Савуа проявляет неожиданную уступчивость:
– Ладно, неважно… Я сейчас спущусь в подвал, откуда ведется видеонаблюдение. Рано или поздно он вернется, и я не хочу отказать себе в удовольствии первым допросить его.
– На ресепшене есть ксерокопия его паспорта и номер кредитной карты. А почему вас так интересует этот человек?
– Это тоже неважно.
9:02 РМ
В получасе езды от Канн, в другом государстве, где, впрочем, говорят на том же языке и используют ту же денежную единицу, но где совершенно иное политическое устройство – страной, как в стародавние времена, правит князь – сидит за компьютером человек. Пятнадцать минут назад пришел мейл с сообщением о гибели одного знаменитого артиста, и это привлекло его внимание.
Моррис разглядывает фотографию жертвы: имя этого человека решительно ничего ему не говорит – в кино он не бывал сто лет. Но, вероятно, и впрямь знаменитость, если новостной портал придает этому событию такое значение.
Он уже давно на пенсии, но подобные дела интересуют его как трудная шахматная задача, в решении которых он не знает себе равных. Речь тут не о служебном успехе, не о карьере, но исключительно о самоуважении.
У него есть свои незыблемые правила, которым он с удовольствием следовал, служа в Скотланд-Ярде: рассматривать все версии, начиная с самых немыслимых и неправдоподобных, благо это дает простор уму. На томительно-скучных рабочих совещаниях он любил шокировать коллег такими, к примеру, заявлениями: «Все, что вы знаете, есть результат опыта, накопленного за годы службы. Но прошлые решения и годятся только для прошлых задач. Если хотите творческого прорыва – позабудьте на время о своем богатом опыте!»
Матерые сыщики делали вид, что записывают, молодые взирали на него с изумлением, и совещание катилось дальше так, словно эти слова никогда и не звучали. Но он-то знал: его посыл услышан и воспринят, и уже очень скоро – разумеется, не упоминая с благодарностью его имени, – начальники примутся требовать от подчиненных свежих идей, нетрадиционного подхода.
…Он распечатывает досье, присланные каннской полицией, хотя обычно старается не изводить бумагу, чтобы не попасть в «серийные убийцы лесов», но иногда без этого не обойтись.
И начинает изучать modus operandi, то есть манеру преступника – время суток (в данном случае он убивает и утром, и днем, и вечером), орудие убийства (руки, яд, стилет), тип жертвы (здесь – и мужчины, и женщины разного возраста), физический контакт (в двух случаях он наличествует, в двух других – отсутствует), реакция жертвы (сопротивления не оказывал никто).
Когда обнаруживаешь, что ты в тупике, самое лучшее – пустить мысли в вольный полет, отвлечься: пусть работает подсознание. Моррис открывает новый экран с графиками котировок на Нью-Йоркской бирже. Что может быть скучнее для человека, у которого нет акций, но в том-то и заключается его безотказно действующий прием: многолетний опыт обрабатывает полученную информацию, интуиция формулирует ответы – новые и нестандартные. Через двадцать минут он возвращается к досье – голова теперь свежа и пуста.
И результат налицо: теперь Моррису удается уловить нечто общее во всех этих случаях.
Преступник – человек, как говорится, высокой культуры. Можно не сомневаться, он провел многие дни и недели в библиотеках, изучая наилучший способ выполнить свою миссию. Умеет обращаться с отравляющими веществами так, чтобы не подвергать себя риску, и наверняка не сам запечатывал конверт с цианидом. Достаточно разбирается в анатомии, чтобы воткнуть стилет в нужную точку, где острие не наткнется на кость. Без особого труда наносит разящие удары. О смертоносных свойствах кураре знают немногие. Вполне вероятно, ознакомился с делами серийных убийц и, убедившись, что почерк и манера неминуемо наводят на след злоумышленника, каждое свое новое преступление совершает в ином стиле, пренебрегая, на первый взгляд, своим «модусом операнди».
Однако это невозможно: преступник, пусть и бессознательно, действует по некоей схеме – просто Моррис пока не сумел определить ее.
Да, есть и еще один очень важный фактор – у преступника есть деньги. Достаточно, чтобы пройти курс самбо и в совершенстве узнать, на какие точки человеческого тела надо воздействовать, чтобы парализовать жертву. У преступника есть связи. Такие отравляющие вещества не купишь в аптеке за углом, и даже на черном рынке у местного криминалитета не достанешь. Это весьма сложное биологическое оружие – надо знать, как его применить, надо уметь с ним обращаться. Убийца наверняка пользовался поддержкой и помощью специалистов.
И наконец, он действует очень стремительно, а это наводит на мысль о том, что срок его пребывания в Каннах ограничен. Может быть, неделей, может быть, десятью днями.
Куда же ведут эти умозаключения?
Если он, Моррис, пока не пришел ни к какому выводу, то лишь потому, что сам сейчас играет по правилам. Он потерял наивную непредвзятость взгляда, которой требовал у своих сотрудников. Да, именно этого мир в конечном счете и добивается от человека – жизнь стесывает с него всякое своеобразие, усредняет и делает «таким, как все», одновременно гася огонь вдохновения. В глазах общества старость – это признак не мудрости, а немощи. Все убеждены, что человек, переваливший рубеж пятидесятилетия, уже просто физически не в состоянии адекватно разбираться в том, что происходит в сегодняшнем стремительно меняющемся мире.
Да, разумеется, Моррис уже не может бегать как раньше, а читать вынужден в очках. Тем не менее мозг его работает с небывалой отчетливостью – по крайней мере он хочет в это верить.
Но если разум по-прежнему остер, почему же ему не под силу решить задачу, которая раньше нисколько бы его не затруднила?
Нет, он не пришел ни к какому выводу. И не придет, пока не появятся новые жертвы.
9:11 РМ
Какая-то пара – супруги, по всей видимости – улыбаясь, замечает, как ему повезло – две такие красавицы рядом!
Игорь благодарит, потому что и в самом деле должен отвлечься. Совсем уже скоро произойдет долгожданная встреча, и даже он, человек, привыкший справляться с напряжением любого рода, невольно вспоминает сейчас афганские времена. Перед выходом на опасную операцию где-нибудь в окрестностях Кабула его товарищи пили, болтали о женщинах или футболе, словом, убеждали себя, что находятся не здесь, а в отчизне, за столом с друзьями и родными. Так они преодолевали волнение, обретали свою истинную сущность, соображали скорее и внимательнее вглядывались в предстоящие им опасности.
Как подобает хорошему солдату, он знает, что суть боя – не в схватке как таковой, а в том, достигнута ли цель. Как человек, умеющий мыслить стратегически, – все же, начав с нуля, он превратил свою маленькую фирму в одно из самых уважаемых российских предприятий, – Игорь отдает себе отчет в том, что цель всегда должна оставаться прежней, хотя причины, по которым ее преследуют, могут с течением времени многократно измениться. Так произошло и сегодня: в Каннах он оказался по одной причине, но лишь начав действовать, смог понять, что двигали им совсем иные. Все эти годы он был слеп, а теперь ему воссиял свет, и наконец даровано откровение.
И вот именно поэтому он должен идти до конца. Его решения обдумывались с безудержной, размашистой отвагой и даже с толикой безумия – не разрушительного, а позволяющего человеку выйти за пределы собственных возможностей. Он всегда поступал так и побеждал, ибо в самый момент принятия решения умел это безумие обуздывать. И друзья, прежде твердившие: «Ты слишком сильно рискуешь», неизменно говорили: «А я был уверен, что ты поступаешь правильно», – причем переход этот совершался с невиданной быстротой. Да, Игорь был способен удивлять, не бояться нового и – главное – идти на необходимый риск.
Но здесь, в Каннах, быть может, оттого, что попал в совершенно непривычную обстановку, или оттого, что почти не спал и сознание его порою туманилось, он рисковал без необходимости. Все могло кончиться раньше, чем задумывалось. И случись такое, он никогда бы не обрел того просветления, что помогло ему иными глазами взглянуть на женщину, которую он, как ему казалось, так страстно любит, ради которой готов был принести в жертву и других людей, и самого себя… Он вспоминает, как подошел к полицейскому и сознался в совершенном преступлении. В этот миг и началось его преображение. В этот миг душа девочки-португалки защитила его, объяснив, что он совершает верные поступки по неверным побуждениям. Концентрация любви приносит удачу, концентрация ненависти – несчастье. Тот, кто не заметит дверь, за которой таятся неприятности, в конце концов оставит ее открытой и впустит в нее беды.
Он принял любовь девочки. Он стал орудием Бога, пославшего его, чтобы избавить Оливию от мрачного будущего. А теперь уже она помогает ему двинуться дальше.
Он принял любовь девочки. Он стал орудием Бога, пославшего его, чтобы избавить Оливию от мрачного будущего. А теперь уже она помогает ему двинуться дальше.
Игорь сознает: при всех предосторожностях не исключено, что он чего-то мог не учесть и не предвидеть, и миссия его может быть прервана, прежде чем он доведет ее до конца. И все равно не стоит сетовать и бояться: он сделал что мог, он действовал безупречно, а если Господь не хочет, чтобы он довершил свою работу, и ничего не остается, как принять Его волю.
Отвлекись. Поболтай с этими девушками. Расслабь мышцы перед тем, как напрячь их для последнего удара – так он будет нанесен вернее. Габриэла – та самая, что сидела в баре одна, когда он пришел в отель, – пребывает в полнейшей эйфории и каждый раз, когда появляется гарсон, ставит ему на поднос свой бокал – даже если успела выпить не больше половины – и берет с подноса следующий.
– Шампанское должно быть ледяным!
Ее настроение мало-помалу передается и ему. По ее рассказам он понял, что она получила роль в фильме, как он будет называться и что это за роль, и сама не знает, но уверяет, что «самая главная». Режиссер известен своим непревзойденным искусством отбирать хороших актеров и находить хорошие сценарии. В главной мужской роли будет занят актер, которого Игорь видел и любит. Услышав же имя продюсера, он кивает, как бы давая понять: «Да-да, я знаю его», – но угадывает, что понято это будет как: «Я не знаю, кто это, но не желаю прослыть невеждой». Габриэла говорит без умолку о гостиничных номерах, заполненных подарками, о красной ковровой дорожке, о встрече на яхте, о том, какой строжайший отбор ей пришлось пройти, о планах на будущее.
– Вот в эту самую минуту тысячи девушек в этом городе и миллионы – по всему миру мечтают оказаться здесь, разговаривать с вами и рассказывать истории своей жизни. Мои молитвы услышаны. Мои усилия не пропали даром.
Вторая девушка не так оживлена и выглядит даже немного растерянной – ну да, она еще моложе и совсем неопытна. Когда она проходила по «коридору», Игорь, оказавшийся как раз за спинами фотографов, слышал, как выкрикивали ее имя и засыпали вопросами. Но здесь, на ужине, ее никто, вероятно, не знает: поневоле растеряешься и загрустишь, если сначала такой ажиотаж, а потом оказываешься оттесненной на обочину.
Инициативу сближения взяла на себя первая, разговорчивая девушка – это она решилась подойти и спросить, что он тут делает. Чувство неловкости вскоре прошло: Игорь знал, что не эти, так другие гостьи непременно подошли бы и познакомились, чтобы не выглядеть затерянными в этом многолюдстве чужаками-одиночками. И потому он поддержал разговор – а вернее, компанию, поскольку мысли его были сосредоточены совсем на другом. Назвав свое имя («Гюнтер»), он сообщил, что он – германский промышленник, занимающийся тяжелым машиностроением (эта сфера гарантированно никого здесь не могла заинтересовать), а сюда попал по приглашению друзей. Завтра улетает (что было в сущности правдой, хотя, конечно, пути Господни неисповедимы).
Услышав, что он не имеет отношения к кино и пробудет здесь, в Каннах, недолго, актриса едва ли не отшатнулась. Но вторая девушка удержала ее, сказав что-то вроде того, как, мол, интересно, знакомиться с новыми людьми. И они остались втроем: один ждал приятеля, который так и не пришел, другая – ассистента, который как сквозь землю провалился, а третья не ждала ничего и никого, кроме разве что толики мира в душе.
Все произошло очень быстро. Актриса заметила какую-то пылинку на лацкане его смокинга, стряхнула ее, прежде чем Игорь успел остановить ее, и удивилась:
– Ты что, куришь сигары?
Ладно, пусть думает, что во внутреннем кармане у него лежит портсигар…
– Да, после ужина.
– Хотите, поедем потом на яхту? Приглашаю вас обоих… Только сначала мне нужно найти моего ассистента.
Жасмин предлагает не торопиться. Во-первых, Габриэла только что заключила контракт и еще не скоро получит право окружать себя друзьями (или создавать «антураж» – как принято называть прихлебателей, толпящихся вокруг знаменитостей). Надо идти одной, как предписано правилами хорошего тона.
Актриса благодарит за совет. Проходит официант. Полупустой бокал шампанского ставится на поднос, полный с подноса снимается.
– Я, кроме того, посоветовал бы тебе и пить помедленнее, – говорит Игорь/Гюнтер.
Он мягко забирает у нее бокал и выплескивает его содержимое за перила.
Актриса сначала всплескивает руками в комическом отчаянии, но потом смиряется, поняв, что это для ее же блага.
– Знаешь, я так взбудоражена… – признается она. – Мне надо успокоиться. Может быть, угостишь меня сигарой?
– Мне очень жаль, но у меня осталась всего одна. Да и потом наука уже давно доказала, что никотин взвинчивает, а не успокаивает.
Сигара… Да, предмет, лежащий в верхнем внутреннем кармане, по форме напоминает толстую «гавану», но больше ничего общего с ней не имеет. Это глушитель – цилиндрик сантиметров десяти длиной, который навинчивается на ствол «беретты» – пистолет лежит в кармане брюк – и способен сотворить истинное чудо: превратить громкий «бах!» в чуть слышный «пуф-ф».
А все оттого, что вступают в действие простые физические законы: скорость пули немного замедляется при прохождении через несколько резиновых дисков с просечками, а выделяющиеся при выстреле пороховые газы заполняют полое пространство этого устройства, быстро охлаждаются и гасят звук.
Эта штука изменяет траекторию пули и потому никуда не годится при стрельбе с дистанции, но незаменима, когда бьешь в упор.
Игорь начинает терять терпение: неужели те, кого он ждет, решили пренебречь приглашением? А что, если – эта мысль на долю секунды повергает его в панику – он подсунул конверт под дверь как раз тех апартаментов, где остановились супруги?
Нет-нет, этого не может быть – такое невезение просто немыслимо… Он думает о близких тех, кто погиб от его руки: преследуй он единственную цель – отвоевать женщину, бросившую его ради мужчины, который ее не достоин, – все его усилия пошли бы прахом.
Хладнокровие изменяет ему: неужели именно из-за этого Ева даже не попыталась связаться с ним, несмотря на все посланные ей сообщения? Он дважды звонил их общему другу, и тот подтвердил, что никаких новостей нет и не было.
Сомнения обретают тяжеловесную непреложность уверенности. Да, оба скорее всего уже мертвы… Чем еще объяснить, что «ассистент» так поспешно оставил доверенную его попечению девушку, бросив в полнейшем одиночестве ту, кого и наняли для того, чтобы она появилась рядом с великим модельером?
Как знать, не Господь ли карает его за слишком сильную любовь к женщине, которая ее не стоит? Не Ева ли его руками умертвила девушку-португалку, а ей, быть может, суждено было изобрести средство против рака или каким-то образом растолковать человечеству, что оно уничтожает свою планету. Даже если Ева ничего не знала, не она ли побудила его применить яды? Игорь убежден, совершенно убежден: ничего этого делать было не надо – хватило бы одного-единственного уничтоженного мира, чтобы послание дошло до адресата. Он привез с собой свой маленький арсенал, зная, что все это – не более чем игра: и в первую его ночь в Каннах она, зайдя в бар перед тем, как отправиться на очередной прием или вечеринку, должна была почувствовать там его присутствие, понять, что прощена за все то зло, которое невольно сеяла вокруг себя. В какой-то научной статье ему довелось прочесть, что люди, долго прожившие вместе, обретают способность ощущать, что их спутник где-то рядом, даже если не видят его, даже если не знают точно, где он.
Но этого не произошло. Безразличие Евы в прошлую ночь – или это было не безразличие, а чувство вины за то, как она обошлась с ним? – не позволило ей заметить человека, делавшего вид, будто прячется за колонной, но разложившего вокруг русские экономические журналы, которые могли бы навести на след того, кто ищет потерянное. Охваченному страстью вечно чудится на улице, в театре, на многолюдных сборищах любимое лицо: вероятно, Ева променяла свою любовь на блеск и роскошь.
…Постепенно он успокаивается. Ева – сама по себе сильнодействующая отрава, мощнее которой нет в природе, так что ее счастье, если погибла от цианида. Она заслуживает более мучительной смерти.
Девушки продолжают разговаривать. Игорь отходит – нельзя поддаваться страху, что он может разрушить свое собственное творение. Ему нужны одиночество, хладнокровие, способность стремительно реагировать на внезапную перемену курса.
Он приближается к нескольким оживленно беседующим людям: речь у них идет о том, как лучше всего бросить курить. Да, это одна из самых излюбленных тем в мире: показать приятелям, что способен, если надо, проявить волю. Чтобы отвлечься, он закуривает, хоть и знает, что это похоже на провокацию.