Он расхаживал взад-вперед, гнев его усиливался с каждым шагом. Как она могла? Как Мэдди могла? Должно быть, именно так чувствовал себя Цезарь, когда в него вонзились мечи тех, кому он доверял. Он понял, его предали. Предательство – вот что это было. Именно это и ощущал Найджел.
Все же в глубине сознания оставался голосок рассудка. Если принять во внимание все обстоятельства, заговор против него был довольно-таки незначительным. Мэдди и Фелисити сделали чуть больше, чем гарантировали его одновременное с Фелисити пребывание в одних и тех же местах. Даже после этого Фелисити не сделала ничего, чтобы поощрить его внимание. Это он приблизился к ней, организовал их приватный танец, влез без приглашения к ней в комнату. Если Мэдди и Фелисити и поймали его в ловушку и не отпускали с начала до конца, это происходило с его невысказанного согласия.
Он застонал. Какой же он был дурак! Он так разозлился, когда понял, что против него существовал заговор, что не увидел правды. Правда в том, что, осознавал он это или нет, его влекло к Фелисити с момента их встречи. Каждый его шаг неизбежно сближал их. На самом деле никто его ни к чему не принуждал. Да и кто мог бы сказать, что действиями его руководила не рука судьбы? Или столь же могущественная сила. Инстинкт? Нечто внутри его, может быть, сердце, признало, что эта женщина предназначена для него, даже если голова протестовала. Или, может быть, это была любовь с самого начала? Мгновенная, непреодолимая любовь с первого взгляда.
Ему потребовалось больше времени, чем Фелисити, чтобы понять – они созданы друг для друга. Но об этом явно можно забыть. В конце концов, он мужчина и вел себя глупо. Мэдди никогда не скрывала свое мнение по поводу его образа жизни – она считала его глупцом. За неделю их брака Фелисити ни разу не дала ему почувствовать себя дураком.
Он подошел к окну и взглянул на звезды. Ее звезды. Как она могла так уйти из его жизни? Конечно, он злился, наговорил Фелисити отвратительных вещей, но они были сказаны в порыве, а потому их можно простить, если не забыть. Он извинится, когда встретится с ней. Многословно извинится. Может быть, даже будет унижаться, признает и другие свои ошибки. Она сказала, что уйдет из его жизни. Но она ведь это не всерьез? Это было сказано от злости и обиды. Она просто не могла заявить всерьез, что оставляет его. Нет, конечно, нет. Как она могла?
Вдруг его как громом поразило.
Он не дал ей повода остаться! Господи, что он наделал?
Он злился, и не без оснований, но он не хотел, чтобы она ушла. Если честно, все, что он делал за прошедшие недели, имело явно выраженную цель расстаться с ней. А теперь, когда он наконец-то осознал, что в ней заключено все то, что он когда-либо желал, он достиг своей цели.
Найджел направился к двери и остановился. Нет. Он понятия не имел, куда она отправилась, и очень сильно сомневался, что она вернется в его дом. В их дом. Она могла поехать к своим родителям, к леди Килборн или в любое другое место. Вечер слишком поздний, чтобы рыскать за ней, переезжая от одного возможного пристанища к другому. У него умная жена. Если она не пожелает быть найденной, он не сможет ее найти.
Он опустился в потертое мягкое кресло и закрыл лицо руками.
Он потерял ее, и именно тогда, когда по-настоящему нашел. Именно тогда, когда наконец-то пришел к пониманию того, что она заполнила в его жизни пропасть, о существовании которой он не знал. Она дополнила его, а он и не представлял, что нуждается в дополнении. Как можно было ее отпустить?
Искать ее сегодня бесполезно. Лучше подождать до утра. Нужно продумать, что ей сказать, как убедить ее вернуться. Это непросто. Она была так решительно настроена. Он оскорбил ее. И теперь надо все исправить.
В том-то и была вся ирония. Найджел Кавендиш, у которого никогда не было недостатка в женском обществе, теперь оказался не нужен единственной женщине, которая была ему нужна. Никогда он не бывал в такой ситуации. У него был небольшой опыт по части извинений и совершенно никакого опыта в таком важном вопросе. У него только один шанс.
Найджел поднял голову и уставился на мерцающие звезды, осуждавшие его. Фелисити пожелала его, и он появился. Теперь он понял, что она имела в виду, когда сказала, что поверила из-за него в волшебство и судьбу. Конечно, это была ерунда, по сути, всего лишь совпадение. Пусть так, все это странно, и этого достаточно, чтобы поверили даже самые большие скептики.
Найджел понимал, что будет не так уж легко пожелать возвращения Фелисити. Придется понести наказание за грехи, но, может быть, можно попросить хоть немного помочь?
– Если бы ты была так добра… – Какой абсурд. Он глубоко вздохнул. – Я вел себя как идиот и, может быть, потерял самое лучше, что было в моей жизни. Мне понадобится помощь. – В голосе появилась нотка беспомощности. – Я не знаю, что делать!
Он заставил Фелисити поверить в волшебство и судьбу, он должен найти способ рассказать ей, что и она заставила его поверить во все это. В судьбу, в волшебство, но более всего – в любовь.
Найджел смотрел на звезды, надеялся и молился, что они как-то помогут ему найти ответ. Звезды поблекли, уступив место рассвету, а он продолжал неподвижно сидеть, подыскивая нужные слова. Он обдумал и отмел множество вариантов и тысячи слов, но не нашел ни одного подходящего. Даже когда поднялось солнце и рассвет сменился утром, Найджел все еще не придумал, как вернуть жену. И пытался не обращать внимания на мысль, приходившую несколько раз перед рассветом и укрепившуюся при свете дня.
Может быть, ей будет лучше, если он не будет пытаться вернуть ее?
Может быть, она была права, когда сказала, что совершила ужасную ошибку? Как бы сильно он ни был теперь убежден, что она его женщина, может быть, он не ее мужчина? Она сказала, что ей нужен человек, который хотел бы дать ей столько же счастья, сколько она хотела бы дать ему. Найджел никогда не считал себя эгоистом, напротив, он всегда считал себя великодушным. Однако считал ли он чувства Фелисити, ее желания, ее потребности превыше своих? Чем больше он раздумывал о том времени, которое они провели вместе, тем тяжелее становилось у него на сердце. С самого начала учитывались только его чувства, его желания, его потребности. Мог ли он сделать Фелисити счастливой? Имеет ли он все еще право на попытку?
У него не было ответов на эти вопросы. Он лишь испытывал сильную боль, распространявшуюся от сердца. Сознание мучила лишь одна мысль: если он по-настоящему любит Фелисити, то должен ее отпустить.
За спиной открылась дверь. Не оглядываясь, он знал, что это Мэдди. Он уже давно ожидал ее появления.
Найджел тяжело вздохнул:
– Мэдди, я знаю, не надо ничего говорить. Я просто глупец. Самый глупый из всех. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что мне следует сделать.
– Найджел. – Голос сестры прозвучал как-то странно и напряженно.
Найджел повернулся и взглянул на нее. Сестра была бледна, в глазах – ужас.
– Что такое? Что-то случилось с Фелисити?
– Не с Фелисити. С отцом. Он умер.
Глава 14
– Найджел, – серьезно проговорила Мэдди, открывая дверь библиотеки и входя, – нам нужно…
– В чем дело? – Найджел поднял голову от документов, разложенных перед ним на столе отца, то есть на его столе.
Сестра смотрела еще мгновение, потом тряхнула головой.
– Никогда раньше не видела, чтобы ты сидел за отцовским столом.
– Как видишь, у меня много дел. Что ты хочешь?
– Не надо говорить таким тоном. – Мэдди подошла к столу и уселась в кресло, в котором обычно сидел Найджел, когда разговаривал с отцом. А теперь за столом отца сидел Найджел. Новый виконт Кавендиш.
– Найджел, прошло десять дней. Нам надо поговорить.
– Надо ли? – Он опустил перо. – По-моему, за прошедшие десять дней мы разговаривали много раз.
– О смерти, делах, связанных с этим, и тому подобном. – Мадлен решительно заглянула брату в глаза. – Но есть и другие вещи, которые нам следует обсудить.
– Например?
Мадлен несколько мгновений рассматривала брата изучающим взглядом.
– Во-первых, у меня не было возможности извиниться за то, что ты, возможно, рассматривал как предательство…
– Мадлен, в этом нет необходимости. Как ты тогда сказала, ты могла лишь подготовить почву, а действовал я исключительно сам. Кроме того… Теперь это не важно.
– Очень важно. – Она наморщила лоб и подалась вперед. – Ты понимаешь, что Фелисити была здесь во время похорон и всего остального.
– Разумеется, я понимаю, что она была здесь. Я же не умер! Прости. Я не хотел…
Он прекрасно осознавал, что Фелисити была в Кавендиш-Хаусе, рядом с ним. Но меньшего он от нее и не ожидал. Он переехал обратно в этот дом сразу же после смерти отца, чтобы уладить семейные дела. Фелисити вернулась к своим родителям. Дом, в котором они жили, стоял пустой и безжизненный. Еще один символ, на котором Найджелу не хотелось останавливаться.
Он прекрасно осознавал, что Фелисити была в Кавендиш-Хаусе, рядом с ним. Но меньшего он от нее и не ожидал. Он переехал обратно в этот дом сразу же после смерти отца, чтобы уладить семейные дела. Фелисити вернулась к своим родителям. Дом, в котором они жили, стоял пустой и безжизненный. Еще один символ, на котором Найджелу не хотелось останавливаться.
– Я не была полностью уверена, что ты это заметил. Ты был – не знаю, подходящее ли это слово, – думаю, «занят» подошло бы. – Она вздохнула. – С другой стороны, мы все были заняты.
– Время было трудное.
Слово «трудное» также никак не отражало события последних десяти дней, как и слово «занят», употребленное по отношению к поведению Найджела или кого-то другого.
Покойный виконт Кавендиш мирно скончался во сне, из чего врач заключил, что у него остановилось сердце. Если не брать во внимание шокирующую внезапность смерти, было странно думать, что отец умер так тихо и кротко. Найджелу рисовалась совершенно иная кончина Эдмунда Кавендиша.
Он беспомощно развел руками:
– Я не знаю, что делать.
– Это ты про отца? Или про Фелисити?
– Для отца я могу сделать лишь одно – продолжить его дело. Ты видишь все это. – Он указал на документы перед собой. – Подробности, сопровождающие уход человека с разнообразными интересами, слишком многочисленны, чтобы о них упоминать. Если бы я не находился под его опекой эти последние несколько недель, сейчас мне пришлось бы туго. При нынешних обстоятельствах у меня нет времени разбираться с чем-то, кроме этого.
– У тебя нет времени исправить ситуацию с женой?
– Нет.
Он слишком сосредоточился на горе от потери отца, чтобы сильно переживать еще и из-за потери жены. С того момента, как Мэдди сообщила ему новость, он чувствовал себя так, будто движется сквозь туман. Он только сейчас узнал своего отца. Как человека, не просто как родителя. Это так несправедливо.
– Как ты думаешь, он догадывался, что его дни сочтены?
Мэдди покачала головой:
– Я не…
– Он поэтому хотел передать мне все это? – На губах Найджела появилась нерешительная улыбка. – Он сделал все, что мог, чтобы семейные дела велись надлежащим образом.
– Отец был бы доволен тобой. – Мадлен помолчала. – Хотя не обрадовался бы твоей размолвке с супругой. Ты же знаешь, она ему нравилась.
– А что мне делать, Мэдди? – Он поднялся и направился в другой конец комнаты к столу, на котором еще стояло бренди, любимое отцом.
– Ты мог бы попытаться поговорить с ней. Извиниться за то, что так глупо себя вел.
Найджел налил рюмку и выпил.
– Она не станет говорить со мной.
– А ты пытался?
– Начиная со дня похорон я каждый день посылал ей записки. Они возвращались нераспечатанными.
– Она живет согласно своему обету, всем этим глупостям насчет того, чтобы сделать тебя счастливым, уйдя из твоей жизни.
– Откуда тебе это известно?
– Я кое-что подслушала.
– Кое-что или все?
– Ну не все… – пробормотала Мадлен. – В этой комнате слишком массивная дверь.
Надо было возмутиться, что сестра подслушивает, но Найджел этого не сделал. Сейчас он нуждался в помощи сестры, как никогда раньше. И чем больше она знала, тем большую помощь могла бы оказать.
Найджел опять наполнил рюмку.
– Знаешь, я серьезно думал ничего не предпринимать. Отпустить ее с намерением расторгнуть брак.
– Развестись? Ты сошел с ума? У тебя от горя помутился рассудок? Она лучшее, что произошло в твоей жизни.
– Дорогая сестра, мне это известно. Но вопрос в том, являюсь ли я лучшим, что произошло в ее жизни?
– Разумеется, да.
– Я признателен тебе за сестринскую преданность, но с момента знакомства с Фелисити я только и делал, что думал о себе. Я вел себя эгоистично, высокомерно и… Она заслуживает лучшего.
– Разумеется, она заслуживает лучшего. Большинство женщин заслуживают лучшего. Мужчины вообще эгоистичные, высокомерные животные. К сожалению, ты – типичное явление.
– Вот и вся сестринская преданность!
– Это не имеет никакого отношения к преданности, это просто факт.
– Довольно-таки цинично с твоей стороны.
– Вовсе нет. Это реальный взгляд, основанный на годах брака с эгоистичным высокомерным животным. Теперь он стал довольно милым, но ты же не думаешь, что на момент нашего знакомства Джерард был образцом мужской добродетели?
– Он всегда представлялся мне добропорядочным человеком.
– Так и должно было быть, потому что у вас очень много общего, по крайней мере в том, что касается твоего отношения к женщинам. Есть только одна вещь, которая по-настоящему изменяет мужчину.
– Какая?
– Любовь, Найджел. Ты ведь любишь Фелисити, да?
– Боюсь, что это так. Но если я люблю ее, как я могу обречь ее на жизнь со мной? С эгоистичным высокомерным животным.
– Вот об этом-то я и веду речь. Ты уже думаешь о ней больше, чем о себе. Это очень хорошее начало.
– Этого недостаточно.
– Нет, но это – начало. Ты знаешь, что она тоже любит тебя? Любовь не поддается пониманию. Она не предполагает ни рационального, ни логического, она просто есть. Ты любишь ее и согласен отказаться от нее во имя ее счастья. Конечный результат для вас обоих…
– Счастье? – спросил Найджел.
– Если ты по-настоящему любишь ее, то не можешь допустить, чтобы она стала такой несчастной, какой она неизбежно станет без тебя.
– Значит, ей лучше быть несчастной со мной, чем несчастной без меня?
– Совершенно верно. – Мадлен решительно кивнула. – Позволь задать тебе один вопрос. Что предпочел бы ты?
Найджел встретился с сестрой взглядом.
– Я предпочел бы всю оставшуюся жизнь провести в поисках ответа на вопрос, как сделать ее счастливой настолько, насколько это возможно.
– Великолепно! Это приводит нас к началу разговора.
Он вернулся к своему креслу, уселся и покачал головой:
– Я все еще не знаю, что предпринять.
– Тебе нужно что-нибудь придумать. Какой-нибудь план. Помни, что Кавендиши никогда не разводились. Как правило, супругов пристреливали.
Брат поморщился.
– Это ты сейчас про тетушку Марию, да?
– Да, среди прочих, хотя намеренно стрелять в супругов не рекомендуется.
– Я всегда думал, что дядя Чарлз умер в результате досадного несчастного случая.
– О таких вещах предпочитают не говорить, – тихо сказала Мадлен. – А теперь обещай мне, что не откажешься от Фелисити, как бы много времени для этого ни потребовалось.
– Даю слово.
– Найджел, я понимаю, тебе никогда раньше не приходилось ухаживать за женщиной серьезно. Не позволяй себе остановиться, если встретишь сопротивление.
– Мне следует попросить тебя о той же помощи, какую ты оказала ей. Это будет справедливо.
– Мой дорогой Найджел! Я только что сделала это.
– Дорогая, ты собиралась прожить всю жизнь с нами? – поинтересовалась мать Фелисити, расположившись в комнате дочери.
– А я могу это сделать?
– Конечно, этот дом всегда будет твоим, пока ты будешь нуждаться в нем. Только как долго это продлится?
Фелисити пожала плечами:
– Не знаю.
– Понятно. Значит, ты ничего не придумала? Никаких планов?
– Нет, никаких особенных планов у меня нет. Я думала, может быть, мне отправиться путешествовать? Может, поехать в Италию?
– Думаю, твой муж не сможет сейчас уехать. Из-за траура и всего, что с этим связано.
– Я не собиралась ехать с ним.
Матушка да и отец тоже отнеслись к ней с большим пониманием и старались выяснить, почему именно их дочь вернулась в ночь перед смертью свекра. И почему Фелисити, находившаяся рядом с Найджелом во время похорон и всего того, что связано с похоронами горячо любимого родственника, не переехала в Кавендиш-Хаус с мужем, не вернулась в дом, в котором они жили.
– Мой брак был огромной ошибкой…
– Дорогая, временами каждый брак представляется огромной ошибкой. Особенно вначале.
– Я любила Найджела за то, каким он был. Вызывающим волнение и деятельным, совершено нескучным и нереспектабельным. А потом я ожидала, что он изменится. С моей стороны это было совершенно неправильно. И ужасно глупо.
– Глупость часто присутствует в том, что касается мужчин. И любовь.
– Я люблю его. Отчаянно. Но я могу сделать его счастливым, лишь будучи вдали от него.
– Ерунда. Этот мужчина просто не может быть счастлив без тебя. – Мать усмехнулась. – Он посылал тебе записки каждый день в течение недели. А ты даже не распечатала ни одной.
– Это не имеет значения. Он… он хочет быть великодушным. И гордится своим великодушием. Очевидно, он не может просто оставить меня.
– Мужчины, которые пожелали бы продемонстрировать собственное благородство, посчитали бы, что одной записки вполне достаточно. Примечателен тот факт, что он вообще написал тебе. Ты же знаешь, ему нелегко сейчас.
– Конечно, знаю. – Фелисити встала и принялась расхаживать по комнате. – Мне хотелось бы помочь ему, но мое присутствие дела не улучшит. Я – постоянное напоминание о браке, которого он не желал. О решениях относительно его жизни, права принимать которые его лишили.