— Вот именно. Столкнувшись с врагами, он должен наделать как можно больше шуму, дабы те поверили, что имеют дело со всей нашей стаей. В суматохе они начнут раздавать удары налево и направо, калеча, а то и убивая друг друга. Я же тем временем подберусь поближе и открою стрельбу на звук. Когда-то у меня это неплохо получалось… Ну как, нравится вам мой план?
— Другого-то всё равно нет, — сказал Тюха без особого восторга. — А кого ты собираешься послать навстречу врагам?
— Мне без разницы. Но всем вам следует уяснить, что передовой боец не жертвует собой, а только рискует. Сразу после начала заварухи он должен упасть на землю и отползти в сторону. Тогда мои стрелы не заденут его. Без выдержки и сноровки тут не обойтись… Уж если говорить начистоту, то я бы послал вперед тебя. Больше, сам понимаешь, некого.
— Как это некого! — возмутился Бадюг. — Меня вы, похоже, уже и за человека не считаете. Вперед пойду я! И даже не пытайтесь меня отговорить.
Ещё даже не закончив последней фразы, он сорвался с места, о чем можно было судить по быстро удаляющемуся топоту его ножиш.
— Вот те на! — удивился Темняк. — С чего бы это он вдруг?
— Бывают в жизни такие моменты, когда чувство собственного достоинства превозмогает и страх, и алчность, и скудоумие, — сказал Тюха, которому, похоже, эта нравственная проблема тоже была близка.
— Как бы он нам только всё дело не испортил, — с сомнением произнес Темняк. — Хотя шума он наделает не за одну, а сразу за несколько стай.
— Ночная схватка имеет то свойство, что её итоги проясняются только с первыми лучами света. Но о её ходе мы так ничего и не узнаем, даже если останемся живы. Тьма скрывает от человеческих глаз как геройство, так и трусость.
— Да успокоитесь вы когда-нибудь или нет! — взмолился Свист, всё ещё пребывавший в счастливом состоянии отрешенности. — Дайте хоть ночью отдохнуть!
— Всё, больше ни звука, — заранее вложив в лук стрелу, Темняк поспешил вслед за Бадюгом.
Суматоха во вражеской стае началась гораздо раньше, чем это предполагал Темняк. Оставалось предположить, что Бадюг передвигался в темноте столь же уверенно, как и на свету.
Впрочем, шум, возникший впереди, напоминал скорее драку каких-то фантастических зверей, чем конфликт человека с человеком. Мрак ночи сотрясали и грозное рычание, и злобный вой, и бешенное ржание.
Только сейчас Темняк вспомнил, что Веревки были лучшими певцами во всем Остроге, чем в немалой степени способствовал их нудный, однообразный труд.
Но песни Веревок состояли не из слов, как у других народов, а из сплошных звукоподражаний.
Едва эти дикие звуки утихли — оставалось надеяться, что Бадюг успел отползти в сторону, — как раздались характерные щелчки спиралей, разящих цель со стремительностью атакующей кобры. Схватка завязалась даже несмотря на то, что одна из сторон в ней практически не участвовала. Плохо, если мрак застилает глаза, но ещё хуже, если горячность туманит разум.
Ориентируясь на звук, Темняк истратил изрядное количество стрел, а последний десяток выпустил веером, что называется, наудачу. Схватка (даже не с тенью, а с пустотой) тем временем продолжалась, и на судьбе вражеской стаи, похоже, можно было поставить жирный крест, в Остроге, кстати говоря, означавший совсем другое, а именно — сексуальную силу.
Впрочем, кровавый пир вскоре закончился и наступило отрезвление — состояние столь же мерзкое, как и муки совести. Недаром в мусульманском раю праведникам обещаны пиршества без запоров, половые сношения без нарушения девственности и пьянство без похмелья. Тот, кто составлял Коран, понимал толк в красивой жизни.
— Есть здесь кто-нибудь живой? — раздался поблизости чей-то растерянный голос. — Если есть, отзовись.
— Уже отозвался, — сказал Темняк, натягивая тетиву. — И что дальше?
— Это ты, Дряк? — обрадовался неизвестный. — Цел, значит?
— Я-то цел, но я не Дряк, — ответил Темняк, пуская на голос стрелу, а вслед за ней, для верности, другую.
— Чем это ты в меня бросил? — удивился неизвестный. — Палкой какой-то… Да ты, оказывается, не наш! Вот я тебе сейчас задам!
Спираль пошла кромсать воздух во всех направлениях, и Темняк поспешил убраться прочь. Если честно сказать, он не очень-то доверял своему оружию — яд, утративший свежесть, мог утратить и эффективность, хотя Тюха утверждал обратное.
Впрочем, бессмысленные выпады вскоре прекратились — то ли боешник затаился, то ли скоропостижно испустил дух. На Бойле наступило затишье, только кто-то глухо стонал в сторонке, да булькала кровь, изливаясь из крупной артерии.
Темняк двинулся было назад, но скоро сбился с пути и уперся с стену. Здесь он и решил дожидаться рассвета. В безопасности Тюхи и Свиста сомневаться не приходилось, но надо было выяснить, что сталось с Бадюгом, которого вдруг ни с того ни с сего потянуло на подвиги. Уж лучше бы держался за чужими спинами и не высовывался. Человек, совершивший не свойственный ему прежде поступок, заслуживает не только одобрения, но и вполне законного подозрения: а почему это ты скрывал свои способности раньше?
Размышляя о странностях человеческой натуры, одинаково способной и на восхитительные взлеты, и на позорные падения, Темняк незаметно уснул, поскольку ощущение выполненного долга — лучшее успокоительное.
Однако спал он всегда очень чутко и, заслышав поблизости подозрительный шорох, сразу встрепенулся. Мрак не то чтобы рассеялся, но дал легкую слабинку, позволявшую с расстояния в десять шагов отличить человеческую фигуру от груды уличного мусора.
Прежде чем ночной скиталец заговорил, Темняк узнал его по запаху горшечной массы, пропитавшей не только одежду, но и всё естество Тюхи.
— Как дела? — шепотом спросил Темняк (окружающий сумрак почему-то не располагал к разговору в полный голос).
— Всё в порядке. Свист уже пришел в себя. Мы о тебе беспокоились.
— Где Бадюг?
— Сам его ищу.
— Давай покричим. Авось и отозвется.
— Опасно. Вдруг какой-нибудь из вражеских боешников уцелел? Ещё набросится на нас врасплох.
— Полагаю, что такой сюрприз вряд ли возможен, — сказал Темняк, однако на всякий случай вложил в лук стрелу, одну из последних.
Вдвоём они осторожно двинулись вдоль по улице и вскоре наткнулись на того самого боешника, который ещё совсем недавно безуспешно искал своего приятеля Дряка — судя по имени, типичного Колодца.
Перед тем как впасть в кому, он успел переломить одну из стрел, но вторая благополучно вернулась сейчас к хозяину.
Дальше лежали ещё двое. Всё говорило о том, что они по ошибке изрубили друг друга спиралями. Отсутствие какой-либо раскраски (если, конечно, не принимать во внимание засохшую кровь) выдавало в мертвецах новичков. А ежели так, то где-то поблизости должны были находиться и другие члены стаи, имевшей перед схваткой полный состав.
Эти нашлись за кучей свежего мусора — даже не двое, а трое. Снизу лежал Бадюг, а на нём мертвецким сном почивали враги, сраженные стрелами (всё вокруг было утыкано ими).
— Неужели я его всё-таки зацепил! — расстроился Темня к. — Вот горе-то будет!
Вдвоем они быстро растащили бездыханные тела и убедились, что Бадюг жив, хотя и основательно помят. Видимо, следуя советам Темняка, он в самом начале боя бросился на землю, но далеко уползти не смог.
Враги, случайно наткнувшиеся на Бадюга, принялись топтать его ногами, поскольку от длинной, но хрупкой спирали в ближнем бою толку было мало — это то же самое, что кочергой ковырять в носу.
Тут бы, наверное, и конец пришел Бадюгу Веревке, но выручили отравленные стрелы, пущенные Темняком.
— Был у нас один калека, а стало два, — с горечью молвил Тюха.
— Вместо того чтобы хаять героя, вполне возможно, спасшего тебя от смерти, ты бы лучше поискал для него воды, — сказал Темняк.
— Зачем? Ведь Веревки боятся воды хуже клопов. Если ты заметил, они по утрам даже не умываются. А в чувство мы его приведем другим способом.
Покопавшись в мусоре, Тюха нашел что-то похожее на скукожившийся соленый огурец и, надломив его, сунул Бадюгу под нос.
Того сразу передернуло, как от удара электрического тока, и глазки, заплывшие от побоев, раскрылись, можно даже было сказать, вылупились. Сразу после этого раскрылся и рот с заметно поредевшими зубами. Голосом, в котором не было и намека на жизнь, Бадюг произнес:
— Убили.
— Конечно, убили, — охотно подтвердил Темняк. — Всех пятерых.
— Меня убили, — еле ворочая языком, вымолвил Бадюг.
— Ну-ну, успокойся… Ты преувеличиваешь.
— А почему тогда я слышу пение небесных дев?
Прислушавшись, Темняк и в самом деле уловил какие-то странные звуки, разносившиеся над сонным Бойлом. Казалось, что в полумраке чирикают воробьи, но воробьи здоровенные, словно страусы.
Впрочем, в такую рань боешники никогда ещё не просыпались, а посему не могли судить о порядках, царивших на Бойле по утрам. Возможно, этот чирикающий звук производил оседающий мусор или просто у Смотрителей происходила перекличка.
Впрочем, в такую рань боешники никогда ещё не просыпались, а посему не могли судить о порядках, царивших на Бойле по утрам. Возможно, этот чирикающий звук производил оседающий мусор или просто у Смотрителей происходила перекличка.
Поманив к себе Тюху, Темняк шепнул ему на ухо:
— Кто такие небесные девы?
— Веревки верят, что это волшебные существа, встречающие их на небесах после смерти. Они обязаны петь сладостные песни, варить крепкий кисель и удовлетворять любые другие прихоти своих подопечных, включая и похоть.
— И всех Веревок ожидает такая завидная участь?
— Полагаю, что всех. Кроме женщин, конечно, которым после смерти уготовлены не небеса, а самые глубокие колодцы. Женщины Веревок известны своим распутством и тяжёлым нравом.
— На месте Бадюга я не стал бы цепляться за постылое земное существование.
— Тем не менее его собратья предпочитают вить верёвки и терпеть унижения от своих женщин, чем витать в небесных высях.
Сам Бадюг в это время недоуменно моргал глазами, стараясь понять, о чем тут идет речь. Дабы внести окончательную ясность в его нынешнее положение, Темняк сказал:
— Успокойся, никаких небесных дев нет и в помине. Просто у тебя в ушах звенит от побоев. Отбрось сомнения и вставай на ноги. Жизнь, пусть и дрянная, продолжается… Только будь осторожней. Здесь повсюду валяются отравленные стрелы, и если ты случайно коснешься одной из них, свидание с небесными девами будет обеспечено.
Он помог Бадюгу встать и повел его подальше от этого места, потому что в редеющем сумраке уже наметилось какое-то движение, порывистая стремительность которого выдавала Смотрителя.
Тюха немного задержался, чтобы собрать стрелы. Невидимые воробьи продолжали чирикать, но не вверху, как того требовал здравый смысл, а где-то совсем рядом, скорее всего, за ближайшей разделительной стеной.
Когда запыхавшийся Тюха догнал друзей, Темняк спросил, старательно таясь от Бадюга:
— Если небесные девы сказка — кто же тогда поёт сейчас?
— Полагаю, что это какие-то хищные существа, доставленные сюда по прихоти Хозяев, — сказал Тюха.
— Забавно… — Темняк нахмурился. — Но ведь ты сам говорил, что Острог не имеет ни входов, ни выходов.
— Я подразумевал выходы и входы, предназначенные для людей. А Смотрители для того и созданы, чтобы шнырять повсюду. Если будет надо, они и на небо взберутся.
— Тогда уж небесным девам и в самом деле не поздоровится, — усмехнулся Темняк. — А для чего понадобились хищники? Хотя в общем-то я уже и сам догадываюсь об этом…
— Хищники понадобились для разнообразия. В самое ближайшее время они примут участие в схватках.
— И ты говоришь об этом так спокойно?
— Чудовища, крики которых ты слышишь сейчас, не идут ни в какое сравнение с нашими прежними соперниками. Сомневаюсь, что их можно убить стрелой из лука или заманить в яму. Уже самая первая встреча с ними будет для нас концом. Надеюсь, что быстрым и безболезненным. Так зачем же зря горевать?
— Такие слова простительны человеку, никогда не встречавшему иных чудовищ, кроме клопов и блох. А я за свою жизнь насмотрелся разных тварей — и бегающих, и прыгающих, и летающих, и ползающих. Поэтому уверяю тебя: любой хищник в сравнении с человеком — безобидная козявка. Не нам надо бояться их, а им — нас. Полагаю, что очень скоро ты убедишься в правоте моих слов.
Почивать они легли уже после того, как всех других обитателей Бойла поднял на ноги душераздирающий звук, возвещавший начало нового трудового, а вернее — ратного дня.
Благополучно проспав до сумерек, стая Темняка плотно поела и опять завалилась набоковую, но сон уже не прельщал боешников, как не прельщает чересчур обильная пища или слишком доступные женщины.
Избитого Бадюга за неимением ничего лучшего намазали той же самой мазью, что и Свиста, отчего вонь “хозяйского дерьма”, и так донимавшая стаю всё последнее время, стала вообще нетерпимой. Однако и на улицу нельзя было высунуться — в самое ближайшее время ожидался сброс мусора.
Душевное потрясение, дважды подряд пережитое Бадюгом (в момент принятия безрассудно смелого решения и при воскрешении из мнимых мертвецов), сильно изменило его. Пространным и путаным речам он предпочитал теперь предельно краткие, сильные выражения и вообще всем своим видом демонстрировал готовность к новым подвигам.
Свист, полностью проспавший ночное побоище — пусть и не по своей вине, — наоборот, чувствовал себя обнесённым победной чашей и дулся на всех.
Никто не знал, чего ожидать от наступающего дня — слух о появлении на Бойле чудовищ уже стал всеобщим достоянием, — и, дабы отвлечь товарищей от тревожных дум, Темняк завел разговор про земли, окружающие Острог. Для них это было примерно то же самое, что для арабских феллахов, никогда не покидавших свой клочок земли, — рассказы Синдбада-морехода.
— Не знаю, сообразно с какими принципами действовали основатели Острога, но худшего места для города нельзя себе и представить, — начал Темняк. — На расстоянии двух-трех пеших переходов отсюда протекает удивительная река, которую называют по-разному — то Горькой, то Мертвой, то Ядовитой. Её испарения убивают даже птиц, пролетающих высоко в небе, а что уж тут говорить о заплутавших путниках или стадах скота, гонимых жаждой. Местность, прилегающая к реке, называется Долиной Костей. Скорее всего, эта река принадлежит совершенно иному миру, потому что её воды населяют твари, устроенные совсем иначе, чем все известные нам организмы. То, чем они дышат и чем питаются, — смертельная отрава для всех других существ.
— Действительно, малоприятное соседство, — согласился Тюха, самый благодарный из слушателей Темняка.
— Описав вокруг Острога широкий полукруг, река уходит в неведомые дали, о которых мне не доводилось слышать ничего хорошего. С другой стороны от города тянется высокая горная гряда, одетая в панцирь из замерзшей воды, называемый льдом. В этих горах стоит такая стужа и дуют такие ветры, что от них не спасает никакая одежда. Обитаемы там только глубокие пещеры, в которых гнездятся гигантские птицы-гарпии, находящие себе пропитание по ту сторону гор. О местах, где река смыкается с горами, ходят легенды. Горный лед имеет там ярко-желтый цвет, а пар от ядовитых вод столбами поднимается к небу… Вот и получается, что вы оказались как бы в двойной ловушке, — сначала неприступные стены, возведенные Хозяевами, а потом неприступные стены, возведенные самой природой.
— Но ведь ты собираешься покинуть Острог. Значит, ты не страшишься этих преград, — сказал Тюха.
— Страшусь, почему же… Но я уверен, что где-то между рекой и горами должен быть проход. На это указывают очень многие приметы. Даже здесь, в Остроге, я видел вещи, явно доставленные из внешнего мира.
— А если… — глянув вверх, начал Тюха.
— Нет. — Темняк опередил его ещё не высказанное предположение. — Упомянутые мною вещи слишком тяжелы, чтобы путешествовать по воздуху… Вот почему мне не терпится увидеть зверей, доставленных на Бойло. По их внешнему виду можно определить, приблизительно, конечно, где они обитали прежде. Например, хищники, покрытые густым мехом, водятся в краях с суровым климатом, то есть вверх по течению реки и по ту сторону гор. Хищники, у которых вместо шкур чешуя, живут в жарких странах, расположенных в устье Мертвой реки. При выборе верного пути пригодятся даже эти скудные сведения.
— А ты не допускаешь мысли о том, что Смотрители не нуждаются ни в каких проходах? Возможно, они умеют преодолевать ядовитые реки и холодные горы.
— Но тогда они доставляли бы в Острог мороженые туши и распухшие трупы, а не живых существ.
— Не понимаю, что тебя гонит отсюда, — подал голос Свист. — Сам же говорил, что люди, похожие на нас, встречаются очень редко. Вот и живи среди себе подобных. Подыщи подходящее занятие, найди удобную нору, женись.
— На Свече, — не без ехидства вымолвил Бадюг.
— Но не на Веревке же, которая будет изменять ему на каждом шагу! — Скрытое недовольство Свиста наконец-то нашло выход. — Не хочет Свечу, пусть берет Одёжку. Среди них тоже встречаются порядочные женщины. Живи себе в своё удовольствие и…
— И собирай мусор, — закончил Темняк.
— Не понимаю, чем тебе этот мусор дался! Не хочешь собирать мусор — трави клопов или присоединяйся к Ворам. Если ты не лентяй, дело по душе всегда найдется.
— Потом у меня родятся сыновья, а когда они вырастут, их тоже пошлют на Бойло, — похоже, что и Темняк начал распаляться.
— Может, и пошлют… Но это будет уже их жизнь. А ты хотя бы проживи свою собственную.
— Можете относиться к моим словам как угодно, но вы ведете жизнь, не достойную разумных существ. В других странах так живут бессловесные твари, расплачивающиеся за близость к человеку своей шкурой, своим мясом или своим непосильным трудом.