Глава 16
«ПУШКА» И ЛЬВЫ
Никите в тот миг врезались в память веснушки Коха: они враз точно полиняли. И сам он, мгновенно утративший свой заносчиво-презрительный вид, казался искренне потрясенным гибелью девушки. Пока судмедэксперт и следователь осматривали тело, а слониха Линда с яростным упорством пыталась разломать свое импровизированное стойло и добраться до дерзких людишек, посягнувших на ее территорию, Колосов заставил администратора Воробьева выложить ему максимально больше информации о потерпевшей. Администратор, выглядевший так, словно его ударило сосулькой по макушке, поведал, что «девочка старательная была, увлекающаяся». Поступила на работу в цирк на должность уборщицы и смотрителя клеток около полутора лет назад, когда шапито гастролировал в Ленинградской области. До этого, по словам Воробьева, Ирина работала где-то в сфере общепита, то ли в городском кафе официанткой, то ли тоже уборщицей.
— Она мне так тогда сказала, — Воробьев судорожно вздохнул, — «Пал Палыч, согласна на любую, самую грязную, самую тяжелую работу, лишь бы у Разгуляева в номере…» Она его во время гастролей видела, ни одного представления не пропускала. Ну, я глянул — девочка романтическая и практичная одновременно, из рабочей семьи, а значит, трудностей житейских не испугается, ну и… Оформили мы ее по договору. И ни разу не пришлось жалеть, поверьте.
Господи боже, это такое горе, такое горе. — Воробьев трагически засопел. — В нашем цирке — и такой ужас…
Такая девочка преданная, такое отважное сердце…
Ведь это не кто-нибудь, это хищники, молодой человек! С ними уметь надо работать. А она никогда ни от какой работы не отказывалась.
В пояснениях этих кое-что было, и Колосов начал спешно развивать это «что-то». Он был сейчас готов уцепиться за любой намек, потому что новое и совершенно неожиданное убийство сразу спутало все карты. Не то что приемлемых рабочих версий, даже предположений о причинах гибели двадцатичетырехлетней цирковой уборщицы у него не было.
— Значит, Петрова хотела работать именно у Разгуляева. Так. Пал Палыч, люди мы взрослые, преступление это серьезное, так что без обиняков: парень он, как я заметил, бравый… Что-нибудь между ними было?
— Сложно сказать. — Воробьев тревожно смотрел в сторону слоновника. — Валя у нас — звезда в своем роде… Могу заверить вас, он исключительно порядочный и добрый человек. Но с женщинами… Сущая ветренность и непостоянство. Он их как магнит притягивает. Поймите — профессия-то какая! Дрессировщик! Каждый день игра со смертью. Вы на него взгляните, — горячо зашептал он Колосову. — На нем живого места нет, весь порван. Зимой вот случай был — лев лапой задел, так ведь сорок швов на руку Валентину наложили! Хорошо еще, сухожилие не задето оказалось. С такой профессией некоторые злоупотреблять начинают — как иначе расслабишься, снимешь напряжение? Валентин в рот капли не берет.
Но с женщинами… Неистовый он до них. Как ни гастроли — так тьма поклонниц и новая юбка.
— Что у него было с Петровой?
— Ну что? Естественно, вскружил девчонке голову. Долго ли? Вот, значит, пошла она за ним, как декабристка… Очень преданная девочка, работящая, радость бы другому на всю жизнь такая подарила. А Валентин… Я не в курсе, что у них там точно было, но…
Живут.., жили они в разных гардеробных. А на людях она за ним как собачонка бегала. А он.., он неплохо, впрочем, к ней относился. Но поверьте, всерьез эту девочку не принимал.
Колосов внимательно слушал.
— Тут у нас другой случай был, — продолжал Воробьев. — Роман Дыховичный, это наш коверный клоун, видели его, наверное… Хороший парень, и артист хороший, только слабость имеет к спиртному злую… Питал он к Ирине, понимаете? Чувства питал, даже говорили мне наши — предложение как-то сделал, вроде в шутку, но что у пьяного на языке.., понимаете? Очень переживал парень из-за нее и Валентина. Ирочка к нему хорошо относилась, жалела его — холостяк же беспризорный. Ну, когда постирать что, заштопать. У него младший брат есть Игорь — пацан еще, ну и за ним приглядывала. Когда покормит, когда… — Воробьев вдруг вытер глаза ладонью. — Ох, как жалко девочку! За что же так ее? Кто?! Ведь и врагов-то никаких. Да у нас тут — мы же цирк, поймите, мы — одна семья. Никогда ни интриг никаких, ни зависти, и вдруг… Слушайте, а может, ваш эксперт ошибается? Может, это все же животное? Поймите, у Линды случаются необъяснимые припадки ярости, и тогда…
— Пал Палыч, дорогой, у нее проникающее черепное ранение. Рубленая рана на затылке. Убийство это. И произошло оно, по словам эксперта, здесь, у вас, примерно около двух часов ночи. Ее ударили тяжелым предметом по голове. И слон ваш, хоть он и порядочный злодей, тут ни при чем. — Колосов оглянулся на слоновник. — Так вот, в вашем хозяйстве шанцевый инвентарь имеется? Где он хранится? Нам нужно все осмотреть.
— Конечно.., на пожарном щите лопаты, потом в хозблоке… Нельзя же без инвентаря — клетки чистить, убирать…
На территории шапито начался импровизированный «досмотр». Колосов и следователь прокуратуры это особенно подчеркивали, чтобы не пугать труппу — не обыск, граждане, успокойтесь, обычный досмотр. Искали орудие преступления и… "Обращайте внимание на все, что вам покажется подозрительным, — инструктировал сотрудников розыска следователь. — Убийца не по воздуху летал. И хоть и дождь был сильный, следы где-нибудь да и могли остаться.
Особенно следы крови. Ведь мы даже точно пока не установили, где Петрова была убита и откуда был перетащен ее труп в слоновник". — «Черта с два ты теперь это установишь», — безнадежно подумал Колосов, но спорить с гениальной прокуратурой не стал. Сам он занялся опросом очевидцев, выясняя, что происходило в цирке накануне убийства и кто вечером, по возможности последним, видел Ирину Петрову. Воробьев рассказал о возобновлении программы, Баграт Геворкян (Никита лишь теперь тяжело глянул на этого «мужа», беседа с которым теперь должна была строиться бог знает в каком русле) сообщил, что видел вместе с Липским Петрову возле фургона с леопардами — она заканчивала уборку клеток: «Это было около одиннадцати, начала двенадцатого». Генрих Кох повторил, что утром около пяти, готовясь к кормлению животных, искал Ирину.
Заглядывал к ней в вагончик, но там никого не оказалось.
— Гошка сказал, что она не ночевала, — заметил он.
— Это кто такой? — уточнил Колосов.
— Брат младший Романа Дыховичного, Игорь.
Ему шестнадцати еще нет. Он иногда у Петровой ночевал на раскладушке. Ну, когда Ромка напьется и пойдет куролесить, с ним под одной крышей трудно находиться. Ира жалела парня, Гошка у нее хоть спал немного, без этой пьяной карусели.
Кох рассказывал все это тихо, скорбно. Колосов отметил, что внешне Кох выглядел опечаленным и мрачным.
— Валентин тоже потом ее искал, — добавил он. — На меня еще собак спустил, что уборщица опаздывает.
— Насколько я заметил, Разгуляев прибыл сюда позже всех на мотоцикле, — заметил Колосов.
— Он в пять утра, как и я, поднимается. А потом едет на Клязьму — тут же рукой подать до реки. В любую погоду купается, даже осенью. Это он с Клязьмы, наверное, возвращался.
— Никита Михайлович, подите сюда! — крикнул вдруг один из сыщиков. — Там, на грунте у фургона, вроде бы пятна бурого цвета. Я следователю показал, он велел пробу грунта для экспертизы взять.
— Бурого, говоришь? Где? — Колосов проследил, куда указал коллега: автофургон с надписью: «Осторожно, хищники! Опасно для жизни!» Боже, только этого нам еще не хватало!
Пятна подозрительного вида на грунте действительно имелись: над дверями и ступеньками фургона был навес, поэтому грунт у ступенек и сами ступеньки на ощупь оказались относительно сухи. Криминалист взял пробу грунта и соскоб краски со ступенек.
Биотест показал однозначно: кровь.
— Надо осмотреть это помещение. Немедленно, — Колосов объявил это администратору тоном, не терпящим возражений.
Тот позвал Разгуляева и Коха. Дрессировщик открыл автофургон. С тех пор, как в убитой опознали Петрову, Разгуляев сильно изменился — лицо его потемнело, осунулось.
— А что вы собираетесь здесь искать? — спросил он.
— Это уже наше дело, простите, — отрезал Колосов.
— И даже в клетках у львов? — громко осведомился Кох.
Они вошли в фургон. Всего там было семь клеток.
Одна, крайняя, служившая, видимо, запасной, пустовала. В остальных, завидя людей, метались, рычали, бесновались огромные гривастые львы. Подобных злобных сволочей Никита ни разу в жизни не видел!
Прутья в клетках были толстые, но, как на грех, редкие. И то и дело на волю высовывалась когтистая лапа, пытавшаяся зацепить зазевавшегося криминалиста или сыщика. У львов был такой вид, словно их год не кормили. И после бешеного слона это дьявольское сафари вообще уже было как-то чересчур.
— Да что у вас с ними такое творится? — спросил Колосов Разгуляева — тот вел их мимо клеток. Сам он шел спокойно, но осторожно, изредка бросая то одному, то другому зверюге: «Умолкни! Раджа, хватит, я сказал! Не шуми! Тихо!»
— Видимо, загул, — нехотя ответил он. — Ничего нельзя поделать, когда-нибудь это случается с каждым львиным аттракционом.
— Будьте добры, поясните, — сдерживая раздражение, попросил Колосов, наблюдая, как их опергруппа рассредоточивается по львиному фургону — к клеткам никто и близко не подходил, зато старательно осматривали все пустые утлы.
— Насколько мне известно, такое состояние бывает только у львов, у самцов с достижением определенного возраста. Высокое содержание полового гормона в крови, в этом, наверное, все дело. Они сходят с ума. — Разгуляев как-то странно глянул на Колосова, и тот впервые с момента их знакомства заметил, что глаза у этого человека не серо-стальные, как показалось сначала, а синие, как августовское небо. — Становятся сексуально озабоченными, агрессивными, выходят из повиновения. Сначала это можно и не заметить. И вдруг они отказываются идти по вашей команде на трюк и бросаются на вас или друг на друга. — Он наклонился, вытащил из специального ящика для реквизита короткую полированную палку и дотронулся ею до прутьев ближайшей клетки. Бац!
Удар львиной лапой едва не вышиб палку из рук. Лев ощетинился и заревел так яростно, что молодому стрельненскому криминалисту стало дурно, и он вынужден был на минуту выйти на воздух.
— Раджа испытывает сейчас танталовы муки. — Разгуляев без улыбки кивнул на льва. — Мы ему не нравимся, а он не в силах до нас добраться.
— Лев напал на вашего помощника, на Коха, я слышал. — Колосов вспомнил, что ему говорили об этом инциденте и даже о применении оружия. — Его пристрелить надо, он опасен.
— Мы хотели перевести его в другую клетку, а он каким-то чудом сумел отодвинуть «шибр» — это у нас такая специальная перегородка. Схватил Генку и пытался затащить его в клетку. Он уже пытался подобное проделывать, но… В общем, с этого момента я понял, что пришло время расстаться с номером. Львов мы пристраиваем по зоопаркам. Они у меня были девять лет, и это все, что я теперь для них могу сделать.
А стрелять… Вы бы могли прикончить такого вот красавца? И вообще, стрелять — это как-то не в моих правилах.
Разгуляев говорил, а лев хищно принюхивался, а потом снова заревел как ненормальный. Колосову было даже как-то дико (это самое сорное словечко снова бы вырвалось у Кати, доводись ей тут присутствовать): у него свежий труп, новое убийство, ни одной версии, ни одной идеи для плана поисковых мероприятий — а он стоит и слушает байки про загул у львов!
— На грунте перед вашим фургоном обнаружены следы крови, — сказал он холодно.
Разгуляев нахмурился.
— Кровь? — это переспросил Кох. Оказывается, он давно уже торчал рядом. — Но мы же кормим животных. Я сколько раз тележку с мясом по рельсам вкатываю. У меня куски не раз тут падали. Мясо же с кровью!
Колосов кивнул: ладно, парень, никто с тобой не спорит. Кормите вы своих людоедов. Только не нужно так суетиться и оправдываться.
— Это чей вагончик? — спросил он, указывая на бытовку, примыкающую к львятнику.
— Мой, — ответил Разгуляев, — это моя гардеробная.
— Мы будем вынуждены осмотреть вашу гардеробную. Ваше, Генрих, жилище тоже.
— Валяйте, — Разгуляев пожал плечами. — Гена, отдай им ключи от своего вагончика, мой не заперт.
— Пройдемте с нами, — предложил Колосов.
— Да что — идите, смотрите, а мне надо животных успокоить. — Разгуляев повернулся к начальнику отдела убийств спиной. «Наглец ты, красавец», — Колосов не прощал, когда с ним обращались вот так, пусть даже цирковые знаменитости.
Осмотр гардеробной следователь прокуратуры производил лично со всеми формальностями. И лично он и никто другой, торжествуя, и обнаружил этот предмет на дне вместительной спортивной сумки, набитой грязным бельем, видимо, приготовленным для прачечной. Когда эту вещицу взял в руки Колосов, он лишь тихонько плотоядно присвистнул. Он держал предмет аккуратно и бережно, как драгоценный хрусталь. Но это не был драгоценный хрусталь. Они искали следы крови Ирины Петровой и, возможно, орудие ее убийства — лопату, а нашли…
Это был маленький стартовый пистолет, более похожий на игрушку или на декоративную зажигалку.
Но когда Никита внимательно осмотрел его, стало ясно, что игрушечка совсем не безобидная Пистолет был профессионально переделан для стрельбы боевыми патронами. Патронов, правда, не было, «ствол» был чистый, но…
— Вызвать сюда администратора, немедленно собрать всю труппу и всем без исключения откатать пальцы, — распорядился следователь. — Оружие на экспертизу — дактилоскопия, баллистика, исследование горюче-смазочных веществ, ну и все остальное.
Привели Разгуляева Он осмотрел разгром, учиненный обыском в его гардеробной.
— Это ваше оружие? — спросил Колосов, предъявляя ему пистолет.
— Нет.
— Оно найдено в ваших вещах.
— Это не мое оружие.
— Как оно у вас оказалось?
— Не знаю. Я уже сказал — не имею привычки стрелять.
Разгуляев держался холодно и достойно. И на начальника отдела убийств смотрел свысока. Колосов тоже решил достойно ответить этому «укротителю».
— Ну, вы успокоили наконец своих львов? — спросил он. — Я безмерно рад. Вам придется проехать с нами в отдел для выяснения.
Когда они садились в машину (Колосов забрал укротителя к себе в авто), скребли на душе кошки: никогда еще за такой короткий срок — всего-то пять дней — не происходило в рамках одного дела столько событий, каждое из которых словно имело цель разрушить всю ту нехитрую цепочку догадок и версий, которую они пытались плести, стараясь, чтобы ВСЕ ЭТО хоть немножко, но смахивало на дедуктивную логику, а не на голый абсурд Однако на этом сюрпризы не закончились. Результатов многочисленных экспертиз (они проводились в Стрельненском ЭКО чуть ли не в пожарном порядке) ждали так же нетерпеливо, как задержанной на месяц зарплаты. Однако дело было кропотливое и долгое. И час медленно тек за часом.
Разгуляев ждал в коридоре на этаже розыска — его вообще-то там пока никто не задерживал. Но если бы он захотел слинять, этому помешали бы в самой категорической форме Беседовать с ним без улик после его «не мое оружие» было, как считали все в Стрельне, пустой тратой времени.
— Никита Михалыч, тут снова к вам из цирка!
Срочно просят, вы им нужны, спуститесь! — позвонил снизу дежурный Колосов спустился. Администратор Воробьев, с которым они расстались всего несколько часов назад, — красный, возбужденный, — и еще какой-то парень лет тридцати — плохо выбритый, темноволосый, тощий и голенастый — Ради бога, Никита Михайлович, нам нужно с вами поговорить. Немедленно! Это крайне важно! — Воробьев цепко ухватил Колосова за руку. — Это вот артист нашей труппы Роман Дыховичный, он хочет сообщить вам… Но сначала, ради бога, ответьте, что, неужели Валентина арестовали?
— Да с чего вы взяли? Просто он приглашен на допрос.
— Никита Михайлович, ради бога… Вы же нашли у него в гардеробной оружие «Ну ничего нельзя утаить в этом цирке», — сокрушенно подумал Никита, а вслух сказал:
— Нашли. Потому и разбираемся.
— Милый вы мой, — Воробьев прямо задыхался, как астматик. — Это ведь маленький такой пистолетик с серебряной насечкой и шахматной вставкой перламутровой на рукоятке, так? Это стартовый пистолет, его в цирке используют иногда при работе с хищниками. Обычный пугач, понимаете?
— Это не совсем пугач. Он переделан под боевой.
Из него можно, ну, положим, не льва застрелить, но уж человека-то точно.
— Вот! Правильно — переделан для стрельбы! — торжествующе воскликнул Воробьев. — А я что вам говорю! Роман, ну что же ты как воды в рот набрал — рассказывай!
Дыховичный кашлянул. Колосов уже слыхал, что тип этот — коверный клоун. Но видок у него был — краше в гроб кладут. «Ему бы на курорт надо, доходяге, а он публику смешить лезет, — подумал Никита. — Кто же над таким хануриком смеяться-то станет?»
Он также вспомнил, что этот самый парень вроде «делал предложение» Петровой и «переживал» из-за нее и Разгуляева. Черт возьми…
— Пистолет этот, — хрипло начал Дыховичный, — действительно переделан для стрельбы. Я сам это делал, точнее, не я, что вы, я не умею таких штук… Просто меня попросили передать его через моих знакомых их знакомому — переделать под боевой. А так он всегда тут у нас испокон веков был.
— То есть как это был? — нахмурился Никита.
— Как реквизит! Вы можете проверить, он у нас и по описи числится! — воскликнул Воробьев.
— Мы на гастролях стояли в Нижнем, ну, там у меня знакомые. У них тоже вроде знакомый, в оборонке раньше вкалывал на оружейном заводе. — Дыховичный рассказывал, словно жилы тянул. — Я через них передал ему пистолет и деньги тоже — двести баксов он взял за работу. Меня попросил, ну я и…