В этот момент зеленое окно погасло. Ирка отмерла и снова зашагала к крыльцу.
Тихо, стараясь не шуметь, мы поднялись по ступеням, отряхнулись и обмели валенки специальным веничком. Ирка толкнула дверь — она была не заперта. Я подумала, что Анатоль не зря ругал хозяев дачи за беспечность. Что за дурная привычка — оставлять двери открытыми!
— Мало им того, что у них пистолет украли, теперь и клубники лишатся! — пробормотала я, вслед за Иркой заходя в просторный холл.
Там было темно. Не так темно, как в угольной шахте, а как в вагоне поезда, летящего по железнодорожному тоннелю с редкой цепочкой лампочек по стенам. Тонкая линия света имелась по правому борту, она подчеркивала одну из внутрикомнатных дверей.
— Не только у нас бессонница, — подтолкнув меня локтем, шепнула Ирка. — Видишь, еще кто-то не спит!
В следующую секунду свет за закрытой дверью погас, и в холле воцарилась абсолютная темнота.
Поразмыслив на досуге, предприимчивая девушка Дина Калошина решила не отказываться от хрустальной мечты выйти замуж за миллионера только потому, что подвернувшийся ей представитель этого вида оказался психом.
— Стану мадам Семендяевой, сдам супруга в дурдом, и все дела! — постановила Дина.
Однако для начала все-таки следовало вступить с психованным миллионером Семендяевым в плотный телесный контакт. С этой целью, удаляясь перед сном в свою комнату, Дина ответила на вежливое семендяевское пожелание «Спокойной ночи!» слегка переиначенной фразой Ослика Иа:
— Спокойной ночи, Антон! Если она, конечно, будет спокойной, в чем я лично очень сомневаюсь. — И она одарила миллионера томным и многообещающим взглядом опытной гаремной одалиски.
Семендяев вздрогнул, как тюльпан, в чашечку которого влетела крупная деловитая пчела, и покраснел, как тот же цветок. Закрепляя взаимопонимание, Дина послала ему воздушный поцелуй, жаркий и прилипчивый, как свеженький горчичник. Растревоженный Семендяев заерзал на диване в холле, а соблазнительница танцующим шагом баядерки удалилась в свою комнату и медленно-медленно прикрыла за собой дверь.
С минуту она чутко прислушивалась к происходящему в холле. Вольготно скрипнул диван, освобожденный от тяжести семендяевского тела, тихие шаги прошуршали по пушистому ковру, протопали по дощатому полу и затихли в комнате. Потом в соседней ванной зашумела вода. Дина поняла, что миллионер, как положено культурному человеку, перед визитом к даме освежается, и сама быстренько приняла водную процедуру. Сосед еще плескался в душе, а она уже умащивала свое юное тело благовониями, наносила легкую боевую раскраску и с быстротой разбуженного по тревоге солдата-старослужащего облачалась в обольстительный пеньюар с кружевами.
Теплое верблюжье одеяло в свежем пододеяльнике с рюшами Дина решительно откинула в сторону. Раскинувшись на постели в соблазнительной позе, из-под опущенных ресниц девушка нетерпеливо смотрела на дверь. Верхний свет в комнате она погасила, а бра над постелью включать не стала. На прикроватной тумбочке трепетно горела одинокая свеча, это было очень красиво и романтично.
Свечой Дина по случаю разжилась уже тут, на даче. Днем, когда Анатолий иллюминировал фасад большого дома новогодними гирляндами, она углядела в большой коробке с елочными игрушками фигурные восковые свечи. В наборе были Дед Мороз, Снегурочка, пара снеговиков, три оленя и один белый рождественский барашек. Деда Мороза, Снегурочку и барашка Дина присвоила.
Первоначально она планировала задействовать для освещения своего будуара примилого кудрявого ягненка с маленькими золочеными рожками. Однако, с учетом случайно открывшегося нездорового пристрастия Семендяева к симпатичным мохнатым четвероногим, барашка пришлось спрятать подальше, чтобы в ответственный момент не сбить с толку чокнутого миллионера с его сложной сексуальной ориентацией. Пришлось воскурить Снегурочку. Та по-своему тоже была хороша — белая восковая дева в целомудренной, до пят, узорчатой шубе, голубой с серебром. У девы были синие славянские очи, греческий нос, татарские скулы и решительный подбородок дочери викингов. По покатым плечам змеились желтые косы, выбегающие из-под круглой боярской шапочки, увенчанной помпоном, подозрительно похожим на заячий хвост. Из него задорно торчал свечной фитиль.
Дина его запалила, и Снегурочка похорошела пуще прежнего. Горящий огонек оживил восковую фигурку, Снегурочка порозовела, однако по мере того, как фитиль сгорал, картина менялась к худшему. Боярская шапочка растаяла. По стройной фигуре Снегурочки распространились некрасивые наплывы, наводящие на мысли о запущенном целлюлите и жировых отложениях. В голове восковой красавицы образовалась глубокая вмятина, славянские глаза перекосились, греческий нос набряк, а твердый варяжский подбородок порос курчавой восковой бородой. Снегурочка приобрела отчетливое фамильное сходство со своим дедушкой и в таком виде могла навести на эротические мысли разве что трансвестита.
С ужасом оглядев воскового монстра, Дина поплевала на пальцы и затушила свечку. Включила бра, заменила оплывшую Снегурочку на крепкого, как боровичок, Деда Мороза, снова выключила электрическое освещение и залегла в постель, чутко прислушиваясь и сжимая в ладони зажигалку. Запалить свечу — дело быстрое, она сделает это, когда вежливый миллионер Семендяев постучится в дверь.
Самозваный банкир Семендяев стремительно трезвел. Затянувшееся пребывание на морозе изрядно выветрило хмель из его головы, затем он попил с компанией во флигеле крепкий чай и в большой дом вошел не развязной походкой баловня судьбы — миллионера, а тихой поступью скромного конторского служащего. Вечернее омовение окончательно привело его в норму. В кровать под одеяло забрался боязливый немолодой человек, робеющий женщин и чурающийся приключений. Он свернулся калачиком, сунул сложенные корабликом ладошки под небритую щеку, закрыл глаза и размеренно засопел, мысленно считая овечек, к которым не испытывал никаких особенных чувств.
О любовных играх Семендяев даже не думал. Старательно пересчитывая воображаемых мериносов, он призывал сон и гнал от себя неприятные и тревожные думы. Антону было страшно. Тихий кассир неожиданно оказался в самом центре детективной истории, в которой было уже два — два! — трупа, и что-то подсказывало Семендяеву, что это еще не конец.
Семендяев чутко прислушивался и улавливал подозрительные шорохи и стуки, которых не должно было быть в доме, где все спят. Что, если в дом проник злоумышленник? Убийца!
При этой мысли Семендяеву расхотелось спать. Он сел в постели, подтянул колени к вздрагивающему подбородку и попытался уверить себя в том, что он находится в полной безопасности. Посторонних в доме нет, а дверь заперта.
И вдруг он со всей определенностью вспомнил, что дверь не заперта! Нынче вечером последним в дом вошел именно он, Антон Семендяев. В тот момент он был еще подшофе и не испытывал никаких страхов и тревог, а потому простая и здравая мысль закрыть наружную дверь на замок даже не пришла ему в голову.
— Надо закрыть входную дверь! — прошептал Семендяев. — Надо выйти из комнаты и закрыть дверь. Встать с кровати, выйти из комнаты и закрыть дверь. Отбросить одеяло, встать с кровати, выйти из комнаты и закрыть дверь.
Он замолчал, собираясь с духом. Подробнейший план действий был разработан, и, к сожалению, не было никаких причин откладывать его реализацию.
Семендяев резко выдохнул и дрожащей рукой отбросил в сторону одеяло.
— А вот теперь все уснули! — прошептала Ирка, введенная в заблуждение воцарившейся темнотой. — Ну, где тут холодильник?
Я молча вытащила из кармана фонарик и подсветила ей.
— Ага! — сказала подруга, разглядев морозильный агрегат.
Она подошла к нему, открыла дверцу, наклонилась и вытащила из овощного ящика корзинку, до половины наполненную отборной клубникой. И тут над нашими головами раздался тихий скрип. На втором этаже негромко стукнула притворенная дверь, и послышались шаги.
— Давай спрячемся, а то что люди подумают? — тревожно прошептала подруга.
— А какие есть варианты? — пробормотала я.
Ирка промолчала, быстро закрыла холодильник, цапнула меня свободной рукой за локоть и потащила к окну. Взволнованно дыша, мы встали за длинной, до пола, матерчатой шторой-жалюзи. Я выключила фонарик. Ирка некстати надумала объясняться и задушевно прошептала мне на ухо:
— Еще подумают, что мы среди ночи забрались в спящий дом, чтобы стырить из холодильника клубнику!
Я с интересом посмотрела на нее. Мне-то казалось, что другого объяснения диспозиции, в которой имелись темная комната, распахнутый холодильник, я с фонариком в руке и Ирка с корзинкой, невозможно и придумать!
— Мы же с тобой не какие-нибудь бессовестные обжоры! — с достоинством прошептала подруга и покрепче прижала к груди туесок с ягодами.
— Мы же с тобой не какие-нибудь бессовестные обжоры! — с достоинством прошептала подруга и покрепче прижала к груди туесок с ягодами.
Мне очень хотелось спросить, а кто же мы, по ее мнению, но время для дискуссии было неподходящее. Кто-то, невидимый в темноте, неторопливо спускался по лестнице.
«Катька или Вадим?» — задумалась я, помня, что на втором этаже живут только молодожены.
Шаги были легкие, уверенные. На этом основании я решила, что в холл спустилась Катерина, которая хорошо знает планировку дома и запросто ориентируется в темноте. Через несколько секунд с тихим щелчком включился торшер в углу комнаты. Я посмотрела в щелочку между пластинами жалюзи и увидела Катьку в толстом и длинном, до щиколоток, махровом халате с капюшоном.
Это одеяние естественным образом продолжало ту коллекцию сиротско-монашеских нарядов, отдельные образцы которой Катерина демонстрировала нам, будучи в гостях у Ирки. В толстой рясе с запáхом, подвязанной пояском, Катьке наверняка было тепло, но не очень удобно. Достав из тумбочки небольшой квадратный чемоданчик, она присела на диван, подвернула закрывающие запястья широкие рукава, открыла чемоданчик и в розовом свете длинноногого торшера стала перебирать его содержимое.
— Это аптечка! — выразительно артикулируя, сказала мне Ирка одними губами.
— Я не слепая! — таким же манером ответила я, тоже увидев красный крест, нарисованный на коричневой коже чемоданчика, и без труда опознав аптечку. Тем временем Катерина нашла то, что искала. Она забросила ногу на ногу, откинула в сторону полу халата и осторожно растерла по ноге от бедра до колена мазь, выдавленную из тубы. Запахло травами, кажется, мятой. Катькина нога заблестела, как лакированное дерево, да непростое, а красное: кожа от бедра до колена была именно такого цвета.
Ирка рядом со мной сокрушенно покачала головой. Явно тоже разглядела обширный ожог на ноге родственницы и готова была активно ей сочувствовать. Испугавшись, что моя сердобольная подружка выскочит из укрытия, чтобы пожалеть бедненькую Катеньку, я обхватила ее за талию и удержала на месте. На мой взгляд, неожиданно врываться к человеку, занятому проведением медицинской процедуры, было бы невежливо. Лечение — дело интимное.
Едва я успела так подумать, как открылась дверь одной из комнат, и в холл вышел Антон Семендяев в серо-голубой байковой пижаме. В этом уютном наряде он был похож на героя детской сказки «Храбрый зайчик». Дополнительное сходство с длинноухим косым Антону придавал старомодный ночной колпак с кисточкой, свисающей на плечо.
Храбрый зайчик Семендяев, определенно, имел какую-то цель. Его длинные байковые ноги бойко вышагивали, а байковые руки торопливо пристраивали на нос очки. Я еще успела удивиться, что Антон, оказывается, нуждается в очках, ибо весь вечер он прекрасно обходился без них, и тут Семендяев наконец справился со своим оптическим прибором и прозрел. Он увидел сидящую на диване голоногую Катерину и сконфузился. Цель ночной прогулки, какова бы она ни была, потеряла для него всякое значение. Семендяев остановился, покраснел и, явно не зная, что сказать, в растерянности снял очки и начал хлопотливо протирать их байковым рукавом.
В следующее мгновение распахнулась вторая дверь, и в холл босиком выскочила Дина в прелестном ночном одеянии из полупрозрачного розового шелка, кружев и ленточек. Синие глаза красавицы метали молнии, распущенные волосы змеились по плечам на зависть горгоне Медузе.
— Ах, так! Ах, вот оно что! — вскричала она, обращаясь поочередно то к Семендяеву, то к Катьке. — Вы, значит, тут! Вы, значит, вот!
Смысла в этой речи было мало, зато страсти много. Семендяев, замерший, как суслик над норкой, сути прозвучавших обвинений не понял, но девичьего гнева позорно струсил и поспешно ретировался. Поскольку свои очки храбрый зайчик при этом держал в руке, можно было считать большой удачей, что он с первой попытки попал в открытую дверь, которая тут же и закрылась.
— Ну, Катька! Этого я тебе никогда не прощу! — ярящаяся Дина погрозила кулачком подруге. — Мало тебе своего миллионера, ты второго охмурить решила? Про запас, да?
— Ты с ума сошла? — на диво спокойно поинтересовалась Катерина, завинчивая тюбик с кремом.
— Я?! Это ты с ума сошла! — отбила подачу Дина. — Ты сейчас должна быть в супружеской постели, а не на диване с голыми ногами! И вообще, у тебя траур!
— Динка, ты дура, — сухо сказала Катька, одной рукой запахивая на себе халат, а другой без разбору сгребая в аптечку разбросанное по дивану высыпавшееся медицинское барахло. — Мы с тобой утром поговорим.
Сунув чемоданчик в тумбочку, она хлопнула дверцей, прошла к лестнице мимо сердито сопящей Дины и поднялась на второй этаж. Скрипнула, а затем стукнула дверь.
Оставшись в одиночестве, Дина пробежалась по комнате, с размаху бухнулась на диван, врезала кулаком по подушке, снова вскочила и решительно подошла к холодильнику. Распахнула дверцу, заглянула внутрь и досадливо выругалась:
— Вот гады! Они и клубнику сожрали!
Ирка рядом со мной тихо поперхнулась. Я посмотрела на подружку и увидела, что ее щеки шевелятся. Нет, она не дрожала от страха, что нас обнаружат и будут стыдить. Она набила рот ягодами и жевала их, давясь и чавкая!
Едва Дина ушла к себе, я вырвала из рук подружки корзинку и свирепо прошептала:
— Куда в тебя столько лезет?!
— Прости, это я от волнения разъелась, — покаялась Ирка, на светлой куртке которой придавленная клубничная корзинка оставила красное пятно. — Такие страсти!
И она снова повторила, как пару часов назад:
— Страсти кипят, как лапша в кастрюле!
При упоминании кастрюли с кипятком перед моими глазами вновь возникла Катькина ошпаренная конечность, и одна в высшей степени интересная мысль заставила меня забыть о необходимости соблюдать режим молчания.
— Бо-о-оже! — громко охнула я.
— Т-с-с-с! — Ирка поспешно зажала мне рот ладонью. — Молиться пойдем к себе в келью!
Тихо-тихо, как две мышки, мы шурхнули из-за шторы в прихожую, а там я вывернулась и убежала назад, в комнату. Подсвечивая себе фонариком, достала из тумбочки чемоданчик-аптечку и быстро провела ревизию его содержимого. Ничего особенного там не было, в основном средства первой помощи: зеленка, йод, марганцовка, перекись, горчичники, снотворное, валерьянка, аспирин, анальгин и тюбики с гелем от насморка, антипростудным растиранием и мазью от ожогов. Интенсивный запах мяты издавало именно противоожоговое снадобье.
— Так я и думала! — сказала я.
Несомненно, у Катерины была обожжена нога. Памятное обрушение кастрюли с кипящим бульоном не прошло для нее даром!
— Ты куда запропастилась? — шепотом выругала меня подруга, когда я вернулась к ней в прихожую.
— Поправляла пластины жалюзи, — соврала я. — Незачем кому-то знать, что мы тут были!
Ирка посмотрела на похищенную нами клубнику и согласилась:
— Действительно, к чему афишировать этот приступ здорового аппетита?
Мы вышли из дома. Уже во дворе Ирка остановилась, повернулась к оставленному нами дому и из-под низко надвинутого капюшона куртки опасливо оглядела фасад. Ни в одном из окон света не было.
— Все спокойно! — удовлетворенно молвила моя боевая подруга, и мы продолжили свой путь к нашему коттеджу.
Испуганный Семендяев, опасливо выглянув в окно, сквозь завесу снега заметил во дворе две фигуры. У той, что покрупнее, на груди виднелось кровавое пятно.
— Господи, куда я попал? — тихо ужаснулся трезвый Семендяев и не поленился подпереть дверь своей комнаты прикроватной тумбой.
15
Клубнику, добытую ночью, доедали за завтраком. Масяня от своей порции отказался в пользу Коляна, и тот с удовольствием уплел вкусные ягоды в качестве десерта. Когда на румяном лице мужа появилась сытая благодушная улыбка, я объявила:
— Чур, сегодня у нас смена караула: я катаюсь на лыжах, а ты, Коля, на саночках с ребенком!
Солнечная улыбка супруга потускнела. Он успел размечтаться о новом сеансе горнолыжного катания в соревновательном режиме с Семендяевым, который выпил за завтраком кофе с коньяком и сразу же утратил всякое сходство с робким сереньким зайчиком. Теперь он был похож на кролика Точилку периода его буйного помешательства. Буйный Семендяев скалил зубы и потирал руки в предвкушении смелых эскапад. Очки он снял и небрежно бросил на стол, слегка промахнувшись мимо тарелочки с клубничными хвостиками.
— Но, Кыся, ты же не умеешь кататься на лыжах! — обиженным голосом напомнил мне Колян.
— Зато я умею! — решительно сказала Ирка, пресекая назревающую дискуссию. — Я буду кататься, а Ленка — мне ассистировать: подносить лыжи, подавать палки и прикладывать к свежим ушибам свинцовую примочку.