать во многих местах и переделать кучу дел.
Брайан проехал по торговому центру, даже не взглянув на Нужные Вещи, останавливаясь лишь на мгновение на перекрестках, чтобы посмотреть направо- налево и сразу же мчаться дальше. Подъехав к пересечению улиц Понд (на которой он жил) и Форд, вместо того, чтобы поехать дальше по Понд к дому, он свернул направо. На пересечении Форд и Уиллоу он повернул налево. Задние дворы домов на этих улицах примыкали друг к другу, разделенные в большинстве случаев деревянными оградами. Пит и Вильма Бржик жили на Уиллоу Стрит. Здесь надо быть поосторожнее.
Но Брайан знал, как именно, так как по дороге все самым тщательным образом обдумал, и план действий выстраивался легко и свободно, будто всегда был заложен у него в голове вместе с самим мероприятием, которое ему предстояло провести.
В доме Ержиков было тихо и на подъездной дороге пустынно, но это не обязательно означает, что все так уж в порядке. Обычно Вильма в это время работала в магазине Хемфилла на Маршруте 117, он это знал, так как видел ее там за кассовым аппаратом в излюбленном шарфе, повязанном чалмой на голове, но это не значит, что она обязательно там и теперь. Видавший виды маленький «юго», на котором она ездила, мог благополучно стоять в гараже, которого Брайану отсюда не видно.
Он подъехал по дороге к дому, спешился и поставил велосипед на опоры. Сердце колотилось так, как будто собиралось выбраться на волю через уши и горло. Не сердце, а какая-то ритм-группа. Он подошел к входной двери, репетируя про себя фразу, которую скажет в том случае, если Вильма все же окажется дома.
Здравствуйте, миссис Ержик, скажет он, я Брайан Раск из соседнего квартала. Я учусь в Средней школе и мы вскоре собираемся распространять подписку на журнал, чтобы на вырученные деньги приобрести новые костюмы нашим оркестрантам. Вот я и опрашиваю людей, не желают ли они подписаться на журнал. Если хотите, я приду позже, когда у меня на руках будут бланки. Нам обещают премии, если много продадим.
Звучало вполне убедительно и тогда, когда он только составлял этот монолог по дороге и теперь, но все равно Брайан нервничал. Он еще постоял некоторое время на крыльце, прислушиваясь, не донесутся ли из дома какие- нибудь звуки — радио, телевизор (если, конечно, Вильма смотрит что-нибудь кроме «Санта Барбары», а до начала очередной серии еще добрых два часа), пылесос, наконец. Ни звука, полная тишина. Но опять-таки, это означает не больше, чем пустая подъездная дорога.
Брайан позвонил. Где-то в глубине дома он услышал слабое дивь-динь.
Он еще постоял, оглядываясь вокруг, не заметил ли его кто-нибудь из соседей, но Уиллоу Стрит, казалось, вымерла: И еще перед домом Ержиков была изгородь. И это прекрасно. Когда ты собираешься сделать
ДЕЛО
которое вряд ли одобрят люди — папа и мама, например, изгородь, это предмет первой необходимости.
Прошло не менее полминуты, но никто так и не открыл. Ну что ж, чем дальше, тем лучше. И все же семь раз отмерь — один отрежь. Брайан позвонил снова, нажав при этом кнопку дважды, и поэтому из чрева дома донеслось динь-динь, динь-динь. Ни ответа, ни привета.
Тогда все. Все хорошо. Но, честно говоря, все было очень страшно и еще более неловко.
Брайан еще раз на всякий случай оглянулся, довольно воровато, надо сказать, и повел велосипед, так и не подняв опоры, в небольшое пространство между домом и гаражом, которое весельчаки из Обшивки и Дверей Дика Перри в Южном Париже называли ветродуем. Там он велосипед и оставил, а сам направился на задний двор. Сердце забилось еще сильнее, чем прежде. Обычно, когда он так нервничал, у него дрожал голос, и теперь Брайан молился в душе, если Вильма окажется в саду, мало ли, может быть, цветы какие-нибудь сажает, и ему придется завести свой вызубренный монолог насчет подписки на журнал, чтобы голос дрожал не слишком явно. Если он будет блеять, Вильма Ержик может с успехом заподозрить, что он врет. А эти подозрения могут привести к таким последствиям, о которых даже думать не хотелось.
Завернув за угол, он остановился. Отсюда ему был виден задний двор, но не весь. И вдруг вся эта затея перестала казаться забавной. Теперь она показалась гадкой шуткой, не больше, но и не меньше. Тут ожил и заговорил внутренний голос. Почему бы тебе снова не сесть на велосипед, Брайан? И не поехать домой? Выпьешь стакан молока и все тщательно обдумаешь.
Да, эта идея была чрезвычайно заманчива. Он уже хотел развернуться, но тут перед глазами возникла картина, и гораздо более убедительная, чем прозвучавший голос. Он увидел длинную черную машину — «кадиллак» или «линкольн Марк IV», остановившуюся у его дома. Дверь открылась, и из машины вышел мистер Лилэнд Гонт. Только на Гонте на этот раз не было смокинга, какой носил Шерлок Холме в некоторых рассказах Конан Дойла. Этот мистер Гонт был одет в черный строгий костюм директора похоронного бюро — таким он предстал в воображении Брайана — и лицо его было отнюдь не дружелюбным. Темно-синие глаза еще больше потемнели от гнева, а губы растянулись, обнажив кривые желтые зубы, но не в… улыбке. Длинные худые ноги, словно ножницами, разрезали вдоль дорогу к подъезду дома, и мужчина-тень, приклеенный к каблукам его башмаков, походил на палача из фильмов ужасов. Подойдя к двери, он не остановится и не позвонит в звонок, о нет! Он просто-напросто просочится сквозь нее. Если мама Брайана попытается преградить ему путь, он отшвырнет ее в сторону. Если на его пути встанет папа Брайана, он собьет его с ног. А если младший братишка Брайана, Шон, помешает ему пройти, он запульнет его через всю комнату как футбольный мяч с одиннадцатиметровой отметки. Он станет подниматься по лестнице на второй этаж, бормоча имя Брайана, и розы на обоях завянут в тех местах, где на них упадет его тень.